Владимир Тарасов
Комплект книг: «Искусство управленческой борьбы», «Технология жизни», «Технология лидерства»
3. Динамический стереотип
Благодаря динамическим стереотипам и образцам поведения нередко даже весьма нетрезвый водитель благополучно добирается до дома. Если в пути не встретится ничего необычного. Выручает, как говорится, автопилот.
Стереотип мой – друг мой.
Но если что-то неожиданное все же произойдет, то беда практически неминуема. Упомянутый автопилот как раз и подведет.
Вы спускались по лестнице в темноте.
Вы старались не оступиться.
Сначала шагаете осторожно и медленно. Затем все увереннее и все быстрее. В конце снова проявляете осторожность и бдительность, чтобы не оступиться, когда лестница закончится.
Но в самом ее конце вы все-таки оступились, несмотря на вашу бдительность.
Это значит, что успел сложиться стереотип. Сперва он помогал двигаться в темноте достаточно уверенно, а потом взял и подвел. Он ведь не знал, что лестница закончилась и он больше не нужен.
Посмотрим, как, благодаря складывающемуся стереотипу, из отдельных образцов поведения складывается новый образец.
Вы купили стиральную машину и читаете инструкцию.
Каждый пункт инструкции, если она толково составлена, апеллирует только к тем образцам поведения, которые вы уже освоили.
Прочитав инструкцию и держа ее на всякий случай в руках, пробуете включить машину. Для этого необходимо:
• отобрать белье для стирки;
• загрузить машину бельем;
• включить машину в сеть;
• засыпать стиральный порошок;
• выбрать соответствующий режим стирки;
• установить выбранный режим соответствующим поворотом рукоятки;
• нажать кнопку «Пуск».
Вы выполняете указанную последовательность действий, сверяясь с инструкцией.
Между действиями у вас возникает технологическая пауза. Во время нее вы сверяетесь с инструкцией, выражаете досаду или восторг, советуетесь с ближними по поводу толкования пунктов инструкции, просто суетитесь или же медлите.
Если вас отвлечь в середине процесса посторонним разговором, то вам это очень помешает. Возможно даже, что вам все придется начинать с самого начала.
Но вот – ура! – машина заработала.
Когда вы включаете машину в следующий раз, вы действуете более уверенно, технологические паузы становятся короче.
И наконец, когда вы машину полностью освоили, паузы сокращаются до нуля, а вы можете, включая машину, беседовать на посторонние темы по мобильному телефону или жевать бутерброд, и это вам не будет помехой.
Вот теперь динамический стереотип включения стиральной машины у вас полностью сложился, а, значит, в вашем поведенческом арсенале появился новый образец поведения: «запуск стиральной машины».
Новый образец поведения – это такая комбинация старых, при выполнении которой не возникает необходимости в каких-либо технологических паузах.
4. Неправильная буква
Милиция разыскивала машинистку, которая печатала листовки запрещенной законом религиозной секты.
Листовки давали понять, что для их печати использовалась пишущая машинка довольно старого образца и с отломанной буквой «с», поскольку везде в тексте вместо нее использовалась буква «е». На подозрении была одна женщина, которая работала в одном учреждении машинисткой, но никаких улик против нее не имелось. Машинку, используемую для печати листовок, также найти не удалось.
Подозреваемую пригласили в небольшую комнату в отделении милиции на допрос к пожилому, интеллигентного вида милиционеру. Только он начал свою неторопливую беседу, как в комнату влетел молодой сотрудник в явном возбуждении.
– Что делать! Что делать! – запричитал он, – начальство ждет, а приказ отпечатать некому – машинистку отпустили до конца дня! Слушай, ты умеешь печатать?
Пожилой лишь беспомощно развел руками.
– Может, вы можете напечатать? Там всего полстранички!
Женщина неопределенно пожала плечами.
– Ну, пожалуйста, всего полстранички, это в соседней комнате! Вы нас так выручите!
