Владимир Привалов
Юнцам тут не место
Глава 10
Серьезный разговор
Жадность, как известно, побеждает страх; страх берет верх над ленью, а горе властвует над всеми. Но смартфон превозмог всё. Оживший гаджет взволновал юнцов куда сильнее рогатых соседей. Угроза нападения кочевников всерьез не испугала молодежь. Подумаешь, вигвамы! Подумаешь, команчи на винторогах! Среди смартов разнеслась горячая весть: еще один телефон заработал! Позабыв про все, они маленькими группками стекались к желанному древу.
Не ведая последних новостей, осунувшийся Прапор с красными от недосыпа глазами патрулировал крышу состава, рыкая на очередную смену часовых. Сергеич крутился на летней кухне: Болеку с Лелеком вновь удалось добыть луговых грызунов. Максим с Мафом с раннего утра метались между огородом и полями, где юнцы-помощники возводили очередную гряду.
Однако помощники таяли, исчезали. Первыми дали деру вооруженные горе-охранники, затем бочком-бочком на заветный холм убрались и землекопы. Поля опустели. Макс с Мафом переглянулись – весенний день год кормит – и продолжили возводить брошенную грядку.
– Бог в помощь, – послышался голос Сергеича. – Труд на пользу.
Толстяк стоял на кромке поля. Над верхней губой виднелся росчерк сажи.
– Хорош уже уродоваться. Пойдем, на молодняк глянем, пока Юра не хватился. Он сейчас на взводе, как бы не пристрелил недоумков.
Пропаданцы нашлись неподалеку, на укромной поляне. Юнцы замерли перед работающим смартфоном. В глазах отражалось мельтешение экрана, рты полураскрыты. Загорелый молодой человек с ухоженной гладкой кожей оживленно вещал в микрофон, улыбался, взмахивал руками, приседал от обилия чувств. Жаль, звука нет! Впрочем, по реакции публики в зрительном зале понятно: старается не зря. Публика в восхищении! Нарядные гости за круглыми столиками довольно хохочут, запрокидывая голову. Красивые женщины в вечерних платьях покачивают винными бокалами, белозубо сияя задорого сделанными улыбками.
В кадре мелькнули идеальный маникюр изящных пальчиков, сжимающих длинную ножку бокала. Макс вдруг вспомнил татуированную спящую незнакомку с бесконечно прекрасной рукой, увитой розами. Макс нет-нет, а посматривал на девчат из компании татуированных. Гадал – кто же из них та самая? Кто та античная богиня? Но Афродита-Артемида не отзывалась. Макс украдкой разглядывал девичьи руки, но шипастую плеть с красными бутонами пока так и не встретил.
Моложавый задорно шлепал губами, зрители послушно гримасничали в ответ. Немота экранных персонажей для юнцов не стала помехой, биохимия условного рефлекса сработала и без звука. Камера вновь крутнулась со сцены в зал. Сытые вальяжные лица хозяев жизни и румяные щечки мажоров помоложе сияли восторгом. Хорошо веселит худощавый на сцене! Отрабатывает!
«Вот у кого жизнь удалась».
У некоторых юнцов подозрительно блестели глаза. Пожалуй, скоро разрыдаются от восторга.
– Это что еще за педерасты? – Там задохнулся от увиденного. – Окуели? Пока я там сурков потрошу… Одни тунеядцы, млять, кругом. Уже нигде, млять, не скрыться. В другой мир забросило – нет, млять, москвичи и здесь жируют!
– Он не педераст! У него жена есть!
– Это же Петя!
– И он не из Москвы!
– Вы что?! Это же Клуб Комедиантов!
– Петр Судьба! Полтора миллионов просмотров за один вечер! Он звезда, а вы…
– Пизда он!.. – рявкнул толстяк, багровея шеей и сжимая кулаки.
– Ладно, ладно, он звезда, – согласился Макс, удерживая гневливого старика. – Трудяга, наверно, каких поискать. Но вы-то… – он укоризненно поглядел на молодняк. – Старики вкалывают, а вы?
– А у нас перерыв!
– Имеем право!
– Когда отдыхать-то?
– Всю жизнь что ли работать?!
