В тот вечер я со своим другом хирургом пил чай, не спеша, душевно ведали друг другу занимательные истории из своего опытного багажа практических знаний. О новостях медицины, о том, в какую сторону плывет наш медицинский «титаник». И вдруг, как это всегда бывает, на самом интересном месте прозвонил звонок. Мой друг взял трубку, нахмурившись, слушал доклад:
– Доктор, к нам поступил мужчина с минно-взрывной травмой, посмотрите, там шить по ходу нужно, – громко, на всю комнату, скороговоркой, выпалила дежурный терапевт.
Делать нечего, пошли мы смотреть бедолагу.
В приемном покое на каталке лежит пожилой мужчина, прокуренные и в крови усищ весело топорщатся в разные стороны. Клетчатая рубашка в подтеках крови, штанины приспущены. Левое бедро страдальца обильно посечено, будто дроби кто засандалил, вся грудь во множественных отметинах, левый глаз покраснел и чуть заплыл. Мы давай узнавать – что и как, есть ли аллергологический анамнез. В это время хирург разматывал бинты с левой кисти.
– Хорошо же тебя долбануло, – одобрительно произнес доктор. Сразу было видно, что заряд он держал левой рукой, ей и досталось самое большее. Лохмотья концевых фаланг висели на лоскутах, вся ладонь посечена и в рытвинах, с которых каплями стекала алая кровь.
– Вы, наверное, сидели на корточках, когда это случилось, спрятать успели свое половое оборудование, – мне, как и любому любопытному пацану, интересно стало, как так можно сделать, чтобы не делать самому.
– Да, повезло, – прохрипел, улыбнувшись, прокуренным голосом мужчина, – я на кровати дома сидел.
– Хоть больше никто не пострадал?
– Не, не, один дома был.
– Дак а что взорвалось?
– Да, трубка какая-то…
– Вы даже не знаете, что это было?
– В гараже валялась, я стал разбирать, она и долбанула.
– В смысле трубка? Наверное, трубка была с колечком?
– Ну да, – удивился мужчина моей осведомленности, – я колечко выдернул и стал ждать…
– Стал ждать чего? – в свою очередь удивился я простому идиотизму. – Потом что-то щелкнуло?
– Ну да, щелкнуло и секунд через пять бахнуло.
– Вы не террорист случайно? Может недостроенный мост собирались взорвать?
– Да ну, какой с меня террорист, – рассмеялся мужичок, – водила я.
Это да, таких дураков в террористы, наверное, не берут.
Запал от гранаты это был. Откуда он его взял, он не сознался, да и для меня это было не особо важно. Эхо девяностых, скорее всего, прогремело в руках работяги. Сколько таких запалов осело в гаражах пацанов…
Мне в детстве подарили ракетный детонатор. Валялся он, валялся себе, и вдруг захотелось мне попробовать долбануть. Подключил я электроды, посредством жевательной резинки соединил полюса маленького заряда, на конце которого был простой двенадцативольтовый от калькулятора выпрямитель. Сунул я его в розетку и… и ничего. Вообще. Подошел я к ракетному детонатору и стал трогать контакты, те, что висели на силе жевательной резины. Не предусмотрел я, что в коробочке выпрямителя есть еще конденсаторы и что в них есть определенная доля заряда. Как он долбанул у меня в руках, все в голове зашумело, большой палец левой руки не чуя, я, словно зомби, пошел в сторону. Очнулся в комнате, меня обступили друзья. Слава богу, что меня просто чуток контузило, а то бы так же зашивали дураку кисть, или глаз, или яйца собирали…
Говорят, снаряд дважды в одну лунку не падает. Но все же бывают исключения…
Утром, когда я уже собирался сдавать дежурство, зашел молодой травматолог:
– Доброе утро, – и, не дожидаясь ответа, – как насчет пооперировать?
Такого в мои утренние планы не входило, суточное дежурство хотелось закончить спокойно, тем более что до окончания остался золотой час врача.
– А че там?
– Да там парня вчера привезли с соседнего района, от кашля, как он говорит, рванула булла легкого. Легкое наполовину спалось. На месте в больничке доктор раздренировал пневмоторакс у пациента, и потом его транспортировали к нам. Все вроде хорошо было, и на повторном снимке легкое практически полностью расправилось, а утром у него заболел живот…
– О как, с чего бы это?
– Да хер знает, может, что скрывает…
– Давление держит?
