Владимир Шигин
Балтика (Собрание сочинений)
– Тогда начнем с младших! – кивнул Спиридов.
Первыми встали лейтенанты-неофиты:
– Братство нам дорого, но и Россия нам тоже дорога! К тому же мы принимали присягу на верность Отечеству. Поэтому предлагаем на время войны отложить дела масонские и заняться делами ратными! – сказали они.
Лейтенантов поддержали рыцари в чинах капитанских, но уже не все. Командиры линкоров Коковцев, Вальронд и Баранов были куда менее категоричны:
– Надобно с братьями нашими шведскими договориться, чтобы всем мимо друг друга стрелять!
– Для чего ж они тогда на нас нападают, чтобы мимо нас палить? – резонно подал голос командир «Ростислава» Одинцов.
– Тогда надобно все одно мимо ядра кидать. Братья-масоны со стороны шведской увидят наш знак и одумаются! – даже вскочил со своего места командир «Иоанна Богослова» Вальронд.
– Держи карман шире, одумаются! – усмехнулся капитан 1-го ранга Муловский. – Пока мы будем мимо палить, они нас всех на дно морское отправят и не поперхнутся!
В углу о чем-то увлеченно шептались два закадычных дружка Денисон с Денисовым, прозванные за сходство фамилий кузенами.
Всех удивляла дружба этих двух линкоровских командиров – англичанина Джона Денисона со «Святого Петра» и ярославца Петра Денисова с «Болеслава». Первый при этом ни слова не понимал по-русски, а второй – по-английски. Между тем Денисон с Денисовым были что называется «не разлей вода», общаясь друг с другом каждый на своем языке. И главное, что при этом прекрасно понимали друг друга!
Большинство рыцарей ложи «Нептуна» было за то, что надо драться с братьями-шведами по-настоящему, без дураков. Наконец взял слово, молчавший дотоле адмирал и по совместительству мастер ложи Самуил Грейг. Высочайший указ о назначении его командующим флотом уже лежал у него в кармане:
– Не мы, а шведский король Густав вероломно напал на нашу державу. Во главе флота его брат, принц Карл, коему по закону масонскому мы подчинение имеем. Но возможно ли изменить присяге и государству своему в сей грозный час, чтобы влечения наши к совершенству превыше России ставить?
Братья-рыцари заговорили разом:
– Истину говоришь, брат Самуил! Не мы, а шведы братство наше отринули! Не мы напали, а они! Будем драться так, чтобы навек от границ наших отвадить!
Молча сидели лишь Вальронд да его дружки – командир «Дерись» Савва Коковцев да «Памяти Евстафия» Баранов. Эти были за святость масонских уз. Но их было меньшинство, и они ничего не могли изменить в решении ложи.
– Драться, да так, чтобы от супостата щепки летели! – таково было общее мнение.
– Быть по сему! – махнул рукой адмирал Грейг, в свое кресло усаживаясь.
– Быть по сему! – с размаху ударил молотком о жертвенник контр-адмирал Спиридов. – На сем капитул объявляю закрытым!
– Прошу каждого заняться его прямыми обязанностями! – объявил Грейг. – Дела масонские откладываем до лучших времен, теперь время дел военных!
Позднее историк напишет: «Грейг и все масоны-моряки выказали себя верными россиянами и покрыли славой свои имена».
Впрочем, в реальности все было далеко не так просто…
В те дни корабли доукомплектовывались офицерами и матросами. Перед самым выходом на «Мстислав» прислали артиллерийского офицера.
– Кто таков! – спросил его Муловский.
– Преподаватель инженерного корпуса подпоручик Бестужев!
– Дело артиллерийское знаете?
– Окончил артиллерийский корпус, а науки пушечные сам кадетам преподавал!
– Ну, что ж, принимайте орудия верхней палубы!
Матросам новый артиллерийский офицер сразу пришелся по душе. И артиллерист отменный – и к ним относился сердечно, да другим в обиду не давал. Звали матросы по этой причине Александра Бестужева своим благодетелем. С ним мы скоро еще встретимся…
Глава третья
День Сисоя Великого
В Кронштадте в то неспокойное время распевали залихватское:
Море – наша доля,
Море – наша жисть!
