Владимир Привалов
Юнцам тут не место
– Алексей?! – крикнул он. – Ребята?
Однако его встретила лишь тишина. Клубы тумана затянули лесной полог, устремились к Максу, уцепились за ноги.
– Лёшик! – приставив ладони рупором, заорал Макс.
Вдруг между раскидистых кустов, рядом с черным влажным стволом дерева, в полутора метрах от земли, распахнулись два больших глаза. Глаза возникли из ниоткуда, создались прямо из воздуха; они с испугом и надеждой смотрели на Максима. Он потряс головой, моргнул. Из дрожащего марева стали проявляться очертания девичьей фигурки. Сначала появилось лицо, и Макс сразу узнал его. Смешливая конопатая хохотушка, любительница подтрунивать над застенчивыми геймерами. Потом появилась голова, плечи, – а следом и вся девчушка, сидящая на корточках, прижавшись щекой к дереву и обняв ствол.
Пискнув, она бросилась к Максу и повисла у него на шее. Он едва успел отвести острие лопаты.
– Ну все, все, кончилось уже, – шептал Макс, шаря вокруг глазами и стараясь унять шумное дыхание.
«Ведь и вправду всё? Кончилось?»
Желтый туман опадал, истончался и на земле проявились силуэты лежащих вповалку незадачливых лесорубов. Неужели Макс вновь это видит? Все как вчера. Он вздохнул. Лица лежащих разглажены, умиротворены, глаза плотно сомкнуты. Грудь едва-едва вздымается.
– Как? Как ты? – погладил он заплаканную милую девчушку между лопаток.
– Н-н-норма-а-льно, – всхлипывая, она тряхнула рыжими косичками.
– Видела что? Слышала? Что случилось?
– Ойкнул кто-то от испуга. А потом падать начали все кругом. Ну, я зажмурила глаза от страха и присела…
– Что сделала? – удивился Макс.
– Глаза зажмурила и присела, – недоуменно повторила девчонка. – Страшно же. Я всегда так делаю. Надо мной даже смеялись, когда я так в прятки играла. Все разбегутся по квартире: кто в шкаф, кто за диван. А я посередине комнаты присяду и глаза закрою. Думала, наверное, раз я никого не вижу, значит, и меня никто. А в этот раз так испугалась, что опять… Как в детстве, – девчонку трясло от пережитого, и она тараторила без умолку.
– Кто не спрятался, я не виноват, – разочарованно протянул Макс. – И больше никого не видела?
Девчонка помотала головой, а потом вновь махнула ресницами.
– Слышала только. Будто дождевик по листве протащили. Прошелестело над ухом. Ш-ш-шурх… Ш-ш-шурх… А потом встряхнули…
– Кого встряхнули?
– Ну, дождевик. Дождевик, плащ от дождя, как будто сначала протащили по земле, а затем встряхнули, – девчонка жестом показала, как вытряхивают скатерть от крошек. – А потом… – она всхлипнула. – Скулеж страшный такой, придавленный, тихий, и стук… Будто три коротких удара; как один, сразу.
– Где? – отрывисто спросил Макс.
– Там, – ткнула себе за спину девчушка.
Макс раздвинул ветви кустарника и прошел пять шагов. На краю поляны высился сухой обломанный ствол упавшего давным-давно дерева. Лишенная коры древесина белела мертвой плотью. На высоте человеческого роста над поляной висел землянин. Словно бабочку, татуированного парня пришпилили к бревну: вогнанные по рукоятку, топоры торчали из плеч и живота. Вывороченный язык и губы проткнуты насквозь острой, зеленеющей маленькими листиками, веточкой. Ножовка, словно чудовищный стальной гребень, вонзилась в древесину, прихватив окровавленный скальп и запрокидывая голову. Как и в прошлый раз, татуированный был раздет догола, и каждая татуировка, каждый штрих был прочерчен глубокой кровавой полосой. Кровь стекала по ногам и капала с пяток, впитываясь в желтый склизкий мох.
