Владимир Янкелевич
Кавказская мельница
Ольга
Стоял чудесный июньский день. Воздух был наполнен пьянящим ароматом цветов, ЭКС как бы ушел в прошлое, жизнерадостность взяла свое и жизнь потекла в своём обычном устоявшемся ритме. На улицах Тифлиса царила безмятежная обстановка, площадь, еще вчера залитая кровью, была убрана так, что казалось, будто жуткий кровавый теракт привиделся в страшном сне.
Ольга задумчиво бродила между прилавками караван-сарая Тамамшева. Шляпки «Из самого Парижа» ее не впечатлили. Этот «Париж» где-то рядом, привезут одну шляпку для образца, а потом по соседству открывают производство «парижской» продукции. Наконец ей приглянулась одна изящная сумочка, отделанная стразами. Покупка несколько улучшила ее настроение, и она направилась к выходу.
К своему удивлению, первым, кого она увидела на улице, оказался недавний знакомец Сергей Кваснин. Ольга улыбнулась ему.
– Здравствуйте. Я Вас заждался. – обратился к ней Сергей.
– Здравствуйте, мой спаситель. Почему Вы меня ждали? Разве я дала Вам повод?
– Повод – это Вы, прекрасный повод. Разрешите сопровождать Вас на прогулке?
– Сопровождайте. Можете называть меня Ольга.
Они неспеша идут по Головинскому проспекту3 мимо красивых зданий, магазинов с богатыми витринами, гостиницы «Кавказ», штаба кавказских войск. Мимо них, звеня в колокольчик, проезжает конка, запряженная парой лошадей. Кучер увидел их и приветливо отвесил поклон. Вероятно, он надеялся на новых пассажиров. Ольга помахала ему рукой, и конка поехала дальше.
Вскоре они подходят к Храму Славы.
– Смотрите, Сергей, это музей истории Кавказской войны открыт всего четыре месяца назад. Там прекрасная экспозиция. Вы там были?
– Не был, но и не хочу. Какая «Слава»? Извините Ольга, но для меня Кавказская война – позорное пятно на совести России. Сто лет кавказцы упорно сопротивлялись, боролись за свою свободу в неравной войне, а я всегда на стороне свободы. Россия должна тут открыть храм покаяния, а не славы.
– Оказывается Вы, Сергей, любите красивые слова и идеи. «Своды сеятель пустынный»4… Как это, Liberte, Egalite, Fraternite5. Но столько жертв на площади… Все ради свободы? Им нужна такая свобода? Это плохо согласуется с Вашими красивыми словами.
Ольга продолжила:
– Вы, Сергей, для меня человек-загадка. Как Вы, образованный, интеллигентный человек, может участвовать в таких жутких делах? Это совсем не вяжется с Вашим обликом. Или Вы, как Мефистофель, можете появляться в разных личинах? Сегодня вы галантный кавалер, а вчера, и, возможно, завтра – налетчик?
– Вам интересно загадку разгадать?
– Я люблю разгадывать загадки.
– Тогда, простите, Ольга, но я вынужден Вам возразить. Люди, те, что рисковали собой на площади, они более остро, чем другие, ощущают грубость, грязь, пошлость и уродство окружающего мира. Верно и Вы не раз это отмечали… И вот такой человек, не злодей и не проходимец вовсе, а наоборот – личность с уязвленной душой, чутко реагирующей на соприкосновение с любым видом уродства, решает попытаться искоренить зло, исправить то, что получится. Да, конечно, им говорят, что их действия не выход, что, может быть выхода-то вообще нет, да и быть не может, но они забывают и себя, и своего ближнего ради великой идеи.
Ольга задумчиво слушала Сергея. Казалось, что хотела что-то возразить, но промолчала.
А Сергей продолжил:
– Налетчик, это тот, кто обогащается налетами, набивает деньгами свои карманы. А там, на площади, люди не щадили своей единственной жизни ради помощи страдающему народу. И ничего, совершенно ничего, для себя. Я думаю, что они герои. Они шли на смерть ради помощи простым людям. Впрочем, Вы, вероятно, не знаете их страданий!
– Возможно я не знакома с их бытом конкретно, не бывала их гостьей, но Вы, видимо, предполагаете, что я и читать не умею?