Веселись Рассея,
Швеция держись!
У простого люда подъем духа был небывалый. Война стояла у порога их дома, а потому к ней относились со всею серьезностью. Минует еще четверть века – и Россия познает великий порыв 1812 года. Год же 1788-й можно считать ее своеобразным прологом. Впрочем, общее настроение было тревожным. Все волновались, удастся ли Грейгу остановить шведский флот, ведь в противном случае десант у Петербурга становился реальностью. У Зимнего для возможной спешной эвакуации двора в Москву стояло с полтысячи запряженных лошадей. Все ждали известий от адмирала Грейга.
В те дни Екатерина, храбрясь, писала на юг князю Потемкину ироничные письма: «Король шведский себе сковал латы, кирасу… и шишак с красными перьями. Выехавши из Стокгольма, говорил дамам, что он надеется им дать завтрак в Петергофе. Своим войскам в Финляндии и шведам велел сказать, что он намерен превосходить делами и помрачить Густава-Адольфа и окончить предприятие Карла ХII. Последнее событие сбыться может, понеже сей начал разорение Швеции, так же уверял он шведов, что он меня принудит сложить корону. Сего вероломного государя поступки похожи на сумасшествие».
Но за иронией чувствовалась тревога. Светлейший, письма подобные читая, ходил мрачный:
– Сумасшедший он, может, и сумасшедший, но уж кровушки нашей попьет вдосталь, хотя, может статься, в ней же и захлебнется!
Над Финским заливом клочьями стелился туман. Ветер был тихий. По этой причине адмирал Грейг велел по флоту держать все паруса. С кораблей запрашивали: «Дозволено ли будет прочистить стволы холостыми залпами?» Командующий ответил утвердительно. Гулкие отрывистые залпы вспугнули дремавших на волнах чаек, и те с пронзительным криком закружили над кораблями. На траверзе белел Толбухин маяк. Над его маячным конусом еще курился легкий дым ночного костра.
Впереди своего флота в авангард Грейг поставил отряд Мартына Фондезина, состоявший из наиболее старых кораблей, так сказать, для присмотра. Наиболее надежные корабли, наоборот, были поставлены им в арьергард под началом контр-адмирала Козлянинова. Самые же мощные линкоры, вошли в кордебаталию, под началом самого адмирала.
В Петербург Грейг доносил: «…Снялся с якоря с порученной мне эскадрой. Лавирую для сыскания шведского флота при противном ветре. На флоте произвожу пушечную и ружейную экзерцицию».
Вместе с командиром флагманского «Мстислава», Муловским, командующий подолгу сидел над картой Финского залива.
– Ну некуда шведам деться! – говорил он, тыча в бумагу курительной трубкой. – Путь у герцога один – к Кронштадту и на этом пути мы его непременно должны встретить!
– Шведам самим нужна генеральная баталия, и герцог сам станет нас всюду искать! – высказал свое мнение капитан 1-го ранга Муловский.
– Что ж, сойдемся всерьез! – резюмировал Грейг. – Спесь сбивать сразу и навсегда!
Впереди эскадры дозорные фрегаты. Капитаны фрегатские имеют строгий приказ останавливать все преходящие торговые суда. Всех опрашивают: где шведы и в каком количестве?
Получив доклад, Грейг самолично дырявил циркулем карту:
– Ежели флот шведский усмотрен купцами подле Ревеля и Кокшхара, то ждать нам гостей осталось недолго!
В сумерках уходящего дня командующий перенес свой флаг с 74-пушечного «Мстислава» на 100-пушечный «Ростислав». Прощаясь с Муловским, он сказал:
– Знай, Гриша, что любезней твоего «Мстислава» кораблей для меня нет, но в бою должен я быть на корабле наисильнейшем, дабы в случае нужды решить исход баталии!
Ночью походный порядок эскадры был изменен. Вперед навстречу неприятелю адмирал выслал сильный дозорный отряд: линейные корабли «Мстислав» под брейд-вымпелом капитана 1-го ранга Муловского и «Брячеслав» да фрегат «Надежда Благополучия».