– Максим! – жалобно позвал девичий голос. – Они просыпаются. Наши в себя приходят!
Глава 7
Лестницы в небо
– Тебя как зовут, родной? – спокойный голос дяди Юры никого не обманывал. Прапор вымотался, загнал себя и находился в состоянии тихого бешенства.
– Жорик. Ну, в смысле, Георгий, … – поправился давешний маркетолог-лесоруб, который недавно получил мастер-класс по разводке ножовки. Видок у парнишки был тот ещё: светлая рубашечка в коричневых пятнах, джинсы вываляны в земле, в волосах застрял сор, глаза шальные. Как и все остальные пострадавшие из молодых, он уже очухался после воздействия желтого тумана. Старики же так и не пришли в себя, пополнив лежачий состав госпиталя.
– Давай, Жорик, давай, не ломайся, – поторопил Сергеич. – Туман пополз из-под земли, поднялся ветер, вокруг зашуршали, – напомнил он. – Ты … присаживаешься на корточки и закрываешь глаза.
Георгий послушно присел, обнял колени и зажмурился. Ничего не произошло. В толпе хихикнули, и Юрий Владимирович гаркнул:
– Заняться нечем? Я вам сейчас быстро работу найду! Контрольно-следовую полосу копать вдоль леса. Отсюда и до обеда.
Напуганный молодняк удалился в поля, где кипела работа. Около летней кухни затихарилась небольшая группка зрителей-геймеров во главе с Толиком, да застыла у насыпи Аня, девушка с татуировкой дракона, сложив руки на груди. Она внимательно, словно конспектируя происходящее, следила за разворачивающимся экспериментом.
– Ладно, Жорик. Спасибо, дорогой, – поблагодарил Маф. – Можешь идти.
– Что дальше? – Там повернулся к Юре. Тот смотрел на рыжую девчушку, не отходившую от Макса ни на шаг и робеющую при виде озабоченных главдедов.
– Максим… А тебе точно не причудилось? Всё ж понятно: стресс, переживания… Мало ли? Травок местных никаких не жевал, не курил? Не?
Макс решительно мотнул головой.
– Анюта, – Юрий Владимирович позвал одиноко стоящую девушку. Тон его смягчился, ушла холодность и острота. – Милая, поможешь нам?
Та пожала плечами и встала на место Жорика.
– Представь, милая, что тебе очень страшно. Так страшно, что вот-вот помереть можешь. Вспомни что-нибудь такое из пережитого… Если есть что вспоминать.
– Есть, – кивнула Анна. – Я видела, Юра, я понимаю, – она тряхнула густыми черными волосами. Девушка нахмурилась, посмотрела в сторону, прикусила губу. А потом крепко, что есть силы зажмурилась, села на корточки и сжалась в комочек, спрятав лицо в коленях.
– Мимо… – блеснул линзами очков Юрий Владимирович. – Спасибо, Анюта. Спасибо, милая.
Девушка криво улыбнулась. Поднялась и отошла к насыпи.
– Может, эта фигня только в лесу работает? А на лугу нет? – спросил Там. – Тогда зря мы здесь валандаемся, в лес идти нужно!
– Никакого больше леса! Хватит! – вскинулся Юрий, но его оборвал Семен Михайлович, подняв руку.
– Теперь ты, рыжонок. Как тебя зовут? – обратился он к девчушке.
– К-катя, – несмело улыбнулась она и шагнула вперед. Обернулась, глянула на Макса. Тот оттопырил большой палец.
– Вот что, Катюша, – попросил Маф. – Давай, как давеча. Все помнишь?
Та кивнула, тиская в ладони край курточки. Рыжие ресницы задрожали… Она тихонько опустилась на корточки и зажмурилась.
– М-д-да… Дела-а… – протянул Сергеич, оглядывая беззащитную девичью фигурку. – Не сходится. Говорю же, в лес надо идти.