– Ох уж эти комедианты ваши из клуба… – покачал головой Маф. – Ведь все обхохотали, все вылизали острыми языками дочиста. Ни пятнышка не оставили. И вся страна за ними вслед хохочет. Серьезно и поговорить не с кем. Серьезный разговор – как разговор с иностранцем, на иностранном языке. Только я, кроме русского, других не знаю. А с вами, сопливыми, на каком языке балакать? Я ж половину вашей трепотни разобрать не могу.
Юнцы застыли чучелками, кося одним глазом на мерцающий экранчик.
– Вы же там живете, не здесь, – старичок кивнул в сторону расставленных вокруг ствола иконостасом дисплеев. – Посмотрел я на своих внучков, что они делают, в интернете этом вашем. Девок сисястых раздевают, да страхолюдинам головы рубят… – юные геймеры переглянулись и заулыбались наивности Мафа. – Да и пес с ним, что вы там прописались. Уж живите, что поделать-то? Но вы же, малахольные, оттуда выныриваете, отряхиваетесь от своих мониторов и лезете сюда, в нашу жизнь, настоящую…
Сергеич одобрительно покивал.
– В нашу-то живую жизнь лезете, вопите во все горло… Да мечами машете по-прежнему, как будто не люди вокруг, а гоблины…
На краю поляны прыснули, хохотнули.
– А когда в ответ прилетает, кровью харкаете, да сопли размазываете, – припечатал Там.
– И удивляетесь: «а нас за шо?»
– Да ладно, чего вы завелись, челики? – миролюбиво протянул Толик. – Чо мы такого делаем-то?
Вдруг со стороны поезда раздался резкий переливчатый свист. Все обернулись и брызнули с поляны. На крыше вагона Юрий Владимирович призывно махал рукой. Неужели рогатые затеяли бучу?
– Вот где чудища-то! У нас под носом! Настоящие, не нарисованные! – крикнул Макс пробегающему мимо главгеймеру.
– Ой, Гречка! – Троллик махнул рукой, набирая скорость. – Я тебя умоляю! Такие же чебзики, как мы, только с рогами…
Стойбище полнилось жизнью. Смуглые раскосые женщины с короткими рожками протяжно пели, разводя костры в полусотне шагов от насыпи. Неподалеку соплеменницы взмахивали деревянными заступами, выкапывая небольшие ямки у подножия возвышенности, на которой белел гигантский череп-кресло. Землю выбирали руками, выгребая в небольшие корзинки. Группа воинов на коротконогих гривастых винторогах сорвалась в степь.
Из-за конусов-построек показались обнаженные по пояс аборигены. На плечах дикари тащили массивные ошкуренные бревна. Перекидываясь гортанными резкими фразами, они ловко скинули ношу, и мигом водрузили стоймя, уперев концы в ямки. Три столба возвышались в метре друг от друга. Каждый воздетый к небу столп племя приветствовало громкими криками.
– Ох, чую здесь комедия почище будет, чем в смартфонах, – Там опустился на крышу, на старое место. Макс уселся рядышком.
– Вот и я думаю, – умаявшийся Юрий Владимирович присел с краю. – Приготовили нам представление.
Словно подслушав его, из глубины стоянки послышалась резкая песнь. Высокие голоса скачками поднимались ввысь – выше, выше; а затем резко обрывались и начинали восхождение по новой. Певцы помогали себе, били колотушками в круглые бубны и притоптывали. Хей-хей-хей -Хо! Хей-хей-хей-Хо!
Первым показался статный старейшина с оленьими рогами. Поющие женщины и мужчины с бубнами закружились вокруг вождя. Взметались темные длинные косы, переплетенные яркими полосками, щеки выкрашены алым. Предводитель двинулся к холму, а женщины, танцуя, направились к суровым воинам. Те склонили головы. Девушки, продолжая петь, повязали на кончики рогов защитников-кормильцев разноцветную тесьму.
Старейшина уселся на череп и возложил руки на гнутые подлокотники. Раздался гулкий топот: всадники возвращались из степи.
– Горбача тащат!
– Ништяк!
– Словили бизона!
– Во дают! Зырьте, зырьте, папашки!
– Точняк, команчи!
