bannerbannerbanner
Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Владимир Виноградов
Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Полная версия

Датский министр иностранных дел поспешил в Тегеран к шаху с извинительным письмом, лично написанным королевой, итальянцы также принесли извинения на высоком уровне. «Наказывать» американцев шах не решился, слишком велика была его зависимость. К тому же опять на шаха действовала дезинформация из-за рубежа.

В одной из бесед он с большим раздражением говорил об активности антишахской оппозиции за границей. «Я знаю, – сказал он, – что все эти террористы находятся на службе США и ФРГ. Но вот мне докладывают, что и коммунисты причастны к «террористической деятельности», мне говорили, что демонстрации в США – это дело рук коммунистов. Пришлось, конечно, обстоятельно разъяснять шаху об отношении настоящих коммунистов к терроризму и анархизму.

Подбрасывали шаху и «информацию» о якобы имеющихся «планах» Советского Союза относительно расчленения Ирана, для пущей достоверности даже приводили «детали» этих планов: удар Советской армией на Мешхед и далее на юго-запад к нефтяным районам Ирана.

Вряд ли верил шах в достоверность такой, с позволения сказать, «информации», но что-то у него оставалось в голове. Он не рисковал заводить разговор на такую тему с советским послом, только однажды обмолвился, когда в стране уже разгоралось оппозиционное движение, что ему часто говорят о наличии таких планов. Источники такой «информации» были ясны. Поэтому я рассказал шаху, что в одной из бесед с новым американским послом Салливаном я спросил посла, почему американские корреспонденты задают шаху подобные провокационные вопросы. Посол, не смущаясь, ответил, что о таких «планах» Советского Союза утверждали еще германские нацисты! Американский советник-посланник Миклош уточнил, что об этом говорил Риббентроп (?!). Он поинтересовался: разве шах не поднимал в беседах со мной эту тему?

Конечно, пришлось высмеять моих американских собеседников и подивиться примитивности их пропаганды. Сказал им, что уж никак не мог ожидать, что американцы, бывшие союзниками в борьбе с гитлеризмом, будут использовать против Советского Союза грубую нацистскую ложь!

Шах, выслушав, рассмеялся и заметил, что нынешние американцы слабы по части истории, да и вообще у них мало чувства исторических традиций и общей культуры.

В высказываниях во время бесед шаха часто находила отражение его идея о том, что Ирану предначертано играть ведущую роль в регионе, для этого он и должен быть сильным, даже патроном таких государств, как, например, Пакистан. Приход в Индии к власти коалиционного правительства на смену Индире Ганди его встревожил. Он с насмешкой говорил «о вестминстерской демократии» в Индии, опасался неустойчивости ее внутреннего положения, которая может привести к очередному крупному конфликту с Пакистаном. «Я не могу допустить поражения Пакистана, – заметил он. – За Пакистан вступится и Китай – что тогда будет?»

В беседах по вопросам арабо-израильского конфликта шах был, конечно, на стороне соглашательской политики Садата. «Надо дать ему шанс», – говорил он, отмечая, что у Ирана издавна были хорошие отношения с Израилем и что для создания палестинского государства на Ближнем Востоке просто нет места. В этих вопросах он был полностью в фарватере американской политики.

Вместе с тем шах с опасением наблюдал за укреплением отношений США с Саудовской Аравией, что входило в американские планы на Ближнем Востоке. Шах с тревогой отмечал появление новых видов американского вооружения у Саудовской Аравии, строительство военных аэродромов. Это создавало потенциальную угрозу положению Ирана как доминирующему государству в регионе – на кого же делают ставку США, на Иран или на Саудовскую Аравию? Этот вопрос немало занимал его.

Шах наладил отношения с Ираком, заключив с ним в 1975 году соглашение о прохождении границы не по иранскому берегу реки Шатт-эль-Араб, что ранее вызывало большие трения между обоими государствами, а по тальвегу. Он признался в беседе, что это соглашение было заключено им ценой отказа Ирана от поддержки курдского движения в Ираке.

Одним словом, шах стремился вести активную внешнюю политику, опираясь на США, маневрируя в своих отношениях с Советским Союзом и другими странами. Идея создания «великой цивилизации» владела им, пожалуй, до последних месяцев перед своим изгнанием. Но для этого нужно было иметь послушную страну, которая развивалась бы по начертанным им планам. А как оказалось, шах не осознавал тех глубоких процессов, которые шли в его собственной стране.