Катя поднялась, разгладила полы куртки и виновато потупилась.
– А может это ты, голуба, туман-то и навела? – вкрадчивым страшным шепотом протянул сухонький, вечно улыбчивый старичок, делая шаг вперед. Лицо его одеревенело, глаза неотрывно следили за хрупкой девушкой. – В беспробудный сон товарищей наших отправила, от себя глаза отвела? Р-р-разводи костер, Сергеич! – вдруг рявкнул старик и засеменил вперед. – Подпалим ей пятки, над огнем всё расскажет!
Катя громко пискнула, отпрыгнула. Забежала Максу за спину… и исчезла. Растворилась в воздухе, как не бывало.
– Ух ты гребанный по голове… – восхищенно протянул Сергеич. – Вот это да! Человек-невидимка, мля!
Юрий Владимирович яростно скреб щетину, Анюта сжала кулаки, а Макс оглаживал воздух у своего бедра и что-то успокаивающе нашептывал, с укоризной глядя на Мафа. Семен Михайлович покашлял, подошел к Максиму и с кряхтением опустился перед ним на коленки. Протянул руку, коснулся лодыжки, пополз выше. Наконец, нащупав невидимую девичью ладонь, сжал ее.
– Катюша, внученька, – позвал он в пустоту. – Ты уж прости меня, старика. Уж очень нам нужно было проверить – не сказка ли это всё, что Максимка поведал…
– Проверили? – карие сердитые глазки, переполненные обидой, распахнулись напротив лица старика. От испуга тот отшатнулся, запнулся о кочку и начал завалиться набок.
– Ой! – тут же переменила гнев на милость Катя и метнулась к Семену Михайловичу. Она еще не успела полностью материализоваться, порхая над лугом с одной головой и плечом. Подхватив старика, она склонилась над ним, придерживая Мафа, словно младенца, обнимая за плечи. Медленно-медленно ее белые руки с россыпью веснушек проступили на темной рубашке Семена Михайловича. Рыжая челка упала на глаза, и она дунула на нее, забавно сложив губки.
– А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь… – прошептал Семен Михайлович и погладил Катю по щеке, заправив непослушную челку ей за ухо. – Мир? Больше не злишься на старика?
– Нет, – улыбнулась девушка и помогла Мафу подняться. – Больше не злюсь.
– Хоть что-то выяснили, слава Богу, – громко хлопнул в ладоши Юрий Владимирович, возвращая собравшихся к суровой реальности. – Теперь окончательно понятно, что ничего не понятно. Командный состав прошу в штабной вагон.
Совещаясь на ходу, главдеды и Макс потянулись наверх, к составу. Вокруг рыжей Кати запрыгали восторженные геймеры, вопя и взмахивая руками. Ни в одной, даже самой навороченной компьютерной игре они не видели ничего подобного. Толик раздал пару подзатыльников и принялся задавать Кате вопросы. Анна посмотрела на них, тряхнула черными кудрями и двинулась вдоль состава. Дверь в вагон оказалась открытой. В тамбуре курил Славик, бездумно глядя в степь, повернувшись к лугу спиной. Аня сверкнула глазами и впорхнула внутрь.
– Это из-за вас, недоумков, Кирюха погиб, – она ткнула указательным пальцем в грудь обернувшегося Славика.
Тот выпустил клуб дыма девушке в лицо, прошел мимо и выглянул наружу. Убедился, что рядом никого нет, и с грохотом захлопнул дверь.
– Ты бы заткнулась, Анька, – он повернулся и невольно залюбовался рассерженной фурией. Глаза мечут молнии, высокая тяжелая грудь вздымается. Красива, сучка… Славик жадно затянулся.
