Владислав Толстов
Афанасий Никитин
* * *
Справедливости ради следует упомянуть еще один памятник Афанасию Никитину, который появился в России – хотя тогда это была еще не Россия. В 2008 году похожую скульптуру воздвигли в Феодосии, средневековой Кафе. Известно, что именно в Кафу (или Каффу, в разных источниках пишется по-разному) прибыл в 1474 году корабль, на котором Никитин вернулся из своего путешествия за три моря. Памятник установили возле православного храма, который (опять же по легенде) посещал Никитин после возвращения. Чугунная скульптура высотой 3,2 метра на постаменте, выложенном камнем, установлена в историческом месте города – на мысе Карантин. Автором памятника стал местный скульптор Валерий Замеховский, которого и по сей день местные газеты (например, «Крымский комсомолец») называют «лучшим феодосийским скульптором ХХ века». И вновь мы сталкиваемся с примером удивительной судьбы человека, создавшего памятник Афанасию Никитину.
Начнем с того, что Замеховский считал памятник Никитину главным делом своей жизни. В 1987 году в местной пресс появилось открытое письмо, в котором жителей Феодосии призвали начать сбор средств на строительство памятника Афанасию Никитину. Был открыт благотворительный счет, начался сбор пожертвований. Власти и общественность Феодосии поддержали эту идею. В городе был объявлен конкурс, в котором приняли участие авторы 14 проектов. Победителем конкурса стал проект местного скульптора Валерия Замеховского, который в середине 1970-х перебрался в теплую Феодосию из Москвы (а родом он из Сибири, из Омска). Однако путь от победы в конкурсе до открытия памятника занял более двадцати (!) лет. Сначала проект остановили перестройка и крушение СССР, потом грянули «лихие 90-е», когда всем стало не до памятников.
Замеховский, впрочем, даром времени не терял. За эти два десятилетия он поставил в Феодосии множество известных среди местных жителей монументов: «Матерям Феодосии», вице-адмиралу Соковнину, подводникам, чернобыльцам, Андрею Первозванному… Ему принадлежит и знаменитый скульптурный комплекс «Добрый гений», который в Феодосии считается самым популярным местом массового отдыха, куда гостей города привозят в первую очередь. Но все эти годы скульптор не оставлял попыток добиться установки памятника Афанасию Никитину. Замеховский считал, что если есть памятник в Твери, откуда Никитин отправился в свое путешествие, то должен быть памятник и в Феодосии, где тверской купец ступил на берег после долгого пути, помолился в местной церкви и отправился домой. К тому же местные краеведы уверены, что и текст «Хождения за три моря» Никитин тоже написал именно в Феодосии. Впрочем, это спорный вопрос, который мы разберем подробнее в одной из следующих глав.
Афанасию, есть такая легенда среди местных краеведов, невероятно повезло. Якобы ему предлагали после возвращения остаться в Кафе, завести какое-нибудь дело, обустроиться, но он так стремился домой, что не стал задерживаться, и тем самым избежал страшной участи. В мае 1475 года турки-османы осадили Кафу, а после того, как город пал, вырезали почти все местное население, и в том числе иноземных купцов. Повезло немногим, которых османы взяли в плен, и они провели на чужбине в неволе многие годы. Задержись Никитин в Кафе, он неизбежно попал бы под османский ятаган… Впрочем, он, как известно, все равно вскоре умер в дороге, неподалеку от Смоленска, но, наверно, если бы у него был выбор, он предпочел бы закончить жизнь в родных местах, а не сгинуть в турецком плену.
Валерий Зенонович Замеховский все-таки создал памятник Афанасию Никитину в 2008 году, а вот установить памятные знаки тверскому купцу в Балаклаве и Гурзуфе (Никитин упоминает эти крымские города в своих записках), как он собирался сделать, уже не успел. Вскоре после открытия памятника Никитину скульптор счел, что воплотил все свои земные замыслы. Он принял монашеский постриг под именем Савватий, а в 2015 году отправился в жизнь вечную.
* * *
Следует упомянуть и об индийском памятнике Афанасию Никитину. Как и у всех других монументов в честь тверского купца, у него потрясающе интересная история.
