Владимир Вольфович Жириновский
Станичники
ПРЕДАТЕЛИ И ГЕРОИ
Победным для России должен был стать 1917 год. Её противники уже на ладан дышали, у них начался голод, в армию призывали 17- и 45-летних. Наша же страна отнюдь не «надорвалась», как это нередко утверждается. Учёт боевых потерь в то время велся весьма скрупулёзно, и, согласно, последней предреволюционной сводке «Докладной записке по особому делопроизводству» №4(292) от 13(26) февраля 1917 года, общее число убитых и умерших от ран по всем фронтам составило 598 764 офицера и нижних чина.
(Для сравнения – в германской армии на тот же период погибло 1 050 тыс., во французской – 850 тыс. Количество пленных, захваченных русскими, и русских пленных у неприятеля было примерно одинаково, как и выбывших по ранениям).
В годы войны Россия совершила гигантский промышленный рывок, валовой объём продукции в 1916 году составил 121,5% по сравнению с 1913 годом! По подсчётам академика Струмилина, производственный потенциал России с 1914 до начала 1917 года вырос на 40%.
Возникло 3 тысяч новых заводов и фабрик. По выпуску орудий в 1916 г. наша страна обогнала Англию и Францию (он увеличился в 10 раз, выпуск снарядов – в 20 раз, винтовок в 11 раз).
Никакой разрухой и не пахло! Наоборот, все современники отмечают, что сельская местность, несмотря на уход части мужчин, разбогатела. Армейские поставщики, снабженцы промышленных предприятий скупали по высоким ценам всё – кожу, сало, масло, зерно, скот, шерсть.
И хорунжий Елисеев, ездивший на побывку, описывал, что казачьи станицы стали жить намного богаче, в хатах появилось много дорогих вещей – часы, швейные машинки, зеркала, казачки покупали нарядные «городские» платья.
Но уже шла раскачка тыла. Причём по двум направлениям.
С одной стороны, её вели прозападные либералы, решившие, что победа должна стать «победой не царя, а демократии». И их вовсю поддерживали западные союзники.
Но вели раскачку и те, кто хотел полной гибели Российского государства – через большевиков и сепаратистов. Хотя любопытно, что за обоими течениями стояли одни и те же масонские банкирские круги – Ротшильды, Варбурги, Кун, Лоеб, Шифф.
Облегчало эту деятельность обычное расслоение – патриоты стремились на фронт, а в тылу оседали шкурники. Облегчало развал России и то, что кадровая армия была повыбита, а запасников, призванных «от сохи», уже в тыловых казармах обрабатывали агитаторы.
К тому же Россия была единственной воюющей страной, сохранившей вполне мирный тыл и ничем не ограничившей «демократические свободы». Дума имела возможность выплёскивать грязь с трибун, газеты – печатать всё, что оплатят заказчики, рабочие – бастовать сколько вздумается.
Опасаясь раздражать Запад, царь воздерживался от жёстких мер, шёл на уступки «общественности». Заговорщики были известны, но против них ничего не предпринималось.
Можно ли было победить в таких условиях? Нет! И когда Россия сосредоточилась для последнего решающего наступления, ей в спину вонзили нож: царя заставили отречься, масоны совершили Февральскую революцию, а сионисты – Октябрьский переворот.
Казаки оказались в сложном положении. Запутавшиеся в лозунгах и ораторских словоблудиях, сбитые с толку, как и весь народ, казачьи части были в числе немногих, сохранивших боеспособность и дисциплину. Но тоже стали создавать полковые, дивизионные комитеты, чтобы не прослыть «контрреволюционными» и уберечь своих офицеров от чисток Временного правительства и солдатских самосудов.
Однако в комитетах, как это бывает, нередко стали выдвигаться далеко не лучшие, а честолюбивые и горлопа- нистые. Кроме того, казачьи части, как самые надёжные, стали растаскивать для «затыкания дыр» на фронте, для отлова дезертиров, для охраны тыловых районов от распоясавшейся солдатни. И вот такая служба казакам очень не нравилась.
Нет, России они не изменяли. Они просто не понимали, что же творится с самой Россией. Ведь правительство, вроде бы, выступало под патриотическими лозунгами. И в его поддержку в апреле в Петрограде собрался I съезд казаков разных войск, создавший «Союз казачьих войск», его председателем был избран Александр Ильич Дутов. Но уже через несколько дней большевики и прочие радикальные группировки внесли в казачью среду раскол – провели альтернативный съезд и создали Центральный Совет казаков, председателем стал кубанец Костенецкий.