Для характеристики внутреннего положения страны приведем несколько выдержек из обзора английской газеты «Файненшл таймс», который был опубликован еще 25 июля 1977 года. Эту английскую газету нельзя заподозрить в антишахских настроениях, а ее суждения весьма примечательны.

«Каждый довольствовался тем, что мог получить от строя – взятки, комиссионные, надувательство правительства при сборе налогов, маленькие махинации и большие надувательства, а взамен отдавали очень немногое. Никто серьезно не проявлял беспокойства, за исключением некоторых чиновников и отдельных заинтересованных бизнесменов, о том, что существует нехватка рабочей силы, что деньги тратились попусту на легковесные проекты, что строительство важных предприятий отставало по срокам на год. Некоторые бизнесмены сами предпочитали не заглядывать в будущее, а переводить прибыли на банковские счета в Швейцарии, использовать их на покупку домов в Лондоне, квартир на юге Франции или ферм в Калифорнии.

До какой степени может рисковать шах, – писала газета, – обостряя отношения с городской и промышленной рабочей силой, замораживая зарплату и сокращая продовольственные субсидии, когда рост инфляции весьма невысокий, а рост квартплаты превышает требования о повышении заработной платы? До какой степени шах может позволить себе отталкивать растущий средний класс – будущее его индустриализированного общества – замораживая цены на товары и, таким образом, не поощряя инвестиций? До какой степени можно сократить военные расходы без того, чтобы не вызвать недовольства военных, которые являются в конечном счете гарантами его власти?

Для этой новой и сложной стадии развития, – советовала газета, – шаху нужен некоторый вид диалога с нацией. Ему нужно быть готовым передать часть своей власти и ответственности. Однако вся система власти восстает против этого. Шах формулирует всю политику, не имеется никаких институтов, даже менее горстки личностей, которые могли бы дать критический совет, не беспокоясь за свое положение. Чиновники не желают брать на себя инициативу и прячутся за щитом бюрократии, а при сомнении стремятся преувеличивать то, что они интерпретируют в качестве воли шаха. В этих обстоятельствах однопартийная система, введенная в марте 1975 года, потерпела крах, поскольку никто не готов поверить, что она может играть конструктивную роль и формулировать политику.

Америка является самым важным союзником, и поддержка шаха со стороны США была ключевым элементом в обеспечении стабильности режима».

Весьма примечательно, что шах в беседах с советским послом редко затрагивал внутреннее политическое положение страны, а если высказывался на этот счет, то его замечания были поверхностными, отражали стремление представить дело так, что страна уверенно развивается по начертанным им планам, что есть, конечно, неизбежные трудности роста, может быть, не все идет гладко, но народ, как он говорил, доволен: «мне целуют руки, когда я появляюсь в толпе».

Он ссылался на то, что предприниматели получают большие барыши, в стране все больше становится автомобилей, у крестьян – сельскохозяйственных машин, рабочие покупают акции предприятий и т. д. Если где-то проявляется недовольство, то это результат происков «иностранных агентов» – истинные иранцы должны понимать его планы.

Шах закрыл все существовавшие политические партии буржуазии, не говоря уже о левых партиях и организациях. «Они только беспринципно грызлись друг с другом за власть», – говорил он. Партия «Растахиз» – это партия «всех иранцев», полностью поддерживающая все начинания шаха; кто не поддерживает шаха и партию «Растахиз» – тот не иранец.

Когда весной 1978 года в стране разгорелись волнения, и даже буржуазия начала настойчиво требовать свободы политических партий, шах первоначально пытался сманеврировать. В партии «Растахиз» было создано два крыла: «прогрессивное» и «конструктивное». Это, конечно, была игра в демократию. Ничем принципиально эти «крылья» друг от друга не отличались, но видимость политической борьбы создавалась. Вскоре и эта уловка оказалась бесплодной.

В одной из бесед я поинтересовался: как может единая партия служить политическим интересам всего народа, она же не может отражать совершенно отличные друг от друга взгляды различных слоев этого народа?

На этот раз шах промолвил, что он, кажется, ошибся в своих надеждах на партию «Растахиз». Будет разрешена деятельность и других партий, сказал он неуверенно, он готов даже разрешить деятельность партии «Туде», с каким-то вызовом ответил он. «Но условие одно: признание незыблемости монархии». И, поясняя свою мысль, сослался на то, что поскольку партии будут бороться за право послать депутатов в парламент, то депутаты должны принимать присягу на Коране на верность не только нации и исламу, но и монарху.