Женщина не могла отказать в такой ситуации, прошла в соседний кабинет и села за пишущую машинку. Это была машинка того же типа, как и та, на которой печатались листовки.
Когда она закончила печатать, у нее опустились руки: вместо буквы «с», она везде напечатала «е».
Ее подвел прочно сложившийся динамический стереотип.
• Она же знала, что находится в милиции.
• Знала, что ее подозревают.
• Знала, что при наличии улик ее ждет уголовное наказание.
• Она знала, что работники милиции – профессионалы (речь идет о советском времени).
• Она видела, что машинка, на которой ей предложили печатать, того же типа, как и та, которую она прятала.
И все же ничего не смогла с собой поделать: стереотип оказался сильнее ее.
Стереотип мой – враг мой.
Стереотип сидит не в пальцах и не в мышцах.
Если вы начнете писать ногой или зубами, элементы вашего подчерка, по которому он опознаваем, все равно сохраняются в вашем письме. Память стереотипа крепче, чем обычная память.
Вас могут спросить: «В каком ящике стола вы держите калькулятор?»
Вы говорите: «Второй сверху или, нет, третий. Он всегда на одном и том же месте. В общем, не в самом верхнем, и не в самом нижнем. Поищите!»
Но когда сами садитесь за свой стол, вам искать не приходится: рука сама безошибочно вынимает калькулятор.
Рука знает, где он, но не умеет рассказать голове. На самом деле не рука знает, а знает наше подсознание, которое знает все на свете и даже умеет говорить, только мы этот язык плоховато понимаем.
Недавно я сбрил усы, чтобы поменять имидж. (Без периодической смены имиджа человек хуже развивается.) Раньше, когда я причесывался, то и усы причесывал. А теперь, когда их нет, я периодически их все-таки причесываю, но скоро отвыкну.
Курильщик (враг человечества!), куря сигарету, иногда ловит себя на желании закурить другую, забыв, что уже курит одну.
Вредные привычки вредны не только потому, что они вообще вредны, а еще и потому, что они могут показать свою бесцеремонную власть над нами в самый неподходящий для нас момент.
Динамический стереотип сильнее человека, сильнее в том смысле, что сразу избавиться от него невозможно, необходимы время и труд.
5. Умный рабби и мудрая птица
Мы говорили об иерархии стереотипов и о том, что они влияют не только на внешнее поведение, но и на мысли.
Вспомним про пустое в картине мира милиционера, который не мог понять, кто именно дерется.
Пустое образовалось на перекрестке его двух стереотипов:
• привычка представлять себе профессора мужчиной и
• привычка примерять ситуацию на себя.
А теперь обратим взор на стереотипы еще более высокого порядка.
Как-то раз, возвращаясь из книжной лавки по дороге домой, рабби купил живую птицу и нес ее к себе, с удовольствием представляя, как вкусно он ее съест.
Вдруг птица сказала:
– И не думай о таких вещах!
Рабби испугался и спросил:
– Что я слышу – ты говоришь?!
– Да, я необычная птица. Я тоже рабби – в мире птиц. Я могу дать тебе три совета, если пообещаешь отпустить меня на свободу.
Рабби согласился.
Птица сказала:
– Первый совет – никогда не верь никакой чепухе, кто бы тебе ее ни говорил. Это может быть великий человек, с властью и авторитетом, но если он говорит что-либо абсурдное, не верь этому! Чепуха – она и есть чепуха, кто бы ее ни говорил!
Рабби сказал:
– Правильно!
Птица продолжила:
– Второй совет – что бы ты ни делал, никогда не пытайся делать невозможное, так как тогда ты проиграешь. Всегда знай свой предел. Тот, кто знает свой предел, мудр. А тот, кто выходит за свои пределы, становится дураком!
Рабби согласился и сказал:
– Правильно!
– И вот третий мой совет – если ты сделаешь что-то хорошее, никогда не жалей об этом. Жалей только о том, что плохо!
