Владимир Южин
Cвятые целители и покровители
© ООО "Остеон-Пресс", 2015
© В. С. Южин, составление, 2015
Предисловие
Мысль о создании этой книги возникла у автора этих строк прекрасным майским вечером, когда по телеканалу «Культура» шла передача о Туринской плащанице. Прославленные западные ученые наперебой старались прояснить вопрос, каким именно образом на холсте мог появиться святой образ. Его, предполагали они, могли нарисовать средневековые мошенники, используя специальные растительные красители; да и жулики-алхимики могли просветить соли серебра в камере-обскуре; и ловкие врачи-пройдохи могли закутать в ткань труп уголовника, которых тогда в Европе вешали предостаточно; ушлые монахи могли подкрасить холстину потом и кровью… Сама мысль о том, что в эту ткань мог и впрямь быть обернут Спаситель человеческий ими отвергалась изначально. С благословения святых отцов из Ватикана ученые варварски резали благословенную ткань, сжигали ее в горелках, исследовали в электронных микроскопах… Поневоле в памяти возникла аналогия с пресловутым Фомой по прозвищу Неверный, который наотрез отказывался уверовать в воскресение Христово, пока самолично не вложил персты в Его зияющие раны.
Мне неоднократно приходилось сталкиваться с попытками ученых мужей объяснить чудеса библейских пророков и христианских святых средствами физики, химии и психологии. Неопалимой купины не было, уверяют они, – то горели веточки, пропитанные естественными эфирными маслами; чудо пасхального самовозжения свечей надумано – наверняка секрет в жидкости, которой пропитаны фитили или в естественной наэлектрифицированности воздуха в храме или просто проводочки подведены к свечкам; да и захватчики отошли от города не благодаря Богородице, а просто у них поменялись стратегические планы… И исцеления людей в храмах происходят от самовнушения… Таких псевдо-ученых хватало во все времена, правда, лишь в советской стране их измышления получили государственную поддержку. И коммунистов можно понять – ведь они создавали новую мировую религию, атеизм, отрицающий и ниспровергающий все блага и все богатства духовного мира; все религиозные ценности и святыни они старались подменить словоблудием во славу своей партии, которая в итоге угодила на свалку истории. Сейчас неокоммунисты уверяют всех, что их просто неправильно поняли и что на самом деле они религиозны чуть ли не более самого папы римского.
Однако для того, чтобы быть христианином, вовсе не требуется препарировать и анатомировать святыни. Достаточно просто признавать мир таким, каков он есть, во всем его многообразии. И одна из граней этого многообразия – мир духовный, который сложен отнюдь не менее, чем мир физический. И у него точно так же, как и у каждого мира (в том числе и нашего, физического), есть свои законы природы, свои естественные константы и свой собственный неповторимый облик. И, наверное, один из этих законов заключен во взаимопроникновении миров физического и духовного, в их взаимообогащении и взаимозависимости одного от другого. Вот об этом-то автору и хотелось поговорить с читателем на страницах этой книги.
Глава 1. Святость во времена древние и дохристианские
Древняя история преисполнена сказаниями о чудесах (a таковыми мы почитаем явления сверхъестественные и с позиций реалий физического мира необъяснимые). Там, где человеческая фантазия создавала мифы, рождались и сказания о подвигах мифических героев, в которые можно верить или не верить, или искать им реальную подоплеку (а то и научно-фантастическую, хотя приставка «научно» тут явно лишняя). Фокусников, магов и факиров хватало во все времена, и вели они далеко не праведный образ жизни, что закономерно отражалось и на их статусе в глазах общества – их уважали едва ли не меньше, чем представителей базарной толпы, которых они развлекали. Однако были в древности и отдельные мыслители и подвижники, пользовавшиеся в отличие от площадных факиров колоссальным уважением в обществе. Ветхозаветные пророки оказались запечатленными в Книге Книг не столько благодаря чудесам (аэндорская ведьма тоже ведь сотворила чудо – заставила вещать покойника! – но Библия не сохранила ее имени), сколько тому, что они были учителями своего народа и последовательно отстаивали идею единого Бога.