– Это ты виноват! Ты и Винч, урод вонючий! Если бы ты Юре сразу сказал про сбитый планер…
– Ути-пуси, – прервал ее Славик. – Ты глянь: уже Юра! А как же «Юрий Владимирович»? Тебя что, на стареньких потянуло? Альфа-самца себе подобрала?
– Ты мне зубы не заговаривай! Киря погиб! Страшно погиб! – голос ее дрогнул. – Его топорами, как скотину на бойне забили! А ты и Винч… Если бы наши знали, какой ты на самом деле слизняк…
Славик щелком отшвырнул окурок, резко сблизился и взял девушку за подбородок, крепко прихватив за нижнюю челюсть. Он прижал ее щекой к мутному дверному стеклу и прошипел в ухо.
– Заткни, заткни пасть, Анька!
– Пусти, пусти меня, урод! – затрепыхалась девушка, однако здоровяк держал крепко.
– Мы же для всех старались, подруга, – прошептал Славик.
От Аньки пахло по-прежнему, как раньше: ее любимыми духами и вечным летом. Он не удержался, дотронулся до коленки и потянул руку наверх, оглаживая бедро и подбираясь к подолу юбки.
– Пусти!
– Сваливать отсюда надо, и поскорей, подруга, – он запустил пальцы в густые волосы, запрокинул ей голову и прикусил мочку уха. Футболка сползла с плеча и со спины выглянула знакомая до последней чешуйки татуировка мирового змея, которую Винч набил ей лет пять назад. Славик потянулся губами к беззащитной шее.
– Ой! Больно, сука, сука, – затряс он укушенной рукой, отпрыгнув в середину тамбура. – Ты что творишь, дура? Больно же, тварь!
– Я тебе не подруга, урод, – поправляя прическу, произнесла Анна.
– Теперь уже и урод? – облизывая выступившую кровь, хмыкнул Славик. – Раньше-то по-другому пела. Помнишь, как кричала? «Еще, Славушка, еще, любимый!» – тонким голоском передразнил он.
Девушка на миг замерла и по-новому глянула на здоровяка, словно впервые увидев.
– Какая ты все-таки сволочь, Казаков… Какая сволочь! Ты же самый обыкновенный подонок, – губы ее исказились. – Да и как мужчина ты, раз уж начал, так себе. Только и можешь…
– Закрой пасть, черноротая, – Славик сжал кулаки и шагнул вперед. – Зубы выбью. А здесь без зубов трудно. И новые не вставишь.
Анна выпрямилась, смерила собеседника презрительным взглядом, но промолчала.
– Ты пойми, Анька, – парень посмотрел в окно, к которому прижалась девушка. Прямо за ней возвышался холм, и подпирали небо великанские древа. – Это же Иггдрасиль, древо богов. Ты же сама мне рассказывала… И про Ёрмунганда, – он погладил ее по плечу, откуда косил глазом мировой змей, но она тут же сбросила его руку. – И про Одина. И про Вальгаллу. Ты слепая, что ли? – заорал он и треснул кулаком по железной двери. Схватив Анюту за макушку, он впечатал ее лицо в стекло, стукнув лбом. – Вот оно! Это древо и вытащило наш поезд сюда! Неужели непонятно? Какими же дебилами нужно быть, чтобы думать, что мы просто так сюда попали?!
Девушка извернулась и оттолкнула парня от себя.
– Славик, у тебя совсем кукуха съехала? – закричала она. – Какой на хер Иггдрасиль, какая Вальгалла? Тебе бы галоперидолом подколоться! Опять грибов нажрался?
– Вот упрямая дура! – опять саданул по стене Славик. – Ты мне ответь тогда, почему только наших убивают? Что у реки, что в лесу – полно ведь было народу! Но нет, все живы-живехоньки: старички в коме лежат, отдыхают; молодняк мигом очухался, козликами скачет. Только наших… вот так, напоказ. Как жертву… Ты слепая или тупая, Анька?
– Сам ты… – уже не так уверенно пробормотала девушка, сбитая с толку.