В начале октября 2000 года состоялся первый государственный визит в Индию В. В. Путина в качестве Президента РФ. И тогда-то во время официального приема, который в честь высокого гостя дал губернатор штата Махараштра П. Александер, Путин сказал, что ему стало известно о планах строительства памятника Афанасию Никитину – и что установить его планируется именно в том месте, где русский путешественник впервые ступил на индийскую землю. Президент подчеркнул, что российская сторона всячески поддерживает эту инициативу. Днем позже, на встрече с представителями местного бизнеса, он вновь вернулся к этой теме и подчеркнул, что поддерживает и одобряет идею установки памятника первому русскому путешественнику в дистрикте Алибаг. Об этом в тот же день сообщило информационное агентство ТАСС, и Владимир Путин стал, судя по всему, первым лидером нашей страны, который заговорил об Афанасии Никитине (Хрущев о Никитине нигде не упоминает, и, скорее всего, он никаких публичных заявлений на эту тему не делал, вопреки существующим слухам).
После слов российского президента немедленно закипела работа. Как ни странно, место «первого шага по индийской земле» Афанасия Никитина известно. Недалеко от Мумбаи есть небольшая деревня Чаул. Упоминание об этом населенном пункте можно встретить теперь лишь в книгах по истории и на старых картах. Чаул уже давно поглотил более крупный населенный пункт – Ревданда. Но русский купец не ошибся, записав в своем дневнике: «И есть тут индийская страна». Хотя территория Гуджаратского султаната, к берегам которого причалил баркас с Никитиным на борту, в те далекие времена формально не считалась Индией, а сам султанат был независимым государством. Строго говоря, и понятия «Индия», как его понимают современные люди, в то время не существовало. На Индийском субконтиненте в середине XV века, когда до него добрался тверской купец, находилось множество разрозненных индусских и мусульманских княжеств, непрерывно воевавших между собой. Гуджаратский султанат был присоединен к империи Бахманидов уже после возвращения Никитина в Россию.
* * *
Ревданда – даже по индийским меркам те еще выселки. Хотя расстояние между центральной, самой южной частью Мумбаи и городом по прямой всего около 130 км, последний расположен на полуострове, отделенном от материковой части и дистрикта Алибаг устьем бомбейской портовой гавани. Путь туда на прогулочном катере составляет около часа. Затем от пристани до колледжа Пиланкара, где планировалось установить памятник, нужно еще примерно 20 км ехать по дороге – а дорога там такая, что это расстояние в лучшем случае можно проехать часа за два. А если весь путь проделать по автомобильной дороге, с учетом местного трафика, путь в один конец занимает где-то 5–6 часов.
И это еще не всё: вернее, это оказалось самой маленькой проблемой из тех, с которыми предстояло столкнуться русским, решившим поставить памятник тверскому купцу. В Индии чрезвычайно пристально следят за сооружением памятников историческим персонам, поскольку в острой внутриполитической борьбе, в атмосфере которой живет индийское общество, «неправильный» памятник может стать объектом провокаций или серьезным раздражителем для местных сообществ. Поэтому прежде всего требовалось договориться об установке памятника тверскому купцу с авторитетными людьми дистрикта Алибаг. Несколько месяцев представители Российского центра культуры и науки потратили на переговоры с советами старейшин (панчаятами) в соседних деревнях и обсуждение проекта в муниципальных органах власти. Все разговоры заходили в тупик, как только выяснялось, что за проектом стоит иностранная дипломатическая миссия – индийские старейшины просто молча вставали и уходили. Их меньше всего интересовало, что установку памятника поддержал сам российский президент: сам факт участия иностранцев в этом проекте был непреодолимым препятствием.
И тут произошло чудо, которое директор Русского центра в Мумбаи Дмитрий Челышев, написавший замечательные воспоминания об этих событиях, назвал «феноменом Суварны». В Русском центре на какой-то незначительной технической должности работал индийский гражданин по фамилии Суварна. Такие опытные индийцы тогда состояли в штате практически всех российских официальных учреждений, работавших в Индии. Это были люди, которые знали всех местных авторитетов, они могли решить любой вопрос, и являлись для своих работодателей «палочками-выручалочками» в трудных ситуациях. Были такие старожилы в центрах в Калькутте (ныне Колката) и Мадрасе (ныне Ченнаи). В Нью-Дели большим почетом и уважением не только индийского, но и всего советского, а позже российского персонала пользовалась г-жа Бано, рафинировано-интеллигентная представительница мусульманской элиты столицы. А в Мумбаи главным «решателем» проблем оказался Суварна.