Об отказе от монархии шах явно не думал. Такая мысль никогда не приходила ему в голову даже после изгнания.

Свои преобразования, начатые в 60-х годах, шах назвал «белой революцией», а его пропагандисты присвоили ей громкое название «революции шаха и народа». Конечно, принципы «белой революции» представляли собой шаг вперед в развитии Ирана.

Шах гордился этими преобразованиями, приписывал им несоразмерно большое значение. Вообще многие меры всегда представлялись им в раздутых размерах. Он справедливо указывал, например, на истощаемость иранских ресурсов нефти. (В Иране их 10 млрд. тонн, в Саудовской Аравии – 25 млрд. тонн.) Говорил, что цена на нефть низка. «Что же это! – воскликнул он однажды, – цена одной тонны нефти такая же, как цена тонны кока-колы! Но кока-колу можно изготавливать в любых количествах – надо лишь выращивать орешек, а нефть – невоспроизводимое ископаемое». И вот шах дает разрешение бурить скважину на нефть десятикилометровой глубины – сейчас это нерентабельно, потом, через 2–3 года, цены наверняка поднимутся. И дает указание строить в стране ни много ни мало, а 23 атомные электростанции, тогда они будут давать 50 % всей электроэнергии!

 

Внешне, проводя различные помпезные и баснословно дорогостоящие мероприятия, как, например, коронация или празднование 2500-летия основания персидской империи, шах стремился лично казаться скромным, обыкновенным человеком, добрым семьянином. Наряду с прижизненными памятниками по всей стране в учреждениях, конторах, лавках – повсюду были развешаны отличные, художественно исполненные громадных размеров цветные фотографии шахской семьи – с шахиней и детьми. Во время различных церемоний, поездок в провинции в программе пребывания шаха всегда предусматривалось «общение с народом» – малозначащий разговор с двумя-тремя простыми иранцами, знаки внимания. Шах с удовлетворением рассказывал, что он отказался в пользу «народа» от лично принадлежавших ему дворцов в Тегеране – Мраморного дворца и Негеристан – и рекомендовал их посетить.

Перед концом

В одной из бесед в середине 1978 года, когда разгорались массовые волнения, страна потрясалась мощными забастовками и на улицах уже лилась кровь, я спросил шаха, в чем он видит причину волнений. Шах опять сослался на подстрекательство извне. Я спросил его, был ли он когда-нибудь на юге Тегерана, где проживает беднота, неимущие слои, т. е. большинство населения. Шах неуверенно ответил, что да, был, но поспешно добавил: «правда, давно» – и поинтересовался, почему я говорю об этом.

Я ответил, что там особо видна резкая разница между севером, где живут богатые, и югом, где ютятся бедняки. И вся страна, образно говоря, делится на север и юг. Юг требует своих прав, он видит, как живет север.

– Не думаю, что это так, – сказал шах. – В чем вы видите причину волнений и беспорядков в стране?

– Мне, конечно, менее известно положение в стране, чем вам, – ответил я, пытаясь уклониться от разговора на эту щекотливую для шаха тему.

Но шах настаивал.

Я решил быть кратким.

– Хорошо. Насколько мне представляется, Иран из феодализма пошел быстро по пути капиталистического развития. Вы самими своими реформами усиленно толкали страну к этому. Народился класс предпринимателей, которые чувствуют свое значение и силу в экономике и, естественно, требуют полноправного участия в управлении страной. Иранские трудящиеся также чувствуют свое значение в жизни страны и свою силу. У них есть свои требования, в том числе и касающиеся участия в управлении государством. Этих требований вам не избежать, таков закон развития.

Шах промолчал, поблагодарил за откровенность, но сказал, что он с этими выводами не согласен: все люди в стране, кроме бездельников, богатеют и хотят быть более богатыми – вот что их занимает. Причина волнений в чем-то другом – в кознях его врагов, в том числе и духовенства, которое хочет вернуть страну в Средневековье, в деятельности подстрекателей, прибывших из-за границы.

Верил ли он в то, что говорил? Думаю, да. Любопытно было узнать, что через день, рано утром, южные районы Тегерана с большой свитой осматривал премьер-министр Шариф-Имами по поручению шаха. Что же нашел на юге Тегерана советский посол?