Пока ж Грейг стремился не потерять ни одной свободной минуты, чтобы хоть как-то поднатаскать свои сырые команды. Цейхместер эскадры Леман, не единожды обходя шлюпкой корабли, внушал капитанам:
– Матроза не жалеть! Скоро экзамен кровавый!
Капитаны кивали молча, что ж тут непонятного? Затем уже спрашивали по-деловому:
– Дозволено ли нам при экзерцициях пушечных палить зарядом половинным?
– Палите! – кричал в ответ Леман.
Ближе к полночи миновали Гогланд. Командир дозорного отряда Муловский имел от командующего ордер строгий: обнаружив шведов, сосчитать его силы и, немедля ни минуты, отходить к главным силам. Грейговским приказом молодой капитан доволен не был. Сам он предпочел бы атаковать!
На марсы «Мстислава» послали самых зорких. Офицеры до боли в глазах вглядывались в зрительные трубы. Где же неприятель?
– С оста паруса! – раздалось внезапно сразу несколько голосов.
– Кажется, дождались! – облегченно вздохнул капитан 1-го ранга, вытащив из кармана золотые часы.
Вдалеке мазнул по горизонту одинокий парус. Через пару часов «Мстислав» уже подходил к обнаруженному судну. То был кронштадтский галиот «Слон», спешащий с грузом мануфактуры в Ревель.
– Чего здесь шляетесь? – крикнул на транспорт вахтенный лейтенант. – Жизнь не дорога? Швед рядом!
– Против нашего «Слона» и слон иной, что муха! – пытался было отшутиться галиотский шкипер.
– Что б духа твоего здесь не было! – прокричал ему в ответ, выскочивший на шканцы Муловский. – Не то сменишь кафтан на матросский бастрог!
Поняв, что дела и впрямь серьезные, на «Слоне» тотчас прибавили парусов и отвернули к берегу.
А сверху уже, сосчитав неприятеля, кричали:
– До полутора десятка вымпелов! Следуют на ост!
К Муловскому подошел старший офицер корабля, капитан-лейтенант Эссен:
– Прикажите ложиться на обратный курс?
– Мы остаемся в прежней позиции! – отрезал Муловский. – Бить аллярм!
Ударили барабаны, вызывая наверх дремавшую подвахту, тревожно засвистали боцманские дудки.
– Открывать порты! Изготовиться к пальбе! – кричали, разбегаясь по декам, артиллерийские начальники.
Муловский с тоской поглядел на обвислые косицы вымпелов. Ветра почти не было! Лишь к полудню шведский флот открылся полностью. Дистанция между противниками по этой причине сокращалась крайне медленно. Не понятно почему, обнаружив отряд Муловского, шведы не придали ему никакого значения. Когда все же спохватились и отправили к нему напересечку несколько линкоров, было уже поздно – к Муловскому подходили главные силы. Над флагманским «Ростиславом» трепетали флаги: «Прибавить парусов. Гнать за неприятелем».
В подзорные трубы было хорошо видно, как шведы начали энергично перестраиваться в боевую колонну. Ветер меж тем стих совершенно. Было ясно, что столкновение случится не ранее чем завтра. Ночь пришла в лихорадочных приготовлениях. Все понимали – грядущий день будет кровав и страшен.
Незадолго до полуночи Грейг собрал у себя в салоне флагманов и капитанов. Объявил план предстоящей баталии:
– Герцог Карл станет ломить напролом, ибо его цель – Петербург. За ценой он стоять не станет. Мы же, зная это, не мудрствуя лукаво ляжем всем флотом поперек залива и преградим ему дорогу. Посему боевую линию я велю держать насмерть!
– А почему маневрами нам шведов не запутать? – подал голос кто-то из непонятливых.
– А потому, что три четверти команд у нас – рекруты и море видят всего восьмой день! – ответил за командующего контр-адмирал Козлянинов.
Определяя порядок кораблей в боевой линии, Грейг отметил:
– Впереди моего «Ростислава» будет следовать «Мстислав»!
– Пока мой корабль держится на воде, он не отстанет от своего флагмана! – вскочил с места капитан 1-го ранга Муловский.