Он разыскал в дистрикте Алибаг человека по имени Датта Патил, руководителя местного отделения Народной рабоче-крестьянской партии (одного из мелких осколков некогда влиятельной Коммунистической партии Индии) и президента Образовательного общества региона Конкан. В действительности это был подлинный «крестный отец» всего региона: его слово являлось законом для местных силовых структур и полиции, чиновников административного аппарата дистрикта, не говоря уже об органах самоуправления. Патил оказался сочувствующим коммунистическим идеям. Он много говорил о Ленине и Октябрьской революции, которая серьезно всколыхнула индийскую творческую интеллигенцию (и это не клише!), вспоминал эпизоды из борьбы трудящихся Алибага за свои права в первые годы независимого развития страны. А главное, информацию о проекте строительства памятника Афанасию Никитину Патил воспринял с энтузиазмом и выразил готовность предоставить российскому посольству в бессрочное пользование участок земли на территории одного из колледжей. «Этот колледж, носящий имя видного деятеля культуры штата Пиланкара, оказался расположенным в живописном местечке в окружении кокосовых пальм на самом берегу Аравийского моря, возможно, действительно неподалеку от тех самых мест, где Афанасий Никитин впервые ступил на индийскую землю», – вспоминает Дмитрий Челышев.
Вскоре состоялось подписание официального договора дарения земельного участка под строительство памятника в офисе Патила в Алибаге. Всё было по-настоящему: гербовая бумага, печати, присутствие сотрудников российского генконсульства Михаила Кривошеева и Давида Мнацаканяна. С индийской стороны договор утвердил государственный нотариус. Более того: Патил решил, что необходимо тут же поехать в колледж Пиланкар и отметить это дело. Отказать ему было немыслимо. Когда представители российской стороны подъехали к колледжу, они увидели, что все школьники и педагоги колледжа собрались на торжественную церемонию. Площадь перед зданием была запружена народом. По традиции ее украсили цветами, разноцветными гирляндами и специальными тентами на бамбуковых шестах – так называемыми пандалами. Выстроившиеся по бокам музыканты в красочной форме играли бравурные мелодии. Для того чтобы по индийскому обычаю надеть на гостей гирлянды цветов, у входа собрались школьники и преподаватели колледжа. Специально к приезду русских они разучили песню «Катюша», которая даже в непрофессиональном исполнении растрогала гостей.
Тогда же решили провести торжественную церемонию закладки первого камня будущего памятника – но сделать это позже, пригласив на мероприятие делегацию из Твери, с родины Афанасия Никитина. Предварительно проект был уже оговорен с администрацией Тверской области, оставались вопросы по уточнению состава делегации для участия в мероприятии. Все развивалось по намеченному плану: была определена дата торжественной церемонии, тверская делегация купила билеты на самолет, для нее были забронированы места в исторической гостинице «Тадж Махал».
Вот что вспоминает один из участников этого проекта Владимир Митюк: «Церемонию закладки первого камня в основание будущего монумента по согласованию с Генеральным консульством РФ в Мумбаи было решено приурочить к празднованию 100-летия со дня основания в Индии первой российской дипломатической миссии. Эта юбилейная дата в истории отношений двух стран широко отмечалась в Бомбейском консульском округе. Для гостей был зафрахтован специальный прогулочный катер, напоминающий суда, курсировавшие по Гангу в XIX веке – этот исторический катер и должен был доставить на место российскую делегацию».