В августе 1917 года в Москве было созвано Государственное совещание. Перед ним прошёл Общеказачий съезд, от лица которого на Государственном совещании выступил Каледин. Заявил, что казачество стоит на общенациональной и государственной позиции. Что Россия должна быть единой. Требовал прекратить политические дрязги, пресечь сепаратистские тенденции.
Однако дни Временного правительства были уже сочтены. Дорвавшаяся до власти кучка заговорщиков, за полгода развалившая Россию, вызывала всеобщую ненависть. А возглавили взбаламученные массы другие заговорщики, куда более решительные и дееспособные, – большевики.
Когда в октябре они небольшими, но организованными силами стали захватывать Петроград, защищать Временное правительство оказалось некому. Для обороны Зимнего дворца собрались несколько рот юнкеров, рота женского батальона, без толку суетились правительственные чиновники.
Пришли и две сотни уральских казаков. С благоговением осмотрели личные покои царя и царевича, поглядели на окружающий бардак. Сказали: «Мы думали, что тут серьёзно, а оказалось – дети, бабы да жиды». И ушли прочь.
Впрочем, казачьи войска красных узурпаторов не признали. И стали самыми значительными центрами сопротивления. На Дон, Кубань, в Оренбуржье потекли патриоты-офицеры, началось формирование белой гвардии.
Терпеть такое положение большевики не намеревались. И на казачьи окраины были направлены войска.
Увы, в войсковых кругах (местных парламентах) верховодила интеллигенция – всё те же бывшие думцы, «общественники», кадеты, эсеры. И в казачьих войсках повторялось в меньших масштабах то же самое, что погубило Россию.
Круги утопали в межпартийной грызне, а власть атаманов всячески урезали во избежение «диктатуры». На Дону казачья «демократия» искала компромиссы с крестьянской, создала «паритетное правительство» – 7 человек от казаков и 7 от иногородних. И пошёл полный разброд. На Кубани обострилась рознь между черноморцами и линейцами. Узнав, что украинская Центральная Рада возрождает казачество, Кубанская Рада вознамерилась послать ей военную подмогу. Линейцы воспротивились, войско раскололось.
Войсковые правительства надеялись на могучую силу фронтовых полков. И действительно, они возвращались организованно, с оружием, артиллерией. Прорывались с боями через заслоны большевиков и самостийников, пытающихся их разоружить.
Но едва ступали на родную землю, весь порядок кончался. Фронтовые части тоже оказались заражены большевизмом и анархией. И уж тем более не желали вступать в братоубийство со своими, расходились по станицам.
Противостояли красным партизанские отряды в несколько сотен, а то и десятков человек. На Дону – полковника Чернецова, войскового старшины Семилетова, сотника Грекова, на Кубани – капитана Покровского. Даже при ничтожной численности одерживали победы.
Но силы были слишком неравны. На оставшиеся без защитников-мужчин станицы большевики натравили чеченцев и ингушей, вооружив их до зубов. Из Закавказья двинулись принявшие сторону большевиков части Кавказской армии. В портах высаживались «красные моряки». Большевиков активно поддержало неказацкое население. И они победили. Настало время расправы над побеждёнными.
КАК ВЫРЕЗАЛИ СТАНИЦЫ
Казакам, сохранившим нейтралитет, и даже многим из тех, кто поддержал красных, очень скоро пришлось пожалеть об этом. Казачьи войска были объявлены упразднёнными. Развернулся террор и бесчинства комиссаров и красногвардейцев. Расстреливали офицеров, семьи белых, часто просто богатых казаков, чтобы прибрать к рукам их имущество. Убивали священников.
Например, на Кубани священослужителей истребили в 22 станицах, отцу Ионнну Пригоровскому в пасхальную ночь прямо в церкви выкололи глаза, отрезали уши и нос, размозжили голову. Обращали алтари в отхожие места, упражнялись на стенах и иконах в хамском остроумии. У казаков отнимали землю, катились «реквизиции».