Той же идеи придерживался принц Гаутама, ставший законоучителем всей Юго-Восточной Азии. Идею единобожия подарил исламскому Востоку Магомет, который фактически не был чудотворцем, но его именем на Востоке творились многочисленные чудеса, и люди, исповедующие ислам, могут многое порассказать относительно своих святых.
Исторически сложилось так, что святость и подвижничество вовсе не подразумевают сытой и вольготной жизни. В этом отношении факиры и фокусники были куда более благополучны, чем христианские святые. Пифагор имел немалое политическое влияние в обществе, Симон Маг пользовался особым благорасположением императора Нерона, Аполлоний Тианский был принят в высших кругах. Однако, не нуждаясь в идее Бога, они не наследовали и Божьей благодати, и конец их был весьма жалок или ничтожен. Попытавшийся посрамить апостола Симон был повержен, Пифагор пал жертвой собственных политических интриг, a конец Аполлония вообще бесследен.
В сравнении с ними чудеса, которые творили ветхозаветные пророки, творились, во-первых, во имя и для блага народа, а во-вторых, они несли в народ истинную веру, то есть деяния их служили развитию духовного мира, который достиг своей высшей точки, когда в мир явился Спаситель.
Читатель не должен полагать, что автор напрочь отрицает духовные ценности язычества – они неоспоримы и запечатлены в древних архитектурных сооружениях, в сохранившихся предметах искусства и в памятниках литературы, которыми мы до сих пор восхищаемся. Однако Гомер и Гесиод в литературе все же явления совершенно иного порядка, чем Экклезиаст и евангелисты. Пирамиды и храмы Египта и Южной Америки ныне – бесценные диковинки истории, народы же, их сотворившие, канули во тьму истории. В то же время очевидно, что духовные ценности единобожия привели исповедующие их народы не только к духовному, но и к экономическому росту.
Америки открывали люди глубоко верующие, а воинственные, грубые и бездуховные завоеватели всегда оказывались временщиками на захваченных ими землях. Вера ассимилирует и сплачивает народы, а безверие рассеивает их. Татаро-монгольские завоевания спустя двести лет оказались эфемерными, а некогда покоренные монголами христианская Русь и даосский Китай остались великими державами. У русских, китайцев, мусульман, католиков и индусов разные верования и, соответственно, различные святые, но руководящий принцип у всех святых один – духовное служение Богу и ближним.
Глава 2. Принципы духовного служения
Святость человека заслуживается различными деяниями во славу божества, и поприще духовного служения – это вовсе не синекура, а высокая ответственность, которую человек накладывает на себя, осененный свыше. Духовное служение – это не всегда некое физическое действие или просто благородный поступок, совершенный на людях, но очень часто это служение малозаметно cнаружи или заметно лишь самому служителю. Муки первохристиан совершались на глазах у тысяч людей, но многие отшельники удалялись от мира и там молились в уединении и тем не менее сподобились божественной благодати.
Подвиги многих святых запечатлены документально, и их жития исторически достоверны (например св. Александр Невский, св. Иоанн Кронштадтский, св. Серафим Саровский). В то же время существуют фигуры легендарные, и совершенные ими подвиги надо понимать аллегорически (как, например, чудо Георгия о змие или чудо Покрова святой Богородицы), но в любом случае это фигуры высокого духовного порядка, оказавшие значительное влияние на физический мир.
Некоторые радетели от науки (а вернее, от атеизма), пытаясь примирить духовный мир с физическим, делают попытки как-то объяснить совершенные святыми людьми чудеса, оперируя физическими константами. Например, предполагают они, отроки в печи огненной не сгорели потому, что были обуты в асбестовые чулки или, дескать, что Моисей превратил посох в змею путем предварительного гипноза самой змеи, и проч. Но все подобные потуги бессмысленны, поскольку сводят духовное служение к фокусничеству, а человек истинно святой жизни никогда не опускался до спекуляций своими способностями (о которых он зачастую ранее – до совершения чуда – и не подозревал).