– Ради бога, простите меня. Я совсем не хотел Вас обидеть.
– Я не обиделась. Вон Пушкинский сквер, пойдемте туда.
В сквере на пьедестале из красного и серого алгетского камня6 стоял потемневший от времени бюст Пушкина.
– Сергей, Тифлис получил этот памятник в подарок благодаря полицеймейстеру Россинскому. Это он был инициатором создания памятника. Но Вы ведь против всех полицмейстеров? Надеюсь, что Вы не против Пушкина?
– Иногда, в виде исключения, они могут сделать и что-то нужное, но послушайте Пушкина:
О, счастлив тот, кто в жизни удостоен
Великой чести биться за народ!
Благословен в бою погибший воин!
Его пример вовеки не умрет.
– Сергей, Вы надо мной смеетесь. Это не Пушкин. Вы просто подобрали стихи под Вашу идею. Но только там, на площади Эриванского, боя не было, а погибель была. Ну а стихи… Это стихи князя Ильи Чавчавадзе. Вовеки не умрет? Вы уверены? Давайте и я Вам прочитаю стихи
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
– Нет, – продолжает Ольга, – начать нужно было с этого:
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя –
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…!
– Не думаете ли Вы, что эти две последние строчки написаны Пушкиным конкретно про Вас, мой спаситель? А вдруг я буду в опасности, а Вы… А Вы, скорее всего на каторге. Кто же мне поможет?
– Ольга, я потрясен Вашим знанием Чавчавадзе и Пушкина. Вы настолько прекрасны, что Вам поможет любой, оказавшийся рядом. Оказать Вам помощь – счастье.
Некоторое время они шли молча. Затем Ольга спросила:
– Скажите, кому принадлежат слова «Свобода питается кровью патриотов»?
В это время они уже вышли к набережной Куры.
– Спасибо Вам, Сергей за приятную прогулку, но мне пора. Остановите мне извозчика.
Сергей останавливает проезжающую мимо пролетку.
– Простите, Ольга, за мою просьбу, но возможно ли нам встретиться и завтра? Я был бы счастлив!
– Не судьба Вам быть счастливым, Сергей. Завтра я возвращаюсь в Баку. Мой адрес простой – дом Нагиева. Не рискуйте жизнью, Сергей, мне было бы жаль Вас…
Ольга уезжает.
Сергей кричит ей вслед:
– Скажите, чьи слова вы цитировали?
– Мои, Сергей, мои! Прощайте.
Она машет ему платочком и уезжает.
Рождение князя
Коба, Камо и Элисо Ломидзе удобно устроились поужинать в привычном духане.
На столе несколько вариантов пхали7, бадриджани8. Приносят хинкали9.
– Коба, – Ломидзе не терпится рассказать, что он узнал, – я получил от своего земляка важную информацию.
– Кушай, дорогой, – говорит Коба, – Хинкали на столе, остынет – кто их тогда есть будет? А о делах потом поговорим.
– Это важно, Коба.
– Ладно, Элисо, что там у тебя? Горит?
– Коба, мой земляк в полиции служит. Их собирают каждый вечер, инструктируют. Тебя назвали среди разыскиваемых. Полиция просто землю роет, могут тебя найти, тогда арестуют.
– И что теперь, хинкали пропадать должны? Кацо, успокойся, поешь спокойно…
– Коба, я о тебе беспокоюсь.
Коба смотрит на Элисо и молчит.
Повисла напряженная тишина.
«Что он о себе возомнил, он меня за младенца принимает?» – подумал Коба.
– Обо мне беспокоишься, говоришь? То, что ты сказал, знает даже осел, который перед духаном стоит.
– Коба, я…
– Меньше слов, Элисо, пустых слов. Лучше скажи, о деле. Что ты бы сделал в таком случае?
– Лучше бы на время уехать.
Ломидзе опять пытается еще что-то сказать, но Коба останавливает его жестом:
– Элисо, подожди, видишь чанахи10 несут. Все успеем, когда это полиция быстрее нас поворачивалась!
Закончилась еда, выпито вино. Коба в хорошем настроении. Ничего нового ему Элисо не сообщил.
– Это хорошо, когда земляк в полиции, но я и так ночью уезжаю в Баку. В Тифлисе сейчас нечего делать, а они… Они пусть меня ищут, не мешай им!