– Да сто сорок и восемьдесят…
– Дышит нормально?
– Да ни чё вроде…
– УЗИ, рентген легких, живота повторяли?
– Нет.
– Ну так и чего вы? Надо же хоть примерно узнать причину.
– Хорошо, сейчас вызову.
Доктор пошел проводить исследования.
Я почистил зубы, выпил чаю. Решил глянуть на пациента.
Парень в палате. Худощавый, чуть сероватый. Давление в норме, пульс чуть частит. Живот болит во всех отделах, напряженный, как доска. Божится, что не били его, внизу, предполагая, что могли травмировать печень иголкой, но нет – не кололи. Дренаж, как и положено, стоит в верхней половине грудной клетки справа.
Что случилось – непонятно. Неужели врет? «Все врут, – говаривал Хаус».
Повезли на рентген. Чуть позже я заглянул за снимками. Легкое, на треть спавшееся, но это небольшая проблема. Проблема оказалась в животе. Над печенью на снимке мы увидели серп, говорящий о воздухе, коего быть там не должно. А на ультразвуковом исследовании доктор увидела жидкость в животе.
Дырка в желудке? Разрыв кишки? Неужели была травма, да парень покрывает кого-то. Сложно поверить в такую неудачу, когда у одного пациента практически одновременно возникло два отдельных смертельно опасных заболевания. Это же каким надо быть невезучим пациентом, чтобы получить спонтанный разрыв легочной ткани и перфорацию кишки или желудка, из-за язвы?
После небольшой предоперационной подготовки его взяли на стол. И точно – перфорация язвы в желудке. Бывает же такое.
Перевернутая жизнь. Необычные пациенты. Не все как у людей. Не те больные, что обычно. Можно продолжать странные эпитеты. Но правда, странные состояния…
Вот меня вызвали в терапию. К ним дедушка поступил из областной больницы. Попросили посмотреть трахеостому. Я у постели больного. Пожилой, с бородкой мужчина. Инсульт. Кома. Трахеостома. Странная трахеостома. Она стоит. Конец ее глядит в подбородок. Странно. Обычно либо вперед дышит, либо, если трахеостома вылезла, – вниз. Надел перчатки. Вытащил. Ну точно – другой конец смотрит в ротовую полость. Как это так? Я не знаю. Не стал выяснять. Хорошо, что она не перекрыла дыхательные пути. Сменил трубку. С трудом, правда, трахея, видимо, в рубцах.
А у нас в палате молодой парень. Совсем молод и юн. Ему бы жить и радоваться жизни, но он торчал от других вещей. Нажрался атропинодействующих семян и передознулся. Сейчас в запредельных для нашего сознания мирах. Он не мертв, но и не жив. И не дышит сам.
Рядом женщина. Вот тоже странная судьба. Проснулась после операции, банальное грыжесечение. Ну да ожирение и куча всяких рядом с ним стоящих болячек вроде диабета. Ну и что? Да у нас десятки таких пациентов проходит, и ничего. Сама операция прошла без эксцессов, но мышцы, мышцы обмякли и перестали слушаться хозяйку. Так и лежит не двигаясь. Обследовали с ног до головы, и особо ничего.
А в другой палате и до нашего поступления пациент лежачий был. Супруга покормила вареньем. Несколько ягодок закатилось в трахею. Бронхоспазм. Гипоксия. Асфиксия. Кома. ИВЛ.
Все это странно, согласитесь…
Около десяти вечера. Темно. Из-под козырька пробивается сквозь ветки деревьев белый луч энергосберегающего фонаря…
Я заканчиваю прогулку со своей псиной. Она с печалью, чувствуя, что пора домой, с жадностью вдыхает ароматы осени. «Вот пахнет червячок, тут поссала кошка, здесь прошел пекарь, здесь накакал пес с соседней улицы, иэээх, хозяин зовет домой…»
Открывается входная дверь, и выходит бухой парень с дамой. Он не пьян, он бухой и всегда бухой, менее трезвым я его никогда не видел. Худощавый, в серой куртке с порванным рукавом и дама в красном грязненьком польтишке с одутловатым от частого употребления «крепкой воды» лицом. Классическая семейная пара с крепкими алкогольными скрепами.
Однажды они вышли, и он шатаясь из-за пазухи вытащил лысого котенка и кинул моей псине под нос. Женщина:
– Зачем? – Хотела было забрать его, но тот наклонился и пьяной рукой отмахнулся от дамы сердца.