Эти слова Григория Ивановича донесли до нас документы той эпохи… А капитаны уже уточняли детали:
– Сколь гребных судов следует держать у борта?
– Глядите на «Ростислав» и держите столько ж!
– На какой дистанции предпочтительнее драться?
– На наикратчайшей!
– Дозволено ли будет сваливаться в абордаж?
– Вне всяких сомнений!
…Едва забрезжил рассвет, с зюйд-веста забелели парусами шведы. Орудийные порты на их кораблях были отворены – верный признак решительности намерений.
– Класть рули на перпендикуляр курса! – распорядился Грейг. – Следовать станем строем фронта. Арьергардии надлежит быть от центра по левую руку, авангардии ж – по правую!
На адмирале белый парадный мундир, щедро обсыпанный звездами и крестами, на левом бедре золотая шпага. При полном параде были и прочие офицеры. Над палубами витал запах французских духов и матросского пота.
Стрелки часов показывали восемь утра, когда российский флот, развернувшись в пол-моря, устремился на неприятеля. Грозный вид и очевидность атаки произвели на шведов неприятное впечатление. Самоуверенность Карла Зюдерманландского сняло как рукой. Не приняв вызова, шведский флот лихо отвернул и поспешил разойтись на расходящихся курсах.
– Ишь, кишка тонка! – смеялись корабельная молодежь, в порты открытые высовываясь. – Никак побегли, а мы при победе остались!
– Цыть вы, Аники-воины! – одернули их те, кто поопытней. – Война-то настоящая еще и не начиналось, а начнется, всем на орехи хватит!
Грейг следил за шведским маневром. Поняв замысел герцога Карла, поморщился:
– Прибавить парусов!
– А это что еще за партизан? – указал он рукой на оторвавшийся от остального флота фрегат. – Вернуть его во вторую линию!
То был дозорный фрегат «Надежда Благополучия». Его командир настолько желал первым разрядить свои пушки по неприятелю, что сделал вид, будто не заметил адмиральского сигнала. Однако, когда над «Ростиславом» вторично взлетели флаги, извещающие фрегат о немедленном возвращении, пришлось подчиниться. С видимым сожалением пропускала команда «Надежды Благополучия» мимо себя громады линейных кораблей:
– Теперь разве что утопленников из воды доставать придется да побитых за «ноздрю» из линии вытаскивать. Вот она участь наша фрегатская!
Отойдя от российского флота на безопасное расстояние, Карл Зюдерманландский быстро развернул свои корабли на сходящийся контркурс.
– Ловко шведы ходят! – профессионально оценили маневр неприятеля на шканцах русских линкоров. – Это вам, господа, не турки вислоухие. Это один из лучших флотов Европы!
– Тем почетнее будет их отлупить! – заканчивали разговор капитаны, то и дело поглядывая на флагман, не будет ли нового сигнала.
И точно, бабахнула сигнальная пушка, взвились флаги – Грейг приказывал начать построение классической батальной линии. Российские корабли перестраивались достаточно быстро, но без того изысканного изящества, которое только что продемонстрировали шведы. Из-за нехватки времени теперь впереди флота оказался арьергард, а в «замке» шли корабли авангардии. С «Ростислава» уже вовсю сигналили: «Спуститься на неприятеля». В шканечном журнале флагманского корабля штурман сделал следующую запись: «6-го числа. В 1-м часу. Ветер легкий брамсельный от SO-оста, небо ясно, но по горизонту большая мрачность, флот расположен в линию баталии, фронт фордевинд в 17-ти линейных кораблях, а фрегаты и малые суда за линиею к осту, флот шведский построен в линию кордебаталии левым галсом, идущий к зюйд-весту».
– Распорядитесь оповестить команды кораблей о начале обеда! – велел адмирал Грейг командиру «Ростислава» капитану 1-го ранга Одинцову.
Одинцов командир опытнейший, герой битвы при Метелино еще в прошлую турецкую войну. Адмирала он понимал с одного взгляда.
