Владислав Март
Куча камней
«Маша». На одном из ровных камней, напоминающим половинку яблока была нацарапано «Маша». Я сел от неожиданности. Царапины были глубокими, рана камню нанесена металлическим инструментом, человек постарался. С обратной стороны ничего не было. Отложив камень, я начал шарить руками по дорожке, что формировал у забора. Переворачивая тут и там самые крупные и плоские экземпляры, я обнаружил кусок, звавшийся «Вадим». Больше ничего не было. Как «Маша» и «Вадим» попали в центр кучи камня у чёрта на куличках? Вчера они мне не попадались или я был так ослеплён трудом. Вернувшись к куче, я начал грузить внимательнее, выбирал из глубины и предварительно осматривал в тачке. Привезя её на место через участок, я проводил ладонями по камням, особенно по более гладким, желая обнаружить больше имён. Практически в каждой тачке я находил какого-нибудь «Серёжу» или «Ивана». Садясь обедать, передо мной уже была линейка из семи именных камней. Два женских и пять мужских. Русские имена, нацарапанные на похожих серых или белых плоских камнях. На гранитных многоугольниках особенно не нацарапаешь, они выбирали что-то вроде морской гальки. Теперь я знал, что искать. Все камешки с названиями были однотипными. Их добавили в эту кучу бесформенных острых обломков из какого-то другого места. Я ел и листал карты в сети. Пытался обнаружить больше информации на фото, где шесть лет назад уже была различима куча. Поодаль от неё мне удалось идентифицировать дорогу. По ней явно ходили и ездили, возможно, что и на машине. Она не доходила до кучи метров сто, а на её другом конце, через несколько километров старой просеки, было соединение с ныне существующей асфальтовой межпоселковой дорогой. Где-то там я сам видел однажды остов разрушенной автобусной остановки. Бетонную коробочку полную окурков. Сейчас общественный транспорт здесь не ходил, дачники добирались на своих авто с другой стороны поселения. Второй, более интересной находкой, стал квадрат на траве, метрах в пятидесяти от кучи по фото. Я пытался понять по расположению деревьев где он теперь. Это был скорее всего старый фундамент дома. Стоя у окна с телефоном и компасом я понял, что и та дорога, и фундамент, ныне перечирканы нашими заборами и расположены где-то за моим участком. От кучи до следующих двух или трёх застроенных, но нежилых или незастроенных, но огороженных соседских наделов. Ничего удивительного в фундаменте не было. Местность не такая уж дикая. Странно, что не видно другие квадраты. Наверняка здесь всегда была ферма или деревня. Вот даже и асфальтовая дорога недалеко. Больше информации гугл не дал. Дом над фундаментом мог сгореть или его разобрали. Куча теоретически имела к нему отношение. Вряд ли в то время участки были по десять соток. Даже у меня четырнадцать. Раньше, я думаю, в этой местности никто не считал сотки. Куча вполне могла принадлежать тому дому с квадратным фундаментом, подумаешь пятьдесят или сто метров. Природа. Свобода. Похоже, что у моей кучи всё-таки был когда-то хозяин.