Советы были чудесны, поэтому птица была отпущена.
Радостный рабби шел домой и про себя думал: «Это хороший материал для проповеди. На следующей неделе, когда я буду говорить, я дам эти три совета! Я напишу их на стене своего дома и напишу их на своем столе, чтобы помнить их. Эти три правила могут изменить человека!»
Вдруг эта птица, взлетевшая на ветку большого дерева, начала так громко смеяться, что рабби спросил:
– В чем дело?!
– Ты – дурак! – сказала птица. – В моем желудке – драгоценный алмаз. Если бы ты убил меня, ты стал бы самым богатым человеком в мире!
Рабби пожалел в душе: «Действительно, я глуп – я поверил этой птице!»
Он бросил книги, которые нес, и начал карабкаться на дерево.
Он был уже старым человеком и никогда раньше не лазил по деревьям. И чем выше он взбирался, тем выше, на следующую ветку, перелетала птица. Наконец он достиг самой верхушки и почти схватил птицу. Но она улетела, а рабби не удержался и упал.
Он очень сильно ушибся, ему было трудно даже приподняться.
А птица снова прилетела на нижнюю ветку и сказала:
– Ты поверил ерунде: разве может быть у птицы в желудке драгоценный алмаз?
Ты пытался сделать невозможное: не умея даже лазать по деревьям, поймать свободную птицу голыми руками.
И наконец, ты пожалел о том добром деле, которое сделал: отпустил меня на волю, как и обещал.
А теперь иди и читай на следующей неделе свою проповедь!
Птица поступила с человеком жестоко, заставив упасть на землю с высоты его завышенных представлений о своих моральных качествах.
Духовная бедность и духовное богатство определяются не рассуждениями, а реальным поведением, которое, в свою очередь, является заложником наших динамических стереотипов.
Генри Форд сказал:
Бедность происходит от перетаскивания мертвых грузов.
Мертвые грузы – это не только ненужные, бесполезные вещи, транспортировка и хранение которых обходится значительно дороже их самих, но и стереотипы любой природы: и мысли, и взгляды, и технологии, время которых прошло, и человеческие связи, себя, к сожалению и не по нашей вине исчерпавшие.
Многие попытки измениться разбиваются о нагромождение старых стереотипов в подсознании – пустых мест в картине мира.
6. Сборка и разборка образцов поведения
В конце прошлого века Фредерик Тейлор заметил, что на одних и тех же работах рабочие могут увеличить свою выработку в четыре раза, если их отучить от прежних приемов работы и научить новым, научно обоснованным приемам. Система Тейлора произвела революцию в менеджменте.
Однако обучение рабочего – дело непростое.
Тейлор сначала разбирал старые приемы работы «на запчасти», конструировал новый образец из элементарных движений, тренировал рабочих на выполнение этих элементарных движений, превращая их в образец поведения.
А уж затем заставляя их осваивать новый образец, соединяя разученные образцы во все более длинную цепочку, добиваясь появления нового динамического стереотипа.
Достаточно сказать, что в некоторых случаях он привязывал к руке рабочего фонарик, заставляя выполнять в темноте необходимые движения таким образом, чтобы луч фонарика скользил быстро и точно по нарисованной на экране кривой.
А где взять фонарик и куда его привязать, когда мы имеем дело со стереотипами более высокого уровня?!
Трудно обучать человека новому образцу поведения, но, наверное, еще сложнее разрушить старый образец, если он мешает правильному освоению нового.
Помните Шуру Балаганова, героя «Золотого теленка», с его привычкой шарить по чужим карманам? Имея крупную сумму денег, подаренных ему Остапом, в своем кармане, он все же по привычке полез в чужой и был пойман.
Именно потому, что разрушить старые образцы практически невозможно, многие учителя предпочитают иметь дело, так сказать, с чистым листом. Если уже начали неправильно, хотя и бойко говорить на иностранном языке, то – лучше бы и не начинали. Примерно так может подумать ваша учительница, вздыхая.