Что и говорить, Балтийский флот был поражен распоряжением своего командующего, в котором читалось все: и большая личная выдержка, и уверенность в своих подчиненных, и вера в сегодняшнюю победу. Теперь даже самые робкие обрели спокойствие и хладнокровие. Матросы обедали наскоро и молча. Было не до шуток. От винной порции отказались все:
– Не такой нонче день, чтоб из ендовы хлебать!
Пообедав, поднялся на шканцы и Грейг. Адмиралу подали зрительную трубу.
– Кажется, все собрались! – объявил он, оглядев еще раз неприятельский флот. – Смыкайте линию!
Повинуясь команде флагмана, российские корабли стали сокращать дистанцию между собой. Словно гигантская смертоносная пружина сжималась для того, чтобы затем распрямиться со всею своею колоссальной силой…
Теперь колонна боевых кораблей России шла единой, ощетинившейся сотнями орудий стеной. В какой-то момент, потеряв ветер в парусах, вывалились из строя «Ярослав» с «Виктором», но тут же, как нашкодившие ученики, юркнули обратно.
Мимо боевой колонны прошла контркурсом спешившая занять указанное ей место «Надежда Благополучия». С фрегата кричали задиристо:
– Кабы нас не отозвали, мы бы со шведом и сами совладали!
– Давай, давай! – отзывались им с кораблей линейных. – Вы свое дело заячье сделали, а теперича мы – люди сурьезные в кулаки двинем!
Грейг меж тем беспрестанно требовал прибавления парусов, желая, как можно скорее, достичь неприятеля.
– Итак, уж все возможные тряпки несем, а ему все мало! – ворчали капитаны. – Осталось разве что самим дуть!
Командующий озабоченно поглядывал в корму «Ростислава». Его волновали концевые корабли. Не отстанут ли? К сожалению, самые тревожные предположения Грейга оправдались! Внезапно адмирал, воздев к небу кулаки, начал что-то кричать по-шотландски. К командующему подбежали адъютанты:
– Что случилось, ваше превосходительство?
– Измена, форменная измена! – не унимался Грейг. – Вы только гляньте, что вытворяет этот Фондезин!
Взгляды всех устремились на корабли арьергарда. Эскадра вице-адмирала Фондезина, совершенно не слушая сигналов «Ростислава», все больше и больше отставала от остального флота. Но и это не все! Фондезин правил так, чтобы прикрыться остальными кораблями от неприятельских ядер. Воевать командующий арьергардом явно не собирался. Напрасно беспрерывно гремели сигнальные пушки, да на грот-брам-стеньге бесполезно висел сигнал командиру арьергарда «занять свое место в линии баталии».
Фондезин все больше и больше заваливался в сторону, уходя как можно дальше от места предстоящей схватки.
Было четыре часа пополудни, когда герцог Карл, находясь под ветром, поворотил разом всем своим флотом навстречу россиянам, ложась на курс параллельный. Шведы наконец-то решились принять бой! Однако брат короля и здесь осторожничал. Боясь ошибиться в расчетах, он шел под малыми парусами. В линии шведы имели шестнадцать линейных кораблей и семь линейных фрегатов. Авангард их вел генерал-адъютант короля, граф Вахтмейстер, под флагом вице-адмирала, арьергард – бригадир Мандарштед под контр-адмиральским флагом. Центр возглавлял сам генерал-адмирал герцог Карл Зюдерманландский, при котором в советниках состоял адмирал Врангель.
Теперь противники двигались навстречу друг другу, с каждой минутой сближаясь все больше и больше. Столкновение флотов становилось неизбежным. Уступать не желал никто! Сила противопоставлялась силе, решимость – решимости! В эти последние мгновенья тишины, наверное, учащенно бились сердца даже самых отчаянных храбрецов. Нервы людей были напряжены до предела. Напряжение достигло своей высшей точки. И в этот момент случилось нечто почти невероятное: два передовых российских корабля внезапно, вильнув в сторону, самовольно покинули боевую линию!