Жизнь истинно святого человека преисполнена трудностями и испытаниями, порою такими, которые он возводит сам на своем пути или не избегает их. Духовная чистота, порядочность, любовь к ближнему и глубокая вера в Создателя – вот краеугольные камни истинной святости, хотя даже сочетание всех этих качеств еще не дает гарантий того, что этот человек будет причислен к лику святых. Как, впрочем, и причисление к этому лику – тоже еще не гарантия того, что этот человек – есть истинный святой, пусть даже он и был безупречен при жизни. Любовь окружающих и почитание данного человека обществом – это еще не повод для того, чтобы объявлять его святым. И у католической церкви, и у православной есть методы определения того заслуживает ли тот или иной человек причисления к лику святых или же он достоин просто доброй памяти. Порой совершаются попытки спекулировать этой памятью и пересмотреть канонические правила. Возьмем хотя бы Кароля Войтылу (прошлого римского папу Иоанна Павла II). Он был весьма деятельным человеком, примерным христианином, до последнего вздоха разъезжал по миру и многое сделал для утверждения в умах миллионов людей идеалов католической церкви. Однако прожектерскими выглядят попытки его восторженных почитателей спустя неполный год после его кончины с места и в карьер приступить к его канонизации. Подобная поспешность способна принизить святой чин в глазах верующих и свести на нет сам институт канонизации. Недаром же в традициях даже католиков предоставить усопшему праведнику полвека для того, чтобы совершаемые им чудеса могли проявиться в полной мере.
Способности человеческого организма безграничны. Из телепутешествий по странам Востока мы видим, каким изощренным пыткам способен подвергнуть себя человек – подвешивая себя на крючьях, терзая лицо клинками или пронзая иглами собственную плоть – однако способность терпеть боль или подавлять чувствительность нервных окончаний – это не больше чем факиризм и если эти самомученики думают, что подобными самопытками угождают Богу, то жестоко в этом ошибаются, ибо мученичество – ничто без любви к ближнему.
Глава 3. Обратимся к энциклопедиям
В памятниках первоначальной христианской древности, до половины IV в. и даже до V в., как у восточных, так и у западных христиан слово святой – αγιος (греч.) или sanctus (лат.) – по мнению Мартиньи («Dictionnaire des antiquites») отнюдь не было усвояемо так называемым ныне канонизованным святым, т. е. ни апостолам, ни мученикам, ни вообще лицам, которые позже стали под именем святых предметом особого почитания церкви. На Западе в то время выражались просто: Paulus (не прибавляя: «апостол» или «святой»), Vincentius, Petrus и т. д. Римский календарь, изданный Бухером, а потом Рюинардом при его «Acta Sinсеrа», доводит список особо чествуемых в церкви лиц до IV в. включительно (до папы Либерия), причем ни разу не дает им названия sanctus. Лишь в календарях церкви карфагенской, в III–V вв., при поминовении умерших, особенно чтимых церковью, слово sanctus встречается часто. Первый календарь, в котором постоянно встречается слово sanctus при имени того или иного особо чтимого церковью лица, это – календарь Полемия («Acta sanctorum», т. I)[1].
В менее отдаленную эпоху слово «святой» встречается иногда в мозаиках при изображении апостолов, но его еще нет при изображении св. Иоанна Предтечи даже в 451 г., и встречается оно при имени Предтечи не раньше, как в 472 г. на изображении св. Агафии in Suburra в Риме. По исследованию Чиампи, оно встречается также при изображении Козьмы и Дамиана в 531 г. Слова sanctus и sanctissimus на мраморных погребальнях, бесспорно древних, имеют, по мнению Мартиньи, значение carissimus. Причина, по которой христиане древнейших времен избегали эпитетов: sanctus, sanctissimus, заключается, по мнению некоторых ученых, в том, что слово sanctus часто употреблялось в надписях несомненно языческих, которым не хотели подражать христиане.
