Влас Дорошевич
Дмитрий Савватеевич Дмитриев
«– Так неужто ж, – восклицал Кочубей[18], – ты и впрямь, Мазепа[19], хочешь изменить Государю Петру Великому?[20]
– А зачем, – восклицал Мазепа, мрачно сверкая очами, – зачем он на почестном пиру таскал меня за усы!
– Не дело, брат, ты задумал! – вздохнув, сказал Кочубей, – Не идут мне после твоих слов в горло ни мед твой густой, ни брага твоя хмельная, не обессудь на этом!
И пошел к двери.
– Куда же ты? – спросил его Мазепа, мрачно сверкая очами. – Или ты не со мною?
– Делай, что сам знаешь! – отвечал загадочно Кочубей. – А я буду делать, что указывает мне мой долг!
Мазепа стукнул кулаками по столу.
Продолжение следует».
И читали.
Публика, как корова, пережевывала эти романы.
– Бога, Дмитрий Савватеевич, побойтесь! – восклицал один из издателей. – Елизавета Петровна[21] у вас десятый фельетон говорит, пока по Тверской в карете едет! Да что ж, Тверская-то в сто верст длиною?!
Такая литература и такие писатели водятся только в Москве.
Д.С. Дмитриев читался.
И очень читался.
Чем объяснить?
Вероятно, нашим малым знакомством с историей, нашей большой любовью к истории.
Мы знаем только Иловайского[22], и человек, знающий Беллярминова[23], для нас полон интереса.
Публика любит:
– Поговорить о старине.
И этой бесхитростной публике нравился бесхитростный Дмитриев, его добрые бабушкины рассказы, бесконечные повести про бояр и изменников.
Где старина была простодушна, бояре сановиты, изменники сверкали глазами, добрые молодцы удалы, а красные девушки, в конце концов, выходили замуж.