Дело в том, что капитаны трех передовых линкоров неправильно поняли один из сигналов флагмана и, отвернув в сторону больше, чем было велено, оказались вне общего строя. Теперь у их капитанов было два пути: сбавить ход, и приведясь к ветру, бежать с поля боя или же продолжать смело идти вперед, вступая в неравный бой с неприятелем, чтобы уже затем, если получится, втиснуться где-нибудь в линию. К чести всех капитанов, они выбрали второй путь.
Но общее положение оставалось сложным. Теперь впереди всего Балтийского флота шел 74-пушечный «Всеслав» под флагом контр-адмирала Тимофея Козлянинова. Командующий авангардом, неукоснительно соблюдая приказ Грейга, нес положенные бом-брамсели и лиселя. Увеличивая ход, Козлянинов стремился закрыть корпусом своего корабля «провал», образовавшийся из-за выхода передовой тройки, и выйти на траверз первого шведского линкора. Задачу свою контр-адмирал выполнил блестяще, но теперь в авангарде против дюжины шведских кораблей оказалось всего семь наших.
По шканцам «Ростислава» нервно расхаживал адмирал Грейг. Нет, главнокомандующего сейчас не особо волновало превосходство шведов над Козляниновым. В начальника авангарда адмирал верил. Хуже было иное. «Провал» трех передовых кораблей Балтийского флота предоставил Карлу Зюдерманландскому уникальный шанс взять противника в два огня. Один маневр – и шведский герцог наверняка вошел бы в историю как выдающийся флотоводец. Но таланта и решимости Карлу Зюдерманландскому в этот звездный миг так и не хватило. Страшно себе представить, что могло бы случиться, устремись шведы в образовавшуюся дыру в русской колонне. Но ничего не произошло. И тогда российский командующий, отвлекая на себя внимание противника, круто развернул «Ростислав» прямо на шведский флагман и тот, не приняв вызова, отвернул.
– Передайте по линии; всем держать свои места с тщанием! – распорядился Грейг, вытирая платком вспотевший лоб.
Сражение еще не началось, а сколько волнений позади!
В четверть пятого пополудни на обоих флагманских кораблях противников почти одновременно взвились сигналы: «Вступить в бой!» Тотчас с хриплым надрывом ударили 32-фунтовые орудия нижних деков, вторя им, зачастили легкие пушки верхних палуб. Грохот… Дым… Пламя…
– Посмотрим, у кого затылки крепче! – подбадривали себя дюжие комендоры, ловко орудуя правилами у своих пушек. – А ну наддай!
Так началось одно из самых кровопролитных сражений в истории отечественного флота, известное потомкам как Гогландское.
Позднее один из современников этого героического и достопамятного для российских моряков дня напишет: «…Свершилось, страшный знак битвы возгорел, взблистала, молния, расторглись воздушные полости и раздалися ужасные громы… Уже льющаяся кровь дала водам багряный вид… Со звуками ярых громов мешаются пронзительные вопли умирающих. Сколь ужасны битвы морские! Повсюду смерть длани свои распространяет: железо, огнь, брег, вода – все тут же представляет: воин погибает в бездне, едва она ему коснется… Путешественник не узрит его гроб… кости его на веки поглощены пучиною».
Спускаясь к шведской линии, российские корабли один за другим приводились к ветру и самостоятельно вступали в бой. Первыми сошлись в схватке авангарды, затем кордебаталии наконец разрядили друг в друга пушки и корабли арьергардов. Вскоре бой уже сделался всеобщим.
По прошествии времени историки подсчитают соотношение сил в той страшной схватке. Шведы имели двадцать три корабля, 1336 орудий и более 720 пудов металла, выбрасываемого лишь одним залпом. Российский флот имел соответственно 1220 пушек и 460 пудов выбрасываемого в залпе металла. Шведские историки, принимая во внимание исход Гогландского сражения, приводят несколько иные цифры: 1236 пушек у шведского флота и 1452 – у российского.
Из хроники сражения: «Оба флота между тем в пылу битвы и под завесой дыма тихо продолжали двигаться на юго-запад, а ядра, свистя, пронизывали воздух, прорывали всюду паруса у сражающихся, по временам ломали им рангоут и спутывали снасти. В нашей авангардии сыпали картечью – здесь Грейг надвигался неотступно и вместе с Козляниновым надеялся сломить передовую половину флота неприятельского… Таков был первый вид этого знаменитого сражения».