– А мне что делать?
– Через пару дней тоже приезжай в Баку, ты мне там будешь нужен. А сейчас найди Сергея и скажи, чтобы пришел ко мне домой.
Кваснин пришел через полчаса.
– Сергей, ты поедешь со мной в Баку. Надеюсь, ты рад этому. Теперь дела там, а заодно и мне в дороге поможешь. А ты, князь, – обратился Коба к Камо, – подойди сюда, что у дверей стоишь?
– Коба, какой я тебе князь, о чем говоришь!
– Смотрю, кацо, твои документы. Написано – князь Дадиани. Сам смотри!
Камо разглядывает новые документы.
– Пация, купи ему одежду и сделай из него князя. Не вздумай чоху ему купить, он тогда будет привлекать лишнее внимание, как попугай у Арташеса. Что-то благородное, как он сам, и чтобы был, как высокопоставленный чиновник по особым поручениям.
Камо садится, крутит головой…
– Ну какой я князь, на меня посмотри…
– Такой же, как гвардейский капитан. Хватит болтать!
Камо так и застыл с открытым ртом. Окрика он не ожидал.
– Если будет нужно – беременной девушкой станешь! Поедешь в Финляндию в Куоккала к Ленину. Отвезешь ему наш подарок. Только меньше в дороге говори по-русски, гордый грузинский князь может быть и не в настроении. И не надо твое любимое – камо спросить, от камо сказать… А то мгновенно из князя в арестанта превратишься.
Камо разглядывает новые документы.
– А может князем быть и неплохо! – говори он.
***
Санкт-Петербург.
На Николаевском железнодорожном вокзале из поезда выходит Камо – князь Дадиани с чемоданом в руке. К нему мгновенно подлетает носильщик. Камо тростью его отталкивает и направляется на выборгский поезд.
Ждать пришлось недолго, Камо еле успел перекусить в вокзальном ресторане. В поезде в купе напротив него уселся грузный краснолицый полковник, который все пытался завязать дорожный разговор.
Камо представился:
– Князь Дадиани.
– Очень рад знакомству, князь. Полковник Васильчиков. Вы по делу или отдыхать собрались?
– Я устал сильно!
И Камо демонстративно прикрыл глаза.
Ехать пришлось часа полтора.
На станции Куоккала Камо вышел. Недовольно поморщился, платформа была низкой, покрыта утрамбованными мелкими камешками. В деревянном здании вокзала для него ничего интересного не было.
На перроне он увидел человека в железнодорожной форме.
– Поди сюда! – позвал его Камо.
– Начальник станции, чем могу помочь?
– Дача Ваза гдэ?
– Совсем рядом, ваше сиятельство, вон там, саженей всего 20-25 будет. По Вокзальной прямо и пройдете к ней. Вон там за поворотом высокую башню увидите. Это она и есть. Извозчика не желаете?
– Не нада!
Вдоль платформы выстроились несколько магазинчиков и лавочек, у самого вокзала стояли извозчики в ожидании пассажиров.
– Ваше сиятельство, подвезу, зачем ножки стаптывать? – уговаривал один, особенно настырный извозчик, – доедите с ветерком.
– Держи и убирайся!
Камо кинул извозчику 2 пенни. Тот ловко поймал.
– Благодарствую, ваше сиятельство!
И Камо зашагал к даче. За поворотом он ее и увидел. Это было двухэтажное деревянное строение с мезонином и большой верандой по фасаду, над ней этажа на два – достаточно высокая башня с комнатой наверху. Когда Камо подошел к воротам, то увидел и надпись – «Вилла Ваза».
Во дворе на деревянной скамье курил мужчина лет тридцати. Камо направился к нему.
– Гамарджоба, уважаемый!
– Здравствуйте, я Богданов, Александр Александрович. Вы к кому?
– Князь Дадиани, «Старику» посылку привез. Веди к нему!
– Он Вас знает?
Камо молча смотрит на Богданова и начинает терять терпение.
– Он Вас ждет?
– Слушай, генцвале, я устал от тебя. Ты не «старик»! Иди сейчас и скажи ему одно слово: посылка здоровье поправить, от Кобы…
На веранду в рубашке-косоворотке, подпоясанной веревочкой, выходит Ленин:
– Саша, что там за визитер возле тебя?