Хуже всех пришлось донцам. В течение 1918 года советские войска несколько раз предпринимали на Дон карательные экспедиции. Казаки их отражали, но большевики имели возможность бросать на Дон всё новые дивизии.
В январе 1919 года в Москве под председательством Свердлова состоялось совещание начальников политоделов фронтов, на котором были согласованы детали холокоста донского казачества.
Троцкий тогда говорил о казаках так: «Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону, и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции».
Кстати, слово «холокост» как раз и означает на древнегреческом языке полное сожжение народа. Первый холокост начался не в Германии в 1934 году, а в России в 1919-м.
Член Донревкома Рейнгольд пояснял красным карателям суть партийных директив так: «Казаков надо истребить, просто уничтожить физически».
Запрещалось само слово «казак», ношение формы, лампасов. Станицы переименовывались в волости, хутора – в села (Цимлянская была переименована в Свердловск, Константиновская – в город Розы Люксембург). Во главе станиц ставили комиссаров из немцев, евреев, латышей. Казаков облагали денежной контрибуцией. За неуплату – расстрел. В трёхдневный срок объявлялась сдача оружия, в том числе шашек, кинжалов. За несдачу – расстрел. Рыскали карательные отряды, отбирая подчистую продовольствие и скот, по сути обрекая людей на голодную смерть. Тут же покатились и расправы.
По хуторам разъезжали трибуналы, производя «выездные заседания» с расстрелами. Кое-где начали освобождать землю для крестьян-переселенцев. Казаков выгоняли в зимнюю степь. На смерть.
Свидетели писали: «Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса.», «В день у нас расстреливали по 60-80 человек. Руководящим принципом было: «Чем больше вырежем, тем скорее утвердится советская власть на Дону».
Председатель Донбюро Сырцов доносил: «Расстрелянных в Вёшенском районе около 600 человек». В Константиновской «было расстреляно свыше 800 человек. Большинство расстрелянных старики. Не щадились и женщины».
В Морозовской комиссар Богуславский творил расправу лично. В его дворе впоследствии нашли 50 зарытых трупов не только застреленных, но и зарезанных казаков, казачек, детей, а за станицей ещё 150 трупов.
В Хопёрском округе «смертные приговоры сыпались пачками, причём часто расстреливались люди совершенно невинные: старики, старухи, дети, девушки.
Расстрелы производились часто днём на глазах у всей станицы по 30-40 человек сразу, причём осуждённых с издевательствами, с гиканьем и криками вели к месту расстрела.
На месте расстрела осуждённых раздевали догола, и всё это на глазах у жителей. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать». В бесчинствах принимали участие и видные большевики.
Якир содержал собственный карательный отряд из 530 китайцев, уничтоживший более 8 тысяч человек.
Розалия Землячка (Залкинд) любила лично присутствовать при казнях.
Член РВС Сокольников (Гирш Бриллиант) требовал направлять казаков на каторжные работы и предписывал «немедленно приступить к постройке и оборудованию концентрационных лагерей».
А Сырцов телеграфировал в Вёшенскую: «Приготовьте этапные пункты для отправки на принудительные работы в Воронежскую губернию, Павловск и другие места всего мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет включительно… За каждого сбежавшего расстреливать пятерых».
Шло демонстративное надругательство над самими устоями казачьей жизни. Казаки были верующими – большевики устроили в Вёшенском соборе публичное венчание 80-летнего священника с кобылой.
Казаки почитали стариков – в той же Вёшенской старику, уличившему комиссара во лжи, вырезали язык, прибили к подбородку и водили по станице, пока он не умер.
Казачки отличались высокой нравственностью – теперь их хватали «на забаву». Свидетель сообщал: «Много было насилия над женщинами. Были насилия над маленькими девочками, причём говорили, что нужно влить им крови коммунистов». Унижали казачек и перед расстрелом, заставляя обнажаться, хотя, казалось бы, кому нужны их заношенные рубахи?
Якир приказывал: «50-процентное уничтожение мужского населения. Никаких переговоров».
Впрочем, и главный красный людоед Ленин не собирался давать казакам реальных послаблений. Вот его телеграмма Сокольникову от 24.04.1919: «Если Вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте немедленно».
Приехав в Екатеринодар, Троцкий реализовал ещё один из своих чудовищных замыслов: каким бы невероятным это ни казалось, он начал эксперимент по «социализации» женщин. Составлялись списки семей офицеров, чиновников, купцов, богатых казаков, в которых девушки подлежали «социализации» (обобществлению).