И тут… Слово Дмитрию Челышеву: «Когда до намеченной даты проведения церемонии оставалось 3–4 дня, на катер были уже завезены продукты и прохладительные напитки для членов делегации, от Патила пришло известие, что он передумал и проводить мероприятие не будет. Строптивый характер Патила к тому времени был хорошо известен, и поэтому ситуация выглядела безнадежной. Суварна сыграл роль спасителя. Он сумел отыскать друга молодости Патила и, возможно, соратника по классовой борьбе, который согласился помочь. Патила даже не пришлось переубеждать – он все сразу понял, как только увидел российских представителей на пороге своего кабинета в сопровождении своего товарища. “Все-таки вы меня обошли”, – только и процедил он сквозь зубы. Дальше уже всё пошло без приключений».
Торжественный митинг открыл главный гость – первый заместитель министра иностранных дел РФ Вячеслав Трубников. Он зажег светильник, что в Индии символизирует собой начало каждого ответственного мероприятия. После традиционных приветствий и речей членов кабинета министров штата Махараштра и российских гостей вице-губернатор Тверской области Юрий Краснов проследовал к постаменту будущего памятника и совершил символический обряд: под аплодисменты собравшихся заложил первый камень в его основу. На площади была открыта и установленная рядом с будущим памятником мемориальная доска, надпись на которой гласила, что здесь будет установлен памятник первому русскому путешественнику в Индии.
На строительство памятника ушло чуть более года, и 17 января 2001 г. на территории колледжа имени Пиланкара в Ревданде состоялась торжественная церемония его открытия. Мемориал в честь русского путешественника, возведенный при финансовом содействии администрации Тверской области по проекту местного архитектора Смиты Матре, представляет собой стелу из черного гранита высотой семь метров, в основании которой по периметру укреплены бронзовые таблички на четырех языках – русском, английском, хинди и маратхи. На них выгравировано, что тверской купец Афанасий Никитин впервые ступил на индийскую землю неподалеку от места установки памятника. Рядом со стелой установлена гранитная мемориальная доска, на которой графически изображен маршрут путешествия Никитина по Индии и приведена цитата из его записок, свидетельствующая о том, что он впервые высадился на берег Индии в местечке Чаул.
Из сообщения ТАСС об этом событии: «Для участия в церемонии прибыла делегация из Твери в составе вице-губернатора области Юрия Краснова, заместителя губернатора Ольги Пищулиной и мэра Твери Александра Белоусова, советника-посланника посольства РФ в Индии Николая Кудашева, представителя Росзарубежцентра в Индии Андрея Сорокина, генерального консула РФ в городе Мумбаи Дмитрия Казеннова, директора мумбайского РЦНК Дмитрия Челышева и старшего дипломатического состава генконсульства РФ. В качестве почетных гостей с индийской стороны в мероприятии принимали участие министр внутренних дел и заместитель главного министра штата Махараштра Чхаган Бхуджбал, министр городского развития правительства штата Махараштра Сунил Таткаре, президент образовательного общества Конкан, известный адвокат Датта Патил и его вице-президент Нанда Дешмукх, руководящий состав штатовских отделений Индийского общества дружбы и культурных связей с Россией».
Поели, попили, отдохнули. Памятник открыли – дело хорошее, чего там! Гости с чувством выполненного долга разъехались по домам.
И что сегодня? Нельзя сказать, что памятник Афанасию Никитину в Индии пользуется бешеной популярностью. Вот пост из ЖЖ одного из россиян под ником cute_russian, который в середине 2000-х годов специально ездил посмотреть на этот монумент: «Мы останавливаемся возле ворот в небедный двор, спрашиваем у сидящего за рулем “тойоты” индийца, не сможет ли он подсказать нам, где все же памятник, называем колледж, и, наконец, получаем ответ – да. Да, говорят, есть такой колледж имени Пиланкара, а там памятник. Русские туристы иногда интересуются. Километра четыре вперед, только смотрите внимательней… Мы снова в пути, стараемся не пропустить справа по курсу нечто похожее на колледж, и с опознавательными знаками… Ага, вот он! Действительно, все знаки на месте! Свастики на фронтоне, а звездочка на потолке портика. Вот и памятник в палисаднике, но не Афанасию Никитину, а пресловутому Пиланкару. Достойный человек, но нам-то нужен наш! На наше счастье, встречаем двух мальчишек, старший из которых прилично говорит на английском. Так вот же он, памятник, слева от входа! Только сразу не разглядишь, за площадкой. Вот ты где, Афанасий Никитин! Стела буквально в десяти метрах от дороги, но за деревьями сразу не разглядишь. Мы осматриваем памятник, моя спутница снимает его на камеру со всех сторон. Всё, цель достигнута. Жаль, нет книги, где можно оставить отзыв. Правда, Афанасию было гораздо сложнее. Да и сейчас русский человек здесь редкость. Туристов практически нет, если в Индию, то в Гоа, Агру, Мумбаи, Дели, Элору…. А сюда мало кто завернет, да и знает ли?»