Студентам говорят: забудьте то, чему вас учили в школе!
Молодым специалистам говорят: забудьте все, чему вас учили в институте!
А кто скажет вам: забудьте все, чему вас учила жизнь!
Но эти слова надо вовремя расслышать.
Это и означает – очистить свое сознание от знания. В том числе от знания неявного, покоящегося в виде обломков прежних картин мира в подсознании, разобрать образец прежней подсознательной деятельности «на запчасти», не перетаскивать мертвые грузы.
Но так же, как рабочий Тейлора должен не по ходу дела осваивать новый образец, а пройти специальный этап ученичества, когда «все в разобранном виде и еще не собрано», так и в более сложных случаях, чем физический труд, необходим этап ученичества, когда «все разобрано и ничего не собрано».
Чтобы перепрыгнуть канаву, надо отойти назад, чтобы было место для разбега.
Этот отход назад – очень многих пугает.
«Ведь я надеялся двигаться вперед, а мне предлагают двигаться назад, я там уже был, мы это проходили», – думает с раздражением ученик и – топчется на месте.
Что лучше сделать, если мы сложили неправильно парашют:
– начать его перекладывать и тем задержать свой гордый полет, или
– взять как есть, да и прыгнуть: может, и ничего?
Мы в той мере готовы к освоению нового в какой-либо области, в какой мы стали ребенком, у которого еще нет никаких стереотипов в этом деле и который с открытыми и наивными глазами смотрит на предмет, последовательно проходя все три стадии ученичества.
Разборка старых образцов (что не менее важно, чем сборка новых) достигается в тренировке прерывания старого образца до его завершения: пошел, сделал шаг и забыл, куда и зачем шел…
7. Ситуация
Наша картина мира столь велика, что сознание не в состоянии охватить ее сразу целиком.
Оно, словно лучом фонарика, высвечивает ее небольшую часть, которую называют ситуацией. Когда луч фонарика широк, мы обозреваем большую часть картины мира, но без деталей. Когда луч узок, то мы можем разглядывать детали.
Когда кто-то начинает нам что-то говорить о деталях, мы должны или сузить луч своего сознания и высветить эти детали и у нас пройдет как бы сужение картины мира, или отказаться от диалога, проигнорировать возможность его ведения. И наоборот, если речь идет о масштабах, объемных в пространстве-времени вещах и событиях, это может привести к своего рода расширению нашей картины мира.
Подобно тому, как два человека ходят по темному лесу, оба с фонариками, но каждый высвечивает что-то свое. И если кто-то из них начинает обсуждать увиденное, то и второй направляет свой луч в то же место, если ему это обсуждение интересно или по каким-то причинам от него невозможно уклониться.
То, что видит каждый из них, является для него ситуацией.
И пока его луч не двинется дальше и не высветит нечто иное, человек находится для себя в одной и той же ситуации, или, как говорят, «здесь и теперь».
В театре, с его условностями, считается, что картина мира зрителя определяется ситуацией, которую он видит и слышит, глядя на сцену. Его «лучом сознания» водит постановщик. Этот луч замирает на некоторое время, пока длятся события «здесь и теперь», а затем делает движение в другое место и опять замирает. «Здесь и теперь» длится в театре до тех пор, пока одно явление не сменится другим явлением. Чем же отличается одно явление от другого? Тем, что кто-то из персонажей входит или уходит со сцены.
Почему это так важно, что стало принципом разделения картин на явления? Тем, что изменился состав участников событий.
Пока состав участников не меняется, у них имеется общая картина мира. А когда кто-то входит или выходит, то картина мира невольно изменяется для каждого из участников: что-то при этом новом персонаже нельзя говорить или делать, а без него – можно; пришедший может сообщить нечто, что уточнит или изменит картину мира присутствующих; ушедший может поделиться своей картиной мира с кем-то из значимых для присутствующих персон и т. д.