На эпиграфических документах V в. при именах, в некотором отдалении, встречается одна буква S, которая может быть принята за начальную букву слова sanctus, но также и за начальную букву слова spectabilis. Вместо названия «святой» (sanctus) или вместе с ним часто стояло, при имени почитаемого церковью лица, другое название – dominus, domina. Мартиньи склонен думать, что слова dominus и domina означали в древности специально «мученик и мученица». Из рассказов о погребении почивших христиан видно, что распоряжавшиеся погребением провозглашали: ad sanctos! ad sanctos! (или ad martyres, ad martyres), т. е. приказывали нести умершего на специально христианское кладбище. Кроме обозначения личной святости или высокого благочестия лица, слово sanctus, agioj, как некогда в язычестве, прилагалось и в христианстве для обозначения, что то или иное лицо или место посвящено какому-либо священному служению. Христиане in corpore в древней церкви (напр. в посланиях апост. Павла) именовались «святыми». В евангелии святость, освящение представляются везде как свойство христианства во всех его проявлениях: «да святится имя твое» (Мф. VI, 9), «отче святый, святи их во истине твоей» (Иоан. XVII, 11, 17).
Почитание и прославление святых. «Православная церковь почитает праведников не как богов каких, а как верных слуг, угодников и друзей Божиих; восхваляет их подвиги и дела, совершенные ими при помощи благодати Божией во славу Божию, так что вся честь, воздаваемая святым, относится к величеству Божию, которому они благоугождали на земле своей жизнью; чествует С. ежегодными воспоминаниями об них, всенародными празднествами, созиданием во имя их храмов и под». (Прав. испов. ч. III, отв. на вопр. 52; Посл. восточн. патриар. о прав. вере, отв. на вопр. 3).
Св. Писание решительно запрещает оказывать кому-либо Божеское поклонение и служение (latreia), кроме единого истинного Бога (Второз. VI, 13; Ис. XLII, 8; Матф. IV, 10; 1 Тим. I, 17), но вовсе не возбраняет воздавать надлежащее почтение (douleia) верным слугам Бога, и притом так, чтобы вся честь относилась к Нему же единому, как «дивному во святых своих» (Псал. LXVII, 36). Царь Давид взывал: «Мне же зело честни быша друзи Твои, Боже» (Псал. CXXXVIII, 17), сыны пророческие торжественно «поклонились до земли верному рабу и другу» Божию – Елисею (4 Цар. II, 15). В Новом Завете сам Иисус Христос, подтвердив закон: «Господу Богу Твоему поклоняйся, и Ему одному служи» (Матф. IV, 10), сказал ученикам своим: «Вы, друзья мои, если исполните то, что Я заповедую вам» (Иоан. XV, 14), и засвидетельствовал перед ними: «Кто принимает вас, принимает Меня; а кто принимает Меня, принимает пославшего Меня» (Матф. X, 40), показывая, что честь, воздаваемая верным слугам Его и друзьям, относится к Нему самому.
Возникнув в христианской церкви на первых же порах ее существования, вера в богоугодность и спасительность достодолжного чествования святых выразилась в установлении в память мучеников и других святых особых праздников, по примеру воскресного и других праздничных дней, с совершением соответствующих молитвословий и литургии (свидетельства Тертуллиана и св. Киприана; Постановления апостол. кн. VI, гл. 30; кн. VIII, гл. 33). Начиная с IV в. везде открыто и торжественно происходит чествование святых, узаконенное двумя поместными соборами того же века: гангрским и лаодикийским. Вместе с тем развивается и определяется само учение о почитании святых (Ефрем Сирин, Василий Великий, Григорий Нисский, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст). Способствовало этому появление разных еретических лжеучений. Были, например, еретики, которые не только чествовали Богоматерь подобающим ей почитанием как святейшей всех святых, но и воздавали ей божеские почести, поклонялись и служили ей наравне с Богом. Это вызвало св. Епифания как на обличение заблуждающихся, так и на выяснение истинного церковного учения о почитании святых.