После перекуса я отправился уже не на рабский бессмысленный труд, а на археологические раскопки. Всё обрело новый смысл. Мышцы получили аргумент. Никакая их тряска и боль, электрические прострелы, не брались теперь в расчёт. Я забывал пить воду, а содрав кожу на мизинце лишь смахивал кровь даже не озаботившись пластырем или повязкой. У меня было дело. Я искал камни с именами. Когда лопата впервые забрала камни с уровня земли, в моей коллекции было пятнадцать имён, включая экзотическое «Lorena». Я был счастлив отправляясь спать рано, чуть только солнце опрокинулось за лес. Я спал ещё глубже, чем вчера. А проснувшись, первым делом посмотрел, как плохо видна куча из окна. Ведь её не было. На её месте серела на фоне скошенной травы пятно из камушков три на три метра. За завтраком на меня смотрел ряд поименованных камней. Полная сковородка омлета уходила в мои недра и вспоминались фильмы, где герои ели на завтрак коктейли из яиц – завтраки чемпионов. Я проснулся железным. Любое моё место, каждый сантиметр кожи был плотным. Я хотел начать новую кучу. Мне нужна была куча больше прежней. И я отправился сказать ей об этом. Стоя над бывшим основанием кучи камней, оглядываясь на те важные для меня зоны участка, где теперь бессмысленные камни играли какую-то роль, я вдруг ощутил гнев. Куча умерла, но ничего мне не рассказала о себе, о прошлом. Зачем эти загадки? Что это всё значит? Вани и Маши явно не колхозники и не дачники, почему их тут так много? Здесь до леса с волками рукой подать, а некоторые буквы на гальке напоминали детские из прописей. Что это вообще? Пионерлагерь? Я покорил тебя куча, но в чём был секрет? Это моя земля, рассказывай! Я ударил по основанию кучи ногой и несколько камней улетели в траву.
Я опустился на колени и стал собирать с почвы последние камни. Последние может быть слои в два или три ряда ушедшие под тяжестью кучи вниз. Притащив несколько пустых пластиковых вёдер от высаженных в прошлом деревьев я с остервенением наполнял их камнями. Мои движения ускорялись. Я соберу всё! Я выну каждый из земли и выброшу. Здесь не будет кучи, не будет тайн. Я не потерплю такого отношения к себе. Сухая земля неохотно отдавала последнее. Сломав ноготь на указательном пальце, я вернулся к камням в перчатках. Рвал и бросал. Вместе с землёй и травой. Я стоял на четвереньках и двигался по кругу вырывая каждый камень вплоть до глины. Затем хватал вёдра и носил к забору. Камней оказалось ещё очень много. Я ломал вёдра, их дно и ручки, менял перчатки. После двадцатого ведра я сбился со счёта. Куча продолжала издеваться надо мной. Внизу, там, где был её самый корень она по-прежнему была огромной. Кровь запачкала мои колени. Я вошёл в какой-то транс и не мог остановится подбирать камни и наполнять вёдра. Что-то случилось со зрением. Перед глазами мелькали цветные звёзды. Если поднять голову и смотреть на небо, то казалось, что оно наполнено какими-то летящими вертолётами-звёздами. Я опускал глаза на свои перчатки и видел, что они все в блестящем красном лаке, будто я весь день убивал кукол Барби. Я мог бы убивать. Энергия шла из меня непрерывным потоком. Мне не к чему было приложить ту огромную физическую, а может и духовную силу, что я обрёл с кучей и тачкой. Камни я выдирал с корнями трав и стал носить по четыре ведра за раз. Воздух вокруг стал тяжёлым, распрямляясь с вёдрами, мне было тяжело идти не от груза, а от давления, сопротивления столба воздуха передо мной. Он не пускал меня. На участке происходила магия. Эта мистическая перемена ещё усилилась, когда в самом центре основания кучи я наткнулся сразу на несколько десятков именных камней. Там были все возможные «Вали» и «Тани», имена повторялись, но не повторялись почерка. Последним слоем был плотный ковёр из оцарапанных камней. На отдельных кроме имён были нарисованы цветочки и какие-то символы, домик с трубой, а на одном топор. Я глубоко дышал и пальцами рыл дальше, рыл землю под этими последними камнями. Не мог объяснить зачем. Не откладывал имена и не читал их, не удивлялся рисункам. Я сидел на заднице расставил ноги и рыл пальцами почву у себя между ног, отбрасывая её под коленки. Пот капал в образовавшуюся яму и жутко щипали мои руки, покрытые блестящим лаком и яркими звёздами, что скорее всего были лишь у меня в голове. Как сумасшедший ребёнок в песочнице я загребал к себе землю и камни. Мне было мало вырвать их, я хватал всё подряд, пытался ликвидировать даже тень, даже память о куче.