* * *
Если идею установить памятник Афанасию Никитину в Индии подал, как мы уже знаем, Владимир Путин в 2000 году, то логично предположить, что в 1955 году, когда в Индию прилетел Никита Хрущев, никакого памятника в Индии тверскому купцу там еще не было. Понятно, почему Хрущев ничего не сообщал об Афанасии Никитине в своих индийских записках – он просто понятия не имел, кто это такой, и никто из помощников ему не подсказал. Но дело даже не в этом.
Вообще-то отношения с Индией у России (и Советского Союза) складывалось непросто. Первая российская дипломатическая миссия была официально открыта в Бомбее 9 ноября (22 ноября по старому стилю) 1900 года, когда состоялась церемония поднятия российского флага над служебным помещением генерального консульства России, располагавшегося в то время в гостинице «Тадж Махал» (эта гостиница существует до сих пор, именно там останавливалась в 2001 году тверская делегация). Указ об открытии дипломатической миссии в Индии император Николай II подписал еще в апреле 1900-го, однако согласование и оформление затянулось на полгода. Переговоры и официальная переписка между Россией и Британией об открытии российской дипломатической миссии в Индии носили затяжной и исключительно сложный характер. Достаточно сказать, что они продолжались, не поверите – 40 лет! В ноябре 1858-го русские впервые попросили дать им возможность открыть дипмиссию в Индии, но англичане мурыжили наших четыре десятилетия, поскольку британская администрация с очень большой настороженностью относилась к России, опасаясь усиления ее влияния в Азии.
После подписания консульской конвенции 24 января 1900 года между сторонами все равно возникали спорные моменты. Так, получив сведения о том, что в Бомбей в качестве российского представителя планирует прибыть Вильям Оскарович фон Клемм, блестящий дипломат, имеющий богатый опыт работы на Востоке, вице-король Индии лорд Керзон стал настаивать на том, чтобы ранг российского представителя был ни в коем случае не выше консула. Однако его депеша, которую он направил в Лондон 15 апреля, запоздала – десятью днями раньше в печати был опубликован указ Николая II о назначении в Бомбей генерального консула. Из архивных документов известно, что работа первого русского генконсула в течение всех пяти лет была сопряжена со многими сложностями, возникавшими из-за враждебного отношения со стороны лорда Керзона. Известно и то, что первый российский дипломат в Индии с честью вышел из этого трудного положения, установив, несмотря на препятствия, чинимые британцами, контакты с представителями широких кругов индийской общественности.
После завершения Второй мировой войны мировая колониальная система начала разрушаться. В 1947 году Индия, крупнейшая британская колония, «бриллиант в английской короне», объявила о независимости. Гигантская страна, которую по представлениям того времени относили к развивающимся, искала собственное место на международной арене, стараясь заручиться поддержкой мощных геополитических партнеров. Понятно, что главные связи по традиции осуществлялись с Англией и США, а вот с Советским Союзом отношений почти не было. Сталин к Индии относился настороженно, торговых договоров с ней не заключали. В первые годы независимости Индии объем ее экспорта в СССР только сокращался. За пять лет между обретением независимости и смертью Сталина в 1953 году экспорт из Индии сократился в 23 (!) раза – с 16,2 до 0,7 млн долларов. Советский экспорт в Индию тоже сократился в десять раз – с 9,8 до 0,9 млн долларов.
Близкие отношения с Индией, начавшиеся в 1950-х годах, представляли собой наиболее удачную в истории советской дипломатии попытку развивать тесные отношения со странами третьего мира. В то время у англичан возникли серьезные трения с американцами – те активно выступали за ликвидацию колоний, в частности британских, надеясь подчинить их своему влиянию. Советский Союз мог прекрасно сыграть на противоречиях между ближайшими союзниками – Вашингтоном и Лондоном. Однако вместо этого Хрущев и председатель Совета министров СССР Булганин отправились в турне по Индии, Бирме и Афганистану, где активно поддерживали борьбу с британским колониализмом.