66-пушечный «Болеслав» капитана 1-го ранга Денисова и 74-пушечный «Иоанн Богослов» капитана 1-го ранга Вальронта вели огонь, ища возможность занять свое место в боевом строю.
Начавшаяся перестрелка сразу же стала жаркой. Дистанция между противниками была малой и обе стороны били друг в друга наверняка. Уже через каких-то полчаса после начала сражения получил сразу несколько ядер в борт «Иоанн Богослов». С треском разлетелись бортовые доски и в трюм хлынули потоки воды, а ядра все летели и летели. Пустили помпы, плотники наскоро латали пробоины, но вода все пребывала. Впрочем, капитан «Богослова» Степан Вальронт присутствия духа не терял:
– На то и баталия, чтоб борта дырявить!
Новый шквал шведских ядер в одно мгновение снес на «Богослове» почти все снасти. Языки пламени уже облизывали мачты. Шатаясь, точно пьяный, корабль внезапно вывалился из строя.
– Держать место! – кричал Вальронт рулевым. – Запорю!
Но все было бесполезно. Корабль совершенно не слушался руля, становясь теперь опасным не столько врагу, сколько своим. Пытаясь хоть как-то помочь горящему «Богослову», Козлянинов послал к нему свой гребной катер. Но катер не пробился, будучи расстрелян в упор проходившими мимо шведскими кораблями.
В конце концов, «Богослов» ветром и волнами все же вынесло из-под губительного огня. Мимо в круговерти прошли окутанные пороховыми дымами «Всеслав» и «Вышеслав». Кое-как исправив повреждения, Вальронт развернул было свой корабль к боевой колонне, но втиснуться в нее уже не смог.
– Нескладно у нас получилось! – зло оглядывались на шканцы матросы. – Все чин чином дерутся, а мы, что дерьмо в проруби болтаемся!
– Простите, братцы! – оправдывались бывшие тут же лейтенанты и мичмана. – Уж хоть бы щель какая была к линии, так мы бы уж как таракан в нее влезли!
Сам капитан нервно вышагивал по дубовым палубным доскам. Нрав Грейга Вальронт знал прекрасно и пощады от него теперь не ждал…
Но всему плохому когда-нибудь приходит конец. Повезло и «богословцам». Их корабль сошелся борт в борт с невесть откуда появившимся шведом и по палубе русского линкора пронесся вздох облегчения:
– Кажись, и нам работенка привалила!
Положив грот-марсель на стеньгу, «Иоанн Богослов» свалился с неприятелем и бой закипел с новой силой.
Тем временем шведы, имея в голове колонны пять кораблей против одного, выбили пытавшийся возглавить русскую колонну «Болеслав». Туша многочисленные пожары, тот провалился за линию. Балтийский флот по-прежнему вел за собой командир авангарда Тимофей Козлянинов.
Следующий залп уже полностью достался его «Всеславу». Против флагмана Козлянинова держалось сразу шесть линкоров под сине-желтыми королевскими флагами.
– Сходимся на пистолетный выстрел! Все меньше достанется! – велел вице-адмирал капитану 1-го ранга Маркову.
– Есть! – отвечал тот, приложив два пальца к полям треуголки, и тут же повернул руль прямо на неприятеля.
Корпус «Всеслава» дрожал от града шведских ядер. Вместо парусов свисали жалкие лохмотья. Убыль в людях была ужасна! На головы еще живых непрерывно сыпались обломки рей, обрывки канатов. Шведские артиллеристы имели строжайший приказ целить в рангоут, чтобы как можно быстрее лишить русские корабли хода. Наши, наоборот, лупили в корпус!