Плотно сбитый отряд приблизился к стоянке. Им навстречу выдвинулись пешие воины. В руках они держали длинные узкие клинки.
– Ни хрена у ребятушек тесачки! – присвистнул Там.
– Да уж не херы резиновые, – сплюнул с вагона деда Юра.
– Оружие-то разное, – прищурился Макс. – У кого-то плоские, типа ножей. А вон те, поздоровее, с гранеными клинками…
Наездники раздались в стороны, и стало видно, как два умельца натянутыми арканами управляют молодым буйволобизоном. Стоило животине броситься вправо, на одного из всадников, как другой тотчас упирался, всем весом вис на аркане, уводя своего скакуна и сдерживая горбача. Когда хозяин степи кидался влево – приходил черед правого всадника. Так и вела слаженная пара буйволобизона к стоянке.
Они подвели жертву вплотную к нарядной толпе. Вдруг наездники с арканами, громко вскрикнув, прянули прочь, ударив пятками винторогов, и свалили массивного горбача наземь. И тут же отбросили веревки.
Пешие воины не медлили – подскочив к поверженному горбачу, мигом замотали ноги бечевой. Громко крича и подпрыгивая, аборигены закружились вокруг живой горы. Бык хрипел, дергался, бока вздымались, с губ слетала пена. Но путы держали крепко.
Перед сидящим старейшиной на корточки опустилась троица крепких воинов, обнаженных по пояс. Поющие женщины окружили холм с воздетыми к небу столбами. Старейшина поднялся. Вытряхнул в ладонь длинную трубку и черной сажей мазнул каждого по лбу и скулам.
Троица, расходясь в стороны, двинулась к быку. Воины, что хороводили вокруг поверженного гиганта, вдруг бросились к нему, взмахнули клинками – и тут же порскнули прочь. Только пятки засверкали! Всадники к тому времени въехали в стойбище и спешились.
– Ух иди ж ты! – не выдержал Там. – Коррида, бля!
Молодняк и вовсе не сдерживал эмоций. Юнцы вопили как резаные.
Рогатые разрезали путы! Разъяренный бык вскочил на ноги и трубно проревел. Из-под копыт полетели комья земли. Горбач наклонил голову, выставил рога и помчался на жалкого двуногого, который маячил неподалеку.
А смелый воин легко понесся ему навстречу, едва касаясь земли, крепко сжимая клинок. Земляне замерли. Рогатые – абориген и зверь – сблизились. Все затаили дыхание. Воин, звонко шлепнув горбача по шее, увернулся и промчался мимо.
Разъяренный горбач, боднув пустоту, резко развернулся. Его занесло, и он едва не рухнул. Гневно фыркнув, буйволобизон понесся на юркого противника. А воин и не прятался: он вновь бежал навстречу. Приблизившись, воин взмыл в воздух, запрыгнул на костяной лоб горбача, миновав острую погибель, и пробежал по хребту, спрыгнув позади. Шельмец успел дернуть горбача за хвост, и зрители восторженно завопили во всю глотку. Даже надменный старейшина довольно улыбнулся и слегка кивнул. Помощники ловкого воина замерли неподалеку: помощь старшему брату не требовалась.
Молодой бык устал. Движения животного уже не были так быстры. Бока тяжело вздымались, горячее дыхание вырывалось паром из широких ноздрей. Двуногий выставил свои жалкие рога, закричал, затопал. Горбач гневно фыркнул, ударил копытом и помчался вперед. Противник вновь легко, словно танцуя, побежал навстречу, стиснув клинок…
– Сейчас… – прошептал Прапор.
Воин в последний миг прихватил горбача за рог, крутнулся вплотную к косматой морде и всадил граненый клинок по самую рукоять. Бык сделал два шага, пошатнулся и рухнул наземь. Воин встал на колени, поклонился поверженному противнику… и вдруг сам осел ничком и затих. Победитель и побежденный лежали друг подле друга, недвижимые и безмолвные.
– Что за?.. – Там переглянулся с Максом.
Тот пожал плечами.
Повисла тишина. Старейшина медленно поднялся, разогнулся и громко хлопнул в ладоши. Толпа разразилась громкими радостными криками, стуча друг друга по спине и плечам. Женщины с большими посудинами кинулись к добыче, а лежащий воин тут же ожил, подскочил к быку и резко выдернул клинок. Встав на колени, он приник губами к ране.