– Говорит, что от Кобы!
Ленин заметно оживился
– Проходите, товарищ, проходите. Как там наш замечательный грузин?
– Все хорошо, Вам посылка от него, тифлисское вино, говорит – для здоровья хорошо!
– На самом деле?
– Так говорит! Она здесь, в саквояже.
– Заходите скорее в дом. Надюша, налей гостю чаю, Елизавета Васильевна11, найдите чем покормить его, товарищ с дороги.
Ленин берет саквояж у Камо и уносит в свою комнату. В саквояже лежит бурдюк с вином.
– Наденька, позови-ка сюда нашего князя!
– Володя, он кушает, подожди.
– Мне на минутку.
Камо зашел к Ленину в комнату. Это была небольшая угловая комната с двумя окнами. У окна стояли стол и пара стульев.
– Скажите, князь…
– Зовите меня Камо, так Коба зовет. Я уже привык, под этим именем меня все знают.
– И Пётр Аркадьевич тоже?
– А кто это?
– Столыпин, главный полицейский царя…
– А, теперь понял! Он обязательно знает… Пришлось даже князем стать…
Ленин и только что подошедший Богданов рассмеялись.
– Ладно, князь, что мне с этим бурдюком делать?
– Так нада делать. Вино нада слить и половину выпить, бурдюк разрезать, там внутри посылка, а потом отметить хороший день остальным вином!
В посылке, все еще в банковских упаковках, были уложены деньги от тифлисского экса.
– Прекрасный бурдюк, молодцы кавказцы. Как эту посылку по всей России ищут… Только не найдут.
Камо согласился:
– Да, по всем щелям ищут! Бегают, как жеребцы, в мыле…
Ленин рассмеялся:
– Образно, князь, то есть Камо, мыслите!
– Володя, князь – прошу обедать! – позвала к столу Елизавета Васильевна.
– Чудно, тут и ваше вино пригодится…
После обеда Ленин вернулся в свою комнату.
– Саша, зайдите сюда.
Богданов немедленно пришел.
– Саша, помнится у Вас был однокашник в банке в Выборге? Он доверенный человек?
– Абсолютно, я ему верю, как самому себе.
– Тогда во что, возьмите 500 рублей и узнайте возможность их разменять.
– Конечно.
***
Поездка в Выборг прошла неудачно. Оказалось, что все номера купюр переданы банку, и при появлении желающего разменять такую купюру, его надлежало немедленно арестовать. Когда Богданов показывал купюру однокашнику, ее случайно увидел один из служащих банка. Ареста избежать удалось просто чудом.
– Камо, сообщите Кобе, что с деньгами проблема. Нужно переместиться и начать работу в Баку. Его учить не надо, он все знает. Там, в Баку, сейчас такие капиталы, которых в Тифлисе не найти. Без денег нам ничего сделать невозможно. Передайте Кобе от меня привет и пожелание успехов.
***
Положение с деньгами от тифлисского экса оказалось очень сложным. Весь июль и первую половину августа 1907 года в Финляндии, на даче «Ваза» в Куоккале, шли непрерывные совещания. Деньги вроде вот они есть, а использовать их совершенно невозможно.
Для помощи в поисках решения на дачу приехал Макс Валлах12. Жандармское управление упорно и совершенно безрезультатно за ним охотилось, искали Ница, Лувинье, Кузнецова, Латышева, Феликса, Теофилия, Максимовича, Гаррисона, Казимира… Но это был один человек, все тот же неуловимый Макс Валлах.
Затем вызвали и Леонида Красина. Он обладал бесценным опытом в таких делах.
– Вероятно, широкого оповещения о номерах купюр еще не сделано. – говорил Красин, – Не забывайте, мы имеем дело с неповоротливым тупоголовым аппаратом, но сразу же после размена хотя бы одной купюры в любом банке любой европейской страны этот неповоротливый монстр проснется, и обмен остальных купюр станет невозможен. Нужно одномоментно обменять купюры во всех банках Европы.
Валлах его горячо поддержал, Камо с умным видом кивал.
План был принят Лениным, лучших вариантов все равно не было.
