Владимир Привалов
Юнцам тут не место
«Куда же мы попали… Куда?»
Глава 17
Немой посол
Луна ласкала темную реку, щедро посеребрив ленивые волны. Благодарные рыбины охотились за мошкарой, выпрыгивали из воды и плюхались обратно, разбрызгивая жидкое серебро. Ночное око с небес полюбовалось танцем подводных жителей и скользнуло дальше, зависнув над мелководьем тихой лагуны. Укромная бухточка в окружении отвесных скал была единственной в своем роде; ничего подобного на всем протяжении реки, от огромного озера в верховьях до бескрайнего океана в устье, не встречалось.
Вид лагуны изменился, и любопытная луна задержалась. Что это? Рядом с каменистой грядой покачивался плавучий остров. Длинная веревка, привязанная к деревцу и обвернутая вокруг острого выступа, удерживала островок на привязи. Странный остров… Кто-то изрядно потрудился, перетаскав на него деревяшки плавняка с берега. Среди кочек устроена небольшая яма, залитая водой и слегка прикрытая набросанными ветками. В ямке лупает глазами снулая рыба, набитая битком, еле-еле пошевеливая хвостами. На невысоком кустарнике развешена грубая сеть. У подножия одинокого деревца брошена наземь плетеная циновка-накидка. Вокруг высятся груды сухих водорослей.
Кто же здесь хозяйничает?
Любопытная луна склонилась над лагуной, водная гладь смутилась, вспыхнула от неожиданного внимания – и ночное око сумело кинуть взгляд в пещеру. В гроте на каменном ложе спал двуногий. Он сопел, раскрыв рот, и улыбался во сне. В изголовье нахохлился птенец аттархи.
Так вот кто это сделал!
Вдруг лагуна сморщилась, покрылась рябью. Из воды на берег выползали змеи, змейки и змееныши. Они извивались, сплетались клубками и катались под скалами. Меж высоких округлых валунов на берег шустро выбрался вооруженный подводный житель, щелкая гигантскими клешнями. Вывесив острое жало длинного хвоста, уродец погнал перед собой разноцветный клубок извивающихся змей. Ядовито-красные, лимонно-желтые, изумрудно-зеленые, иссиня-черные, бирюзовые, мертвенно-бледные чешуйчатые тела терлись друг о друга, потели соком любви, дрожали от желания.
Краб с жалом-хвостом загнал змей в пещеру и замер в тени, у входа. Клубок шелестел, ворохался в песке. Вдруг сверху всхрапнули, и от клубка отделилась белая змейка. Приподнявшись на хвосте, она уставилась в темноту. Звук повторился, и змея поползла вперед. Она без труда перетекла на каменное возвышение и тут же почувствовала ток теплой живой крови.
Змея переползла ногу спящего, проскользнула мимо вздыбленного паха, преодолела твердый живот и застыла на груди. Разверстый горячий мокрый рот чернел перед ней. По телу змеи пробежала волна вожделения. Она больше не могла удержать себя и прянула стрелой в долгожданную тьму.
Макс проснулся от удара по зубам. В нем что-то ворочалось и извивалось. Нечто чужеродное и склизкое. Он вскочил с ложа и скосил глаза к переносице. Белый хвост трепетал перед ним, и Макс в ужасе клацнул челюстями что есть мочи.
Молния электрическим разрядом ударила в язык. Боль была такой, что волосы встали дыбом, едва не скинув уцепившегося за шевелюру птенца. Макс чуть не отключился. Ничего не соображая, он ухватился за хлещущий по лицу хвост, выдернул его из себя и шваркнул о землю. Выплюнул откушенную мерзкую голову.
В лунном свете Макс разглядел, как по полу катается разноцветный клубок шипящих змей. Мыча от ужаса, Макс спрыгнул с лежанки, едва не раскроив череп о каменный свод, и понесся к выходу. Впопыхах он не заметил, как рядом с голой пяткой ударила в песок острая игла, а клешни взрезали лишь воздух.
Весь берег шевелился от скользких змеиных тел. Не помня себя, продолжая выть, Макс кинулся в воду. В два гребка он преодолел лагуну и оказался на острове. Орудуя шестом как безумный, он вытолкнул островок из западни на стремнину. Мощный поток Нового Иордана подхватил его и понес. Темнеющая высокая гряда осталась позади, а потом исчезла.