…Последняя встреча с шахом состоялась в октябре 1978 года. Шах начал беседу первым и с необычной темы. Он не понимает, что происходит в стране. Шах пространно говорил, что он хотел делать для страны только хорошее, чтобы она быстро развивалась. С горькой усмешкой он заметил, что написал книгу «К великой цивилизации», он и сейчас верит в то, что в ней излагал. Но цели «великой цивилизации», увы, кажется, оказались недостижимыми, он «что-то недоучел», но что? «Где причина моей ошибки?» – с каким-то отчаянием воскликнул он. – Придется остановиться». Странно, удивлялся он, что не оказалось и духовного единства народа, а ведь цели его, шахского, правления были такие благородные. Наверно, поэтому и «Растахиз» как партия распалась. (О «Растахизе», как показалось, он заметил с каким-то отвращением.)

Все пошло вразброд, продолжал шах, все «чего-то требуют». Массовые забастовки фактически парализовали страну, но ведь требования забастовщиков физически невозможно удовлетворить. «Вы ранее подтолкнули к мысли, – сказал он, – о необходимости улучшать жилищные условия людей. Мы ввели дотации к зарплате на квартплату, а это фактически оказалось перекачкой государственных средств в карманы домовладельцев. Я пытался пресечь спекуляцию домами, а они (это были: интересно в устах шаха – «они»! кто это такие «они», ужель шах не всесилен?) отменяют эти меры. Я сажаю спекулянтов, которые взвинчивают цены, а они их выпускают на свободу!»

Шах посетовал на непомерное число возникших политических партий (около 70), но, к сожалению, говорил он, дело сводится к крикливым лозунгам, продуманных программ нет. Может быть, останется две-три партии; если все пойдет нормально. В июне следующего года будут проведены выборы в парламент, он будет тогда назначать премьер-министра по партийному принципу – от той партии, которая будет иметь большинство в парламенте. Однако все дело в том, будет ли нормальная обстановка в стране. Беспорядки и разлад могут настолько усилиться, что «события выйдут из-под контроля» и власть возьмут в свои руки военные.

Я перебил шаха и спросил: могут ли военные прийти к власти без его, шаха, согласия – ведь он Верховный главнокомандующий, разве армия ему не верна?

Шах помолчал, а затем ответил:

– Они могут меня не послушаться. Так случается во многих странах в аналогичных ситуациях. Это будет очень плохо. Военная диктатура будет, конечно, означать застой в развитии страны. Но так, к сожалению, может случиться. – Помолчав, шах почему-то почти шепотом, с какой-то истерической нотой в голосе промолвил: – Но я не хочу больше крови, слишком много ее уже было пролито.

Внезапно шах спросил:

– Скажите, а что бы вы сделали на моем месте?

Я невольно рассмеялся:

– Ваше величество, я – сын ленинградского рабочего, никогда шахом не был, какой я могу дать вам совет?

– Ну а все-таки, чего требуют забастовщики, вам известно? – продолжал допытываться шах.

– Вы знаете лучше их требования. Кстати говоря, на Исфаханском металлургическом заводе и в Министерстве культуры, насколько нам известно, среди требований фигурируют и такие, как удаление саваковцев, приводятся даже их списки. Требуют и изменения внутриполитического курса, выхода из военного блока СЕНТО и вступления Ирана в движение неприсоединения. Разве это не разумные требования?

– Это вы интересно сказали насчет саваковцев. Я не знал об этом. Значит, они доигрались. А насчет выхода из СЕНТО – это ничего не решает.

– Это многое решает. Ваша страна освободится от привязки к военным планам западных держав, следовательно, укрепится независимость страны.

– Я и так выступаю за независимость и в последней речи в сенате говорил об этом. К сожалению, военные расходы придется сократить, другого выхода нет.

Шах вновь перешел на внутреннее положение: нет людей, которые вывели бы страну из тупика. Если и объявляются претенденты на роль премьер-министра, то только из желания занять этот пост и подчинить себе все и вся, как, например, Амини, который хочет лишь властвовать и даже командовать армией.

Я заметил:

– Говорят о возможности вашего отречения…

– Да, – быстро отреагировал шах, – я знаю, есть такие люди, которые хотят этого.

– Где – внутри страны или извне?

Шах замялся:

– И там и там.

– Теперь мой вопрос к вам, – сказал я. – Как вы думаете, что будет дальше?