Деньги в Европу, кроме Камо и Валлаха, повез Мартын Лядов13. Он вывез самую крупную сумму – двести пятисотрублевых билетов, зашитых в его жилет. Елизавета Васильевна сделала это очень аккуратно, получилось неплохо. Худоба Лядова хорошо скрадывала вшитые купюры. Конечно, можно было бы вшить и больше, но решили уменьшить риск, не везти все деньги одной партией.
Камо, кроме размена денег, должен был заняться закупкой и переправкой оружия.
Ленин вручил ему письмо.
– Вот, князь, держите письмо к Якову Житомирскому. Абсолютно доверенный человек. Он живет в Берлине и может оказать вам неоценимую помощь.
***
Берлин.
Яков Житомирский в кабинете начальника полиции Берлина удобно устроился в привычном мягком кресле. Кресло это ему очень нравилось, он уже было решил купить себе такое же, но кресло оказалось для него слишком дорогим.
Яков рассказывает:
– У меня сегодня утром побывал Камо, он же князь Дадиани, он же известный бомбист Симон Тер-Петросян. Привез письмо от Ленина с просьбой помочь ему в закупке оружия и переправке его в Россию. Деньги у него есть, да он уже и часть оружия закупил в Болгарии. Найдете его на Эльзассерштрассе, 44. Не хотите ли оказать любезность г-ну Гартингу14? Он давно за Камо гоняется.
– Это будет слишком хорошим презентом. Мы сами им займемся. Камо вооружен?
– Он всегда вооружен, вы уж избавьте меня от его присутствия.
– Не беспокойтесь. Подождем вечера и аккуратно возьмем.
Вечером при аресте и обыске на квартире Камо берлинская полиция обнаружила поддельный австрийский паспорт, большое количество оружия, чемодан с динамитом и революционную литературу. Для Камо началась долгая дорога симуляции сумасшествия.
А затем аресты пошли один за другим.
***
Сарра Равич была довольна, она купила новую шикарную шляпку с широкими полями и большим бантом и сегодня впервые ее надела. И, что самое важное, успешно разменяла в Мюнхенском частном банке одну 500 рублевую купюру. Проблем не было. 1065 немецких марок уютно лежали в её сумочке. Следующим на очереди был Баварский банк торговли и промышленности. Она подошла к кассиру, думая в какой следующий банк она пойдет отсюда, спокойно протянула банковскому служащему 500 рублевую купюру, но в этот момент за плечо ее схватила жесткая рука. Полиция! Сарра выхватила купюру и попыталась ее проглотить. Ей не повезло. Полицейский не был джентльменом, он так сдавил ей горло, что она, почти теряя сознание, выплюнула злополучную купюру.
У нее нашли еще и бумагу, из которой стало известно о прибытии парижским экспрессом двух ее подельников. Она должна была их встретить, но встретила их полиция. А потом Сарра из тюрьмы направила письмо в Женеву Николаю Семашко. Полиция среагировала оперативно, арестовали и его.
Во Франции, на северном вокзале Парижа Гар дю Нор, был арестован сам Макс Валлах вместе со своей любовницей Фридой Ямпольской. У них нашли двенадцать 500 рублевых купюр.
Процесс пошел.
***
Назвать финские власти нелояльными России было бы сильным преувеличением, но они с пониманием относились к борцам с режимом, революционеры различных толков чувствовали себя в Финляндии очень комфортно. Русская полиция не могла преследовать их на территории Финляндии, а финская относились к революционерам достаточно терпимо. Но на грабителей банков такое отношение не распространялось, и положение Ленина в Куоккала стало опасным. Его уже искали по всей Финляндии.
Тифлисские пятисотрублевые купюры стали не просто бесполезны, они стали еще и чрезвычайно опасны. Их пришлось сжечь.
Вскоре в Куоккала были замечены филеры, нужно было срочно уходить в Стокгольм. Туда обычно добирались пароходом из Або, но порт наверняка был перекрыт полицией, арест при попытке приобрести билет на пароход был бы неизбежен.
Безопасно сесть на пароход можно было на одном из близлежащих островов, но добираться туда нужно было пешком по льду около 5 км. Да еще, чтобы не сбиться с курса, были нужны проводники. Лед был еще не окреп и был очень опасен, проводников было невозможно найти ни за какие деньги. С трудом нашли двух бесшабашных подвыпивших финнов.