До смены явления события имеют обратимый характер, все еще можно переиграть, а когда явление заканчивается – все, уже не переиграешь. Поэтому в театре явления могут разделяться не только в связи с приходом-уходом нового персонажа, но и с возникновением каких-либо необратимых событий: разбита ценная вещь, кто-то открыл страшную тайну, в результате чего роли перераспределились необратимым образом, или кто-то упал в обморок и т. д.
Таким образом, ситуация длится до тех пор, пока не возникли какие-либо необратимые события, делающие невозможным возврат к картине мира, имевшей место до наступления этих событий.
После этого началась новая ситуация.
Соответственно время для нас оказывается структурированным.
Настоящее – это то, что происходит «здесь и теперь».
Будущее начнется с новой ситуацией.
А прошлое – то, что закончилось с наступлением ситуации «здесь и теперь». Эта последовательность обозначается чередой явлений.
Ситуация – это наша картина мира, ограниченная двумя соседними, необратимыми во времени событиями.
8. Счастливые часов не наблюдают
Смена ситуаций означает изменение картины мира. Она может быть вызвана различными причинами:
• сам человек предпринял какие-либо действия;
• другие люди произвели какие-либо значимые для него действия;
• изменилось физическое состояние окружающей среды;
• произошли какие-либо значимые для человека изменения его организма.
Если картина мира удовлетворяет человека, то он стремится ничего не менять, чтобы эта картина мира сохранялась как можно дольше. Но если ничего не меняется и ничего не менять, то и время пролетает как одно мгновение. Счастливые часов не наблюдают.
Когда все очень хорошо, нельзя ничего менять. Даже если само по себе изменение – в лучшую сторону, оно всегда рискованно: может измениться картина мира, и неизвестно, что еще такого высветит фонарик на новом месте. Да и время напомнит о себе. Лучшее – враг хорошего!
Поэтому кажется, что самое лучшее счастье – молчаливое и неподвижное. Только вот пролетает оно молниеносно.
И наоборот.
Если картина мира нам крайне неприятна, то мы непрестанно стараемся из нее выйти, предпринимая произвольно или непроизвольно незначительные действия, недостаточные для того, чтобы радикально изменить картину мира на положительную, но достаточные для того, чтобы изменить ее – на близкую по сути, но все же иную. Ведь в прежней картине мира очередная попытка ее изменить казалась обнадеживающей – потому-то мы ее и предприняли, а в новой, «соседней» картине мира эта попытка уже обнадеживающей не кажется, так как потерпела неудачу.
Это – как дрожание фонарика: ничего особо нового не высвечивает, а счетчик времени субъективно насчитывает много единиц. Поэтому-то в неприятной ситуации время тянется субъективно крайне долго, хотя объективно его проходит не так уж много.
Поэтому и в неприятной ситуации суета ее лишь усугубляет.
И в этом случае молчание и неподвижность – оцепенение – есть лучший способ пережить неприятную ситуацию, если уж все равно ее предстоит пережить. Именно поэтому так не любят пустого сочувствия, неуместных попыток развеселить, просто всякого беспокойства. Именно это заставляет людей иногда уединяться в своем горе, так сказать, оцепенеть.
А ценят того, кто, находясь рядом, сумеет оградить от чужого беспокойства или, наоборот, действительно резко изменить ситуацию – твердой рукой передвинуть луч фонаря на другое место картины мира.
Знакомая ситуация: вы приехали отдыхать на новый курорт на пару недель. Ситуация для вас приятная. Вначале все было новым, буквально все: и место, и меню, и инфраструктура, и люди, и правила игры. Картина мира быстро меняется, субъективный счетчик времени быстро крутится, и через три дня вы говорите: «О, я как будто уже целый месяц здесь!» Затем ситуация постепенно становится стабильней, счетчик замедляет обороты и почти останавливается. Накануне отъезда вы говорите: «Надо же! Как будто вчера приехал!»
Если хотите повлиять на ощущение человеком продолжительности времени, регулируйте для него темп смены картин мира и степень приятности пребывания в ситуации.