– Не знаю… Но я получаю послания с поддержкой от Картера, Жискар д’Эстена, Каллагана, Шмидта, от Садата… Поддерживать-то все они меня поддерживают, – протянул далее шах, – а что делать-то – не говорят…

Распрощались…

Ехал домой и думал: шах не знает, что действительно происходит в стране, но чувствует глубину и размах происходящего. Понимает, ему нужно предпринимать какие-то меры, но не видит их. Монархи, наверно, все одинаково думают в критические моменты. События идут мимо шаха, вне его воли, и решения правительством уже принимаются помимо него. Он – пленник событий, а не их повелитель. Армия – все еще надежда, да и в ней он сомневается. А заокеанские друзья, видимо, ведут двойную игру – поддерживают шаха, но уже ищут ему замену ради обеспечения своих интересов.

16 января 1979 г. шах покинул страну, чтобы больше уже не возвращаться. Еще четыре месяца он цеплялся за ускользающую власть, но история уже вынесла свое решение – Ирану не быть больше монархией.

Шахская семья

Значительную, хотя и меньшую роль в «делах монархических» играла и шахская семья, особенно шахиня Фарах.

Шахиня приняла меня с женой в одной из комнат, была одета в скромное платье, что контрастировало с моей официальной одеждой, предписанной протоколом шахского двора: визитка – черный, долгополый сюртук и серые с черным в полоску брюки.

Держалась шахиня немного нервозно, разговор особого значения не имел, перескакивал с одной темы на другую: о недавнем землетрясении, нынешней погоде, системе образования в Иране, музее каджарского искусства. Мы старались помочь ей и держали инициативу в беседе. Шахиня несколько раз бралась за сигареты, которые находились на столике в маленькой коробочке, по виду как обычно оформляют… Коран. Она стремилась показать себя гостеприимной хозяйкой. Поскольку за несколько дней до визита я по просьбе шаха направил ему для просмотра кинофильм-балет «Спартак» и нам уже этот фильм с благодарностью после просмотра вернули, мы поинтересовались впечатлениями хозяйки о фильме. Шахиня ответила, что она не видела фильм, даже не знала о нем. Поскольку мы, наверное, не могли удержаться от выражения удивления, шахиня как-то небрежно пояснила, что «он» (шах), наверно, смотрел фильм, у него ведь больше свободного времени, а я занята, он вообще больше смотрит кинофильмов, по ночам. От этой реплики как-то мгновенно нарушилось впечатление о доброй семейной идиллии, которую усиленно внушали сотни тысяч семейных портретов шаха, где все с такими счастливыми улыбками…

Позднее, примерно через год, Ховейда, ставший уже к тому времени министром двора, но все еще веривший в шаха, в неофициальной беседе, доказывая преданность шаха своему делу, небрежно щелкнул по стоявшей на столике фотографии шахини и сказал: «Шах не любит ни ее, ни детей, у него лишь одна любовь в жизни – это Иран». И во время другой беседы с шахиней, на острове Киш, когда мне пришлось сидеть с ней рядом за обеденным столом, она так же много и нервозно курила, вынимая сигареты из бисерной с бриллиантами сумочки, и так же как-то отчужденно говорила о своем муже-шахе.

Трудно, конечно, делать суждения о семейной жизни шаха, да и вряд ли это нужно и интересно, но в целом складывалось впечатление, что шах и шахиня жили каждый какой-то своей, раздельной и неестественной жизнью. Когда в решающие дни нарастания революции шах колебался, не зная, что предпринять, что противопоставить угрожавшей трону опасности, стало широко известно, что шахиня настойчиво требовала от него проявления твердости.

Во времена монархии шахиня проявляла большую активность, патронируя различные мероприятия по линии культуры (поскольку училась в Париже на архитектора), образования и благотворительности. Она направлялась в простой одежде в районы, пострадавшие от землетрясений, принимала различных общественных деятелей – в общем, была на виду. У нее были собственная канцелярия и секретариат, которые занимались всеми ее делами.

Проявляли активность и другие члены шахской семьи – сестры и братья шаха, с которыми также доводилось встречаться. Особо выделялась его сестра, принцесса Ашраф, – двойня шаха. Эта энергичная женщина, о личной жизни которой рассказывали самые необычные истории, возглавляла различные фонды, принимали участие в качестве представителя Ирана в международных конференциях, в деятельности ООН. Подобно шахине, как говорили, Ашраф критически относилась к слабости шаха, требовала твердости.