Во время перехода лед под ними начал проседать и трескаться. От гибели спаслись просто чудом.
Это была точка бифуркации15, тресни лед, и история могла пойти иным, альтернативным путем. «Эх, как глупо приходится погибать» – подумал Ленин, но у судьбы были на него иные планы.
До Стокгольма он добрался благополучно, но денег по-прежнему катастрофически не хватало. Деньги были в Баку, и задача взять их была поставлена Кобе.
Баку
Поезд до Баку шел одиннадцать часов, останавливаясь у каждого столба.
Като грустила. На подъезде к Баку вместо любимой зеленой Грузии она видела не деревья, а сплошные нефтяные вышки. Они деревянными шатрами стояли до горизонта, напоминая не лес, которым они казались издалека, а мрачные обелиски жуткого кладбища. Над ними плотной тучей висел смог.
Ей хотелось плакать, но она сдержалась – Сосо будет сердиться.
Наконец в три часа дня поезд остановился. После ужасных полей нефтяных вышек вокзал показался дворцом из арабской сказки. Кобу красоты вокзала не интересовали. Амбал потащил их вещи, и они вышли на привокзальную площадь.
– Верхняя Приютская 107, – распорядился извозчику Коба.
До нужного адреса добрались минут за 20. Это был старый двухэтажный дом с прямоугольным внутренним двором. Во двор вел проход, похожий на небольшой туннель, который на ночь закрывали большие металлические ворота. По второму этажу проходила открытая галерея, куда выходили двери квартир. Сам же двор производил впечатление колодца.
Като со страхом оглядывалась вокруг, так это непохоже на ее дом в Грузии, ни деревца, ни даже кустика. Мрачная сырая квартира.
– Что, Като, не в духе? Мы тут временно, опасность пройдет – вернемся. А пока располагайся.
– Сосо, ребенку солнце нужно!
– Ничего, будешь с ним к морю ходить… Там солнца много. Ты тут устраивайся, а мы с Сергеем пока в город пойдем.
Большая Морская, так называлась улица, по которой они пошли к морю, особых восторгов не вызывала. На ней ближе к морю располагались лесные склады, велось и активное строительство. Было пыльно, в жару это было особенно тяжело.
Они повернули по Красноводской на Балаханскую и пошли в сторону Базарной площади. Улица была достаточно унылой, застроенной главным образом многочисленными одноэтажными лавками, мастерскими и неказистыми жилыми домами, в ряде мест велось неторопливое строительство. Общую картину несколько скрашивали три или четыре трехэтажных дома.
На перекрестке они с удивлением увидели достаточно большую толпу, перекрывающую движение конки. Кучер сидел понуро, по нему было видно, что шансов двинуться вперед он не видит.
Коба с Сергеем протиснулись в центр. Там, прямо на середине улицы, на рельсах лежала откормленная коза и задумчиво жевала кочан капусты.
– Что случилось, – Кваснин спросил мужчину в турецкой феске, – Это коза губернатора?
– Э, нет ала, э… Бери выше, это коза гочу16, – ответил тот, – трогать нельзя. Хозяин шибанутый17, прикинь-да, не разговаривает, сразу стреляет. Одно слово гочу, что хочет – то и танцует.
– Всегда стреляет? Нельзя трогать, говоришь? – переспросил Коба, и изо всех сил пнул носком сапога наглую козу.
Коза, ошалело заблеяв, бросилась наутек.
Повернувшись к соседу в феске, Коба сказал:
– Я не гочу, я Коба. Проблемы решаю так. Запомни меня.
– Хорошо, хорошо, ты Коба, я Эмин. Просто Башир Бек, хозяин козы, стреляет не думая, и всегда попадает. Удачи тебе, Allah sizə kömək etsin18.
Сосед в феске быстро ушел, видимо все еще опасался стрельбы. Будут палить в Кобу, а заодно попадут в него, а он козу не пинал.
– Сергей, хватит здесь стоять, пошли по Армянской до Парапета, затем по Ольгинской, посмотрим, чем здесь народ дышит.
На Ольгинской картина изменилась, город из глухой провинции вдруг стал вполне цивилизованным.
– Коба, смотри, какие дороги, дома, Европа, да и только.