– Фу, бля! – послышался ломкий басок из толпы смартов. – Он что, кровь пьет?
– В натуре, хлебает, кровосос! Оторваться не может!
– Не, это зашквар!
– Может, они вампиры?
– Рогатые? Ты чего, попутал?
– Какие из них вампиры? Команчи – они команчи и есть. Только с рогами.
– Да не, лайк, подписка, однозначно!
– Годный контент! В топ!
– Охиреть! Ты видел, как он его за рог схватил? Я думал – писец котенку!
– Я сам чуть не обделался!
– Эх, такое заснять – миллион просмотров за вечер. Точняк!
– Он даже круче Пети Судьбы, лол!
Женщины окружили быка, поклонились ему до земли и принялись ловко орудовать небольшими кривыми ножичками, снимая шкуру. Первые куски мяса плюхнулись в корзины, и их тут же понесли к кострам, где уже коптили бока большие круглые горшки. Племя ждал пир.
Старейшина взмахнул рукой – и плечистые помощники подхватили отделенную заднюю бычью ногу, подтащили к насыпи и опустили перед сидящими на крыше стариками. Прапор положил руку на кобуру и внимательно глядел на аборигенов. Те пятились, пряча глаза, и быстренько удалились.
– Это нам что ли? Да? – Там громко сглотнул. Повар не мог оторвать глаз от здоровенного куска мяса. – Тут килограмм под семьдесят, не меньше.
Маф посмотрел на невозмутимого вождя, восседающего на черепе. Тот глядел поверх голов землян на верхушки древ у них за спинами. Маф улыбнулся, прижал руки к груди и слегка поклонился. Ни один мускул не дрогнул на лице старейшины. Он достал свою длинную трубку, прикурил и повелительно крикнул. Спустя мгновение из-за жилищ-конусов показался всадник на винтороге. Горяча скакуна, он пронесся меж костров и остановился у подножья. Позади в пыли волочилось привязанное за ногу тело. Рогатые на миг оторвались от хлопот, тыча пальцем в бездвижный страшноватый груз и радостно вскрикивая.
– Да он же без рогов! – крикнул кто-то глазастый, и Макс подался вперед.
Жертву подтащили к столбам. Содрали обрывки тряпья, полностью обнажив. Белокожий человек был жив, но находился в забытьи. Голова безвольно моталась, он изредка приходил в себя, натыкался мутным взглядом на острые рога вокруг, кривился и вновь проваливался в беспамятство.
Гортанно перекрикиваясь, аборигены закинули человека на средний столб, прихватив широким ремнем. Руки и ноги развели в стороны, примотав к соседним столбам, распялив как букашку. Теперь предназначение столбов стало очевидно. Это было место казни.
– Вот падлы рогатые, – прошипел Прапор. – И мяско поднесли, и человека перед нами подвесили. Глядите, мол…
Макс смотрел на несчастного. Может быть, привязанный к столбам – такой же команч, как и прочие? Просто лишенный рогов за неведомый проступок? Макс пробежался взглядом по обнаженной фигуре. Нет, нет – это человек. Пыльная, вывалянная в земле спутанная борода, некогда светлая шевелюра. Белая кожа, покрасневшая от загара на шее и кистях рук. Впалый живот, заросший кучерявыми волосами пах. Уж слишком жертва не походила на меднокожих, раскосых, темноволосых рогачей. Бедолага был человеком, в том не было сомнений.
«Значит, мы здесь не одни. Есть еще люди в этом мире».
– Вот суки рогатые!
– Нашего поймали и издеваются!
– Надо его освободить!
– Я вам освобожу, недоумки! – рявкнул Прапор.
Однако юнцы не успокаивались.
– Мы своих не бросаем!
– Один за всех…
– Только рыпнетесь мне, звиздоболы! Вот ей-Богу, не пожалею пули. Скоты! Работать не хотят – а приключений ищут…
– Во-во, – подхватил Там. – И ладно бы только на свою жопу. Ведь всех под монастырь подведут, сучата.