– Пойми ты, наших режут, потому что мы в татухах! Это же только асам дозволено. Или жрецам, или знатным викингам! – он провел по небритой скуле с выбитыми рунами. – Вот и хотят нас всех в наказание под нож у Иггдрасиля положить!
– Положить… В дурку тебя, Казаков, надо было положить! И уже давненько! Ты где такую ересь вычитал?
– А ты иди, иди, на холм ступи, а я посмотрю! – махнул рукой Славик. – Хотя бы один шажочек сделай, а я погляжу. Издалека погляжу, как ты к Игдрассилю подберешься. Туман желтый подымется, а потом тебе сиськи оторвут и твоего Ермунганда на спине ножичком вырежут.
– Но Иггдрасиль один, а тут… – она посмотрела в окошко. – Четыре дерева.
– Это для долбанутых четыре! Это же четыре ствола растут из одного корня. Ты сама-то веришь, что это самые обыкновенные, ничем не примечательные деревья? А? А что будет, когда листва вылезет? Они же полнеба закроют! Такие громадины – это ж долбануться можно!!!
Анна не ответила, простучав ногтями по стеклу и разглядывая древа, гигантскими лестницами устремленные вверх, к облакам.
– Иди, иди, сходи на холм, – уже спокойнее повторил Славик, любуясь длинными, идеальной формы ногами Аньки.
Не оборачиваясь, она показала средний палец. Тот заржал.
– Значит, все нормально, ты с нами? По-прежнему?
Она кивнула. Славик шагнул вперед, протянул руки к бедрам… Анна резко развернулась и больно хлестнула по ладоням.
– Вот только грабли прибери. Мы с тобой, Казаков, все решили. Раньше надо было думать. Глаза выцарапаю. Ты, Славян, меня знаешь, – Анна затрясла ручку двери, распахивая ее.
– И все-таки, Анька, права была мама, – Славик привык последнее слово оставлять за собой. – Ведьма ты.
Он достал смятую пачку, вытряхивая сигарету. Внутри вагона Винч убрал ухо от двери и двинулся на цыпочках по проходу. Подойдя к окну, он глянул на статную ладную фигуру Анны, в волосах которой запутались солнечные лучи. Не отрывая взгляд от девушки, Винч задернул занавески, оставив небольшую щель, вжикнул застежкой молнии джинсов и облизнул пересохшие губы.
– Итак, предлагаю для начала заслушать Дарью… как тебя по батюшке? – Юрий глянул на розовощекую тетку, заведующую складом. Та теребила исписанный убористым почерком листок бумаги.
– По матушке… – буркнула она.
– Чего? – опешил Прапор.
– Будешь звать меня по батюшке – пошлю по матушке. Не такая я и старая, чтобы меня по отчеству. Просто Дарья.
Вокруг рассмеялись.
– Ну, давай, докладывай, товарищ зампотылу…
– Слушаюсь, товарищ-господин главный воинский начальник! – бойко оттараторила Дарья, вскочив с места и вытягиваясь в струнку.
Вокруг уже не просто смеялись – грохнули со смеху, забыв о тяжелом дне. Юрий понял, что совладать с бойкой бабенкой он не в силах, и обреченно махнул рукой.
– Значит так. Весь багаж мы пока еще не разобрали… Цифрами я вас грузить не буду, в докладной все указано, – разгладила листок Дарья. – Поскольку ехали мы в поезде ранней весной, то в наличии у нас множество демисезонной одежды, всех размеров, и на зиму, даже самую морозную, и на лето. Одних вытянутых треников уже четыре баула. Только стирку нужно затеять, никак время для этого не подберем. Дальше. С нижним бельем, носками также в ближайшее время проблем не предвидится. С обувью тоже более-менее сносно.
– Босиком нужно летом ходить, босиком, – пробурчал Сергеич. – И для здоровья полезно.