Красноармейцам, чекистам в качестве поощрения выдавались удостоверения, скольких девушек предъявитель может «социализировать», то есть совокупиться с ними. Проводились даже облавы с отловом молодых девиц для этой цели.
Все монастыри по приказу Троцкого были превращены в «коммуны». Монахов не только истязали и убивали. Иногда, чтобы сделать себе праздник души, красные палачи взрывали церкви вместе со священнослужителями, как это было в монастыре Екатерино-Лебяженская пустынь.
В зачищенные от казаков станицы заселяли «революционных горцев».
А там, где зачистка не производилась, её осуществляли по ходу дела. Например, из Владикавказа, предназначенного для заселения ингушами, казаков выгнали из родных хат и под конвоем повели на север, мол, на переселение.
Но по пути красные каратели «упростили» себе проблему и набросились на беззащитные колонны, принялись их рубить и резать. Дорога на Беслан была завалена рассеченными на части трупами 35 тысяч казаков, казачек, детей и стариков.
Но и распропагандированного улучшения хозяйства горцев не произошло, потому что в «очищенные» станицы они не переселялись, предпочитали оставаться там, где привыкли жить. Наезжали выломать что-нибудь из брошенных домов, или пограбить казачьи селения, которые не были выселены. Казаки жаловались: «Разрушаются здания, инвентарь, рамы, стекла и проч. увозятся в аулы, портятся фруктовые деревья. Сельскохозяйственный инвентарь разбросан, изломан, ржавеет и гниет. Русское население обезоружено и к физическому отпору и самосохранению бессильно. Аулы, наоборот, переполнены оружием, каждый житель, даже подростки 12-13 лет вооружены с ног до головы, имея револьверы и винтовки. Таким образом, получается, что в Советской России две части населения поставлены в разные условия в ущерб одна другой, что явно несправедливо».
Любопытно, что в наши дни, даже признав факт целенаправленного истребления казаков, «демократическая» пресса и телевидение очень уж тщательно избегают слов «геноцид» или «холокост», подменяя их советским термином «расказачивание».
А ведь сами-то, наверное, обиделись бы, если бы кто-нибудь назвал истребление иудеев или цыган «разъев- реиванием» или «разцыганиванием»?
КОНИ ПРОТИВ ТАНКОВ
Первым с воззванием к народу 22 июня 1941 года выступил не Сталин, не Молотов. Ещё раньше это сделал местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий.
В послании к верующим он говорил: «Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном долге перед Родиной и верой, и выходили победителями. Православная наша церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг. Господь нам дарует победу».
По всей стране служились молебны. И сам митрополит Сергий в Москве при огромном стечении народа молился «о даровании победы русскому воинству».
Стержнем той армии, которая остановила врага, стали чудом выжившие после кровавого коммунистического террора казаки. В первые же часы боёв, в страшном Бе- лостокском сражении, встали насмерть 94-й Белоглинский, 152-й Ростовский, 48-й Белореченский казачьи полки.
На начальном этапе войны кавалерийским соединениям пришлось особенно трудно. Как уже отмечалось, миллионы красноармейцев попали в плен или сами сдавались, фронт рухнул.
И для спасения положения на участки германских прорывов бросалась конница. Нет, не из-за недоумия и бездушия командования. Когда инициатива была в руках противника, обстановка менялась стремительно, подготовленных резервов не имелось, а транспорт был парализован, кавалерийские части оказывались самыми мобильными. Кони против танков – это была жесточайшая необходимость. Необходимость хотя бы задержать врага – в прямом смысле любой ценой.
Казаки оказались самыми надёжными воинами. В июле в район Ярцево были переброшены с Северного Кавказа 50-я и 53-я кавдивизии (из кубанских и терских казаков), составившие 3-й кавалерийский корпус Льва Михайловича Доватора; 3 тысячи конников совершили дерзкий рейд за линию фронта, за 10 дней прошли 300 км, погромили тылы 9-й германской армии и успешно вырвались к своим.
А на южные подступы к Москве был переброшен 2-й кавкорпус Павла Алексеевича Белова (из донских, кубанских и ставропольских казаков), уже зарекомендовавший себя в боях на Украине. Нанёс контрудар по правому флангу 4-й германской армии, задержав её продвижение.