Маф ничего не ответил: он внимательно изучал изможденного пленника. Женщины племени сновали от туши разделываемого быка к кострам и обратно, а обнаженные по пояс аборигены приблизились к подножью холма. Высокий воин, который недавно свалил горбача, хлопнул себя по груди и высоким дрожащим голосом первым затянул песнь. Его слова мигом подхватили, и кочевники, притоптывая и хлопая себя по груди и бедрам, пустились цепочкой друг за другом вокруг холма.
Пленник на миг очухался и глянул на воющий рогатый хоровод. Затянутый мутной поволокой взгляд зацепил железные чудо-повозки, глаза изумленно распахнулись, губы зашептали молитву. Удивление лишило несчастного последних сил, и он вновь обмяк в путах.
Песнь становилась все более похожей на волчью перекличку. Старейшина на вершине холма пошевелился и воздел над собой обнаженный клинок. Голоса певцов задрожали, зазвенели в предвкушении. Они звали, просили, умоляли, требовали… Женщины оставили свою работу, а ребятня сгрудилась неподалеку, во все глаза разглядывая пленника.
Старейшина провел кинжалом по земле длинную глубокую линию… и человек выгнулся в путах, вопя от боли. На груди расходилась алая прореха. Детвора запрыгала, тыча пальцами, воины-волки взвыли еще громче, убыстряя песнь и танец, женщины, радостно смеясь, всплеснули окровавленными руками. И лишь земляне на крышах вагонов, притихшие, придавленные ужасом, глядели на невозможное, чудовищное изуверство.
Пленный орал, рыдал. Он изорвал губы в клочья: его тело покрывалось кошмарной вязью кровоточащих полос. Рогатый колдун на холме терзал землю, и раны завивались спиралью по рукам и ногам, частая мелкая ячея порезов сетью накрыла плечи, карминовые махаоны распахнули крылья на животе, на груди расцвели пурпурные цветы.
Кто-то из юнцов не выдержал. Встав на карачки, парень блевал между вагонов. Девчонки глотали слезы и всхлипывали, отвернувшись. Только остроносый Винч, вцепившись в шест, не отрывал взгляд от обнаженного тела. Остроносого слегка колотило, на висках выступила испарина, он то и дело проводил языком по сухим губам. Кровавая пляска тем временем подходила к концу: шаги танцоров замедлялись, песнь уже не гремела под облаками, перешла на шепот. Наконец старейшина вновь воздел клинок, заляпанный кровью, и, обтерев его, вдел в ножны. Пленник обвис кожаной тряпкой. Воины, подволакивая ноги и шатаясь от усталости, с блаженными улыбками поплелись к кострам, от которых разносился дразнящий мясной дух.
Последним свой пост покинул старейшина. Он неторопливо поднялся с трона-черепа и немигающим взглядом посмотрел на Мафа, сидящего напротив. Затем вождь пробежался глазами по расстроенным рядам пришельцев: жалкие юнцы давно отложили оружие под ноги и скорее походили на стадо, чем на воинство. Рогатый старик прижал руки к груди, рот его треснул в улыбке – и он слегка поклонился, неловко повторив недавний жест Мафа.
Пропаданцы потихоньку спускались с крыш. Подавленные, притихшие – они более не могли выносить громкое веселье у костров. Рогатые пировали вовсю, отрывая крепкими зубами куски мяса и перекрикивая друг друга. По рукам ходили крутобокие глиняные кувшины. Предводитель куда-то исчез.
– Нажираются, сволочи! – послышался голос Славика. – Слышь, Винч, как местный дед бедолагу отделал, а?
– Ага. Если не окочурится – в таких партаках ходить будет – закачаешься! – ответил остроносый. По его тону было не понять: ужасается он или восторгается. Винч один из немногих за всю экзекуцию ни разу не отвел глаз. Да и сейчас его взгляд раз за разом возвращался к обнаженному тела несчастного.
Рядом хмыкнули.
– Ну что, Винч, нашел себе коллегу?
– Ха! Рогатый хрен на белом черепе – тату-мастер?!
– Хорош базлать, – грубо прервал треп Прапор. – Вячеслав, бери своих архаровцев и потопали вниз.
– Зачем? Куда?