Такие действия предсказуемо вызвали раздражение в Лондоне. Тогда в Кремле решили сгладить ситуацию, задобрив дорогостоящими подарками членов королевской семьи, а также представителей британского кабинета министров и их жен. Всего в этом списке было свыше 20 человек. Так, принц-консорт Филипп получил коня ахалтекинской породы, набор вин и шкатулку с портретом королевы. Елизавете II презентовали пелерину из соболей, бриллиантовую брошь с сапфиром, картину Айвазовского «Морской берег» и шкатулку с изображением семьи монарха. Королеве-матери досталась золотая брошь «Ландыш» с бриллиантами, ларец из уральских самоцветов и также пелерина из соболей. Сестре королевы, принцессе Маргарет, презентовали бриллиантовую брошь с сапфиром и палантин из соболей. Всё это стало своего рода «платой за вход» в Индию.
В июне 1955 года в Советском Союзе с официальным визитом побывал индийский лидер Джавахарлал Неру. Еще до этого, в 1953 году, в Москву с частным визитом приезжала его дочь Индира Ганди (спустя два года она приедет в Советский Союз уже в составе официальной делегации). Отношения между Индией и СССР стремительно теплели. Можно предположить, что открытие памятника Афанасию Никитину в Калинине в мае 1955 года было приурочено к визиту Неру в СССР, хотя индийского лидера в Калинин не повезли. О визите советские газеты сообщали скупо, куда больше писали о «первой ласточке» советско-индийской дружбы – начале строительства крупнейшего в Индии металлургического завода в Бхилаи. СССР выполнил за свой счет все проектные работы, полностью изготовил оборудование, металлоконструкции, огнеупоры, трубы. Для отправки всего этого в Индию было задействовано 188 пароходов. Монтаж технологического оборудования в Бхилаи тоже проводили советские инженеры и рабочие.
Но самым ярким, заметным, обсуждаемым и шумным событием, связанным с Индией в 1955 году, стало не открытие памятника Афанасию Никитину и даже не строительство в Бхилаи, а официальный визит советских лидеров (Н. С. Хрущева и Н. А. Булганина) в эту страну. Сам Хрущев в своих воспоминаниях писал, что видел огромную пользу от дружбы с Индией. Поездке в Индию он уделил несколько страниц, и есть огромное искушение опубликовать их целиком, без редактуры – это ведь тоже в каком-то смысле «Хождение за три моря», путевые заметки русского европейца о путешествии в Индию. Сравнивая впечатления Никиты Сергеевича от его индийской поездки, понимаешь, что чувствовал тверской купец Афанасий Никитин, который побывал в этой стране за 500 лет до советского лидера.
И Афанасий Никитин, и Никита Хрущев столкнулись с одной похожей проблемой: они ничего не знали об Индии. Сам Хрущев признавался, что часть знаний об Индии он черпал из… арии индийского гостя в опере Римского-Корсакова «Садко»: «Не счесть алмазов пламенных в пещерах каменных…» Знали, что там теплый климат, богатый животный мир. Самые общие представления имели о древнейшей индийской культуре. К тому же советских гостей напрягало, что Индия планирует развиваться как капиталистическая страна. «Ничто не свидетельствовало о строительстве там социализма, и это отталкивало», – вспоминал Хрущев.
К тому же с политической точки зрения визит советских руководителей оказался первым посещением Индии лидерами ведущих стран после обретения страной независимости. Но это и сработало! Советская делегация оказалась первой официальной делегацией, посетившей Индию с государственным визитом. И хотя визит готовился наспех, в ускоренном темпе, он вызвал эффект, отзвуки которого услышали во всем мире. Советских гостей в Индии принимали как звезд рок-н-ролла. Рой Медведев в политической биографии Хрущева писал, что в каждом городе, который посещали советские вожди, их встречали восторженные толпы.