Макс рухнул на топкий берег лицом вперед и разрыдался. Язык в горьком рту пульсировал в унисон рыданиям. Язык распухал, мертвел. В ужасе Макс распахнул рот и задышал полной грудью.
Когда в волосах колыхнулось, он едва не умер от ужаса. Однако спустя мгновение догадался: это Йорик. Понимание, что он не одинок, – пусть и в такой странной компании, – принесло успокоение. Макс снял с макушки птенца и прижал к груди. Показалось, или за прошедшие пару дней Йорик вырос еще больше?
Утро Макс встретил в бреду. Его знобило, он укутался сплетенной из водорослей циновкой. Листья под ним пропитались потом, язык разбух и уже не помещался во рту. Покрытый слизью, он прилип к подбородку.
Вначале к нему явились змеи. Они извивались, чесались о Макса, терли спинки, словно игривые домашние кошечки. Шипели колыбельную, трепеща раздвоенными язычками. Покрыли весь остров, висели живыми гирляндами на высохших ветвях, качались на ветру. Затем видения сменились, и остров окружили зверолюды. Они по-собачьи резво перебирали под водой руками и ногами, удерживаясь на плаву и выставив волчьи головы. Вожак с горящими глазами коротко взрыкнул – и зверолюды кинулись со всех сторон. Макс тихонько застонал и очнулся.
Йорик, покачиваясь на слабых лапках, застыл напротив лица и смотрел Максу в глаза. Максим слабо улыбнулся и с трудом вылез из своей берлоги. Помочился, едва не рухнув, и добрался до берега, чтобы напиться.
Вдруг впереди Макс увидел знакомую уже деревянную конструкцию мокрокрутов, предназначенную для дойки. Максим оглянулся: нет ли вблизи деревни речных жителей? Но Новый Иордан был пуст. Однако на помосте подле доильного станка стоял глиняный кувшин с широким горлом.
Слава Богу! Приготовленный загодя шест дотянулся до дна, и Макс, навалившись всем весом, кое-как развернул свой неповоротливый корабль. Колени дрожали, ноги ходили ходуном от слабости. Эх, сейчас бы выбраться на родной берег, как и задумывалось, да отправиться восвояси, к поезду… Но не в таком же состоянии, да и еще когда поблизости шастают мокрокруты!..
Плавучий остров прошел впритирку к мосткам. Максим вытянулся и подхватил кувшин. Тот оказался полон, как Макс и надеялся. Он торопливо вывернул карманы и бросил на мостки два костяных рыболовных крючка. Размен, конечно, не равноценный, но пожертвовать ножом-гарпуном Максим был не в силах. Не мог позволить себе такой роскоши.
«И все равно от сердца отрываю. Примите в подарок. Вы уж простите за кражу, не держите зла», – Макс проводил глазами оставшуюся за бортом доильную конструкцию, прижал кувшин к груди и вскарабкался обратно. В берлогу.
Молоко спасло Макса. Есть он не мог, а восполнять силы было необходимо. Плюхнув безжизненный серый язык в молоко, он с наслаждением напился слегка солоноватой прохладной жидкости. Последним усилием установил кувшин между корней и провалился в глубокий целительный сон без сновидений.
Макс перестал чувствовать время и пространство, запутался в рассветах и восходах. Новый Иордан кружил, петлял, уносил его все глубже и глубже в неведомую даль. Макс просыпался, опорожнял мочевой пузырь, вдосталь пил молока и вновь засыпал. Краем сознания он отмечал, что крепнет, что язык уже не такой огромный и помещается во рту, что жар прошел. Он спал, спал и спал, пока его не разбудил звонкий лай.
Макс вскочил и увидел на темнеющем берегу цепочку огоньков. Огоньки окружили мысок и неумолимо приближались. Собачья перекличка взбаламутила покойное сонное бытие Нового Иордана.
«Да что там происходит?»
Вдруг с треском кусты раздались в стороны, поднялась туча брызг. Из леса выбежал огромный буйволобизон и с разгона бросился в реку. Горбач пробежался по мелководью, добрался до глубины и поплыл, выставив морду. Гнутые рога оседлали реку.