– Куда-куда… Туда! Мясо нужно забрать. Не пропадать же добру…
Говорящий-с-Дымом устал. Проклятый древоруб вытянул из него немало сил! Однако дело еще не сделано. Говорящий-с-Дымом боялся, что ошибся. Боялся, что и он, и Яркий-в-ночи обманулись, неверно истолковали волю Великого Духа. Пока собратья веселились, поедая плоть друга-ровной-земли, Говорящий-с-Дымом скрылся в своем высоком доме. Бросил, не глядя, священных сухих листьев в очаг. Подождал, пока все вокруг затуманится, отступится от него, и полной грудью вздохнул горьковатый дым.
Плотное желтое облачко выпорхнуло из дымохода типи и заскользило по весенней сини неба к приметным столбам.
– Давайте, ребятки! Давайте, живее, – горячим шепотом поторапливал Там. Он даже позабыл о своей неприязни к расписным. Шатаясь и оступаясь на насыпи, четверо татуированных несли уложенную на кусок брезента бычью ногу. – Быстрее, быстрее, пока нас не спалили.
– Да не зуди ты, толстый… – отмахнулся один из несунов, и Болек, крутившийся рядом, вздрогнул. Парнишка с опаской глянул на строгого старика. Но тот словно не услышал обидных слов, кидая взгляд то на костры вдалеке, то на сочную бычью ногу в брезентовой люльке.
Славик двинулся назад, к поезду, но Прапор придержал его за рукав.
– Погодь… – Юрий Владимирович то дотрагивался до расстегнутой кобуры, то вновь отдергивал руку. Оглядываясь по сторонам, Прапор кусал губы. Наконец он дернул подбородком, хрустнул шеей и решился. – Идем. Снимем этого.
– Чего? – зло зашипел Славик. – Я на такое не подписывался!..
– Да не бзди ты, – Прапор легонько подтолкнул амбала по направлению к столбам, до которых было всего ничего. Юрий Владимирович достал из ножен на поясе узкий длинный клинок из тусклой стали.
Команчи у костров веселились вовсю – в сторону копошащихся у насыпи землян не повернулась ни одна рогатая голова.
– Пс-сыть, – Прапор подозвал шустрого Болека и прижал палец к губам.
– Да не буду я! – хотел возмутиться Славик, но нож в руках Прапора вдруг дернулся, хищный кончик нарисовал в воздухе замысловатую восьмерку, и качок заткнулся.
– Ты чего, не русский, что ли? Топай давай.
Подталкивая ошарашенного и малость сбитого с толку Славика, они двинулись вперед. Троица, пригибаясь к земле и скрываясь за склоном холма от пирующих, подобралась к столбам. Изрезанный в лохмотья висел неподвижно.
– Держи, – дядя Юра всучил дрожащему от нетерпенья Болеку нож. – Лезь мне на загривок, режь ремни.
Прапор ухватился за столб двумя руками, присел и похлопал себя по плечу.
– Лезь! Нож острый. Пальцы себе не отхвати!
Болек вскочил на Прапора и тот, охнув, привстал. Болек, удерживая себя одной рукой за бревно, махнул лезвием – и рука пленника тут же опала, хлестнув по центральному столбу.
– Славик, долбаный по голове! Очнись! Готовься!
Качок машинально кивнул и встал в ногах у висящего. Болек теперь уже намного увереннее запрыгнул на плечи дяди Юры, вознесся к верхушке бревна – и вдруг замер, увидев прямо над собой желтое облачко… Он уже видел такое! Ночью, когда он с Троллиной и остальными шли к древу, пристраивать смартфоны!
– Хорош спать, млять, Сашка! – прохрипели снизу, и мальчишка очнулся. Он перехватил кожаные завязки и спрыгнул. Недовольный Прапор забрал клинок и быстро освободил ноги пленника.
– Готов? Лови пленного. Потом в охапку, и рвем к вагону, – отдал последние указания Прапор и зашел за спину висящего. Юрий вытянулся, разрезал широкий, удерживающий торс ремень, и пленник сполз по столбу. Славик подхватил худющее тело и легко вскинул на спину. Земляне бросились прочь от холма.