– Надо! Пусть привыкает к нашей жизти!
Моя собака втянула воздух и решила не связываться с неизвестным существом из далекого континента.
А тут они снова остановились, ему захотелось погладить мою собаку. Я хотел было пойти домой, но он меня остановил:
– Здоров! Слышь, ты же с пятого этажа? – Я кивнул. – Я позавчера мебель вашу сносил вниз.
Я хотел было возразить и пойти дальше, но вспомнил, что мы продали кухонный древний гарнитур за три тыщи, и в тот момент, когда его вывозили, я был на работе.
– Ну вот, это, ммэээ стольник хотелось бы с вас взять за разгрузку, ну да ладно, мы же братья, мы должны помогать друг другу.
«Гондон ты, а не брат мне», – подумалось мне и я позвал собаку домой.
За шесть часов до этого разговора я выгуливал собаку и собирался идти домой. Меня остановили старушки, сидящие на лавочке. Разговаривать ни с кем не хотелось, температурил и болела десна, но соседей надо было уважить.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– Вы позавчера спускали мебель и сломали почтовый ящик, вы, пожалуйста, закрепите его, а то ведь скоро вообще упадет.
А я еще после работы заметил, что почтовый ящик как-то странно висит.
– Да, сломали? Конечно, сделаю.
Взял инструменты и повесил ящик обратно…
Меня вчера в кардиологию коллега дернул, у мужика сердце влетело в пароксизм желудочковой тахикардии…
Несколько дней до этого супруга попросила мужика вытащить картошку из погреба, стало плохо, упал. Женщина немедленно вызвала «Скорую помощь». В считаные минуты прилетела реанимационная бригада. На ЭКГ доктор зарегистрировал желудочковую тахикардию. Смертельно опасное состояние, которое в любой момент может перейти фибрилляцию. Сердце гнало под двести ударов, не в силах достойно пустить пульсовую волну органам, просто плевалось кровью. Он был еще в сознании, но в глазах все плыло.
Надо сказать врач на скорой сработал идеально – недолго думая, стукнул током через дефиблиллятор. Разряд прошел через сердечную мышцу и навязал ему нормальный синусовый ритм. Его даже в реанимацию не положили.
Но через некоторое время вызвали меня. Он на кровати, бледный, грузный мужчина.
– Что случилось?
– Да вот, в туалет пошел, стало плохо. Сердце будто переворачивается в груди.
Сняли ЭКГ. Частые желудочковые экстрасистолы. Давление чуть повышено. Решил со стрельбой током обождать, не та ситуация. Ввели антиаритмический препарат, пощупал пульс, кажись, стало меньше ненужных сокращений.
Распорядился перевести его в палату интенсивной терапии. А проходы узкие, кровати мешают, тяжко такого поднимать. Дали кислород, подцепили кардиомонитор.
– Лучше?
– Чуть лучше.
Продолжили капать стабилизирующий ритм препарат. Через час он запросился сходить в туалет. Но нет, рано гулять. Запретили.
К утру совсем ожил. Ритм идеальный.
Утром коллега спросила:
– Что чувствуешь, когда помог деду?
Я просканировал свои ощущения.
– Да никаких ощущений, – пожал плечами я.
– Радости нет?
– Нет, да ничего особенного мы ему не сделали…
– Это синдром выгорания наступил, раз нет радости от помощи больному.
Я спорить не стал. Может, и действительно подустал. Сегодня с суточного и снова в ночь…
Некоторое время назад привезли парня…
Худощавый, правильные черты лица. Пьян в стельку. Сломана левая рука, нога в нескольких местах, таз чуток рассыпался. Ушиб легкого, слева. Объективно, кислорода ему не хватало, натянули кислородную маску. Под анестезией вытянули конечности, стабилизировали кости.
Пока пьяный, по горячим следам выяснилось, что он:
Версия первая, пьяная. Женат, сын, любовница. Вечно с этими треугольниками не все хорошо. Поругался с женой, взял сына с собой и друга, поехали куда-то на хату. Нахерачились в квартире на четвертом этаже. По сотовому начались выяснения отношений. Отношения перешли на балконную комнату, градус отношений постоянно накалялся, и он вышел на улицу. Так бочиной и шлепнулся.
Версия вторая, трезвая.
