Владимир Привалов
Юнцам тут не место
– Можно? – шепнул он и прихватил девушку за мочку уха. – Можно?
– Да, Юра. Да, – девушка разом расслабилась и подалась ему навстречу.
Они смогли оторваться друг от друга только через несколько часов. И то – только потому, что за перегородкой послышалось предупредительное покашливание. Анюта торопливо оделась, распутывая сбитую в ком одежду.
– Где сандалию-то оставила? – взяв в ладони расцарапанную ступню и покрывая ее поцелуями, спросил Юрий.
– Так. Ночью потеряла, – девушка мягко высвободилась и присела у столешницы, приглаживая растрепанные волосы.
– Кто там? – негромко спросил Прапор, внимательно глядя в проход.
– Кто-кто… Дед Пихто, – раздалось ворчание, и в проеме появился задумчивый Сергеич, сжимая в руках журнал с обгорелой обложкой. Разглядывая Сталина с трубкой, он обратился к Анне:
– Кто журнал мне принес? Мелкота моя, Сашка с Яриком?
Смущенная девушка кивнула, и Сергеич прошел в отсек и сел напротив Анны. Оглядел любовников и подмигнул.
– Дед Пихто, дед Пихто… Как выясняется, не такие уж мы и деды, а?
Там бережно положил перед собой журнал. Легко, играючи, двумя пальцами выдернул за спиной крепление для полотенец и свернул металлический держак спиралью. Без малейших усилий! Бросил спиральку перед изумленной девушкой и повторил.
– Не такие уж теперь и деды…
– Анюта, радость моя, – нахмурился Юрий, перетряхивая смятую кровать. – А где мой пистолет? Кобура, запасная обойма?..
– Так он… У Славяна. Славян его с тебя снял… – мигом посмурнела девушка. – Когда ты после тумана упал.
– Да вон! Вон он, твой пистоль, – Сергеич вытянул шею, пытаясь разглядеть в окне свою незабвенную летнюю кухню, но разглядел совсем иное. – Тут никак войнушка начинается?
Юрий тотчас подскочил к Сергеичу. Глянул в указанном направлении. У огорода, на месте утреннего построения, застыли друг напротив друга две толпы.
– Геймеры и расписные. Гляди, как козыряют партаками, уродцы, – недобро сощурился Там.
– А Славян, клоун, с моим ТТ ходит, – Юрий Владимирович не спускал глаз с рослой фигуры. Бугай размахивал над головой оружием и орал.
– Идем, чего смотреть, – Там легко поднялся и подмигнул встревоженной девушке.
– Аня, сиди здесь, – коротко бросил Юрий Владимирович и кинулся по коридору. Следом с широченной улыбкой спешил Там.
Прапор, выпрыгнув на насыпь, помчался по железнодорожным путям. Сергеич, по стариковской привычке взялся за поручень… А потом вдруг легко отломал его и, размахивая железной палкой, кинулся за Прапором.
Юрий Владимирович, пробегая мимо летней кухни, подхватил пустое ведро. Бегуна приметили, вытягивая руки и тыкая пальцем. Славян развернулся, опустил руку с оружием… Прапор размахнулся и со всей дури швырнул ведро. Кувыркаясь в воздухе, снаряд пролетел над насыпью и врезался в грудь Славика. Качка смело наземь.
Ребятня примолкла. Пустые ведра не летают! Тем более так далеко! Юнцы пораженно уставились на поверженного Славика. Тот стоял на карачках и мотал башкой. Прапор подбежал и вздернул татуированного в воздух, вырвав пистолет из обессиленной руки. Держа бугая за грудки, дед встряхивал его, словно погремушку. Славик болтался тряпичной куклой, ноги висели над землей.
– А ну, не замай! – Там коротким ударом выбил из рук Винча копье с широким наконечником и замахнулся железным поручнем. Однако пожалел недоноска и передумал:
– Сектор приз на барабане! – Сергеич отвесил татуировщику пинка, и тот покатился кубарем по траве.
Подняв жестяное ведро с вмятиной на боку, Там скомкал его в руках, словно шарик из бумаги. Оглядывая притихший, придавленный строй, он веско произнес.
– Юнцам тут не место, сосунки. Старость не торопится, но всегда берет свое…
– Юра! Володя! – раздался вдруг звонкий голос из поезда. – Вы там не прибейте никого сгоряча.
Все обернулись. Из вагона выбирался Семен Михайлович. Сухонький согбенный старичок уже успел нацепить смешную панамку от солнца. Выпрыгнув наземь, он подал руку показавшейся следом Анне. Внезапно старик заговорщицки подмигнул девушке, произнес пару слов и … Анюта легко взошла из тамбура прямо на протянутую ладонь! Без видимых усилий Мафусаил пронес ее на прямой руке вдоль состава.
– Не с теми я, кто бросил землю на растерзание врагам… – нараспев прочитал старик, балансируя гибкой девичьей фигуркой. Потом грациозно опустился на одно колено. Анюта ступила на землю, а старик улыбнулся всем своей безмятежной улыбкой.
Оглядев толпу, он нахмурился:
– Что-то я не пойму… А Максимка где?
– И Болек с Лелеком? – Там стиснул ладони и превратил смятое ведро в тонкий блин. – Помощнички мои малолетние где?
Смарты с недоумением переглянулись, пожимая плечами. Прапор снял портупею с ошалелого Славика и выщелкнул из пистолета обойму…
– Вы по кому тут стреляли, недоноски? – взвился Юрий. – Куда патроны дел?
– И что тут вообще происходит? Вы чего натворили, сорванцы, пока нас не было? – уже безо всякой улыбки спросил Семен Михайлович, разглядывая, как из вагона один за другим выбираются настороженные строители и остальные старики и старушки.
Глава 16
Вниз по реке
Вынырнув из воды, Макс закрутил головой. Наверху, над обрывом, покачивались проклятые светящиеся рога. Рядом, в отблесках, виднелись смутные фигуры. Мокрокрут и крылан, кто же ещё!
Вот сволочуги! И ведь не просто так стоят – башками вертят, его ищут! Чего прицепились-то? Макс едва-едва дышал и боялся плеснуть лишний раз. Ладно, призрак с рогами, – его-то, предположим, можно и не опасаться… Но эти-то двое по бокам – реальны! Макс представил, как крылатый расправляет гигантские крылья и прыгает с обрыва, атакует с воздуха. А потом вообразил, как холодные лапы мокрокрута хватают его за ноги и тянут на глубину, и едва не захлебнулся отчаянием.
Что же делать?
Новый Иордан уносил его от высокого берега, но слишком медленно. Максу хотелось как можно быстрее оказаться подальше от преследователей. Быстрее, быстрее и как можно дальше! Эти трое явно хотят заполучить его! Задумали, сволочи неземные, очередной кровавый ритуал! Макс невольно припомнил изувеченные тела в кровавых лохмотьях-татуировках, и его опять заколотило от ужаса.
Максим в отчаянии покрутил головой и вдруг увидел неподалеку огромную тень скользящего мимо плавучего острова. Одинокое корявое деревце торчало уродливой мачтой. Макс взмолился неведомым богам и по-лягушачьи заработал под водой руками и ногами, чтобы не плескануть в тишине.
Однако остров был быстрее. Смутный силуэт терялся, расплывался в ночи. Макс стиснул зубы. Река повернула, высокий берег с преследователями скрылся, и пловец решился. Взмахивая попеременно руками, он бросился в погоню. Вдох-выдох. Левой-правой. Макс отталкивался от водной толщи, течение помогало. Он разогнался и все-таки сделал это. Догнал. Обессиленный, Макс ухватился за сплетение корней и вытянул себя на податливое тело острова. Земля прогибалась и ходила ходуном. Впрочем, пробираясь к торчащему из небольшого возвышения деревцу, Макс почувствовал, как поверхность становится тверже. И суше. Он забрался к подножию, оперся на ствол спиной и отдышался.
Спасся! Тело тряслось в ознобе, и Макс треснул кулаком по мертвой древесине.
– Проклятье! Проклятье! Долбаные пришельцы! Проклятые твари!
Вдруг наверху, в ветвях, заскреблись, зашебуршались, посыпался лесной сор, и Макс вскинул голову. Что там еще? С верхотуры глядели круглые оранжевые глаза. Глаза клекотнули, сиганули в темноту и рухнули на Макса сверху.
Он едва успел прикрыть лицо, как по мякоти предплечья полоснули острые когти. Макс отмахнулся свободной рукой и попал. Птица! Обыкновенная птица! В ярости Макс вскочил и врезал по клекочущему противнику еще раз. И еще. Долбанная сова опять метнулась к лицу, и Макс в последний миг перехватил ее. Стиснув безумную тварь в ладонях, он смял ей крылья и с громким воплем выкинул тяжелый комок перьев в реку.
За бортом забились, захлопали. Птица трепыхалась в волнах, но остров отдалялся, уплывал прочь, уносимый течением. Вдруг по воде ударило сильное тяжелое тело, и все прекратилось.
– Ф-ф-фух… Сожрали тварюку… – прошептал Макс.
За что? За что ему это все? Макс утер пот и вскарабкался на прежнее место, подальше от топких берегов. Оперся спиной, подтянул колени к груди и уставился в ночь.
Новый Иордан не спал. Вокруг то и дело раздавались шлепки выпрыгивающих из воды рыбин. Предплечье горело. Нужно бы обработать царапины, но не разобрать ни зги. Макс кое-как облизал самые глубокие ссадины, до которых смог дотянуться.
Вода мирно поплескивала, Макс изо всех сил таращил в темноту глаза. А ну как неведомые крокодилы полезут? Однако ничего не происходило. Макс согрелся, и сам не заметил, как уснул.
Пробуждение было ужасным. Все тело застыло и, казалось, стало куском, веткой высохшего дерева, к которому Макс прислонился во сне.
Ну уж нет, он не мертвая тупая деревяшка!
Макс с превеликим трудом поднялся, с хрустом разогнулся. В пояснице щелкнуло, в голове развиднелось, и Макс огляделся по сторонам.
Туман. Опять туман. Но на сей раз, хвала местным богам, не желтый, а самый обыкновенный. Рассветная дымка поднималась над водой, суля жаркий денек, и плавучий остров парил над ней, катясь в неведомую даль. Сквозь молочный пар угадывались склоненные над рекой деревья, подсвеченные алым. Солнце уже встало.
Макс вытащил из кармана джинсов зажигалку в запаянном зип-пакете. Вытер ладони о высохшие волосы и щелкнул застежкой. Все хорошо – вода не просочилась. Он крутанул колесико, и тотчас показался послушный язычок пламени. У-ф-ф. Уже лучше. Столько лет таскать с собой, выглядеть полнейшим чудаком… И вот, в кои-то веки, давняя привычка пригодилась.
Помимо зажигалки, в пакетике лежали антигистаминные таблетки и анальгин. Раньше он таскал и шоколад с орехами – но постоянно подъедал их, так что бросил эту затею. А зря… Шоколад бы ему сейчас пригодился…
Шипя от боли в располосованной руке, Макс кое-как стянул футболку, помочился на край ткани и тщательно протер все ссадины.
– Ничего, живы будем – не помрем, – пробормотал под нос Макс, разглядывая место, где очутился.
Островок оказался небольшим – в самом широком месте метров семь-восемь. А в длину поболее, метров около двадцати. А может, и больше. Помимо сухого дерева-мачты на всхолмье, в передней части острова разрослись небольшие густые кустарники, опустив ветви в воду. Весь кочковатый остров был заплетен мхом, а топкие берега покрыты крепкими жгутами водорослей с мелкими листьями.
Макс пробрался к берегу и вдосталь напился. В прозрачной воде виднелась толща острова, уходящая в глубину. В заросшей стене суетилась водная живность: какие-то жучки, рачки, водомерки. Может, и рыба тут есть? Макс почесал затылок и обернулся. Вот это сюрприз! На вершинке деревца посреди скрученных ветвей темнело грубое гнездо.
«Вот оно что! Вот отчего сова так взбеленилась!»
Макс еще раз задумчиво оглядел ствол и решился. Цепляясь ступнями и обнимая ствол, он забрался наверх. Ненадежная мачта ходила ходуном, и гладь реки внизу вдруг стала далекой и опасной, а островок – хлипким и ненадежным. А ну как перевернется?
Макс упрямо поджал губы и заглянул в гнездо. Так и есть! Посреди пуха и перьев лежали три яйца. Он подхватил их и соскользнул вниз. Жадно надломив скорлупу зубами, Макс выпил яйцо, стараясь не задумываться над тем, что делает. Содержимое второго яйца зашевелилось во рту, и Макс, преодолевая рвотный рефлекс, пару раз жамкнул челюстями, перекусывая эмбрион и проглатывая.
Желудок взбрыкнул, поднялся к горлу. Слезы выступили на глазах, и Макс глубоко задышал, уставившись в одну точку.
«Не отдам. Не отдам. Живы будем… Будем живы…»
Спазмы улеглись, и Макс взялся за последнее яйцо. Вдруг оно ожило, зашаталось на ладони. Изнутри раздался слабый удар, и оно треснуло. Последовало еще несколько ударов, и часть скорлупы отлетела. В дыре показался розовый носик-клювик и блестящий глаз, который уставился на Макса.
– Ну давай, давай, герой, – подбодрил Максим новорожденного.
Птенец заворочался, закрутился внутри скорлупы – и вскоре она покрылась сетью трещин и осыпалась. Мокрый птенец шлепнулся на ладонь Макса и неловко завозился. Потом пискнул. Максим улыбнулся.
– Ну что, друг мой Йорик. Повезло тебе. Вот он, дивный новый мир, – Макс приподнял птенчика, показывая ему утреннюю реку, свободную от тумана, и поросшие лесом берега.
Птенец вновь пискнул, и Максим спустился к реке. Набрав в ладонь воды, он согнул указательный палец над раскрытым клювом. Влага стекала по пальцу, подкрашенная красным от незаживших царапин, и обрывалась каплями. Напоив таким нехитрым способом питомца, Макс задумался.
– Надо бы накормить тебя, бедолагу, – Максим усадил птенчика на ворох сухих листьев и подошел к краю островка. – Да и самому…
После двух съеденных яиц, которые были куда больше и утиных, и гусиных, голод отступил. Но о пропитании подумать стоило. Макс опять посмотрел на подводную часть островка. Опустив ладонь и растопырив пальцы, он подождал, пока осядет муть. Вскоре мелюзга привыкла и засновала по-прежнему. Макс сжал пальцы и выдернул руку. На ладони извивалась многоножка и головастик.
– Ну что, Йорик. А вот и завтрак подоспел.
Птенчик мигом слопал предложенное угощение и зашебуршался в листве. Макс наломал длинных гибких ветвей кустарника, очистил от листьев. С трудом выдрал плети неизвестных водорослей. Попробовал на разрыв – и не смог порвать. Отлично! Поглядывая на копошащегося рядом птенца – Йорик не терял времени даром, разыскивая насекомых в скудной подстилке – Макс вязал вершу. До этого он проделывал эту работу всего один раз, и то из любопытства, еще после школы. Однако получалось неплохо: ветки хорошо гнулись, а водоросли оказались отличным подспорьем.
Спустя пару часов верша была готова. Макс повозился еще немного, сплетая из водорослей прочную веревку. Так… чтобы теперь такого положить внутрь для приманки? Макс поглядел на птенца. Тот деловито скреб опавшие листья. Макс перевел взгляд на плетеную ловушку. Примерился: в самый раз. Максим протянул руку, и птенчик доверчиво вспрыгнул на ладонь, пискнув и раскрывая клюв.
– М-д-д-аа… – протянул Макс. – Мамку твою я скормил крокодилам, братца с сестрой сожрал. А тебя, получается, друг мой Йорик, приручил. А за тех, кого приручили, мы в ответе. Это ты хочешь мне сказать?
Птенец вновь пискнул.
Максу ничего не оставалось: он вновь наловил мелюзги: теперь уже и для себя, и для Йорика. Выдрал пук мха, нашпиговал его раздавленными мелкими водными обитателями, добавил осколков яичной скорлупы, испачканных слизью. Хорошенько размял в однородную массу и засунул комок внутрь ловушки.
– Будем надеяться, сработает!
Обойдя островок по периметру и разглядывая притопленные берега, выбрал местечко подле густого кустарника. Под водой, в тени склоненных ветвей, при его приближении что-то мелькнуло. Ну вот и ладушки. Макс осторожно опустил вершу, закрепил ловушку между торчащих корней, чтобы ее не уволакивало течением и привязал веревку.
– Ну вот. Ловись, рыбка большая и очень большая.
Макс глянул на свое пристанище на вершинке. Солнце уже припекало вовсю, да и светиться на самом видном месте не хотелось. Максим улегся тут же, подле кустарника, в теньке и сам не заметил, как прикорнул.
Проснулся оттого, что кто-то дергал за волосы. Макс протянул руку и наткнулся на пушистое маленькое тельце.
«Йорик!» – хотел возмутиться Максим, но вдруг услышал гомон неподалеку и прижался к земле, всматриваясь сквозь ветви. Вдоль берега реки на мелководье располагались рядком странные сооружения из тонких бревнышек, торчащих из воды. Вдоль этих сооружений Максим разглядел широкие плавучие мостки.
Подле мостков покачивались на легкой волнишке длинные высокие лодки, отдаленно напоминающие гондолы. А по мосткам расхаживали мокрокруты! Макс еще глубже вдавил себя между кочек. Они совсем не походили на жаб: антропоморфные, вытянутые, длинноногие и длиннорукие. Вдоль хребта виднелся сквозь легкую рубаху отчетливый костяной гребень. Он тянулся вдоль всего позвоночника, выглядывал из-под ворота, становился меньше, поднимался на шею и залезал на голову. На гладком безволосом черепе треугольники гребня виднелись едва-едва. Глаза большие, навыкате. Нос приплюснут, рот большой. Пальцы длинные… Макс пригляделся: пятипалые и без признаков перепонок. Хотя… Отсюда толком не разглядеть. Похоже, со ступнями та же история: никаких ласт Макс не приметил. По мосткам они передвигались обычным порядком, так же как это делали бы обыкновенные люди. Хвост из-под просторных складчатых одежд не выглядывал.
Но главное: мокрокруты оказались вовсе не зеленокожими, как напридумывали себе земляне, а слегка голубоватыми. Вот один из мокрокрутов остановился у крайних столбов со странной конструкцией и громко крикнул. Чужой язык совсем не походил на лягушачье кваканье. Присев, мокрокрут шлепнул ладонью по воде. Река между мостками вдруг закипела, и тогда мокрокруты, дружно ухватившись за странные оглобли, уходящие в воду, надавили их книзу. На другом конце длинных парных шестов из реки показалось нечто вроде гамака, на котором умостилась знакомая Максу речная корова! Максим глазам своим не поверил.
Тем временем, и другие мокрокруты подобным образом подняли из воды других коровок, закрепив шесты стопорами. Животины вели себя смирно, что и не удивительно. Перед мордой скотины оказалась плетеная кормушка, куда мокрокруты закидывали из лодок охапки сочной травы. Буренки хрупали, зарываясь мордой в зелень, а хозяева ласково почесывали животин, шепча что-то на ухо. Некоторые достали щетки и принялись вычесывать массивные тела.
Вот крайний мокрокрут, от которого Макс все не мог оторвать глаз, вытащил из-за пазухи тряпицу, протер огромное вымя, вывешенное сквозь широкую ячею. Достал из гондолы кадку, бросил ее на воду, и та закачалась под гамаком на волнах. Уселся на мостки, вытянув длинные ноги и придерживая кадку, и начал доить буренку.
Остров постепенно удалялся, а Макс все никак не мог прийти в себя, наблюдая за странной картиной массовой дойки. Все остальные мокрокруты, как один, проделывали одинаковые манипуляции. Только острые локти мелькали. Надоив кадку доверху, они переливали ее в высокие, с широким горлом, глиняные кувшины и усаживались обратно.
Макс покачал головой и вновь замер. Слона-то он и не приметил! На противоположном берегу, прикрываясь от сильного течения широкой отмелью, высилась немаленькая деревня! Десятки хижин на столбчатых основаниях возвышались посреди реки. Камышовые крыши, беленые стены, улочки-мостки с вереницей лодок. Сушились развешенные сети, перед некоторыми домами виднелись разноцветные заросли кувшинок, лотосов и лилий. Водные клумбы?
Болотистый берег рядом с деревней порос местной разновидностью тростника. В высоких соломенных стенах виднелись прорубленные проходы. Кое-где возвышались небольшие островки с корявыми деревцами.
Вдруг Макс увидел, как от мостков отчаливает большущая лодка с четырьмя гребцами. Неужели заметили? Макс сжал кулаки, вырывая мох из земли. Однако лодка, выйдя на стремнину, быстро преодолела ее и подошла к доярам. Видно уже было совсем плохо – остров уносило за поворот, и Макс проглядел, как отпустили коров. В большую лодку затаскивали высокие кувшины.
Непоседа вновь запутался у Макса в волосах, и он высвободил птенца. Сооружения мокрокрутов окончательно скрылись за излучиной.
– Вот так, друг мой Йорик. Все в ответе за тех, кого приручили. Я – за тебя, а речные жители – за своих коровок. Видел, как они их оглаживали, шептались? То-то и оно. А мы взяли, да пристрелили одну. Вот мокрокруты и осерчали.
Кустарник вдруг задергался, ветви заполоскались в воде. Сначала Макс испугался, но тотчас понял, в чем дело. Подскочив, он выволок вершу. Внутри билось продолговатое гибкое тело.
– А вот и ужин.
Макс оглушил добычу ударом кулака и сломал ей хребет. Острой щепкой, отломленной от деревца, распотрошил и кое-как отскоблил чешую. Вымыв рыбину и распялив, Макс опалил добычу над костерком и слегка подкоптил. Есть незнакомую рыбу было откровенно боязно, но не помирать же с голодухи? Полусырую несоленую мякоть Макс ел через «не хочу», тщательно прожевывая и выбирая кости. Йорик трепал требуху с куда большим аппетитом.
– Тебя бы проглотом нужно было прозвать, – прокомментировал Макс. – Ты же только вылупился! Где это видно, чтоб новорожденные столько жрали?
Птенец упрямо блеснул выпуклым глазом, теребя рыбьи внутренности.
На ночевку Макс решил устроиться там же, где и раньше. Наверху, подальше от сырости. Он нагреб всей сухой опавшей листвы, что смог найти на островке, и забил ими небольшую ямку между корней.
Течение убыстрялось. Стараясь не паниковать, Макс представил, как его все дальше и дальше уносит от домашней поляны. Вдруг из реки поднялся небольшой фонтан, а рядышком еще один. Макс пригляделся. Парочка речных коров резвилась на стремнине. Увидев Максима, они подплыли к островку и как ни в чем не бывало принялись поглощать плети водорослей, шевелящиеся в водотоке. Одна из коров подобралась совсем близко. Макс присел, опустил руку под воду и погладил гладкий лоб. Его словно окатило теплой волной. Мурашки пробежали по телу.
«Деревня мокрокрутов на противоположном берегу от нашего. Мы на левом берегу, они на правом. Нужно, нужно причаливать к нашему берегу и топать обратно. Не заблужусь. Накоптить-навялить рыбы и идти. Будем считать, разведывательный рейд сделал. Речные жители не выглядели воинственными. Нужно замиряться, отдариваться, да и выстраивать жизнь бок о бок».
Коровки, плеснув тюленьим хвостом на прощанье, удалились. Приняв решение и успокоив себя, Макс собрал остатки трапезы, запихнул в вершу для прикормки и вывесил ловушку на прежнее место. Потом устроился на лежанке. Йорик пошебуршался в листве и затих.
«Выбираюсь на левый берег, и домой. Домой, домой… Как можно быстрее».
Однако быстрее не получилось. Проснулся Макс, как и прежде, рано поутру. Вокруг что-то было неправильно, не так, как прежде. Максим разлепил глаза и огляделся. Прихотливое течение загнало его плавсредство в затишок, на отмель. Перед Максом возвышалась неприступная отвесная каменная стена. Скалы обрывались в реку и справа и слева, насколько хватало глаз.
Вокруг из воды торчали валуны, от стремнины плавучий островок отгородился высокой каменной грядой, скрывшей противоположный берег. Вода вокруг была прозрачна и спокойна. Островок прочно засел между камней.
– И как только смогли пробраться-то сюда… – Подытожил Макс. – Нарочно не придумаешь.
Раздевшись, Макс спрыгнул за борт. Теплая, словно парное молоко, вода доходила до груди. Макс нырнул и с наслаждением проплыл над дном с открытыми глазами. Видимость великолепная! Между камнями Макс увидел местных ракообразных и развел руками, опускаясь глубже. Да тут полно съедобного! И двустворчатые моллюски… Вдруг темный, покрытый зеленой слизью, булыжник ожил. Наверху выросли две грозди маленьких глазок, показались длинные суставчатые ноги. Речной гад поднял над собой здоровенные клешни, а позади опасно закачался длинный хвост с острой иглой на конце.
Урод кинулся в сторону Макса, и тот поспешно всплыл. Вот мерзость! Максим посмотрел вниз. Атаковавший его подводный обитатель стоял прямо под ним и шевелил клешнями. Хорошо хоть этот крабоскорпион плавать не умеет! И ведь здоровенный же, гад!
Неподалеку послышался заполошный писк. Йорик ковылял между кочками и неистово верещал. Переживал за хозяина. Казалось, за ночь птенчик вырос едва ли не вдвое.
«Вот это биостарт у пичуги…» – Макс проплыл еще немного вдоль скал и вдруг увидел высокую арку грота. Перед входом в пещеру приютился каменистый пляж, занесенный намытыми грудами высохших водорослей. Кое-где раскорячились стволы вылизанного добела плавняка.
Ковыляя по осклизлым камням и опасливо поглядывая под ноги, Максим выбрался на берег. Горизонтальная пещера со сводчатым потолком оказалась неглубокой: в полутьме Макс и отсюда смог разглядеть стену-тупик. А вот у широкого входа, под нависшим козырьком виделось кое-что интересное… Макс прибавил ходу.
Первым, что он встретил – гладкие каменные полати вдоль стены пещеры, высеченные из отрога скалы. Размером ложе чуть больше просторной двуспальной кровати. Под лежанкой на уровне земли выдолблено нечто вроде очага. Макс догадался об этом по двум грубым глиняным горшкам, лежащих рядом.
Наконец Макс вошел в пещеру и подошел вплотную. Судя по истлевшим кускам шкуры на ложе, изъеденным и рассыпавшимся в прах деревянным инструментам, полному отсутствию углей и нагара – пещеру давным-давно забросили. Макс нагнулся и поднял костяной наконечник с зазубринами на конце. Гарпун. Древко давно рассыпалось пылью, а кость, гляди-ка, – Макс постучал по ней ногтем, – держится, хоть бы хны. Макс побродил немного по пещерке и его добычей стали два костяных рыбацких крючка.
Как Макс и предполагал, в глубине грот сужался и кончался тупиком. Здесь было темно и прохладно, и Максим быстро вернулся. Йорик продолжал сходить с ума на островке, и Макс улыбнулся. Одним махом он преодолел разделяющее их расстояние и выбрался на островок. Птенец зло клюнул протянутую ладонь и запищал. Кустарник заходил ходуном, и Макс хлопнул себя по лбу. Вот в чем дело! Он кинулся к кустам и выволок вершу. Рыбина еле-еле помещалась в ловушку и едва не разломала ее. Макс придавил добычу коленом и со всего маху саданул кулаком.
Удивительное дело, но глиняный горшок неведомых аборигенов за много лет не треснул и не дал течь. Костяной гарпун оказался универсальной находкой. Используя его как нож, Макс распотрошил рыбу и накромсал на куски. Забил горшок, залил водой и сварил уху. Максим сидел на бережке и работал челюстями.
– Как говорил Сергеич: «хлебати без соли»? – спросил Максим у Йорика, прихлебывая горячий наваристый пресный бульон. – Домой, домой, к нашим надо валить, команчи за гибель Жорика целой кадушкой соли откупились…
Птенец с головой погрузился в рыбьи потроха и не ответил.
Да уж. За прошедший день Максим наскоро ознакомился с местной акваторией. За каменистой грядой река раздавалась вширь, течение становилось бурным, закручиваясь водоворотами. Справа и слева от пристанища скалы опускались в глубокую воду. Отвесный обрыв тянулся на многие километры – это Макс смог оценить, когда забрался на самую высокую точку гряды. Подняться на гладкие скалы не представлялось возможным. Главная радость —островок затащило на правый берег! Родной противоположный бережок оказался пологим, лесистым. Хвала богам, не придется ломать ноги, прыгая со скалы на скалу по дороге обратно.
– Вот так, друг мой Йорик. Жаль, у нас не катер с подвесным мотором. Так что план такой: отъедаемся, отсыпаемся, стаскиваем остров и плывем себе дальше. Ждем, когда сможем преодолеть течение и причалить на ту сторону. А потом домой на своих двоих…
Макс выбрал из груды плавняка длинное легкое бревнышко. На такой стремнине от импровизированного шеста мало толку, а вот на мелководье – в самый раз!
Заходящее солнце выстелило на водной глади перед Максом красную ковровую дорожку. Лепота! Место чудесное: в иных условиях, с хорошей компанией, здесь можно было бы отлично отдохнуть. Раков, мидий наловить – главное на мерзкого крабоскорпиона не наткнуться. Впрочем, если костяной гарпун приделать к древку… Тогда можно и этого гада запечь на углях!
Вокруг стремительно темнело. Пора спать! Макс потянулся и с подвыванием зевнул. На полати он навалил горкой высохшие мягкие водоросли. Эх, после приготовления ухи каменная кровать, небось, нагрелась!.. Макс еще раз широко зевнул и поднялся. Отражаясь от воды, солнце высветило внутренности пещеры, словно прожектором.
Стоп! А это что еще такое?
В два прыжка Макс приблизился к тупиковой стене пещеры. Она вся оказалась испещрена рисунками, высеченными в скале! Мастерство неведомого художника поражало. Искусный контррельеф для дополнительной четкости зачернен сажей, выцветшей с годами, но все равно различимой.
Удивительно! Вот это да! Макс затаил дыхание.
В самом центре, ровно посередине, возвышались четыре дерева на холме. Художник не пожалел себя: изобразил древа как полагается, на полную высоту, от пола до потолка. По манере письма древа походили друг на друга, а вот по своему «сюжетному» наполнению отличались.
От одного из деревьев с наполовину облетевшей листвой отходил высокий рогатый воин, прижимая к груди охапку листьев. В другой руке рогатый держал трубку. Художник даже изобразил кружащиеся в воздухе листочки позади рогатого! Фигуры живых существ были нарочито небольшими, что еще раз подчеркивало громадность нависающих над зрителем древ. Рогатый шел к конусообразному домику.
У другого древа с голыми ветвями и набухшими шишками почек стояли мокрокруты – Макс мигом признал речных обитателей по характерным треугольным гребням на спине и макушке. Те склонились над высокими кувшинами. «Древосок собирают», – догадался Максим. Такие же кувшины он видел совсем недавно, в них переливали надоенное молоко. За спинами мокрокрутов горделиво выгибали шею гондолы.
Третье древо оказалось облиствено и покрыто цветами. Хоть у художника и не нашлось для них красной краски, но исполнены они были столь искусно, что Макс словно въяве почуял дивный аромат. Вокруг древа порхали двое крыланов, срывая цветки.
А вот четвертое древо стояло одинокое, голое, покинутое. Подле него валялись кости и черепа. Художник не поленился, выстелил целую дорожку из нарисованных костей. Солнце садилось, прощалось, теряло свою силу. Становилось темнее. Макс двинулся вдоль дороги из костей и вдруг обнаружил поверженного рогатого. Команч лежал, раскинув руки, а над ним склонились… Зверолюди? Люди с собачьими головами? Человек со звериной мордой сомкнул челюсти на горле рогатого индейца. Следующей жертвой оказался мокрокрут. Зверолюди подняли несчастного на копья. Самый нетерпеливый зверочеловек вцепился в разодранную брюшину водяного, оттаскивая в зубах размотанную кишку. Летуна оскаленные морды рвали на части. Каждый тащил в свою сторону прихваченное в пасти кожаное крыло.
Последним зрелищем, что увидел Макс перед тем, как солнце окончательно задернуло занавес, стало поедание чудовищами друг друга. Зверолюды, погрузив морды в плоть, рвали соплеменника заживо. Рядом другие люди-псы сражались с себе подобными, не замечая, как их уже поедают со спины оскаленные пасти.
«Куда же мы попали… Куда же мы попали…»
Макс наощупь добрался до лежанки и завалился поверх груды водорослей. От камня и вправду поднималось тепло, водоросли истончали еле заметный успокаивающий аромат. Странные и страшные картины крутились перед мысленным взором Макса.