– Вон там, – Коба показал рукой, – Черный город. Он тебе Европой не покажется. Да и здесь не все гладко. Нужно знать место, где собираешься найти свой денежный фонтан.
Они повернули на Торговую, там город выглядел вполне респектабельно. Многоэтажные дома состоятельных граждан могли украсить многие столичные города Европы.
Слева они увидели вывеску «Бакинское отделение Тифлисского дворянского земельного банка».
– Сергей, не смотри на него, пусть там живут спокойно, Земельный банк нас мало интересует, нужных денег у них не найти. Разве что мелким жуликам…
Они подошли к невзрачной Колюбакинской площади. Это был примитивный сквер в виде узкой полосы зелени по периметру. Достаточно большое дерево давало приятную тень, но от этого сквер не становился существенно лучше.
Коба и Сергей сели на скамейку под деревом. Бакинская жара не располагала к длительным прогулкам. Она не спадала, все пылало яркими красками, не замечая наступления осени.
– Коба, не знаешь, что это за место? Какое-то оно странное.
– Здесь обычно митингуют рабочие против царя, уговаривают друг друга вместе бороться…
– На такой площади – это самое подходящее занятие. Один вид ее настраивает на протесты.
– Не только на протесты. Два года назад здесь, на этой площади убили бакинского губернатора князя Михаила Накашидзе.
– Кто это расстарался?
– Армяне-дашнаки. Они решили, что губернатор виноват в армянской резне. Ребята серьезные, если решили убить, то убьют. Но давай здесь посидим, сегодня тут никого убивать не будут. Поговорим о наших делах. Дома при Като не хочется, а тут лишние уши, если они появятся, то хорошо видны.
Коба немного помолчал, затем продолжил:
– Сергей, здесь крутятся огромные, очень большие, просто шальные деньги, а полицейская хватка слабее, чем в центре. Местная полиция, покладистая и раскормленная, на содержании бандитов. Они почти братья. Может бакинский градоначальник генерал Каневский пытается приструнить гочу, но внизу они все повязаны. Законы здесь в Баку – категория условная. Тюрки, армяне, грузины, гочу с кинто, всех не перечислить, а банков здесь, как воды в Куре. Пока гуляли я на них насмотрелся: «Общественный банк», «Русско-Азиатский банк», «Тифлисский дворянский земельный банк», «Тифлисский коммерческий банк», «Персидский учетно-ссудный банк», «Купеческий банк» и это еще не все.
– Все верно. Здесь есть работа.
– Деньги нужно забирать не только у них, но и у местных толстосумов, даже у гочу. Это наше место, здесь будем работать. В Тифлисе и десятой части нет того, что тут для нас приготовлено.
– Для нас, Коба?
– Конечно, только они еще об этом не знают.
Со стороны Торговой площади по Колюбакинской двигалась живописная группа людей. В центре невысокий генерал, два жандармский подполковника и два казака охраны.
– Коба, смотри, что это?
Серей спросил толстого тюрка, проходившего мимо:
– Уста, скажите пожалуйста, это кто там в центре? Бакинский градоначальник?
– Да э, да! Его все знают, а я лучше пойду. Не хочу попадаться ему на глаза. Сам себе не поможешь, бог не поможет.
– Вот, Сергей, смотри – бакинский градоначальник генерал Михаил Евгеньевич Каневский обходит владенья свои… Все просто. Считай слегка познакомились.
– Держиморда?
– Говорят, что нет.
– Сейчас проверю.
Сергей встает и направляется к генералу. За несколько шагов его останавливает казак.
– Дальше нельзя, господин.
– У меня вопрос к его превосходительству!
Генерал поворачивается к нему:
– Я Вас слушаю.
– Ваше превосходительство, Михаил Евгеньевич, …
Генерал его прерывает:
– Мы знакомы?
– К сожалению, нет. Во время известных событий в Тифлисе, я спас Ольгу, племянницу Мусы Нагиева. У меня осталась ее серьга, я бы очень хотел ее вернуть.
Лицо генерала стало багроветь:
– Вы, видимо, приняли меня за курьера. На первый раз я Вам прощаю, но при повторении подобного, Вам объяснят, кто есть кто! Воспринимаю Вашу выходку за скверную шутку.