– Здоровье! – выпрямила указательный палец Дарья. – Походный набор с обезболивающими, дезинфицирующими, жаропонижающими и прочими йодами-зеленками мы насобирали. Вот только с медобразованием никого не нашлось… Но – что уж тут поделать?
– Антибиотики? – прервал Юра.
– Полна коробочка, – кивнула Дарья. – Дальше… Весь ручной инструмент, как и просили, мы сюда складировали, в мастерскую, – она ткнула за спину.
– Какую мастерскую? – Макс удивленно вскинул бровь, и Михаил, смурной и неразговорчивый, разлепил губы:
– В купе электромеханика.
– Да, да, туда отволокли, – кивнула Дарья. – Там мы толком и не смотрели, что нашли. Всё в мастерскую складывали. Только ручную швейную машинку оттуда себе забрали…
– Откуда там швейная машинка взялась? – удивился Сергеич.
– Электромеханик куркуль тот еще. Был. Плюшкин, ети его в маковку, ничего не выбрасывал, – вновь подал голос Михаил. – Я там глянул одним глазком: мама дорогая! Инструкций тьма-тьмущая на стенах развешано, а вокруг бардак полный, места свободного нет. Даже проводницу, если приспичит, пригласить некуда.
– Так… С железяками своими вы сами разбирайтесь. Потом полный список предоставите. Дальше. Чистящих, моющих хватит на какое-то время. Жидкого мыла у нас хоть залейся. Туалетная бумага скоро закончится, будет у ребятушек траур. Молодежь наша нынче нежная пошла, даже газетой, наверно, ни разу не подтирались, а тут сразу к лопухам привыкать придется.
– Никаких лопухов! – не принял шутки Макс. – Как на Востоке, бутылки с водой в туалете поставим – и всего делов!
– Да, да, – пробормотала Дарья, скользя по списку. – В спальных принадлежностях недостатка нет, сами понимаете. Одеялами хоть торговлю открывай. Стаканы, ложки, вилки, миски пластиковые – на наш век хватит. С едой, солью, сахаром и прочим съестным – караул. Но, об этом мы Володе каждый день обсказываем.
– Да уж, Дашенька, – вздохнул Сергеич. – Надыбали бы вы мне, кормилицы, ящичек тушёночки, – повар мечтательно закатил глаза. – Свининки или говядинки…
– Отставить, – скомандовал Юрий. – Хорош на слюну давить, и так все жрать хотят. Спасибо, Дарья, картина в целом понятна. Можете продолжать изыскания.
У Макса заурчало в животе, и он рассеянно поглядел в окно. Будь дело на земле, он бы попытался разыскать дикоросы, которые пошли бы в котел, но здесь… Взгляд Макса бездумно перескакивал с наскоро обустроенного навеса летней кухни и разложенной на импровизированном столе утвари на огородные грядки, которые вскапывали геймеры, выбирая корни растений. У песчаного пляжа, под присмотром вооруженного ломами и топорами отряда татуированных, ребята колотили ежи-треноги, натягивали грубый телеграфный провод и накручивали на него мягкую проволоку, оставляя торчать обкусанные плоскогубцами усы. Самопальная колючая проволока получалась так себе: молодняк неумело орудовал пассатижами, переглядываясь и болтая попусту. Однако за неимением гербовой… Хочется думать, даже такое препятствие сдержит возможную агрессию водоплавающих.
Рыжий Болек, прихватив пустое ведро с летней кухни, двинулся через весь луг к реке. Однако вскоре паренек резко изменил маршрут, оглянулся по сторонам и скрылся в густом кустарнике у подножия холма.
«Чего это он там забыл? Да еще и с ведром?»
– Лидия Петровна, вам слово, – послышался голос Прапора, и Макс оторвался от окна.
Лидия Петровна со времени последней встречи разительно изменилась. Лицо старушки лучилось тихим светом, с губ не сходила слабая улыбка, а глаза блестели. Пригладив седые волосы, она поднялась.