К окнам прилипли возбужденные лица юнцов, в тамбуре металась Дарья с бинтами… Не церемонясь, Славик вкинул легкого пленника перед собой в вагон, скакнул следом. За ним взобрался Юрий Владимирович. Болек застыл перед лесенкой, обернулся… У костров праздновали по-прежнему, а вот облачко упрямо порхало у них над головами, словно воздушный шарик на невидимой привязи.
– Болек! – сильная рука ухватила паренька под локоть и затащила в вагон. – Нашел время хлебалом щелкать!
Дверь захлопнули и торопливо задраили. От лязга и топота окровавленное тело на полу пришло в себя. Глаза распахнулись, взгляд освобожденного уперся в зарешеченное окно, увидел желтое облачко, подсвеченное солнцем. Бедолага с ужасом замычал, закрутил головой, разглядывая рослых чужаков в странной одежде, узкий кривой коридор за распахнутой дверью, блестящие поручни и мутные окошки…
– Юра, ты чего творишь? – заорал Там. – Сам же говорил… Сейчас рогатые остограмятся, придут покуражиться – а столб-то пустой. Охренел? Войны хочешь?
Юрий выглядел обескураженным. Прапор прикусывал губы, смотрел в степь, словно не понимая, как он мог такое сотворить.
– Да не мог я по-другому! Он человек, мы люди! – Юрий треснул кулаком по стене. – А не зверье рогатое!
– Верно, Юра, верно, – послышался негромкий голос Семена Михайловича. – Мы люди… Все ты верно сделал. А войны, даст Бог, не будет.
– Ладно… Что со спасенным-то делать? – Макс глянул на забившегося в угол пленника.
– Да в госпиталь надо его, бедненького, – запричитала Дарья, прижимая к груди рулоны бинтов. – Он же мученик! Вон как его исполосовали проклятые бесовские отродья.
Тетка опять попыталась помочь пострадавшему, но он замахал руками, заскулил. Раны открылись, закровоточили по новой. Голый мужик затравленно водил кругом глазами, и везде натыкался на угловатое железо, пластик, резину и стекло. Наконец его взгляд выпорхнул в открытую дверь, и он застыл, пораженный, увидев древа на холме. Освобожденный дернулся навстречу, но силы оставили его, и он вновь отключился.
– Боится он в вагоне-то, какой уж тут госпиталь. Незнакомо ему тут все: пластик, железо… Он и нас, наверно, за демонов считает, – задумался Маф.
– Ну, айда тогда на холм, что ли? Там хоть такой духоты нет. Да вы и сами видели, как он на луг рвался… – неуверенно протянул дядя Юра.
– Туда я не нанимался его таскать, – заявил Славик, исподлобья глянув на огромные древа. – Да и вообще… Он меня всего кровью заляпал!
– Вячеслав!.. – взвился Прапор, но Макс втиснулся между ними.
– Да будет вам, – Макс нагнулся и перекинул через плечо исхудавшее тело. – Идем. Может, хоть пару капель сока из древа выцедим. Глядишь, и поможет бедолаге живая водица?
Дядя Юра неуверенно покосился через запертую дверь в степь. От костров поднимались дымы, качались рога. Прапор похлопал по кобуре.
– Справитесь без меня? – он разглядывал пирующих. – Неохота поезд без присмотра оставлять. Сердце не на месте что-то…
– Не на месте, – передразнил Там и мазнул взглядом по опустевшим столбам. – Раньше нужно было думать!
Вместо ответа Макс выбрался из вагона и зашагал по лугу. Там с Мафом вылезли следом и вышагивали по бокам.
– Гречка! Максим! Владимир Сергеич! —послышался позади прерывистый голос Сашки.
– Болек! Тебе-то что нужно? – сорвался Там. – Подвигов мало? Какого хрена в степь полез?
– Облако… Облако за нами ходит, – залепетал паренек, взмахнув рукой, но Сергеич не дал ему договорить. Толстяк шумно выдохнул и указал на летнюю кухню. – Алексашка! Уж не лезь ты мне под руку! Только не сейчас, Христа ради! Сходи лучше, глянь, куда там охламоны бычью ногу засунули. Да ножи наточи!
Отринув возражения, толстяк заторопился к товарищам, не замечая, как странное желтоватое облачко скользит в вышине, следуя за ними по пятам.