Следом береговой песок взвихрило множество лап. Крепкие уродливые псины походили на помесь алабая с гиеной: лобастые головы с тяжелыми челюстями, кривые спины, широкая грудная клетка и мощные длинные конечности. Ни секунды не раздумывая, лающая свора кинулась за добычей.
А затем на берегу показались факелоносцы. Увидев их, Макс тотчас присел и спрятался в тени кустарника. Хоть вокруг уже и опустился густой сумрак, но на фоне закатного солнца его силуэт могли и заметить. А вот этого он бы не хотел… Макс вцепился в шест и во все глаза смотрел на преследователей.
Толкаясь и обмениваясь злыми короткими фразами на отрывистом гортанном наречии, берег заполонили зверолюды, которые словно сошли с пещерного наскального рисунка. Сутулые, с покатыми плечами и короткой шеей, поросшие шерстью и укутанные в шкуры, зверолюды столпились вдоль воды. Псоглавцы громко взрыкивали, притравливая преследующую горбача стаю. Вдруг зверолюды раздались в стороны. Самые нерасторопные повалились в воду. Здоровенный абориген, на две головы выше остальных, разбежался и с хеканьем метнул копье. Оно прочертило дугу и вонзилось в горбача. Преследователи разразились торжествующим воем, а метатель копья застучал кулаками по груди. Течение вынесло бизона на стремнину, и массивное тело ускорилось. Факелы замельтешили, вновь выстроились цепочкой.
«Нет, нет, только не сюда! Только не ко мне!»
Бык разглядел плавучий остров, и прибавил ходу. Древко копья дергалось из стороны в сторону, словно перо поплавка, сошедшее с ума от размера пойманной добычи. Мерцающие глаза зубастых хищников посверкивали чуть позади. Вожак стаи вырвался далеко вперед. Он сблизился с добычей, сделал рывок и сомкнул челюсти на холке зверя.
Факелы преследователей скрылись в перелеске, река повернула, и Макс подхватил шест. Выбежал на берег. Бык уловил движение, и большущие глаза горбача уставились на Макса. Единожды увидев, он более не отводил от человека взгляда. Ни вонзившееся копье, ни тяжести пса на загривке он, казалось, совсем не замечал. Напротив, бык ускорился, и стая безнадежно отстала.
«Только не ко мне…»
Да это рогатое чудовище просто-напросто перевернет остров! Последним усилием бык выбросился на берег и затих. По островку пробежала волна, немаленькая часть суши погрузилась в воду. Макс в страхе обхватил наклонившееся деревце. Рядом пищал Йорик.
Сил у быка не осталось. Горбач лежал на боку, тяжело дыша. Лобастая пятнистая гиена – и как Макс мог сравнить эдакую уродину с красавчиками-алабаями? – разомкнула челюсти и выпустила зажеванную шкуру. Окровавленная морда повернулась к Максу. Тварь уставилась на человека. Гиена тоже изнемогла и теперь набиралась сил, чтобы броситься на двуногого.
Макс стиснул шест, подскочил и со всего маха огрел псину по башке. Сухая деревяшка разлетелась на части. Тварина прижала уши и глухо заворчала. От этого кровожадного рычанья Макс мигом взмок. Всхлипнув от ужаса, он запрыгнул на тушу быка, выдернул копье и пригвоздил псину наконечником к сплетению корней, разорвав шею. Гиена забилась, ухватилась зубами за древко. Макс всем телом повис на копье. Мокрая шерсть горбача скользила под босыми ногами, живое тело служило ненадежной опорой, но он удержался. Окованное железом древко тоже выдержало, не переломилось. Волосатая тварь поскреблась, исходя кровью, и затихла.
Макса трясло. Он спрыгнул с быка и, орудуя копьем, спихнул вонючее тело в реку. Новый Иордан принял жертву. Мертвый вожак поплыл навстречу своей стае: проклятые преследователи так и не угомонились. Мерцающие кругляши глаз рассыпались вокруг трупа и уставились на Макса. Тот стоял подле поверженного горбача, погрузившись по колено в воду, и с копьем наперевес ожидал нападения. Однако погоня не задалась. Псы продержались еще какое-то время, барахтаясь в волнах, а потом сдались. Повернув к берегу, они растаяли в ночи.