– Хвала Господу нашему, с моими лежачими все в порядке. Сережка идет на поправку, рвется на улицу. Пока он нам в оранжерее помогает, но думаю через денек-другой непоседу можно выписывать. В настоящее время у меня в госпитале под присмотром находится двадцать один просветленный…
– Чего? – фыркнул Сергеич. – Кто?
– Просветленные, Володя, просветленные. Ты бы сам поухаживал за ними, поглядел бы на их лица – и сразу бы все понял. Их коснулась благодать Божья, вот и лежат они благостные, умиротворенные, – старушка и сама сияла блаженной улыбкой.
Юрий с Мафом встревоженно переглянулись.
– Ага, коснулась, – проворчал Сергеич. – Знать бы еще с какой-такой радости.
– Желтый туман похож на обман, – поддержал его Юрий Владимирович.
– А я тебе сейчас, Володенька, все объясню, – старушка достала из-за пазухи тонкую глянцевую брошюрку. Ласково погладила обложку и зашуршала страницами.
– Так, так… Где у меня тут закладочка… Вот! Ибо сказано: «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами», – проведя пальцем по строке, прочитала она.
– Это что за… – влез Миша и выразительно кашлянул, тактично опустив окончание. – Книжка?
– Откровение Иоанна Богослова, – столь же непрошибаемо-безмятежно улыбнулась Лидия Петровна. – Удивительно. Тут все про нас написано. Вот, слушайте, – она вновь шелестнула страницами и прочла: «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов».
Макс вновь посмотрел на луг. Из туалета выбрался второй подросток, Лелек. Сполоснул руки и как ни в чем не бывало скрылся за холмом. Максим начал понимать, куда клонит Лидия Петровна.
– По-Вашему, это древо жизни? – Макс стукнул костяшкой в окно.
– «И по ту и по другую сторону реки!» – процитировал Маф услышанное и возразил. – А у нас четыре древа, и растут только на одном берегу…
– Очень сложная книжка, – огорченно покачала головой старушка. – Я уже десять раз перечитала, но поняла только самую малость. Но все равно… Вот, вот, вы послушайте! – заторопилась она и вновь зарылась в страницы. – «И видел я выходящих из уст дракона и из уст зверя и из уст лжепророка трех духов нечистых, подобных жабам: это – бесовские духи, творящие знамения!» – во внезапно установившейся тишине Лидия Петровна подняла глаза и с торжеством оглядела присутствующих.
– Подобные жабам, – задумчиво повторил Маф.
Как выглядел след на речном песке, помнили все. И более всего он напоминал след гигантской жабы.
– А желтый туман, выходит, – это бесовское знамение? – поскреб затылок Сергеич. – Ты меня, Лида, совсем с панталыки сбила…
– Да не, хрень какая-то! – не выдержал Михаил и хлопнул по столу. – Чего нам тут баки-то забивать? Религия – опиум для народа!
– Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия, – парировала Лидия Петровна, воздев книжицу над головой, словно меч. И закончила невпопад. – А опиум для русского – это водка!
– Лидия! – возвысил голос Семен Михайлович и тут же смягчился. – Петровна… Нам тут еще многое нужно обсудить. Спасибо за помощь. Ты иди, возвращайся в госпиталь, у тебя пациенты… Перечитай книгу еще раз. Спокойно, в тишине. А вечерком я зайду, и ты мне все расскажешь.
Старушка, набравшая воздуха в грудь для продолжения священной войны, поникла, но затем вновь выпрямила спину и величаво удалилась. Дарья вышла следом.
– Нет, млять, вы слышали, – просветленные! – вскочил Михаил. Строитель кипел и захлебывался переполненным горячим чайником. – Это мои-то гаврики просветленные? Это она Лёлика обоссаного ни разу домой не тащила! Этот хмырь когда в запой уйдет… и когда похмелиться ему нечем – на Вальку свою с топором кидается. Смертным боем бьёт. Петрович и вовсе за чекушку убить готов… А Мишка с собой лестницу возит. Знаете, зачем? К бабам лазить! Мужики на работу уезжают, баб своих дома запирают: а этот кот с яйцами к ним в окна лазит. Просветленные, бля, ты глянь! Хер-рувимы! Нет, ну вы, млять, видели?
Возмущению Михаила не было предела. После того, как его бригада в лесу провалилась в беспробудный сон, он ходил чернее тучи. И теперь раздражение нашло выход.
– Сука сумасшедшая! Да я…
– Отставить! – рявкнул Юрий. – Ты чего блажишь, Миша? Устроил истерику; как первокурсница, честное слово… Понимаю, парни твои в госпитале… Всем сейчас непросто. Пойдем лучше, покажешь мне местную мастерскую. Да про самострелы покумекаем, давно пора, а то одни только разговоры говорим, – приобняв строителя за плечи, Прапор увел Михаила в соседнее купе.
Макса перепалка почти не затронула. Он с возрастающим беспокойством наблюдал странную картину на лугу. Подростки, под разными предлогами откладывая работу, незаметно от окружающих скрывались на холме. Как выяснилось, не самое безопасное место… После услышанных новостей о древе жизни, о нечистых духах, выходящих из уст дракона, Максу было малость не по себе. Он глянул на компанию геймеров с рыженькой Катей под окнами и спешащую им навстречу Лидию Петровну. Беспокойная старушка семенила по шпалам, ничего не видя и слыша вокруг, прижав к груди внушительную кипу журналов. Веселые геймеры расступились перед бабулькой, крича и взмахивая руками, но та не заметила их, пройдя насквозь.
От компании отделился рослый Толик и запрыгнул в тамбур штабного вагона.
– Вот вы где заныкались, командиры, лол, – заявил Толик, оглядывая просторное, так не похожее на все остальные, купе начальника поезда. – Клево у вас тут, чо. Я по поводу Катюхиных траблов.
Старики внимательно смотрели на воодушевленного парня.
– Топовый скилл у Кэт! Папашки из чатика прихерели все! Жжет не по-детски! Как она этих мобов размотала, а?! Глазки закрыла – и аля-улю. Я вообще орнул! На изичах, лол!
– Анатолий! – прервал его Семен Михайлович. – Уж сколько годков я прожил, а только один язык выучил – русский. И это не он. Можешь еще раз, помедленнее, и так, чтобы мы поняли?
Толик застыл с открытым ртом. Осклабился.
– Вот я нубас, – Сергеич вновь нахмурил брови, и геймер хлопнул себя по лбу и заливисто рассмеялся. – Не, ну трудно с вами, олдами. Катя вспомнила – ее сильнее всего шаги испугали за спиной.
– Шаги? – Макс оторвался от картины за окном.
– Ну да, типа такие легкие, – Толик двумя пальцами пробежался по столешнице. – И шуршание. Вот когда Маф… ну, ты, Семен Михалыч, к ней подходил… Трава шуршала, а шаг у него легкий. Вот на нее и накатило опять, испугалась до усрачки, – Толик пожал плечами. – Такой у Катьки лайфхак. Я подумал, надо вам рассказать.
– Спасибо, Толя. Спасибо, что поделился, – задумчиво произнес Маф, теребя нижнюю губу.
– Лидка! – заорал во все горло Сергеич, шлепнув ладонью по стеклу и подпрыгивая с места. – Ты что творишь? Совсем долбанулась? – хлопая сандалиями, он бросился прочь из вагона.
Прямо под окнами, где расположилась летняя кухня, Лидия Петровна подбрасывала в костер глянцевые журналы. Остановившимся взглядом она глядела на ленивое пламя и бормотала себе под нос.
Макс переглянулся с встревоженным Мафом и бросился следом за Сергеичем.