В ноябре гитлеровцы начали решающее наступление на Москву, беря её в клещи ударами с запада и юга. И оба кавкорпуса очутились на решающих участках. Танковая группа Гота прорывалась вдоль Волоколамского шоссе, где держали оборону доваторовцы и дивизия Панфилова.
В тех же боях совершил подвиг 4-й эскадрон 37-го Армавирского полка доваторовцев, ставший прототипом легенды о 28 памфиловцах. Бронированную лавину врага у деревни Федюково встретили 37 казаков с несколькими противотанковыми пушками. Подробностей боя не знает никто, полегли все, ибо даже тяжелораненые сражались до конца. Но факт остаётся фактом, когда подошло подкрепление, перед ним открылась потрясающая картина – 25 горящих немецких танков и сотни трупов гитлеровцев.
Известно и другое: эти доваторовцы шли на смерть сознательно – понимая, что бой будет для них последним, они по старинному казачьему обычаю расседлали коней и отпустили их на волю. Увы, в то время про этот подвиг репортёры писать не могли, поскольку казачество считалось ещё «неблагонадёжным элементом».
А на южном фланге Гудериан, не в силах взять Тулу, повернул танки на Каширу. На перехват ему командование бросило 2-й кавкорпус Белова. Верно оценив ситуацию и придя к выводу, что пассивную оборону враг сомнёт, Белов с марша атаковал фланговыми контрударами – и сорвал германские планы.
И характерно, что как раз казаки Белова начали контрнаступление под Москвой первыми, на 10 дней раньше, чем на других участках. И отбили у врага самые первые километры, вернуть которые немцы уже не смогли. Первые километры на пути к Берлину.
В ходе преследования врага корпус Доватора был направлен под Звенигород, пошёл в новый рейд по тылам фашистов, громя их отходящие войска. Но в бою у деревни Палашкино любимец казаков бесстрашный генерал Л.М. Доватор погиб, возглавив атаку. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. А корпус Белова двинулся в глубокий рейд на Вязьму. Несколько месяцев воевал во вражеских тылах, контролируя обширную территорию.
Поскольку казаки проявили столь высокие боевые качества, формировались новые части. В Советской Армии количество кавкорпусов (по составу в основном казачьих) в 1942 году было доведено до 17.
Некоторые соединения комплектовались добровольцами – 10, 12, 13-е Кубанские, 11, 15, 16-е Донские казачьи дивизии. Формировались, как в старину. Приехал в родную Урюпинскую генерал С. И. Горшков – и пошло по станицам и хуторам: «Начдив приехал, Аксиньи Ивановны сын, Сережка. Казаков скликает». И стали съезжаться бородачи, молодёжь, колхозы давали лошадей.
Пятидесятидвухлетний С.К. Недорубов из Березовской сам сформировал сотню, в ее составе был и 17-летний сын; Шестидесятидвухлетний П.С. Куркин из Нижне-Чирской привёл 40 казаков. Так же формировал свои подразделения и генерал Н.Я. Кириченко.
Из этих добровольцев составился 17-й казачий корпус, который позже станет 4-м Кубанским гвардейским, а донские дивизии дали начало 5-му Донскому гвардейскому казачьему корпусу.
Но сперва у казаков было тяжёлое отступление. Сдерживая врага, дрались страшно. Под Кущёвской кубанцы и донцы атаковали вражеские танки на конях, с бутылками горючей смеси в руках. В донесении писалось: «Рвение казаков в бой неумолимо высоко… оставление территории без боя отражается крайне болезненно на состоянии казаков, которые желают до последней капли крови отстаивать свою донскую и кубанскую землю».
Под Будённовском казачью дивизию Горшкова окружили танки. Горшков перед атакой надел полную генеральскую форму со всеми орденами – если погибать, так гордо, по-казачьи – и повёл за собой казаков на прорыв.
Во время сражений в предгорьях Кавказа военфельдшер Маруся, которую казаки звали Малышкой, вывозила тяжелораненых. Уложила, сколько могла, в кузов, в кабину полуторки, сама 100 км ехала на крыле. На разбитых ухабах машину трясло и кидало. И чтобы не завыть от нестерпимой боли, да ещё и при казачке, донцы заиграли песню «Скакал казак через долину.».