9. Социальные ожидания
Каждый человек имеет свой арсенал образцов поведения, которыми он владеет. Среди этих образцов есть простые и сложные. Сложные при необходимости могут быть разбиты на части технологическими паузами, причем разбиты произвольно. А простые – потому и простые, что так сцементированы динамическим стереотипом, что на части сам человек разложить их не может без специальных усилий, а иногда и тренировки. Они могут быть разбиты на части в обычном случае лишь каким-то физическим препятствием.
Между любыми двумя людьми существует сходство и различие в смысле образцов поведения: какая-то часть образцов у них общая, т. е. и тот и другой имеют в своем арсенале один и тот же образец, а какая-то – различная, у одного одни образцы, у другого – другие. В общей части в том числе имеются и сложные образцы. Благодаря этому, когда один человек, наблюдая действия другого, видит начало исполнения общего сложного образца, он может предугадать и продолжение этого образца, и ту потребность, которую тот, другой, намеревается удовлетворить.
Подобно тому, как бывает когда мы смотрим старый фильм и не помним, видели ли мы его когда-нибудь. Сначала мы ощущаем нечто знакомое. Однако многие фильмы в своих фрагментах ну уж очень похожи друг на друга! Поэтому мы сомневаемся. Затем внутри нас растет потребность предугадать действия героев. Вначале нам это то удается, то нет (старая картина мира всплывает постепенно). Но с какого-то этапа степень нашего предвидения становится такой, что мы не сомневаемся: это не мы такие умные, а просто мы видели этот фильм. Случается, конечно, что это «мы такие умные», потому что фильм плохой.
Когда человек по началам сложных образцов опознает эти образцы, то он ожидает от другого человека продолжения начатого поведения. Такого рода ожидания и есть социальные ожидания. Если наши социальные ожидания в отношении какого-либо человека оправдываются, то мы можем заблаговременно пристроить свое поведение к поведению другого как в положительном, так и в отрицательном смысле.
Человек, распознав и предсказав дальнейшие действия другого, может выбрать один из трех вариантов собственного поведения:
невмешательство – такое поведение, которое не повышает и не понижает вероятность успешного завершения начатых действий другого;
помощь – такое поведение, которое повышает вероятность успешного завершения действий другого (частным случаем повышения вероятности завершения является ускорение завершения, поскольку в любой момент что-то может помешать);
противодействие (борьба) – такое поведение, которое понижает вероятность завершения действий другого.
Границы между этими вариантами весьма размыты. Социальные ожидания могут оправдаться не вполне точно. Или можно не учесть, что правильно опознанный сложный образец может являться составной частью еще более сложного образца и помощь может помешать успешному завершению этих других частей. Им также может помешать невмешательство или, наоборот, помочь противодействие.
Мама ведет за руку малыша. Вдруг чувствует некоторое сопротивление в его руке:
• может быть, он устал, ему надо помочь и вести за руку увереннее;
• а может быть, он зацепился за что-нибудь и надо приостановиться;
• а может быть, он не хочет идти дальше, капризничает или озорничает, и стоит отпустить руку, как он с восторженным криком побежит на проезжую часть улицы…
Только по одному ощущению сопротивления трудно разобраться, надо ли помогать, сотрудничать или же надо преодолевать противодействие и вести борьбу.
Поэтому людям довольно трудно начать сразу же успешно взаимодействовать. Войти в конфликт, конечно, проще, да и то – требуется сначала сориентироваться.
Особенно сложно не ошибиться, когда речь идет о взаимодействии различных культур.
То, что одному кажется помощью, другой может воспринимать как вмешательство в его дела и начать борьбу.
То, что одному кажется тактичным невмешательством, другой может воспринимать как недружественный отказ в помощи и по любому поводу легко перейти к борьбе.
Социальные ожидания – та часть картины мира человека, которая предсказывает действия других людей в настоящем и будущем, с ними надо считаться.