К утру парень, протрезвев, начал вспоминать. «Вчерась бухнули немало, все как в тумане. Никаких суицидальных попыток не было. Просто встал на тумбу, чтобы снять белье. Тумба качнулась, и улетел…»
Через несколько суток его жизни уже ничего не угрожало, и мы перевели его в травматологическое отделение.
Там я его и увидел. Лежит улыбается, поздоровался он и его симпатичная жена.
«Это хорошо, что любит и переживает». Может, и правда – просто выпал?
Работая в реанимационном отделении, невольно стал понимать, что все эти слова про грехи, что болезни нам достаются за дела наши, что уроды получат свое, про месть свыше, все это настолько не соответствует действительности.
Что просто приходит понимание, когда ложишься спать здоровым, что если прошел день и ты не подхватил какую-нибудь хворь и твое тело способно доставлять радость и тебе комфортно в нем, то просто радуйся. Радуйся каждому мгновению здесь и сейчас. Старайся проживать каждый день как последний, это не просто слова, это действительность.
У нас пациент лежит, полный мужчина, за пятьдесят. Он не доставляет нам хлопот, не ворчит, хотя иногда нахлынет на него обида за свою судьбу, и он немного взбрыкнет в ответ на наши бесконечные заборы крови и манипуляции. Умные карие глаза полны печали, он, наверное, постоянно прокручивает в голове: за что ему даются все эти испытания? Испытания, давшиеся ему от обычных медицинских процедур, от которых обычные люди совсем не страдают, а он вот лежит изможденный на реанимационной койне, не в силах самостоятельно встать с постели. А ведь чуть больше года назад он был активным мужчиной с тысячью планов.
Вот уже год прошел, как у него прихватило сердечко, появились боли за грудиной, одышка, на электрокардиограмме выявили ишемию миокарда.
Ему сделали коронарографию – ввели специальное вещество в артерии сердца и нашли забитый бляшкой сосуд. Установили стент – расширили это место специальным аппаратом, восстановили кровоток.
Оно бы все ничего, стало лучше сердцу, и одышка ушла, и ишемия. А вот почки в ответ на введение контрастного вещества пострадали. Они перестали держать белок, организм стал терять немыслимое количество строительного материала. Белок, кроме своей естественной функции, он еще и держит вокруг себя молекулы воды. Если белок в сосуде, то в сосудистом русле кровь жидкая, если белок уходит в ткани, то ткани отекают, если белок уходит в унитаз, сосуды перестают держать воду, и она снова уходит в ткани.
Вода везде. Она в животе. Она в сердечной сумке, она в плевральных полостях.
Но до того как на мужчину снизошли отеки, еще в тот период, когда было не все так плохо, ему назначили обычную дозу обычного для людей, перенесших стентирование, препарата для разжижения крови. И кровь стала настолько жидкая, что начала собираться везде. У него под глазами образовались под кожей громадные кровоизлияния. Пострадали внутренние органы. В конце концов лопнула печень и кровь рекой потекла в живот. Его прооперировали. Еле спасли.
И вот он у нас. Изначально весь отекший, как подушка. Сердце его готово было в любую минуту остановиться от тесноты в сердечной каморке – перикарде. Там было почти литр жидкости! Толстой иглой, под контролем ультразвукового исследования, коллега-реаниматолог проткнул перикард и удалил часть жидкости.
Ему стало чуть легче. Но одышка у него практически не уменьшилась, а всему причиной стало большое количество жидкости в плевральной полости. Из за нее, он даже не мог повернуться на спину и на другой бок. Да- да, он постоянно спал на одном боку! Представляете мучения?
Хирург проткнул ему плевральную полость и удалил два литра жидкости. Два литра! И вот после этой процедуры он наконец обрел некую радость жизни.
Я вот смотрю на него и понимаю – насколько наша жизнь хрупка. Ведь такие осложнения развиваются у одного на сотню тысяч пациентов, и он выхватил сразу два несчастливых билета. И вот он сейчас рад тому, что может лежать на другом боку, и он пользуется этим. Сегодня он впервые за несколько дней встал с кровати, пусть при помощи наших сестер, и он безмерно рад этому.
То, что мы делаем автоматически, не думая об этом, он делает так, словно преодолевает космос.
Он категорически против того, чтобы умереть, и он готов перенести любые процедуры от нас, медиков, лишь бы ему стало легче. И как только ему станет действительно легче, мы постараемся его отправить в ту клинику, где разберутся с его почками.