Несмотря на трагичность своего положения, Тимофей Козлянинов места своего в строю на бросил, чем сильно облегчил положение идущих следом за ним. Изнемогая в неравной схватке, «Всеслав» по-прежнему вел флот. Более четырех часов длился неравный поединок пылающего «Всеслава» с шестью, а потом с тремя неприятельскими кораблями. Более четырех часов длился этот подвиг, и шведы, в конце концов, не выдержали мужества российских моряков. Сначала один, за ним другой, а потом и третий, их корабли, сбивая пожары, покинули общий строй. К этому времени по палубе «Всеслава» передвигаться было уже невозможно. Мертвые и раненые лежали там в несколько слоев. Гребными шлюпками израненный корабль отбуксировали подальше от пекла боя, но едва разобрали завалы тел и забили сальной ветошью дырки в бортах, как неутомимый Козлянинов снова вывел его на линию боя, на этот раз уже в арьергарде.
Историк так напишет о первых часах грандиозного сражения: «Оба флота между тем в пылу битвы и под завесой дыма тихо продолжали двигаться на юго-запад, а ядра, свистя, пронизывали воздух, прорывали всюду паруса у сражающихся, по временам ломали их рангоут и спутывали снасти. В нашей авангардии сыпали картечью – здесь Грейг надвигался неотступно и вместе с Козляниновым надеялся сломить переднюю половину флота неприятельского…»
…Выстроившись друг против друга, оба флота продолжали поражать друг друга в упор. Побоище давно стало всеобщим. Лишь иногда выстрелы внезапно стихали – это из-за густого порохового дыма враги теряли друг друга из вида. Однако стоило пороховым облакам хоть немного рассеяться, как дуэль начиналась с еще большим ожесточением.
Не связанные строгими инструкциями, российские капитаны бились как кому способней, сами выбирая цель нападения. Главным условием было лишь удержание своего места в строю. Иногда им удавалось вдвоем или даже втроем обрушиваться на какой-нибудь шведский корабль – и тогда, последний обращался в бегство. Иногда, наоборот, наши в одиночку сражались сразу с несколькими противниками, и тогда доставалось нам. И та, и другая сторона дрались в тот день отчаянно, понимая, как много зависит от исхода этого самого первого сражения.
В какой-то момент «Ростислав» сошелся вплотную с флагманом герцога Карла Зюдерманландского «Густавом Третьим». Первыми в этом поединке разрядили свои пушки шведы. Однако качнувшийся в последний момент на волне корабль сорвал им наводку и ядра легли с недолетом. Зато ответный залп с «Ростислава» был на редкость точен. Русские ядра буквально взломали верхнюю палубу «Густава Третьего». Чем дальше продолжался поединок двух главнокомандующих, тем с каждым новым залпом превосходство «Ростислава» становилось ощутимей. Ответный огонь «Густава» же слабел.
Натиск русского флагмана несколько сдерживал шедший впереди «Мстислав» Григория Муловского. Командир «Мстислава» дрался сразу с тремя шведскими кораблями, пытаясь прикрыть при этом еще и своего флагмана.
– Гришка, кончай пятиться! – кричал ему в рупор адмирал. – За помощь благодарствую, но теперь дай мне простор!
Дважды капитану «Мстислава» говорить было не надо, немедленно наполнив ветром грот-марсель, тот прибавил ход.
Муловский был спокоен и собран, словно не в бою, а на маневрах заурядных. Завидев спешащего к раненым корабельного батюшку, окликнул его:
– Отец Тимофей, а какой сегодня день?
– Ежели по святцам, то день святого Сысоя!
– А чем знаменит сей Сысой?
Отец Тимофей на минуту остановился. Мимо с противным воем пролетело ядро. Поп огладил бороду:
– А тем знаменит преподобный Сысой Великий, что жил он в пустыне аскетом, учил смирению и творил чудеса!
– Ну, что ж, – усмехнулся Муловский. – И мы живем в пустыне морской, яко те аскеты, смирения нам тоже не занимать, а вот чудо бы нам сегодня не помешало!
– Уж я помолюсь за дарование победы воинству нашему! – заверил его отец Тимофей и, подобрав рясу, побежал далее.
Между тем сражение было уже в самом разгаре. Появились первые убитые и раненые. Ядром в бок поразило артиллерийского поручика Бестужева, и тот упал ничком на палубу.
К сожалению, добить «Густава Третьего» Грейгу так и не удалось. Шведский флагман к этому времени уже отвернул в сторону от «Ростислава», явно не желая продолжать поединок.
