Владимир Привалов
Юнцам тут не место
Глава 11
Желтый обман
Макс бережно положил легкое израненное тело у подножия северного древа, умостив голову на травяную кочку.
– Эх, недотепы мы, – запыхался Там. – Одеялко-то не прихватили. Голяком ему тут лежать, что ли?
– Ничего, сейчас Даша с подругами примчится, – улыбнулся Маф. – Зацелуют болезного до полусмерти.
Макс нащупал в кармане костяной краник, который он по непонятной ему самому причине постоянно таскал с собой, выхватил из рук Сергеича пластиковую бутылку и рванул вверх по склону.
– Я мигом! Живой воды набрать!
Однако «мигом» не получилось. Макс растерянно погладил неровности древесного ствола. Где же? Отверстия для сбора сока затянулись, как не бывало. Макс сделал пару шагов вдоль ствола. Прошелся туда. Вернулся обратно. Ведь были же, были! Где же?..
– Ибическая сила!
– Максим! Максим!
В голосах слышалась неподдельная тревога. Макс крутнулся на месте и бросился вниз. Старики в испуге отступились от тела: земля вокруг спасенного ожила, ходила ходуном, словно болотный зыбун. С разбегу Макс посунулся вперед, и нога тотчас проткнула плотный дерн, провалилась и утонула в чем-то мягком и сыпучем. Сергеич подхватил его под локоть и выдернул обратно.
– Ух, млять. Что деется-то!?
Обнаженный незнакомец распахнул глаза. Увидев над собой переплетение голых ветвей и громаду черного ствола в изголовье, он тоненько закричал. У здоровенного, пусть и изможденного, мужчины оказался на удивление высокий писклявый голос. Бедолага забился в невидимых путах. Раны, порезы и царапины раскрылись и закровоточили. Трава вокруг тела мигом окрасилась алым, и по сухим шелковистым былинам пробежал ветерок. Оживший покров воспрял, поднялся дыбом, потянулся к несчастному. Пленный сражался, бился, рвал и вырывал травины с корнем, но кровь вытекала из него, словно вода, и растения насыщались ею, становились злее и крепче. Незнакомец орал на одной ноте не переставая, колотился затылком, сучил пятками, скреб ногтями. Он не хотел уходить, но земля под ним мягчела, оплывала и медленно, но неотвратимо втягивала его в себя.
Сухой ковер поглотил ноги, торс, руки. Последним исчезло искаженное лицо, и тонкий вой, наконец, прекратился. Пробежала последняя волна, и твердь вновь стала плотной. Земляне застыли оглушенные, не веря себе и тому, чему только что стали свидетелями.
По траве вновь пробежал невесомый ветерок-поземка.
– И человека человек послал к анчару властным взглядом… – прошептал Семен Михайлович.
Макс вскинулся.
– Желтый туман! Уходим, уходим быстрее!
Макс развернулся, тормоша и подталкивая нерасторопных стариков, но было поздно. По окружности холма вырастала, поднимаясь до неба, непроницаемая желтая стена. Кольцо дыма неотвратимо сужалось, стена наползала на землян. Макс подхватил Мафа и Тама, потащил наверх, к древам. Старики двигались еле-еле.
Сквозь траву закурился дымок, словно загорелась сама земля. Туман густел, колыхался вокруг живым дымным одеялом. Первым из хватки Макса выскользнул Сергеич. Максим не смог удержать толстяка, и тот беззвучно канул в желтый смог. Следом пропал Семен Михайлович, исчез в дымном мареве.
Туман куполом накрыл холм. Отрезал звуки, запрятал луг и реку, поезд и степь… Макс не видел ни кроны над собой, ни неба, ни земли. Он вмиг потерялся, закрутился на ровном месте и заблудился в четырех древах.
Перед глазами завивались и скручивались, плелись соломенными циновками дымные пряди. Старая желтая вата забила уши, пушистый снег оседал и давил на плечи, путал ноги. Каждый шаг давался с трудом, словно он брел против могучего потока.
Зачем идти? Куда идти? Ведь не видать ни зги… Кого искать, когда вокруг один туман? Но была еще и земля. Земля никуда не делась, отзывалась под ногами, и Максу захотелось лечь, свернуться калачиком, обнять коленки и уснуть.
Максим споткнулся и больно ушиб палец на ноге. Черт! Наверно, корень. Или камень… Неподалеку сверкнуло, мигнуло в тумане. Морок? Мираж? Макс упрямо потащился вперед.
Лицо и руки. Руки и лицо раздались форштевнем и выплыли из тумана. Макс не сразу признал прежнего знакомца. Акулья улыбочка… Петя Судьба! Рядом проявилось еще одно лицо с руками. И еще, и еще. На невидимой длинной жердочке они уселись друг за другом; мужские и женские. Пустые глаза выкатили на Макса бельма, мокрые губы шевелились вертлявыми червяками, руки порхали близняшками-бабочками. Руки распаковывали коробки, доставали цветные картинки, сжимали микрофоны, наносили макияж, красили ногти. Руки насылали порчу, погружали в гипноз, крутили наперстки. Губы не отставали. Пустые глаза не отступались.
«Иди, иди, иди… Ко мне, ко мне, ко мне… Дай, дай, дай…» – десятки бестелесных рук вцепились в Макса, схватили неслуха за уши и потащили к ожившим дисплеям.
Макс притиснулся щекой к влажной грубой коре. Смартфон с трансляцией из клуба комедиантов оказался прямо перед глазами. Петр Судьба кривлялся на сцене, и Макс почувствовал, как его тянут на поводке, затягивают туда, за круглые столики, в зал. Все смартфоны, расставленные вокруг ствола, вдруг ожили. И в каждом дисплее хищно щерился Петя Судьба.
Перед внутренним взором Макса вновь показалось тело несчастного, которого поглощала ожившая земля. К такой участи Макс не готов! Ну уж нет! Максим с силой оттолкнулся от древа и отбежал на пару шагов.
Проклятые смартфоны! Ф-ф-ффух! Вырвался!
Максим обернулся и вдруг увидел громадину камня на склоне. Пригляделся… Что за хрень? Привалившись к теплому боку, у валуна сидел на земле Сергеич. Голова повисла, подбородок уперся в грудь, плечи поникли… Спит, что ли? Макс приблизился.
– Сергеич, – тихонько позвал он и легонько дотронулся носком до пухлой ноги. Кроссовок прошел насквозь, не встретив сопротивления.
– Тьфу ты, – сплюнул Макс. – Очередной морок.
Максим присел рядом с призраком и оперся на камень. Ладно хоть, валун настоящий! Макс откинул голову назад и вдруг увидел перед собой южный двор, закатанный в бетон и затянутый поверху виноградными хлыстами, усыпанный висящими темными виноградными гроздьями. По двору шел к железным воротам Сергеич. Такой же толстый, как и сейчас, но моложе лет на двадцать-тридцать.
Звякнула тяжелая цепь. Из будки вылетела дворняга, молотя хвостом и извиваясь от счастья. Встала на задние лапы, повиснув на цепи. Сергеич на ходу потрепал бобика и откинул засов. Заскрипели петли. Перед выходом хозяин нагнулся и поднял грецкий орех, засунув его в карман рубашки.
Макс моргнул, и картинка тотчас пропала. Перед глазами вновь трепались желтые пряди. Максим покосился на призрака. Тот дрых по-прежнему. Впереди плеснуло, и Макс перевел взгляд.
Сергеич сидел на берегу речки. Максим мигом признал и реку, и пляжик, который спрятался за дымной занавесью где-то рядом, в паре сотен метров отсюда. Сергеич держал в руках большой румяный батон и кормил водяных коров, словно голубей. Водоплавающие скотины высовывали из воды мягкие рыла и выпрашивали очередную подачку. Сергеич невидяще смотрел вдаль, а по щеке катилась одинокая слеза, пробираясь среди редких морщин. Слеза сорвалась с подбородка, канула в нагрудном кармане. Карман вдруг ожил, зашевелился. Грецкий орех лопнул пополам, и из него на глазах выросло крохотное – размером с ладонь – деревце.
Любопытное деревце выглянуло из кармана, огляделось. Старик, увидев чудной росток, перестал грустить. Слезы мигом высохли, и Сергеич широко улыбнулся. Он погладил деревце по пушистой кроне, словно котенка. В ответ деревце выбралось из кармана, уцепилось за пуговицы и, перебирая корешками, вскарабкалось наверх. Дивный росток утвердился на плече Сергеича и потерся о мокрую щеку.
Невиданную картину вновь сменил желтый обман. Макс скосил глаза – призрак Сергеича исчез. Макс поднялся и вдруг увидел свечение понизу. Нагнулся. Из-под земли показались сияющие приглушенным светом ветви. Они росли на глазах, расходились от общего корня в стороны и мерцали мертвенно-зеленым светом.
«Волшебный куст растет, не иначе».
Однако куст оказался не растением. Это были рога. Следом возникла темноволосая макушка с прямыми длинными волосами, округлость головы… Мощная, твердая, словно пень, шея. Раскидистые холмистые плечи. Рогатый призрачный воин вырастал из-под земли вплотную, в ладони от Макса, а землянин, объятый ужасом, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Колени призрака показались из травы, и чужак с рогами, пульсирующими потусторонним светом, поравнялся с Максом глаза в глаза. Мир закрутился перед Максимом: раскосые глазищи незнакомца жгли багрянцем и прожигали насквозь. Макс пронзительно закричал, словно кролик под ножом, и кинулся вниз по склону, врезавшись в непроглядную желтую стену.
Сашка не послушался Сергеича, не пошел на летнюю кухню. Вместе с братом он поглядел в спины старикам, а затем вновь глянул на неправильное облачко. Оно по-прежнему крутилось в вышине, как пугливая собачонка, и к холму не приближалось.
– Боится в ветвях запутаться, – предположил Ярик.
Сашка еще малость злился на Сергеича и ничего не ответил, только буркнул в ответ. Поэтому и не успел разглядеть, как это случилось, – он опять смотрел за облачком, которое внезапно шарахнулось в сторону, отлетев на середину поляны.
Рядом охнул Ярик и схватил его за рукав.
– Туман!
Сашка опустил глаза и увидел, как из-под земли подымается стена из желтого дыма. Она выросла тотчас, мигом скрыв за собой и холм, и древа.
– Владимир Сергеич! Макс! – Сашка рванулся вперед, но брат вновь удержал его.
– Сашка! Куда? Туман же ядовитый, забыл?
Парень уселся на землю и в бессилье посмотрел на стену перед собой. Глянул на облачко. Вот тварюга! Оно тоже крутилось в десяти метрах перед преградой.
– Видишь. И само желтое, и туман желтый. А подойти боится, – невпопад заметил брат.
– Шланги гофрированные! Клоуны!
По лугу к парнишкам несся Дикий Прапор.
– Вы чего натворили? – напустился он на ребят. Не слушая возражений, он махнул рукой, выхватил респиратор с фильтром…
Наверху мелькнула тень, и Сашка невольно отшатнулся. Странное облачко спикировало к земле, на миг окутало коконом фигуру Юрия Владимировича, а потом вспорхнуло обратно, к небесам. Дикий Прапор посмотрел вокруг круглыми глазами, поднял руку… и мягко осел на траву. Лицо его разладилось, губы растянулись в легкой улыбке, и он затих.
– А-а-а! – из тумана вывалился, выставив руки, Макс Гречка.
Ничего не соображая и не видя перед собой, он пробежал метров двадцать и остановился неподалеку от братьев. Уперев руки в колени, Гречка согнулся и тяжело дышал, словно лыжник после гонки. Из вагонов выпрыгивали люди и бежали к ним, со страхом поглядывая на дымную стену вокруг холма.
Первой подоспела Дарья с двумя тетками – они набрали медикаментов и торопились к раненому, когда вдруг пошел дым.
– Юра! Юра Владимирович! – захлопотали бабульки.
– Гляди! И Юра теперь в волшебном сне, – Дарья опустилась на колени подле лежащего. Она поводила под носом Прапора нашатырем. Без толку. Вдруг боевитая тетка нахмурилась, почесала переносицу… и ничком свалилась поверх Прапора. Рядом безжизненными куклами брякнулись и остальные бабульки, образовав кучу-малу из тел.
– Чо за фигня! – крикнул Ярик. – Тут же нет тумана!
– Что с ними? – захрипел Макс, с трудом передвигая ноги.
Из набегающей толпы отделился остроносый длинноволосый Винч. Он ускорился, подбежал к телам и с размаху пнул Прапора, точно футбольный мяч.
– Вот тебе, сука! – резво присев, недоносок выдернул из кобуры деда пистолет. Победно улыбнувшись, он вновь отвел ногу для нового удара.
– Э, ты чего творишь, полудурок! – возмутился Макс и толкнул Винча в плечо.
– А ну завалил хлебало! – заорал Винч и затряс пистолетом. – Завалю, гниду!
Макс оторопел.
– Винч! Хорош орать. Ты берега попутал? Отдай пистолет… – Славик встал напротив Винча. Грудь татуированного часто вздымалась. Амбал протянул руку ладонью вверх и, не отрываясь, смотрел в глаза товарища.
Винч нахмурился. Ствол пистолета нерешительно качнулся… Кулак Макса впечатался в скулу длинноволосого, и его голова мотнулась. Максим выдернул пистолет.
– Спили мушку, дятел… – Макс неумело держал пистолет за дуло. Покрутив незнакомое оружие перед собой, он дернул плечами и вложил травмат в ладонь Славика. Брови татуированного взметнулись, а Макс нагнулся над Прапором. Блаженная улыбка не покидала лицо спящего. На щеке набухал краснотой будущий синяк. – Ну как же так, Юра Владимирович… Как же так…
Над лежащим захлопотала Анюта. Глядя на нее, подтянулись и другие девушки, переворачивая лежащих набок. Макс забрал из безжизненной руки Прапора маску-респиратор. На холме остались Маф с Тамом, нужно вернуться, посмотреть, как они…
– Да все, все уже, Макс, – послышался голос Славика. – Не нужно уже. Кончился туман.
Максим поднял голову. И вправду: стена опала, впиталась в землю, словно ее и не бывало. Макс метнулся вперед. Старички лежали друг подле друга, смежив веки и улыбались знакомой легкой полуулыбкой.
– Тоже дрыхнут? – крикнул снизу Славик. Ни он сам, ни кто другой из его татуированной компании не сделали к холму ни шагу.
Макс кивнул. То ли от пережитого, то ли от долгого нахождения в тумане голова затрещала от боли. Как не вовремя!..
– Славик!.. Вячеслав! Будь другом, перенесите наших… ну, в госпиталь. И за рогатыми продолжай присматривать, мало ли… Башка болит – спасу нет. Мне немного… отлежаться нужно, – пошатываясь, Макс направился к летней кухне.
Славик ничего не ответил, долгим взглядом провожая удаляющегося Макса. Потом взвесил в руке пистолет. Криво ухмыльнулся.
– Дедок-бабок в госпиталь, – приказал он и нагнулся над Прапором, переворачивая тело и расстегивая ремни кобуры.
Стоя чуть в стороне от остальных, Болек внимательно смотрел, как желтое облачно поплыло прочь. Оно пронеслось над составом и скрылось за вагонами.
Говорящий-с-Дымом очень и очень устал. Никогда прежде он не оборачивался дымом так много раз. И так надолго. А ведь сегодняшний путь еще не окончен!.. Но Великий Дух благоволит ему! Иначе вождь не вернулся бы со священной поляны и навсегда остался бы дымом.
Опираясь на посох, старейшина племени подошел к стене деревьев. Здесь кончалась Ровная Земля. Здесь граница, а дальше уже не его дом. Рогатым в лесу не место. Сыновья встревоженно загомонили за спиной, но Говорящий-с-Дымом поднял руку, и они тотчас смолкли. Вождь обратил лицо к темноте меж стволами. Он чувствовал, как Дети Густого Леса отовсюду смотрят на него, и громко произнес свое имя.
Звуки его голоса утихли, но лес молчал. Неужели никто не выйдет?
Ветви кустарника раздвинулись, и на опушке показался старейшина крылатых. Он был намного выше Говорящего-с-Дымом. И старше: пух на груди выцвел и полинял, огромные кожистые крылья уже давно не могли поднять в воздух своего хозяина. Брат-из-леса укрывался ими, словно плащом. Поговаривали, что крылья у лесных растут до самого последнего дня. На плече у крылатого сидела большая ушастая птица. Легендарный аттархи, помощник крылатых. Голова птицы то и дело беспокойно вращалась, а уши шевелились. Глаза брата-из-леса и странной птицы горели одинаковым пламенем и внимательно разглядывали гостей.
У Говорящего-с-Дымом было много, много чего рассказать старшему брату-из-леса, но их языка он не знал. Из всех Детей Ровной Земли с крылатыми мог изъясняться только Сияющий-в-ночи, но тот еще очень далеко… А сил у Говорящего-с-Дымом осталось совсем немного. Потому вождь кочевников протянул руку назад, и сыновья подали ему глиняный кувшин. Говорящий-с-Дымом медленно наклонил его и, не отводя глаз от высокой фигуры, тонкой струйкой вылил все содержимое под крепкие когтистые лапы. Раздалась, щелкая, чуждая речь, и воздухе повис вопрос. Говорящий-с-Дымом указал рукой в сторону невидимой отсюда реки. Силы стоило поберечь, и потому он надул щеки и выпучил глаза, пытаясь стать похожим на брата-из-воды.
Его поняли. Крылатый собрат повелительно клекотнул, и птица развернула крылья и беззвучно соскользнула с плеча, исчезнув в ночи. Брат-из-леса развернулся в полуобороте, приглашая гостя войти под сень деревьев. Сыновья встревожились, но вождь пристукнул посохом и вошел в лес.
Тонкие легкие фигуры многочисленных провожатых порхали впереди и по бокам. Чтобы гость не запутался рогами, они придерживали перед ним цепкие ветви. Старейшина Детей Густого Леса неслышно ступал позади. Великий дух помогал своим детям, освещая путь своим ночным оком. Огня не разводили. Наконец, деревья раздались в стороны, и они вышли к священному лугу. Великое Четверодрево чуть слышно качнуло голыми ветвями, приветствуя своих детей. Говорящий-с-Дымом склонил рога в ответ и ступил на песчаный берег.
Они остались вдвоем. Крылатый вопросительно клекотнул, и откуда-то издалека, на грани слышимости, послышался ответный клекот. Говорящий-с-Дымом оглянулся назад. Вдалеке темнел безмолвный длинный дом безрогих чужаков. Горело два маленьких костерка, но старейшина чуял: пришельцы на священной поляне спят.
Великий дух помогает им!
Быстрая вода ответила не сразу. Но вскоре раздался плеск, и ночное око Великого духа осветило маленькую юркую лодчонку. Большая круглоглазая птица кружила над ней. Разглядев хозяина, аттархи махнул крылами и мягко опустился на плечо.
Лодчонка приближалась. Гребец стоял на одном колене, нагибался, погружая весло, и острый гребень выступал из его хребта на фоне блестящей воды.
Когда мокрый старейшина Детей Быстрой Воды ступил на берег, выкатив огромные глаза и приветствуя собратьев низким басом, Говорящий-с-Дымом уселся на песок. Пришел его черед. Он достал трубку, набил священными листьями и прикурил.
Великий дух внял его просьбе: ветер совсем утих, а ночное око засияло ярко, как днем. Рогатый старейшина пыхнул, и из дыма соткались чудные дома пришельцев в ряд, проклятый древоруб на столбе, священный луг и Великое Четверодрево. Вот дымные фигурки чужаков выбрались из длинного дома, ступили на Ровную землю и двинулись к столбам…
Он показал собратьям все, что сам увидел сверху. Показал, как безрогие сняли древоруба, как сами принесли нечестивое тело к Четверодреву, и как оно приняло жертву.
Говорящий-с-Дымом слабел. Дымок истончался. Но вождь улыбался, довольный. Он успел показать собратьям все, что хотел. Железо проклятых древорубов не грозит Великому Четверодреву! Силы окончательно оставили рогатого, и он обмяк на песке. Спящий старейшина улыбался. Пусть теперь он и проспит беспробудно остаток ночи, день и всю следующую ночь, но он исполнил волю Великого Духа и наказ Яркого-в-ночи!
Крылатый повелительно клекотнул – и из леса выпорхнули многочисленные фигуры. Они уложили бесчувственное тело на прочную веревочную сеть. Воздели брата-из-Ровной-земли, подняли его над лесом и понесли. Крылатый старейшина на прощание распахнул огромные крылья и удалился. Гребнистый сухощавый сын быстрой воды оттолкнул лодчонку. Он глянул на берег, на котором отпечатались столь разные следы… Его собственная широкая разлапистая ступня соседствовала с растопыренной трехпалой костистой лапой и продолговатым следом ноги рогатого. Непорядок!.. Гребец шлепнул перепончатой ладонью по воде и ласково прошипел. На спящем мелководье вдруг понялась высокая волна. Она игриво подбежала к пляжу, бросилась на него и выгладила песок начисто. Старейшина Детей Быстрой Воды довольно заурчал и погрузил весло в реку.
– Да, Славян, точняк. Я тебе говорю, все круто будет! – Жорик прижал руки к груди. – Я ж тебе говорю, америкосы у индейцев Манхэттен за связку бус купили, ты прикинь?
Похмельный Славик сидел в одних семейных трусах и с кобурой на боку. Он потер переносицу и посмотрел в окно на вигвамы рогатых вдалеке. Между постройками сновали фигурки.
– Чо, бусы решил рогатым впарить? – прохрипел Славик и крикнул в проход. – Эй! Воды мне принесите. Живей тока!
– Да бусы это фигня! – заплясал на месте от нетерпения юный маркетолог. Он нагнулся и вытащил из-под ног продолговатый плоский предмет, закутанный в кусок старой простыни. Выставив перед собой, он сдернул тряпицу.
– Ой, бля! – протянул Славик, вглядываясь в свое помятое изображение. В руках довольный как слон Жорик держал небольшое зеркало. – Ну и рожа, – Славик поскреб щетину на подбородке. – Нужно срочно бросать бухать.
Девушка подала ему бутылку с водой. Он попытался шлепнуть ее по заднице, но она ловко увернулась и удалилась, посмеиваясь. А Славик надолго присосался к горлышку.
– У-ф-ф, – шумно выдохнул он, вытирая губы. – Значит, сучонок, без спросу уже и зеркало отодрал. Тебе кто разрешил, Жорик?
Парень округлил глаза и беспомощно заозирался.
– Так я… Я подумал… В дальнем вагоне взял, рядом с туалетом. Там ведь никому не нужно.
– Да не ссы ты, шучу я, – махнул рукой Славик и опять глянул в окно на конические постройки. – И чего думаешь выторговать у рогатых индейцев?
– Да чего хочешь! – самоуверенно выкрикнул Жорик.
– Бабу рогатую хочу, – задумчиво поскреб щеку Славик.
– Ну… – мигом сдулся Георгий. – Насчет бабы не знаю. Я думал, насчет жратвы побазарить.
– Да чего ты так легко ведёшься, баклан, – опять рассмеялся Славик и стукнул паренька в грудь. – Аборигены нам бычью ногу подарили. Думаю и с остальным поделятся. Только один торговаться пойдешь. Не зассышь?
– Не-а! – заулыбался довольный Жорик. – Я своему боссу, Мэтью, на собеседовании обычную ручку впарил. Президенту группы компаний! А тут дикари косорылые! Чего их бояться-то? Они же тупые; их главное ошарашить сначала, а потом брать тепленькими… Это маркетинг, целая наука!.. Не просто так…
– Гречка! Макс! Максим!
Макс распахнул глаза и приподнял голову над сбитой в ком подушкой. Рядом стоял смущенный парнишка. Раненый джигит… Как его?
– Сережка? Ты чего? Сколько время? – Макс потянулся и сел на кровати.
– Так утро уже. Ты как свалился, так и вырубился. Тебя даже думали в госпиталь нести…
– Госпиталь! – Макс разом припомнил желтую стену и свое блуждание в тумане. – Семен Михайлович, Сергеич, Прапор – что с ними?
– Так говорю, в госпитале же все. Все-все. Вчера все взрослые уснули.
– Как уснули? – нахмурился Макс. – Все? Вообще все?
– А вот так. Кто где был – там и попадали. Я в оранжерее работал, так все бабульки разом отрубились. Я даже испугался.
– В оранжерее? – уставившись в перегородку напротив, глупо переспросил Макс.
– Ага. Максим! Там поливать надо, пересаживать, а я и не знаю же ничего, – заторопился паренек, а потом оборвал сам себя. – Ой! Я же не про это! Там этот дурак, ну Жора, намылился к команчам идти!
– Чего? Вот долбанутый полудурок, – Макс зашарил ногами в поисках сандалий. – На кой хрен?
– Да он и вышел уже… – Серега перегнулся и поднял дерматиновые жалюзи.
Они приникли к окну. Жорик уже спустился по насыпи и шел в сторону стойбища. Ему навстречу торопилась группа рогатых воинов. На границе стоянки застыли женщины, придерживая безрогую детвору.
– Кот из дома – мыши в пляс, – пробурчал Макс. – Стоило дедам уснуть…
Паренек встал у трех столбов, где еще недавно висел обнаженный пленник, прижимая к груди какой-то предмет, завернутый в белую тряпку.
– Жорик хвастался. Сказал, еды наторгует. Больше не будем париться, чего пожрать приготовить, – пояснил Серега.
– Вот оболтус, – поджал губы Макс. – Вернется – башку откручу.
Воины приблизились, настороженно наблюдая за улыбающимся безрогим. Встали полукругом напротив.
– И еще нашел, где встать… – зашептал Сережка, прижав лоб к стеклу. – У столбов! Сейчас они и его, дебила, вздернут!
– Типун тебе на язык!
Паренек торжествующе глянул в окна поезда позади, широким жестом фокусника сдернул покрывало и выставил предмет перед собой. Солнечный зайчик ударил Максу по глазам.
– Зеркало! – догадался он. – Господи ты, Боже мой, зеркало!
Рогатые присели, нагнулись над странной блескучей штуковиной. Что там принес этот белокожий? Заглянув в зеркало, они с громкими криками отшатнулись. Один из воинов выдернул с пояса узкий граненый клинок и засадил парню в шею. Выдернул и дважды ударил в зеркало, разбив на части. Ноги у Жорика подломились, и он рухнул на колени. Из рваной раны толчками выливалась на грудь темная кровь. Рогатый команч наступил на осколки, придержал заваливающегося Жорика за волосы и со всего маху засадил клинок парню под подбородок.
– Сука! Сука! – раздался сверху отчаянный вопль.
Оглушительно громко захлопали выстрелы. Стреляли с крыши вагона, где должны были дежурить часовые. Верхушка столба в метре над рогатыми брызнула щепой от попадания, но аборигены только закрутили головами, поглядывая на ясное небо. Выстрелы продолжали хлестать по ушам, и из-за скопления высоких треугольных построек показались воины. Они неслись к поезду, сжимая в руках копья и клинки. Впереди бежал статный воин с черными отметинами на скулах и лбу, который недавно в одиночку завалил горбача.
– Вот теперь нам всем и звиздец! – заорал Макс и бросился прочь из вагона.