Макс обратился к лежащему горбачу. Тот был так велик, что занял почти четверть островка. Если бы не зверолюды с копьями и факелами, травоядный гигант стоптал бы кровожадных гиен и не заметил! Шумное дыхание вырывалось из широких ноздрей. Бок мерно вздымался. В бороде запутались водоросли, а из раны сочилась кровь.
«Ты такой здоровый!.. Тебе мой остров перевернуть – на один чих. Кто знает, что у тебя на уме?» – ужаленный язык до сих пор покоился во рту бездвижным, и потому к незваному гостю Макс обратился лишь мысленно.
Горбач был абсолютно бел. Седая косматая шерсть слегка серебрилась в неровном свете молодого месяца. Макс вдруг вспомнил корриду рогатых команчей. Вспомнил, как и куда наносил последний удар умелый воин. Максим покосился на кованый удлиненный наконечник копья.
«Пожалуй, если засадить с размаху, двумя руками… Может и получится».
Буйволобизон смотрел на Макса. Во взгляде обессиленного животного Максу почудился разум. Казалось, он читал мысли Максима и видел его желания насквозь. Однако в огромных – с ладонь, не меньше – глазах белого быка не было ни тени мольбы, просьбы, жалости к себе или желания жить. В них светилось лишь тихое любопытство. Странный двуногий заинтересовал умирающего быка.
«Что смотришь? Понравился?» – хмыкнул Макс.
Он воткнул копье в землю и присел рядом с горбачом.
«Как же ты умудрился попасть в такую передрягу, друг дорогой?» – Макс погладил быка по морде. Внутри животного что-то клокотало. Максим дотронулся до влажных ноздрей. Горбач шумно фыркнул, и Макс в испуге отдернул руку. Затем тихо рассмеялся.
Максим поднялся к деревцу, достал высокий кувшин – в нем еще плюхалась драгоценная жидкость – и подошел к удивительному животному.
«Давай, попей. Мне помогло; глядишь, и тебя выручит», – Макс с трудом вставил горлышко кувшина между висящих брылей и наклонил сосуд. Умный бык вздохнул – и одним махом втянул в себя содержимое.
Веки быка опустились. Он уснул. Ну что же… После такого и Максу стоит отдохнуть. Определенно стоит. Тяжесть пережитого навалилась на Максима. Он залез в свое гнездо, зарылся в листву. Накрылся циновкой, на удивление быстро согрелся и тут же уснул.
Неправильная ладья с корявым деревцем-мачтой скользила по лунной дорожке среди игривых водоворотов. В ночи резвилась рыба, выпрыгивая за мошкарой. Темнела глыба спящего быка. Вдруг между высоких кочек, где заплескивалась вода, показались черные клешни. Прищелкнув ими, на остров выбрался уродливый речной обитатель. Если он и был меньше убитой недавно гиены, то совсем ненамного. Его младший брат не так давно гонял по берегу у скал клубок переплетенных змей.
Длинная игла на кончике воздетого хвоста слегка подрагивала. Грозди нанизанных глаз-бусинок покачивались на двух тонких щупальцах-рожках. Мощный панцирь глянцевито блестел в лунном свете. Макс зашебуршался во сне, и глаза-антенны мигом повернулись. Хвост-игла задрожал, покачиваясь.
Резво перебирая суставчатыми лапками, чудовище мигом взобралось на невысокий холмик. Максим чуть слышно застонал, не просыпаясь, и монстр щелкнул клешнями над бледным лицом. Тонкий хвост вытянулся во всю длину вверх и замер. На конце выделился густой маслянистый яд, засочился по острию.
Вдруг тяжело вздохнул бык и по островку пронесся теплый ветерок. Монстр тотчас всем диском-туловищем повернулся к темной туше. Бочком-бочком: с корня на кочку, с кочки на бережок – ночной пришелец спустился и замер подле быка. Шерсть горбача побурела, вокруг одуряюще пахло кровью и потом. Мелкие глазки монстра замельтешили, закрутились во все стороны. Воздетый хвост затрепетал, разбрызгивая яд. Клешни неистово защелкали в ночи, словно кастаньеты.
Подскочив к бычьему паху над урезом воды, пришелец засадил иглу в лохматый корень, погрузив отравленное оружие целиком. Корень вдруг набух, налился силой и выстрелил белесой жидкостью, залив и опрокинув струей отравителя. Ворочаясь в семени быка, крабоскорпион крутился на панцире, исходил паром, перебирал в воздухе острыми ногами, впустую щелкал клешнями. Панцирь разъедался, лопался, вскипал, истончался.
Семя изливалось, заполняя плавучий остров. Давно уже смолкли клешни чудовища, от которого не осталось и следа. Мертвое дерево, шелестящее на ленивом ветру обрывками прядей сухого мха, вдруг вздохнуло. Ветви налились силой, вспучились почками. Почки брызнули листвой, напитались мощью, расцвели кружевными листьями. Листья покрасовались друг перед другом, пошептались в ночи о том о сем и пожелтели, пожухли. Порхая, они осыпались на землю и вторым одеялом укрыли спящего Макса.
Когда Макс разлепил глаза, солнце уже давно встало. Он оказался весь, с головы до ног, усыпан толстенным слоем сухих листьев, и потому яркий свет совсем ему не мешал.
«И откуда налетело столько? – подумал Макс, выбираясь из своего спального гнезда. – С высокого берега ветром намело?»
Макс потянулся и замер. Рядом копошился Йорик. Берег был пуст. Только следы собачьей крови, воткнутое торчком копье и здоровенная вмятая ложбина, наполненная водой, подсказывали Максу, что ночное происшествие ему не приснилось.
«Ушел-таки. Вот уж не думал».
Чувствовал себя Макс на удивление бодрым. Язык, правда, по-прежнему покоился во рту безмолвной колодой, но Макс не унывал. Он выбрал из ямки живую рыбину, побросав несколько уснувших экземпляров за борт, кое-как вычистил улов, орудуя костяным ножичком-гарпуном и слегка подкоптил на костерке.
Отсутствие соли по-прежнему давало о себе знать. Макс тщательно пережевывал пресную вонючую резину и с сожалением вспоминал об оставленных впопыхах в пещерке глиняных горшках. Впрочем… Макс посмотрел на кувшин. Если развести нормальный костер, то воду можно и в нем вскипятить, а там и ухи сварганить.
Макс повеселел и решил устроить стирку. От порядком изгвазданной одежды уже ощутимо пованивало. Высокое солнце припекало, Максим разделся и уселся голяком рядом с ложбиной, оставленной быком на память.
«Помер мой гость ночной или добрался-таки до берега?» – подумал Макс, выполаскивая и плюхая футболку с джинсами в теплой воде.
Позади запищал Йорик, и Макс обернулся. Оставив в покое рыбную требуху, птенец доковылял до крайней точки островка подле густого кустарника. Стоя на носу их неправильного корабля, птенец пытался расправить крылья, но дело шло туго. Уцепившись за кочку, он трясся как припадочный и пищал, не переставая.
«Нет, ну ты погляди на него, – восхитился Макс. – Все-таки эти места полны чудес. За каких-то три-четыре дня так вымахать! Не видел бы своими глазами, ни в жизнь бы не поверил!»
Река стала узкой, течение ускорилось еще сильнее. Йорику наконец удалось раскинуть куцые крылья, и он требовательно заклекотал, подзывая Макса.
«Да что ты там углядел? Тоже мне, впередсмотрящий нашелся!..»
Макс бросил мокрую футболку. Замер, расслышав едва уловимый мерный шум. Похоже, где-то неподалеку шелестел дождь.
«Странно. На небе ни облачка».
Новый Иордан поменял облик: на стремнине глубокая вода темнела, на мелководье у берегов закручивались водовороты обратного течения. Макс приблизился к птенцу и посмотрел вперед. Зеленые берега сходились, вода пенилась у покатых камней, в воздухе переливались коромысла разноцветных радуг. Птенец вдруг подскочил вплотную и долбанул клювом Макса по голени.
Максим очухался, подхватил птенца и бросился в воду. Ушлый птенец дождался, когда хозяин вынырнет и тут же полез наверх, цепляясь коготками, угнездившись в шевелюре. Родной островок, медленно раскручиваясь, проплыл мимо. Течение подхватило, стиснуло Макса и понесло вперед.
Опытным пловцом Макс не был, но Днестр в свое время переплывал. Загребая руками и ногами и стараясь не паниковать, он развернулся лицом к берегу и поплыл поперек реки. Однако Новый Иордан показал зубы; сильное течение волокло Макса к водопаду.
«Может, зря я сбежал? С кораблем-то все в порядке…»
Островок со всего маха вынесло на пороги, и он повис, застрял посреди окатышей. Волны перехлестывали через остров, его мотало из стороны в сторону, он накренился, но держался. Вдруг Максим больно приложился коленкой под водой о невидимый камень и испугался.
«А вот это уже опасно! Башкой приложит – и хана!»
Неумолчный шум стоял стеной. Макс прицелился на большой покатый булдыган неподалеку, возвышающийся над рекой, и заработал руками и ногами изо всех сил. Справа от приметного валуна Новый Иордан пенился и клокотал, а слева от камня темнела глубокая спокойная вода.
Мощное течение притиснуло Макса к гладкой скале. Он выставил руки, чтобы не разбиться, нащупал ногами дно. На миг утвердился, но тут же соскользнул и с головой ушел под воду. Подлое течение тут же подсекло неудачливого пловца, потащило дальше… Макс замахал руками, ударился костяшкой о твердыню валуна и каким-то чудом уцепился за расселину. Вынырнул и подтащил себя к камню. Расклинив ноги между острых клыков, перевел дух.
Река рвала несчастный островок на части. Новый Иордан уже не притворялся мирной овечкой, он ревел, грохотал и требовал жертвы. Склоненные ветви кустарника полоскались в бурлящей воде. Ухватив неслуха за космы, Новый Иордан вцепился в ветки, оторвал от суши изрядный кусок и поволок по камням, сбросив с высокого порога в кипящий котел внизу. Следом пришел черед мачты. Верное деревце накренилось, коснулось реки, и первая же волна утащила мертвый ствол под воду. Островок распустило на лоскуты, и через пару мгновений от него ничего не осталось.
«Вот блядство!»
Одежду, зажигалку, таблетки, улов, оружие, циновку – все унесла своенравная река. Раскинув руки и осторожно нащупывая под водой путь, Максим с великим трудом пробрался вдоль цепочки валунов к берегу. Пару раз он с головой уходил в омуты-промоины, и бедный Йорик так вонзал коготки в кожу черепа, что едва не содрал Максу скальп. Однако вскоре мытарства остались позади, и Максим кое-как вылез на осклизлый глинистый берег. В неумолчном речном шуме за спиной слышалось разочарование.
Шипя от боли в побитых и расцарапанных ступнях, Макс двинулся вдоль реки. Еще сражаясь с течением, он разглядел желтизну песчаного пляжа, промелькнувшую мимо. Туда-то он и метил… Едва шагнув на теплый песок, Макс сразу же увидел на краю большой поляны невообразимо огромный, уродливый пень, который смотрелся гротескным неправильным стулом великана. Часть упавшего ствола отщепилась и торчала спинкой кресла. Земля вокруг истоптана и изрыта, покрыта слоем опилок, вялых листьев и щепы. Неподалеку стогами высились порубленные ветки. В грязи отпечатались следы колес.
Макс вскарабкался на пень. Площадь спила поражала воображение: пожалуй, здесь бы разместилась половина волейбольного поля, не иначе! Изгрызенные неровности – следы от грубых зубьев пилы – кололи босые ноги. Макс оглянулся: расцарапанные ступни оставляли за собой кровавые отпечатки.
«А ведь сюда еще не ступала нога человека…»
Еще там, в прошлой жизни, Макс никак не мог принять утверждение, что на земле уже не осталось мест, где ни ступала бы нога человека! Это же проще простого: спили любое дерево и возложи стопу на пень. Точно будешь знать, что никого до тебя здесь еще не бывало…
Конечно, по такому огромную пню наверняка ходили неведомые лесорубы, однако Макс отказывался считать этих уродов людьми. Зачем и кому понадобилось это варварство, это кощунство!? Разве можно спилить такое древо, и быть потом хоть на минуту счастливым? Какого рожна потребовалась такая концентрация сил, чтобы спилить именно это древо? Мало деревьев в лесу? Вокруг полным-полно обычной древесины, уж для ее-то добычи не нужно так уродоваться!.. Словно подтверждая мысли Макса, в лесной стене зияла прорехой просека, куда рухнул поверженный гигант.
Максим глянул на годовые кольца под ногами, которые тесно-тесно, впритирку нанизывались друг на друга. Колец было так много… При мысли о возрасте древа у Макса слегка закружилась голова. Максим встал на колени и огладил узор вечности.
«Как же так? Как же так? Кто же это с тобой сотворил, друг ты мой дорогой?»
Йорик разжал когти и спрыгнул вниз. А вот Макс, напротив, захотел подняться, но не смог. Голова закружилась еще сильнее. Когда он барахтался на перекате, его пару раз все-таки приложило о камни. Неужели сотрясение? Макс подобрался к отщепленной части ствола, подкатился к деревянной перегородке и сжался калачиком. Солнце припекало, в голове все кружилось и плыло. Максим зажмурился и не заметил, как погрузился в рваный, тяжелый, словно старое ватное одеяло, сон.
Затрещал-загудел молодой лес и на просеку выбрался огромный белый бык. Макс узнал старого знакомца, которого недавно избавил от копья и поил молоком.
Выжил, значит! Выжил, бродяга! Максим хотел поднять руку, поприветствовать горбача, однако не смог пошевелиться. А еще он вдруг понял, что спит и видит сон, и сразу успокоился. Умный белый горбач неторопливо, с достоинством, подошел ближе и замер напротив пня. Оглядел голого Макса. Тяжело вздохнул, выпустив облачко пара.
Бык ласково ухватил Максима за ногу, потянул на себя… Макс неловко скатился с деревянного ложа и чудесным образом оказался на спине у бизона. А древо уже стояло перед Максимом целехонькое, высилось мудрым пастырем над лесом и рекой, шумело в облаках. Макс закрутился на загривке у быка и вдруг увидел плот немаленьких размеров, на котором толпилось множество водокрутов. Плотогоны, орудуя длинными шестами, ловко загнали плоты на песок.
Первыми на берег ступили невысокие женщины, наряженные в длинные яркие подпоясанные рубахи с ожерельями белых, желтых, розовых водных цветов на шее. Мужчины подтаскивали к подножию древа тугие, набитые зерном, мешки и высокие глиняные кувшины. Речные жительницы запели простенькую песенку на торопливом прыгающем наречии, развешивая гирлянды. Мужчины, низко поклонившись древу, острыми наконечниками проковыряли кору, вставили костяные полые трубки и начали сбор древосока.
Белый бык гневно фыркнул, переступил ногами, и картинка сменилась. Окружая древо со всех сторон, к гиганту подбирались жуткие фигуры в кожаных балахонах с закрытыми лицами и длинными клювами чумных докторов Средневековья. В руках, затянутых черными перчатками с длинными раструбами-манжетами, они сжимали высоченные, чудовищного вида пилы. Из холма повалил густой желтый дым, но уродливые фигуры, спотыкаясь и ковыляя, упрямо подбирались к стволу.
Макс очнулся от резкой боли в руке. Снова дернуло, и он распахнул глаза. Йорик, зараза, подскочил и еще раз клюнул мякоть ладони. Максим приподнялся на локте, чтобы выписать негоднику щелбан, и вдруг услышал громкий треск веток. Он вскочил и увидел, как сквозь густой кустарник пробирается рослый рогатый команч. Впрочем, рога его остались в прошлом: из головы торчали лишь куцые пеньки. Абориген разглядел выросшую перед ним из ниоткуда фигуру и опешил. Но лишь на миг. Глаза команча сузились, грудь поднялась в глубоком вздохе, кулаки сжались… Он нагнул голову и ринулся на Макса. Намерения нежданного гостя не вызывали сомнений.
Макс в панике ухватился за обрубок ствола перед собой. Его повело от резкого подъема. Максим нащупал широкую острую щепу под рукой и принялся лихорадочно ее выкручивать … Команч приближался. Он подволакивал ногу, рваная шкура-накидка не скрывала обтянутые смуглой кожей ребра, ссадины и кровоподтеки по всему телу. Щеки впали, на мощной шее выступили жилы. Черные глаза сияли непокоренным злым огнем, в котором Макс видел лишь одно. Свою смерть.
Абориген ухватился за край пня, подтянулся… Мертвое древо, наконец, сжалилось над Максом, и у него в ладони очутилась длинная острая щепа. Максим с силой оттолкнулся от ствола, качнулся к противнику и вогнал деревянную иглу под бровь, погасив беспощадное пламя.
Команч рухнул навзничь, раскинув руки. Упав, он больше не шевелился. Макс опустился на карачки и исторг из себя вонючую рыбную жижу. В голове слегка прояснилось, и Максим поднял голову. Ветви кустарника на краю поляны ходили ходуном. На опушке один за другим показались люди.
Макс вытер губы и кое-как сполз с пня. Встал рядом с поверженным противником и прикрыл пах. Незнакомцы в выпуклых нагрудниках, шлемах, с маленькими круглыми щитами и мечами расходились полукругом, напряженно следя за каждым движением Макса.
«Люди! Настоящие, нормальные люди, наконец-то! Без рогов, без крыльев, без шипов. А я, как назло, голый, да еще и с дохлым языком во рту… Вот незадача. Тоже мне, посол доброй воли. Пришел посол нем, принес грамоту неписану».
– Святое Круженье! Ты кто такой? – грубым голосом вдруг выкрикнул долговязый верзила с белой повязкой на рукаве поверх железа. – Ты из Приморья?
Макс выпучил глаза. Речь определенно была ему незнакома: резкая, грубая, отрывистая. Вот только Максим прекрасно понял все, что ему сказали! До единого словечка!
Макс улыбнулся, шагнул вперед… Мечник сбоку вдруг качнулся, на миг исчез из поля зрения. Блеснуло на солнце железо, меч опустился плашмя на затылок Макса, и мгла объяла его.
Эпилог
Йорик громко запищал и заплакал. Хозяина больше нигде не было.
«Найти! Плохо! Где? Хозяин!?»
Птенец расправил крылья и опять жалобно клекотнул. Пробежался по краю пня туда и обратно, топорща перья. Вдруг раздался треск веток и послышалась грозная поступь. Йорик замолчал и сжался в комочек. На поляну вышла косматая белая громада. Птенец закрутил головой, прислушиваясь. Он уже слышал это тяжелое дыхание раньше, когда хозяин поил эту странную громадину вкусным пахучим молоком.
Белый буйволобизон прошествовал мимо пня. Подошел к реке. На миг застыл, поглядывая на водяную взвесь над перекатом, а потом опустил голову и вдосталь напился. Затем развернулся и приблизился вплотную к крылатой мелюзге. Обдал влажным паром из широких ноздрей и лизнул шершавым горячим языком.
Йорик покачнулся на слабых лапках, едва не завалился набок и протестующе пискнул. Однако белый горбач лизнул пискуна еще раз и еще, и перья птенца удлинились, крылья раздались вширь, а лапы окрепли.
Птенец щелкнул клювом и довольно заклекотал. Белый горбач опустил тяжелую морду и положил голову на грубый спил пня. На миг смежил веки, взмахнув пушистыми ресницами. Из глаз выкатилась одинокая пара капель, которая без следа растворилась в высохшей древесине.
Йорик хлопнул крыльями, запрыгнул на морду горбача и вспорхнул наверх, утвердившись между огромных рогов. Буйволобизон поднял голову и оглушительно затрубил на весь лес. Даже река на миг смолкла, убоявшись низкого вибрирующего рева.
Огромный белый бык с грязно-серым встопорщенным птенцом аттархи двинулся по просеке, и вскоре след упавшего древесного гиганта обернулся в глубине леса изрытой тележными колесами грунтовкой. Они шли за плохими железными людьми, которые унесли беспамятного хозяина.