В начале V в. появились еретики, которые стали упрекать церковь в том, что будто бы ею допускается божеское чествование святых с таким же поклонением им и служением, и этим восстановляется древнеязыческое идолопоклонство и ниспровергается вера в истинного Бога, которому одному нужно поклоняться и служить. Во главе этого рода лжеучителей, состоявших по преимуществу из евномиан и манихеев, стал испанец Вигилянций. Против него выступили блаж. Иероним и Августин. Вера в обязательность и спасительность достодолжного чествования святых неизменно сохранялась в церкви и в последующие века, подтверждением чему служат свидетельства как отдельных пастырей церкви (Сальвиан, Кирилл Александрийский, Григорий Великий, Иоанн Дамаскин), так и целых соборов – поместного Карфагенского (419–426) и в особенности седьмого Вселенского (Никейского II). Противниками этого учения в средние века являются альбигойцы, павликиане, богомилы, вальденсы и виклефиты, в новейшие века – вообще протестанты.
Призывание святых. Почитая святых как верных слуг, угодников и друзей Божиих, церковь, вместе с тем, призывает их в молитвах не как богов каких, могущих помогать нам своей собственной силой, а как предстателей наших перед Богом, единым источником и раздаятелем всех даров и милостей тварям (Иак. I, 17) и ходатаев наших, имеющих силу ходатайства от Христа, который «един (есть)» в собственном смысле и самостоятельный «посредник между Богом и человеками, предавший Себя для искупления всех» (1 Тим. II, 5–6; «Прав. испов. веры», ч. III, отв. на вопр. 52; «Посл. восточн. патр. о прав. вере», гл. 8). Начало молитвенного призывания святых видно еще в ветхозаветной церкви: царь Давид взывал к Богу: «Господи, Боже Авраама, Исаака и Израиля, отцов наших» (1 Парал. XXIX, 18). Апостол Иаков преподает верующим заповедь молиться друг за друга и к этому прибавляет: «Много может усиленная молитва праведного» (Иак. V, 16). Апостол Петр обещал верующим и после своей смерти не прерывать попечения о них (2 Петр. I, 15). Апостол Иоанн засвидетельствовал, что святые возносят свои на небе молитвы перед Агнцем Божиим, помня в них и о сочленах своих в церкви воинствующей (см. Апокал. V, 8; VIII, 3–4).
На основании Священного Писания и вместе священного предания церковь всегда учила призывать святых с полной уверенностью в их предстательстве за нас перед Богом. Это учение и верование церкви содержится во всех древнейших литургиях, например апостола Иакова и иерусалимской церкви. Появившиеся в IV в. и вошедшие в церковно-богослужебную жизнь чины литургий св. Василия Великого и Иоанна Златоуста ясно доказывают, что призывание святых в это время было явлением всеобщим. На седьмом Вселенском соборе отцы, рассуждая о почитании и призывании святых, между прочим, постановили: «Кто не исповедует, что все святые… досточтимы пред очами Божиими… и не просит молитв у них как у имеющих, согласно церковному преданию, дерзновение ходатайствовать о мире, – анафема». Учение о призывании святых сохранилось и доныне сохраняется в отделившихся издревле от вселенской церкви христианских обществах, как-то: несторианском, абиссинском, коптском и армянском.
Противниками учения о призывании святых явились выделившиеся из западной церкви в средние века рационалистические и мистические секты. Лютер отверг почитание и призывание святых на том, главным образом, основании, что видел в них своего рода посредников между Богом и верующими, каковое посредство исключалось его личной, непосредственной верой. Ему казалось, что даже и прославленные святые своим посредством будут отдалять верующих от Христа подобно тому, как здесь, на земле, отдаляют их от Него члены церковной иерархии. Поэтому он настаивал на мысли, что почитание святых является унижением заслуг Иисуса Христа как единственного ходатая между Богом и людьми. Святые, по мнению Лютера, – это только замечательные исторические лица, о которых нужно воспоминать с благоговением, говорить с уважением, но к которым нельзя обращаться с молитвой.