И обращаясь к жандармскому подполковнику заметил:
– Слишком развязен, возьмите его, Павел Сергеевич, под наблюдение… Возможно второе дно есть.
Подполковник тут же записал что-то в записную книжку.
Казак решил, что теперь настала его очередь. Это был здоровенный чубатый парень с курносым лицом, вооруженный кавалерийским карабином, шашкой и нагайкой. Он двинул коня в сторону Сергея:
– Идите, господин хороший, идите, раз сказано.
Сергей вернулся на место:
– Вот побеседовал с градоначальником… Как думаешь…
– Тебе ответить коротко или длинно?
– Коротко.
– Дурак!
– Спасибо, Коба, а длинно?
– Без нужды свою физиономию засветил. Он тебя теперь запомнит. Кстати, к дому Нагиева отвезет любой извозчик.
Некоторое время они сидят молча.
– Ладно, к делу. Ты, Сергей, работать будешь здесь. Разберись, как деньги текут, откуда вытекают и куда попадают, когда ввозят-вывозят, какая система охраны. Я пока буду работать в Черном городе. Там гочу живут и шашлык кушают. Пока с ними не покончим, вернее под свой контроль не поставим, дела не будет. Вставай, пойдем дальше.
За Кулебакинской город сохранил вполне столичный вид. Дома в три-четыре этажа, дамы своими кружевными зонтиками, легкими воздушными шляпками и светлыми платьями выглядели очень по-европейски. О том, что это все-таки Кавказ напоминали две женские фигуры в никабах19 с закрытыми лицами.
За старинной крепостной стеной город изменил свой облик. Он превратился в лабиринт узких улочек с домами, на плоских крышах которых после захода солнца можно было отдохнуть от дневной жары, пить чай или курить кальян. Но это будет ночью. А пока в мелких лавчонках вовсю шла бойкая торговля.
– Сергей, это хорошее место. Тут можно купить все, что угодно, в том числе и необходимое оружие. Только проверять нужно хорошо, обмануть покупателя здесь просто местный обычай.
***
19 сентября Ханлар Сафаралиев поздно освободился от текущих забот и отправился домой. А забот у него было немало. Формально он числился чернорабочим на нефтепромыслах Биби-Эйбата, но это было только необходимым прикрытием. Еще с 1905 года он был членом исполнительного бюро партии «Гуммет» и очень этим гордился. Еще бы, это была первая в мусульманском мире социал-демократическая партия.
Опыта работы в партии не было ни у кого, дорогу приходилось прокладывать на ощупь, но все получалось. Проводить в Баку коммунистическую пропаганду было несложно. В одном из богатейших городов мира рабочие жили в убогих домишках, зарабатывая копейки. Они с готовностью откликались на революционную агитацию. Им нужен был лидер, и Ханлар был им.
Он действовал активно. Конечно, он не мог так писать листовки, как это делали Мешади Азизбеков или Мамед Расулзаде, но говорить с рабочими так, как мог говорить Ханлар, у них не получалось, мешала интеллигентность. С рабочими нужно было говорить их языком, которым Ханлар владел прекрасно, он сам был рабочим, и потому его охотно слушали.
Он с удовольствием вспоминал свое выступление на рабочей сходке у промысла Мусы Нагиева. Тогда его единодушно избрали в состав комиссии, предъявившей Нагиеву требования забастовщиков.
Победа стачки рабочих «Нафталанского общества», которой он руководил, конечно, большое дело, но эти кровососы легко отделались. Стачка нужна всеобщая, только тогда можно заставить их обеспечить рабочим нормальную жизнь. Когда все поднимутся – мы поговорим по-другому.
Возле буровой № 2080 из тени вышел охранник. Ханлар его знал, это Джафар, цепной пес хозяина.
– Подожди, Ханлар, поговорим.
– Что нужно? Ладно, только больше того, что смыслишь, не говори. Надоело.
– Ханлар, нафталанская забастовка затрагивала немногих, ты смог договориться. Все были довольны. Сейчас же ты замахиваешься на всех? Хочешь всех ударить? Всех на колени поставить? Руби дерево по себе… Надорвешься. Слышал твои речи, «…мы станем всем!», только люди говорят: «Я – ага, и ты – ага, а кто будет муку молоть?» Остановись, пока не поздно.