Официальное приглашение Хрущеву и Булганину направил первый премьер-министр Республики Индия Джавахарлал Неру. С этим была связана еще одна сложность: Никита Сергеевич занимал тогда только высший партийный пост, и формально не мог рассматриваться как глава государства, поэтому приглашать, в общем-то, следовало не его, а председателя Президиума Верховного Совета Ворошилова или того же Булганина. Но индийцы этот щекотливый вопрос как-то обошли. «Мы приняли приглашение с удовольствием, – писал Хрущев. – Нам хотелось побывать в Индии, познакомиться с ее народом, увидеть его культуру и повседневную жизнь. Делегация в целом была составлена довольно солидная. Были там и мидовцы, и представители среднеазиатских республик. Мы хотели продемонстрировать индийцам советских людей разных национальностей, вероисповедания и культуры».
В Дели (советская делегация летела туда из Москвы через Ташкент) первые впечатления от Индии произвели на Хрущева и членов делегации оглушительное, невероятное впечатление. Рассказ Хрущева о первых впечатлениях невольно заставляет вспомнить записки Афанасия Никитина. Хрущев писал: «Русскому человеку трудно себе представить, с чем мы встретились: очень теплый климат, внешне до черноты смуглые люди, бесконечное разнообразие одежд по стоимости и по нарядности. Одни выглядели нищенски, другие рядом с ними роскошно одеты. Богатые расцветки и фасоны верхнего платья всех видов. Производят яркое впечатление на зрителя мужские головные уборы (белые, зеленые) и заплетенные косичками бороды. Все это было для нас сказочным и казалось каким-то спектаклем, театральным зрелищем. Встреча тоже оказалась невероятной: самое доброжелательное, горячее, дружеское, братское отношение к приезжим. Ни в одной иной стране мы не видели такого ни со стороны народа, ни со стороны премьер-министра».
Правда, президент Раджендра Прасад сильно огорчился, когда расположившись в его официальной резиденции (дворце, который прежде занимал британский вице-король Индии), русские первым делом заказали себе говядину, осквернив дворец поеданием запретного мяса священных животных. «В Индии религиозные предрассудки очень сильны», меланхолично заметил Хрущев. Афанасий Никитин о том же писал: «А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест».
Хрущев заметил, что большинство людей употребляют очень простую, бедную пищу, в основном овощи и рис. В XV веке Афанасий Никитин уже писал про скромный рацион местных жителей: «А еда у них скудна. И друг с другом не пьют, не едят, даже с женой. А едят они рис, да кхичри[2] с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают».
Когда машины советской делегации ехали к очередному месту переговоров, проехать порой было затруднительно – улицы были забиты народом, люди запрыгивали на подножки, тянули руки, в итоге в одном из автомобилей отказали рессоры, раздавленные весом облепивших машину людей. Советских гостей немедленно перевели в полицейскую машину, которая была защищена решетками на окнах. Индиец, отвечавший за охрану делегации, сказал: «Для вас это единственная возможность доехать до пункта назначения, надеюсь, вы поймете всё правильно».
Хрущев вспоминал, что везде, куда бы они ни приезжали, стояла страшная духота и жара. И что члены советской делегации во все глаза рассматривали уличную толпу, кто во что одет. И опять нельзя не процитировать Афанасия Никитина: «И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много – дивятся белому человеку. У тамошнего князя – фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних – фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят – фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах».
Гостям предлагали освежиться традиционным индийским способом – обнажиться донага и погрузиться в ванну, наполненную прохладной водой (позволить себе это могут только состоятельные люди), но члены делегации, стиснув зубы, вежливо отказывались от купания и обливались потом в официальных строгих костюмах и шляпах. Местные жители толпами следовали за русскими, даже по ночам возле гостиницы, где размещались члены делегации, толпились желающие увидеть гостей из далекой северной страны. Тихо сидеть в ожидании индусам было скучно, поэтому гремели барабаны, завывали зурны, и все с энтузиазмом выкрикивали новый лозунг советско-индийской дружбы «Хинди-руси бхай-бхай!» («Русские и индийцы – братья»). В итоге русские осматривали достопримечательности из окон машин, поскольку выйти из автомобиля было просто невозможно.