Старшая сестра шаха – хрупкая и изящная принцесса Шамс – была патронессой иранского «Общества Красного льва и Солнца», организации, аналогичной Красному Кресту в других странах. Шамс – сводная сестра шаха, родилась от другой жены Реза-шаха. Она сопровождала отца в ссылку после его отречения в 1941 году, сначала в Индию, потом в Южно-Африканский Союз. О перипетиях отца и грубом обращении с ним англичанами она рассказывала нам с большой горечью.

Шамс имела свой дворец, специально построенный километрах в сорока от Тегерана в районе города Кередж. Это было прямо-таки невероятное сооружение в виде полусферы, как спиральная ракушка, плюхнувшаяся в открытом поле. Внутри – огромное помещение, свет льется из застекленного матового потолка, посредине – тропические деревья, плещется водопадами по голубым изразцам теплая водичка в искусственных водопадиках, летают птички, влажный, как в бане, воздух. По внутренним стенам полусферы спирально вверх идет пандус, по бокам двери. Все, что может быть позолочено, блестит золотом, даже дверные ручки, диск и трубка телефона.

 

Брат шаха – принц Голям-реза – занимал богато обставленный особняк в центре города. Он считался главой спортивного движения Ирана, но занимался бизнесом – имел фабрики и заботился о своих доходах.

Выгодно от других членов шахской семьи отличался младший сводный брат шаха – принц Абдор-реза. Это был страстный охотник с научным уклоном. Он изъездил чуть ли не весь мир, добывал все виды пород круторогих горных баранов. Всегда подтянутый, веселый, спортивного типа человек, он был неизменно приветлив, энергичен. Расстелив прямо на полу географические карты, мы вместе рассматривали места обитания этих горных баранов, полную коллекцию которых хотел иметь Абдор-реза.

Все члены шахской семьи зависели от шаха, вернее, от прочности его положения, в чем они, разумеется, не сомневались. Собирались, как говорят, часто вместе пообедать, играть в карты, жили хотя и в разных местах, но фактически одной семьей. Однако бросалось в глаза, что на людях вели себя в отношении своего брата протокольно-официально и даже в личных беседах, ссылаясь на шаха, называли его не иначе, как «его императорское величество».

Шах долго ждал появления сына – ему нужен был наследник всех своих дел, которые он затеял в стране. Долго сына не было, что явилось одной из причин расторжения двух предыдущих браков шаха. С появлением сына Резы, названного так в честь деда, шах воспрянул духом. Наследник обучался в иранской школе, усиленно занимался спортом – увлекался футболом, как и сам шах в детстве. Когда немного подрос, стал, по настоянию отца, учиться авиационному делу, чтобы владеть вождением самолета – модное хобби сынов монархов. Впрочем, может быть, шах вспомнил, как его умение пилотировать самолет спасло жизнь ему и семье, когда пришлось однажды бежать в Багдад от волнений, потрясших Иран во времена Моссадыка? Реза овладевал пилотированием все более сложных самолетов. Однажды во время моей беседы с шахом зазвонил телефон, всегда молча стоявший на столике рядом с креслом шаха. Шах извинился, взял трубку. Звонил сын, сообщил: только что совершил успешный самостоятельный вылет без инструктора на реактивном истребителе «Фантом». Отец был явно доволен. «Бросили ли тебя в бассейн с водой?» – спросил шах. (Такова была традиция «крещения» после самостоятельного вылета.) Сын ответил, что его облили водой из ведра. Шах посмеялся. Когда шах посетил в ноябре 1977 года США, одним из «результатов» его визита была договоренность о завершении летной подготовки сына в военно-воздушных силах США. Американцы явно заблаговременно нацеливались на будущего монарха.

Понемногу наследника стали приучать выполнять кое-какие государственные функции: шах послал его в поездку по Советскому Союзу, а через несколько лет в качестве почетного гостя Садата – на церемонию прохождения первых судов по Суэцкому каналу после его расчистки вслед за арабо-израильским вооруженным конфликтом 1973 года.

Шаху не удалось оставить вместо себя наследника – не успел, хотя внутренне он к этому готовился в качестве последующего шанса спасти монархию. Он отослал сына в США раньше всех из членов шахской семьи. В изгнании наследник давал интервью: «Я готов управлять Ираном, меня этому учили всю жизнь». Однако добавлял: «Я готов – если попросит иранский народ». Провозглашение молодого Реза шахом в Каире после смерти отца ничего в его положении не изменило.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru