bannerbannerbanner
Мальчик из будущего

Владимир Поселягин
Мальчик из будущего

Полная версия

Шагал я осторожно, мало ли в ямину какую провалюсь, ноги поломаю. Сейчас ночь, тем более лес, помощи не докричишься, вот и приходилось смотреть, на что и куда ступаю. У меня, конечно, в одном из боковых кармашков есть сигнал охотника, то есть сигнальная ракета, но это пятьдесят на пятьдесят, увидит кто или нет. Прошёл я лес и нашу речушку вброд, пришлось до колен брюки закатывать, повесив ботинки на шею, потом вышел на полевую дорогу. Дальше уже побежал. Мне ещё поспать хотелось. Дальше дело немного сложное: я пробрался на территорию машинотракторного двора и, найдя нужный «газон», забрался в кузов, где, устроившись на лавке, положив голову на рюкзак и укрывшись одним из одеял, спокойно уснул. Водитель этой машины каждое утро привозил молоко в лагерь, от него я и узнал, подслушав разговор с директором, что завтра будет другая машина, мол, его завтра направляют во Ржев за новым двигателем. Раз такая возможность, я разве её упущу? Конечно нет. Тем более один раз с автобусом прокатило добраться до города, это не значит, что повезёт и во второй. Выкручиваться пришлось бы, чтобы в автобус попасть и выйти в нужном месте.

Кузов у машины чистый, не пыльный, помытый на мойке. Лавка достаточно широкая, чтобы лежать, хотя за ночь я во сне пару раз с неё и падал. Но возвращался на место.

Шофёра Сергеем зовут, машина полукрытая. То есть кузов наполовину закрыт, наполовину открыт, полуфургон, как я понял, называется, вряд ли он меня заметит, а дальше видно будет.

Утром меня разбудило тарахтение двигателя и дрожание корпуса машины. Проснувшись, я протёр глаза и осмотрелся. Ещё темно было, но машина развернулась, проехала ворота, вроде голоса были, и, покачиваясь на неровной грунтовке, запылила к шоссе. Через пару минут мы выехали на трассу Москва – Ржев и неторопливо покатили во Ржев. Пока всё нормально, и это не могло не радовать. Попив воды из фляги, я подкрутил завод новеньких часов и, достав сухпай, сел завтракать. Уже почти рассвело, так что можно. Когда припёрло по маленькой, я сначала убедился, что сзади никого нет, редкие попутные машины нас обгоняли, после чего прямо из кузова помочился на дорогу. Нормально, хоть так, но еду. Хм, а если по большому захочу?

Где-то минут через пять машина начала притормаживать, удивлённо выглянув, я обнаружил автостопщиков, трёх парней с сумками. Ага, водитель решил подкинуть народ. Те забрались в кузов, обнаружили меня, сидевшего на лавке со стороны кабины, поздоровались и тоже расселись. Дальше мы ехали, болтая. Они сошли раньше, а я потрюхал на шестидесяти километрах в час дальше, пока наконец не показались окраины Ржева. Теперь нужно прикинуть, как незаметно для водителя покинуть машину. Он, сажая пассажиров, так и не узнал, что в кузове был заяц. Думал, кузов пуст, а пассажиры – что тот в курсе, и все промолчали.

Покинуть машину удалось по случаю. Грузовичок ехал через весь город, видимо, склады с нужным двигателем находились с другой стороны, а Сергей решил не объезжать город и поехал через него. Это мне и помогло. Где-то в центре мы встали на железнодорожном переезде. Подойдя к заднему борту, я перевалил рюкзак через борт и на верёвке спустил на проезжую часть, так как с гитарой и им самим за спиной я, прыгая, скорее всего, ноги переломал бы. А так гитара висит за спиной, я перелез через борт и спрыгнул рядом с рюкзаком. Дальше не сложно: отвязал верёвку, закинул рюкзак за спину, повесил на плечо гитару и, придерживая её одной рукой, направился к тротуару. Всё это я делал не торопясь, позади заднего борта грузовика. Водитель ничего не мог видеть, и поезда, из-за которого закрыли переезд, пока не было. Правда, за нашей машиной начинала скапливаться автоочередь. Первой была чёрная правительственная Газ-24, новенькая, с антеннами рации и радиоприёмника. Водитель с интересом наблюдал за всеми моими движениями, а вот женщина, что сидела сзади, брезгливо поджав губы, смотрела куда-то в боковое окно, видимо, поезд высматривала. Но прошла дрезина с рабочими, и проезд открыли. Но я уже успел отойти от грузовика метров на двести и встал в тени ивы, ожидая, пока он уедет подальше, так как мне нужно было в ту же сторону, а я не хотел, чтобы Сергей увидел меня и опознал. К сожалению, он меня знал, я помогал разгружать бидоны с молоком, когда в составе своего отряда был дежурным по столовой. Мы ему тогда ногу придавили. Точно запомнил.

Наконец переезд начал очищаться, и я, пройдя следом по деревянным плашкам тротуара, пересёк два железнодорожных полотна, свернул в одну из улиц, направляясь к железнодорожному вокзалу. Я уже здесь бывал и, когда проезжал переезд, запомнил, что вокзал был справа. Так и оказалось. Добрался я быстро, уже через полчаса был на месте. Сейчас мне нужно в кассу, купить билет на электричку, что я и сделал.

Хотелось пить, до отправления ещё три часа, так что я вышел на улицу и, помыв стакан, с удовольствием выпил газированной воды с сиропом. Впервые это чудо я попробовал ещё в Москве, когда меня забрали из больницы, и я отправился смотреть город. Как попробовал, так и влюбился в эти газированные автоматы, так что, когда видел, обязательно покупал стаканчик-другой, а мелочь для этого я всегда держал в кармане.

Допив второй стакан, я с беспокойством осмотрелся и побежал искать туалет. Нашёл, к счастью, быстро, так же быстро отлил. Да, второй стакан точно лишний был. Помыв руки, я вышел наружу и сел в сторонке на лавку. Через часок в буфет вокзальный схожу, позавтракаю. Или в какую-нибудь городскую точку общепита.

От моего внимания не уходили группы молодёжи. Я приметил три, которые более-менее мне подходили. Однако мне нужна та, что двигалась в Адлер, чтобы не мучиться с поиском новых сопровождающих-прикрытия. Идеально сразу бы таких найти.

Делать пока нечего, так что я, как тот энтомолог, стал изучать поведение жителей этого городка. Вот рядом остановилась и припарковалась бежевая «победа», из которой выскочили два молодых парня в пиджаках и девушка в светлом платье и туфлях-лодочках. Несмотря на то что парни явно спешили к кассам, девушка их задержала у стоявших неподалёку от скамейки, где я сидел, автоматов с газировкой. Пока они пили, я вслушался в их разговор и насторожился. Парни почему-то хотели сдать билеты на поезд «Мурманск – Адлер», причём им нужно было поторапливаться, поезд будет на вокзале через час. Быстро прикинув все варианты, я обратился к ним:

– Извините, что вмешиваюсь в вашу беседу. Но я услышал, что вы хотите сдать билеты. Я бы не прочь приобрести один. Надеюсь, вы мне продадите по той же цене, что и купили в кассе?

– Да он над нами издевается, – протянула девушка, с интересом разглядывая меня и делая мелкие глотки из стакана.

– У нас два билета в вагон СВ, так что тебе, парень, не потянуть их покупку.

– Два билета в СВ? – насторожился я.

Что это за зверь такой СВ, я знал. Путешествовать одному, когда всё двухместное купе принадлежит только тебе, не это ли предел мечтаний? Зачем мне нервничать, сидя на лавках электричек, когда я могу добраться до Адлера с максимальным комфортом?

– Я мог бы приобрети оба билета. Цена вопроса?

– Пятьдесят.

– Наценку делаете, – огорчённо покачал я головой.

– А ты найди свободный билет на юг в разгар сезона отдыха, – предложил тот парень, что пониже. – Сам увидишь, как будут штурмовать плацкартные и купейные вагоны.

– Хорошо, устраивает, но с условием, что вы мне кое с чем поможете. Сейчас вырву листок из тетради, и девушка своим девичьим почерком напишет от имени якобы моей мамы, чтобы проводница присмотрела за мной до Адлера, а там, мол, встретит тётка.

– А ты прохвост, – протянула девица и насторожилась. – Кстати, а почему ты один?

– Не нашёл такую же красавицу в спутницы жизни, – улыбнулся я. – Не волнуйтесь, записка с подстраховкой, я со старшим братом еду, он ушёл пирожков купить. Есть охота.

– Тогда ладно.

Купля-продажа была произведена: я получил два билета, вроде настоящие, и уплатил за них озвученную цену. Мне в ответ красивым округлым почерком написали всё, что я продиктовал. Молодая компания уехала, а я, покрутив в руках билеты, решил проверить их, мало ли, на мошенников нарвался. Надорвал один из билетов и сходил в кассу, с просьбой узнать, нужно ли менять надорванный билет или нет. Кассирша его осмотрела и сказала, что такой действителен. Это меня порадовало, подмену она не обнаружила, билеты были подлинные, на сегодняшний поезд в Адлер, так что всё в порядке. А то я уже жалею, что не увёл у парней свои деньги, решив отпустить их с заработком. Кстати, я сразу сдал свой билет на электричку.

Ходить туда-сюда с тяжёлым рюкзаком и гитарой было не совсем удобно, но ничего, оставить не с кем, а в камеру хранения я сдавать не хотел: не доверял. Опыта поездок на поездах у меня не было никакого, но то, что лучше запастись едой с собой, знал, в фильмах видел. Что на поездах дальнего следования есть вагоны-рестораны, тоже был в курсе. Однако своё – это своё.

Насчёт еды я и озаботился. Осмотревшись, отошёл от здания вокзала и направился к небольшой пельменной. Там купил чебуреков, пирожков с разной начинкой и пару бутылок газированной воды. Остальное для долгих поездок не годилось. Нужно ещё на перроне посмотреть, может, там что продают. Продавщица по моей просьбе завернула покупки в бумагу и перевязала бечёвкой. Пришлось доплатить пятьдесят копеек, но не жалко. Потом я немного поработал на перроне, но несильно борзел, вытаскивал понемногу. У меня после покупок билетов осталось всего тринадцать рублей. А так мелкими доходами, что уж говорить, кражами довёл наличку до шестидесяти рублей. Пока хватит.

Поезд подошёл даже немного раньше, чем я ожидал, пришлось поторопиться на перрон и искать свой вагон. Поезд стоял здесь пятнадцать минут. Через два вагона от тепловоза я обнаружил свой и подошёл к проводнице.

– Здравствуйте, шестое СВ, – протянул я проводнице два билета, готовясь отвечать на вопросы, которые не могут не последовать.

 

– Ты один, мальчик?

– С мамой должен ехать, видите два билета, но её сегодня срочно вызвали на работу, проверка в магазине, где она работает. Она у меня директор. Проинструктировала, что делать и как себя вести, и отправила на вокзал. Отец в командировке, поэтому и не мог привезти. Мама записку написала, вот, в Адлере меня тётя Аня встретит.

Проводница быстро пробежала глазами текст записки и убрала её к себе в карман, поинтересовавшись:

– А билет второй почему не сдал, мать ведь наверняка велела?

– Велела, – согласился я. – Но я тут подумал, а зачем мне с кем-то неизвестным ехать, когда всё СВ моё будет? Не стал сдавать, один хочу путешествовать.

– Ну смотри. Если захочешь, подсажу попутчика, вместе же веселее, – забросила она удочку.

– Одному лучше, – отрицательно мотнул я головой.

– Идём, устрою тебя. Бельё выдам, когда город покинем, туалетом пока не пользуйся, да и закрыт он.

– Ага, – кивнул я, шагая за проводницей и с интересом крутя головой.

Как и ожидалось, купе было двухместным. Диваны с высокими спинками, занавески на окне, всё сделано хорошо и радовало глаз. Над окном были ручка радиоприёмника и сетка динамика – тут и радио слушать можно было, прибавляя или убавляя громкость. Убедившись, что я вполне освоился, веду себя нормально, не ношусь, всё разрушая, а пытаюсь положить на багажную полку рюкзак, проводница мне помогла и покинула купе, направившись к входу в вагон ожидать других возможных пассажиров. А я, положив на столик у окна пакет с едой и водой, более детально осмотрел купе и, вздохнув, взглянул на рюкзак, который я только с помощью проводницы засунул на багажную полку, а нужно бы переодеться в более лёгкую одежду.

Дотянувшись до рюкзака, я повис на нём и, дёргаясь всем телом, всё же заставил покинуть его багажную полку. Умостив рюкзак на пустое сиденье рядом с гитарой, всё равно попутчика у меня нет, я достал праздничную одежду и переоделся, убрав походную. Ну вот, молодой пионер едет покорять юга.

 
Мо-оре, мо-оре, мир бездо-онный
Пе-енный шелест волн прибре-эжных…
Над тобой встают, как зори,
Над тобой встают, как зори,
Нашей юности-и надежды…[4]
 

Гитара звенела у меня в руках, а я негромко напевал одну из лучших песен Антонова. О море, значит, лучшая. Вскоре состав дёрнулся и поехал. Отложив гитару, чехол от неё я сунул под диван, на котором сидел, там, оказалось, можно много чего хранить. Жаль, мой пузатый рюкзак туда не уберёшь. Ну и ладно, на втором диване полежит, ничего с ним не будет.

Когда мы покинули Ржев и, набирая скорость, застучали колёса по стыкам рельс, я вскрыл пакет с едой и, достав немного скользкую от жира бутылку, налил в свою новенькую кружку воды, пить хотелось. Организм у меня молодой, растущий, его подкармливать нужно.

Тут ко мне, постучавшись, заглянула проводница. Поначалу она меня не признала: одно дело мальчишка-путешественник в соответствующей одежде, а тут – пионер будто только-только с торжественной линейки. Чистенький, аккуратненький, весь такой прилизанный-причёсанный. Глаз не оторвать.

– Извините, – хотела было она закрыть дверь, но тут её взгляд упёрся в рюкзак. Стрельнув глазами с него на меня и обратно, проводница наконец опознала меня.

– Что-то случилось? – поинтересовался я.

– Я думала, обозналась. Идём, бельё выдам. Кстати, как насчёт чая?

– Был бы не против, причём не один стакан, а два, есть очень хочется.

– Сейчас бельё выдам и принесу.

– Я один на вокзале был? Не устали?

– Нет, трое село.

Из другого купе выглянула женщина лет тридцати:

– Можно чаю, пожалуйста? Два стакана.

– Сейчас молодому человеку бельё выдам и принесу.

Пока мы разбирались с бельём, я уточнил насчёт вагона-ресторана, как туда дойти, и узнал, какие в поезде правила: как себя можно вести, а как нет. Было видно, что проводнице нравилось моё любопытство, отвечала она с охоткой и достаточно подробно. Кстати, почему-то вагон-ресторан находился сразу за нами, дальше остальной состав. Ну вот, а я продукты покупал. Кто же знал?! Кстати, проводница легко смогла пояснить, почему вагон-ресторан находится не в середине состава, как должно быть. Тут всё оказалось просто: этих вагонов было ДВА. Один, как и полагается, в середине, другой рядом с нами. Причина, почему их было два, банальна донельзя: его с нами перегоняли на юг. Вот и всё.

Отнеся бельё в своё купе, я расстелил его и остался доволен, получилось. Это не могло не радовать. Но пока свернул его и отложил на второй диван, когда понадобится, тогда и расстелю. Только сел, как проводница принесла два стакана чаю, как и договаривались. Хм, а мне тут всё больше и больше нравится… Когда я покупал пирожки, мне казалось, что я взял их много, но когда допил чай из второго стакана, выяснилось, что половину я уже схомячил. Вкусные, паразиты. Остальные завернул и убрал. Стаканы сам отнёс проводнице, заодно размялся.

У себя в купе я включил радио – пела Пьеха, потом Магомаев, – и стал снова чистить ТТ, всё равно заняться нечем. В лесу я это делал трижды, разбирая полностью. Вот так, под стук вагонных колёс, привычно натирая детали тряпочкой, пропитанной оружейным маслом, я и слушал песни одного из самых популярных певцов этого времени, подпевая ему в такт. Того, что ко мне может внезапно заглянуть проводница, я не опасался, дверь запер изнутри, поэтому и работал совершенно спокойно…

До вечера я трижды заказывал чай, проводница уже привыкла, что я заказываю всегда два стакана, и со скуки перебрал и почистил всё своё оружие, в смысле ещё парабеллум и обрез, доведя их состояние практически до идеала. Ну, немного приукрасил, но теперь я был уверен, что оружие не подведёт, больше сомнения вызывали боеприпасы.

Обедал я теми же пирожками с чаем, съесть нужно, а то испортятся, а вот ужинать собирался в вагоне-ресторане, тем более он до одиннадцати ночи работал, я уточнял у проводницы. Прикинув, что делать до вечера, я даже хлопнул себя по лбу. Как я сразу не начал этим заниматься, а ведь планировал же?! А планировал я заняться записыванием своих песен и нот для последующей их регистрации, уже на отдыхе, чтобы по прибытии в Москву сразу остальные записать на себя, и раз сейчас есть свободное время, почему не заняться? Я достал перо, тетради, все принадлежности, включая баночку с растворителем, чтобы кляксы убирать, и начал творить.

Кстати, чуть позже выяснилось, что растворитель не особо помогает, я больше промокашками пользовался. Однако с каждым часом число клякс, случайно оставленных на листах, сокращалось, так что я был вполне доволен. Даже покачивание вагона не особо мешало. Написал шесть песен и нот к ним. Прилично за такое время. Сейчас семь вечера, поэтому я не стал убирать писчие принадлежности, но тетрадь спрятал в рюкзак.

Подумав, сходил к проводнице и попросил её запереть моё купе, за вещичками ведь некому присмотреть. Она это сделала, и я со спокойной душой направился ужинать в вагон-ресторан. Он был если не переполнен, то близко к этому. Показатель, между прочим: народ откровенной отравой питаться не стал бы. Здесь были люди из разных слоёв общества. Один столик заняли четверо офицеров, сверкая золотом новеньких погон. За другими – обычные семейные люди, представители чиновничьего аппарата, этих сразу можно узнать по внешнему виду, я уже научился различать. О, даже за двумя столиками расположилась братва из уголовной среды.

«Хм, а этого я знаю. На моих глазах кошелёк у бабы одной подрезал в троллейбусе», – подумал я, узнав щипача.

Что интересно, он тоже меня узнал. Сперва безразлично мазнул взглядом, потом внимательно посмотрел и удивлённо моргнул. Показав ему большой палец – теперь он точно убедился, что я – это я, – прошёл дальше и обратился к немолодому мужчине, сидящему за столиком в одиночестве и читающему газету:

– Разрешите?

– Пожалуйста, – не глядя на меня, кивнул он и зашелестел газетой, переворачивая лист.

Официантку пришлось ждать долго, она металась между другими столиками, и это дало мне возможность изучить меню, то есть я поспрашивал у сидящих за соседним столиком, что есть в наличии и что бы они посоветовали взять, чтобы не быть утром вынесенным из вагона синим вперёд ногами. Так что я взял щи, они чем старше, тем вкуснее, но тут, к сожалению, свежие подавали, с каплей сметаны, макароны с котлетой и подливой, чай с ватрушкой. Порции были не сказать что большие, но поел я хорошо. Правда, на ватрушку сил уже не хватило, и я завернул её в лист газеты, который мне любезно предоставил уже ушедший попутчик, и направился было к выходу, но не тут-то было.

Дорогу мне заступил один шкет, на вид лет четырнадцати, именно шкет, тощий, как Кощей, и вежливо, что странно, пригласил за свой столик. Посмотрев на мужчин, вальяжно развалившихся за столом, я пожал плечами и согласился. Среди них сидел и тот щипач. Причём вёл себя не как подчинённый, а будто на первых ролях, я подумал бы, что он тут если не главный, то очень близко. Положив свёрток с ватрушкой на с трудом освобождённый край столика, я сел на то место, где раньше сидел шкет, и вопросительно посмотрел на хозяев столика.

– Сом, – протянул щипач мне руку через столик.

– Макс, – пожал я ему руку и, покрутив стальной браслет с часами, протянул обратно хозяину: – Часы хорошие, но у меня свои есть.

– Не-е, вы видели?! – восхищённо хлопнул тот себя по ляжке, обращаясь к коллегам по ремеслу. – Мало того что я ничего не почувствовал, так ещё часы-то я на левой руке ношу, а она под столом была.

– Да, зря вы ту толстуху отработали. Я таких знаю, очень крикливые, бьют больно и гнаться могут, пока не загонят, при этом воплями привлекая внимание. Неудобный клиент.

– Это точно, только она кошелёк засветила, хороший куш был.

– Возможно, – согласился я. – Но я бы не рискнул. Я мажоров беру, когда деньги нужны.

– Это кто?

– Золотая молодёжь и их родители.

– Хм, мажоры?.. – как будто пробуя слово на вкус, повторил вор. – Хорошее слово, надо запомнить. Ты сам кто по жизни, а то я всё разобраться не могу?

– Как и вы, чалюсь у хозяина. Детдом. Сейчас в бегах, из пионерлагеря дал дёру, на «Зарницу» не взяли. Наверняка всех на уши поставили. Все дороги перекрыли, всё же особо опасный пионер сбежал. Отдыхать на море еду. Планирую к концу лета вернуться. Уроки начинаются, а я свою биографию портить не хочу. На будущее планы большие.

– Это какие же, если не секрет? – закуривая, спросил Сом. – Если что, я тебя всегда устроить могу, нам такие, как ты, нужны.

– Я на себя работаю, только на себя, запомни это, Сом. Повторять не буду. А насчёт чем заняться, я собираюсь стать композитором и поэтом. Буду писать стихи и класть их на мои же мелодии. Магомаеву, например. Слышал сейчас по радио, как он о королеве красоты пел. Хорошо исполнял.

– Ты песни пишешь? – удивился Сом, невольно опуская руку с папироской.

– А то.

– Может, исполнишь что, у нас и гитара в купе есть. Как? Шкет сейчас сбегает.

Невольно посмотрев на парня, севшего рядом – как это я случайно угадал с кличкой? – задумался и согласно кивнул, уточнив:

– Бегать не надо, у меня своя гитара. Сейчас принесу.

Подхватив свёрток с ватрушкой, на завтрак пойдёт, я покинул вагон-ресторан. Народу, мне кажется, прибавилось, гулял народ хорошо, как и пил. Заглянув к проводнице и попросив открыть дверь, я даже не дал ей уйти. Оставил ватрушку, подхватил гитару и отправился обратно, так что она снова заперла за мной дверь и, сонно зевая, пошла к себе. Моё возвращение воры встретили возгласами одобрения, гитара тоже произвела впечатление своей новизной и блеском лакировочного покрытия. Мне тут же освободили место, достаточно, чтобы не мешать при исполнении, поэтому, устроившись поудобнее, я сделал привычный проверочный перебор, слушая, как звучит гитара, кстати, красиво получилось, и посмотрел на Сома:

– Что бы хотели услышать? Грустную лирическую, боевую, злую или весёлую?

– Грустная есть?

– Грустная? Есть одна.

Тронув струны, я настроился петь – у меня всегда при исполнении этой песни спазм перехватывает горло и в глазах стоят слёзы, зато голос при этом звучит как надо, выбивая у слушателей такие же слёзы.

 
В Казахстане под Карагайлы,
На курганах из Солнца костры.
Там, в степях есть свобода всегда долгожданн-а-я.
Среди стаи матёрых волков,
Где нет слов, человеческих слов,
Рос мальчонка.
И жизнь та была очень странная.
 
 
Стая сном и охотой жила,
И мальчишку всегда берегла.
Был он просто волчонок для них, только слабенький.
Молоко у волчицы сосал
И забавно, так странно играл,
Очень умный, смышлёный такой, хоть и маленький.
Вот однажды, где солнце встаёт,
Появился большой вертолёт.
И как птица над стаей повис, серо-чёрная.
А вокруг непроглядная степь,
В дальний лес ещё можно успеть,
Стая молча рванула к нему, обречённая.
 
 
Солнце в песок или в зенит,
В полдень жара злей.
Ведь человек плохо бежит —
Волк добегает быстрей.
В тишине автомат затрещал…
«Мальчик, стой!» – кто-то дико кричал.
 
 
Стали падать один за другим волки серые.
Волки быстро бежать не могли,
Человека спасали они,
И старались, толкая его, озверелые.
У волков, ведь не как у людей,
В одиночку спасаться не смей,
И мальчонку они одного не оставили.
Умирали от огненных ран,
А заря опалила курган,
Алой кровью омыла песок, чуть разбавила…[5]
 

Когда я, замерев, положил правую руку на струны, в вагоне звенела оглушительная тишина. Я так ушёл в песню, что не следил за окружающими, лишь перестук вагонных колёс слышался в отдалении. Сом сидел у окна, склонив к стене голову, и по его щекам текли слёзы. Он молчал, но другие молчать не стали, как волной пошли вскрики, голоса и просьбы исполнить ещё что-то. Меня хлопали по плечам, теребили за макушку, а я смущённо улыбался, а спазм после песни никак не проходил. Всегда так.

 

– Ещё что-нибудь? – спросил я, когда шум потихоньку стал стихать. – А что хотите?

– Ещё про волков что есть? – спросил Сом, причём его голос звучал так, что слышно было хорошо, хотя вроде и не громко спросил.

– Есть. «Охота на волков» называется. Одна из моих любимых. Песню написал не я, её написал Владимир Высоцкий.

Снова сделал привычный перебор. Тут же наступила тишина, все устроились так, чтобы видеть меня и слышать. Офицеры тоже сидели и внимательно смотрели, приготовившись слушать.

 
Рвусь из сил, и из всех сухожилий,
Но сегодня опять, как вчера,
Обложили меня, обложили,
Гонят весело на номера.
 
 
Из-за елей хлопочут двустволки,
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
 
 
Идёт охота на волков, идёт охота!
На серых хищников – матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
 
 
Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука!
Оградив нам свободу флажками
Бьют уверенно, наверняка!
 
 
Волк не может нарушить традиций,
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: «Нельзя за флажки!»
 
 
Идёт охота на волков, идёт охота
На серых хищников – матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу и пятна красные флажков…
 

Когда я замолчал, то более спокойно осмотрелся. Народ уже более-менее освоился, так что стал требовать ещё песни, тут же слышались заказы. Кому весёлых подавай, алкогольная душа требовала праздника, кому лирических, кому матерных. Последний сразу заткнулся, видимо сообразив, что попросил у пионера спьяну.

Все, кто находился в вагоне ресторана, за малым исключением, ехали на юга. Вот я и решил поднять им настроение, подать немного праздника. Сом вон, всё то время, что я пел и даже когда закончил, сидел и смотрел в окно.

 
На недельку, до второго,
Я уеду в Комарово
Поглядеть отвыкшим глазом
На балтийскую волну.
И на море буду разом
Кораблём и водолазом:
Сам себя найду в пучине,
Если, часом, затону.
 
 
На недельку, до второго,
Я уеду в Комарово.
Сам себя найду в пучине,
Если, часом, затону…[6]
 

Песня была воспринята на ура, меня уговорили исполнить её на бис и даже пытались помогать спеть пьяными голосами. Исполнив ещё пару, «Не волнуйся, тётя» и «Гранитный камешек в груди», я сказал, что баста, хватит. Переубедить меня не смогли, но перед уходом Сом снова попросил меня сесть к нему за столик, поговорить, мол, надо. Мне не жалко было задержаться.

– Растравил ты мне душу, Макс. Про волков – это ведь как про нас, представил себя на их месте, аж сердце защемило, как с первой песней. Песни Высоцкого я знаю, но эту не слышал, не довелось. Проси что хочешь, всё сделаю.

– Да мне ничего не надо. Всё есть.

– Насчёт того, что ты знаешь, какое будет твоё будущее, ты прав, это твоё. Не бросай, я хочу, чтобы эти песни на пластинках и по радио звучали. Ты талант, запомни это. Скажи, из какого детдома? Парни время от времени будут забегать к тебе, проверять, всё ли в порядке. Гостинцы подбрасывать, смотреть, чтобы не забижали. Знаю я, какие там порядки.

– Меня сложно обидеть, – скупо улыбнулся я. – Первый разряд по боксу, и против старших парней выйти могу. Да что могу, выходил уже пару недель назад. Один в нокауте, другому лицо заново сшивают.

– Сурово.

– Не люблю, когда мои вещи без спросу берут, особенно гитару.

– Да. За такую вещь и прирезать можно, не то что рожи набить. Молодец… Сам в Адлер?

– Угу, дикарём хочу на берегу пожить. Комнату снимать накладно, в плане не денег, а вопросов. Ещё сдадут и обратно отправят, а я до конца лета на море планирую пробыть.

– Хорошие планы. Держи адрес, мы, если что, там будем отдыхать. Кстати, ты не сказал, из какого детдома.

– Энский детдом, – всё же назвал я, изучая каракули на вырванном из блокнота листе бумаги.

– Это на Маховой?

– Рядом, на соседней улице. Там ещё театр через три здания.

– Ага, знаю, где это.

– Кстати, – уже собираясь встать, вспомнил я о мучающем меня вопросе, – а почему – Сом?

– В молодости усы у меня были роскошные, от них пошло. У самого-то погоняло есть?

– Было.

– И какое?

– Рыжий, какое оно у меня ещё может быть?

– Ах, ну да. Бывай, Рыжий, может, свидимся ещё. Хотя, почему «может», буду в Москве, обязательно загляну.

– Я буду в детдоме или в музыкальной школе. Она там рядом. Если нет, то я занимаюсь своими делами.

– Найдём, не волнуйся.

Попрощавшись со всеми, кто находился в вагоне-ресторане, я покинул его. Уф, тяжело это – устраивать такие концерты, все плечи поздравлениями отбили, лучше бы больше в ладони хлопали, себе руки отбивали. Вернувшись в купе, я повесил гитару на свободную вешалку, привёл себя в порядок и, прихватив зубную щётку, зубную пасту в тюбике, редкая тогда вещь, а также полотенце, зашёл в туалет, он был общим с соседним купе. Хм, хорошо меня в вагоне-ресторане привечали. Ушёл туда в восьмом часу, а вернулся почти в десять.

С Сомом я ещё не раз встречался в вагоне-ресторане, точнее, дважды. Во время обеда и ужина, он со своей компанией там был. В обед меня лишь поприветствовали, я их тоже, тем более меня познакомили с их погонялами, а вот вечером всё же уговорили дать ещё один концерт. Особо репертуар я свой старался не раскрывать, как уже говорил, как тот хомяк, вдруг украдут. Нет, зарегистрирую, а потом уже можно. Так что спел то же самое, что вчера, ну и только парочку новых, детских, про злюку и про маленьких детей. Всё было воспринято с тем же восторгом, что и вчера. Хорошо, значит, эти песни будут иметь успех, что не могло не радовать.

Всё свободное время я проводил у себя, и постепенно толстая офицерская тетрадь пополнялась записями. Я хранил её как зеницу ока, старался не покидать купе, а когда уходил, просил запирать. Песни были не младше семьдесят пятого, чтобы в плагиате не обвинили, специально уточню это. Наконец к вечеру второго дня – я специально пораньше поужинал, чтобы не голодать, пока себе место для отдыха подыщу, – поезд прибыл в Адлер. Я попрощался с проводницей, хорошая тётка, я ей чаевые оставил, а вот попытку сдать меня с рук на руки несуществующей тётке пресёк, ещё чего! И, поправив лямки рюкзака, тяжёлый, зараза, и придерживая одной рукой гитару, направился к выходу с вокзала. Одет я был в походную одежду. Не хотел портить свою праздничную, почти повседневную. Кстати, Сома я так и не заметил, как и его людей, а именно он всё же верховодил в шайке. Знакомые по вагону-ресторану были, но немного, один приветливо кивнул мне, узнав.

Оказавшись на площади, я проскочил тот бедлам, что там царил – ох, зазывал хватало!.. Кстати, судя по плакатам, у города юбилей, сто лет со дня основания. Ни машину брать, ни пользоваться общественным транспортом я не стал, а пошёл вниз по улице. Море, я хотел увидеть море! То, что я видел из окна поезда, не то, хотелось подойти и, вдыхая солёный запах, любоваться его волнами. Сам не заметил, как ноги всё быстрее несли меня к тому, о чём я мечтал половину своей сознательной жизни.

4Ю. Антонов.
5А. Маршал.
6М. Танич.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru