Владимир Пономаренко
Профессия – психолог труда
1 ГЛАВА
В ДУХЕ ИСТОКИ ПОЗНАНИЯ СМЫСЛА И ПРАВДЫ ЖИЗНИ
«Человеку дано быть духом, он призван быть духом – в этом основной и священный смысл его жизни».
(И.А. Ильин. Путь к очевидности)
Есть ли Бог в душе летчика?
Небо. Любовь. Дух
Да простят меня летчики: это вступление не столько для них, сколько о них. Люди не всегда осознают свою истинную ценность. В этой главе я ни с кем не спорю и ничего не доказываю, это поток сознания, построенный на вере, а не на знаниях. Не следует думать, что дух – это что-то не от мира сего. Человеческий дух – это реальный опыт возвышенного психического состояния, возникающего не как акт результативного действия, а как постижение смысла деятельности. Само понятие «смысл» включает цель. Известно, что для летчиков, в отличие от птиц, цель полета не сводится к добыче хлеба насущного. В основе потребности к полету стремление, жажда, страсть к познанию, к познанию, прежде всего, себя. Познание себя как психологический процесс и есть работа чувств, ума, эмоций с переходом на высший уровень, когда совесть просветляет душу. Любой идеальный мир, построенный в нашей голове, не имеет выраженного физического эквивалента, хотя мы его всегда физически ощущаем как чувство переживания. Чувство переживания, в свою очередь, трансформируется в физически ощущаемую душевную боль, прилив крови, изменение температуры, необычную легкость или блаженство тела и т.д. Все это означает, что дух – это не столько аллегория или мифологема, сколько исторический опыт культуры семьи, общества, этноса, данный нам в чувственных переживаниях, в проекциях по отношению к другим людям, событиям и явлениям. Когда мы говорим «моральный дух», то все же больше подразумеваем социально нормированное поведение или поступок, обусловленный принятой нормой для исторически конкретного времени сообществ людей. В данном случае, говоря о духе летчика или о духовной личности, я допускаю некую вольность, так как подразумеваю наличие чего-то высшего в моем духе, что вливается в меня, а стало быть, принадлежит не только мне… В этом тоже нет ничего противоестественного, скорее, наоборот, в духе представлены как бы две ипостаси: земное и космическое, природное (телесное) и эфирное. Высшее предназначение духа – во вселенском развитии сущности человека, т.е. бессмертия.
Итак, для летчика высший смысл деятельности, а порой и жизни – в полете, который реализуется в его чувстве свободы. Здесь, может, и лежит разгадка мысли Н. Бердяева о том, что знание принудительно, а вера дает свободу, альтернативу. Отсюда и не раскрытый нами смысл полета – выйти за рамки знаний к познанию разумности порядка свободы. Летчики неоднократно переживали прилив особой энергии, не сравнимой с обычным состоянием при достижении цели полета.
Духовность личности летчика проявляется в совершенстве его нравственного ядра. Этим-то и ценен дух, что он, как родник, капля за каплей наполняет колодезь души такими чувствами, как страсть раскрыть, развить, «размыслить» свое Я, как желание найти свое место в Небе. И, наконец, выйти из своей телесной оболочки и побывать на воле. Скорость, пространство за пределами Земли, ощущение дыхания гравитации, своей причастности к Вселенной, переживание чувства своего нового Я, более свободного, радостного, вольного. Все это и есть новый мир пространства человеческого духа, где он познает сущее. Безусловно, в определенном смысле это относится не только к летчикам. Однако в авиации потребность в духовной поддержке остро востребуется самой профессией. В процессе полета летчик нередко попадает в ситуации, когда его природа (инстинкт) выступает в качестве «противодуха»: побуждает уйти от опасности, презрев моральный порыв и нравственные устои, отдавая личность на съедение трусости и страху. Вот тут-то и приходит им на помощь собственный дух, истинный смысл которого раскрывается не во впрыскивании волевого начала, а в открытии правды о себе, о своем профессиональном «потолке», т.е. в откровении! Эти мгновенные прозрения, чего ты стоишь как личность, и есть духовный процесс очищения от самодовольства, гордыни, осознание вины за преодоление своих возможностей. Дух летчика есть реальность, представленная в его жизненном и профессиональном опыте, но проявляется он не в интеллекте и образованности, а в более глубоком и цельном – в любви к полету. Это состояние владеет человеком, жаждущим летать, как дыхание, как жизнь. Такое понимание духа человека, возможно, поможет дать ответы на вопросы, почему летчики иногда допускают действия, явно не вписывающиеся в принятый порядок вещей. Почему они, несмотря на все сложности и превратности судьбы, сохраняют оптимизм, радушие, жизнелюбие. Более того, в отличие от «земного, кризисного человека», летчик, как правило, стремится к чему-то большему, чем просто к накоплению материальных ценностей.
Безопасность как полет вне опасности – это социальный миф! Как раз все с точностью до наоборот: без опасности жить и работать в небе нельзя. Опасность и есть система духовных высот, достигая которые человек приобретает новые качества, определяющие осознание своей силы, одновременно развивая в себе то, чего не хватает земным людям, а именно – ответственность и способность оценивать результаты своих действий (Печчеи, 1980, с. 32). Опасность – тень человека летающего. Когда юноша решает стать летчиком, т.е. сделать небо своим домом, его уже подстерегает психологическая опасность не просто не пройти медкомиссию или профессиональный отбор, но и стать «отбракованным». Мечтать, иметь духовное начало, сделать нравственный выбор и оказаться во всем этом несостоятельным – это большая опасность для духовной личности. Преодоление ее и есть первый шаг к одухотворенности, обретению мотива летать как целеполагающей идеи. Такое отношение к летной профессии порождает более высокую духовную космогоническую потенцию – любовь к небу. Поэтому уже сам выбор летной профессии насыщает энергетику человека для познания неизведанного, неподвластного ему. Когда юноша начинает летать, он подвергается моральной опасности – осознанию ошибки своего выбора. Идет трудная, болезненная духовная работа над собой, вызывающая новое состояние: отношение к себе самому. Это отношение и есть дух, ибо в нем заключена ответственность, переживаемая как боль душевная, как сомнение в своем предназначении. Человек, преодолевая очередной барьер опасности, приобретает способность слышать, видеть, чувствовать себя как суть микрокосмоса. Он еще чуть-чуть продвигается к осознанию в себе духа как источника воли, веры и способа очищения.
Когда летчик становится профессионалом, горнило опасности остается как слагаемое профессии, но одновременно из физического трансформируется в духовное преодоление. Он зависит от … себя. В полете он постоянно согласует свою деятельность с моральным законом: сохранить свою жизнь, следуя букве и духу летных правил. А так как сам дух летных законов освящает право выбора, право нравственной альтернативы в принятии решения при физической угрозе жизни, то здесь в небе идет работа души как связь человека с единым, общим, в том числе со своим летным сообществом. Это очень глубоко скрытая от окружающих нравственная сила летчика. Я беру на себя смелость сказать об этом лишь с одной целью – духовно реабилитировать многих из тех, кто посмертно был покрыт саваном вины. А ведь на самом деле жизнь летчика, особенно испытателя, далеко не всегда отбирают трагические обстоятельства. Опыт психологического изучения мотивов и поступков летчиков, не покинувших самолет в аварийной или катастрофической ситуации, наводит на мысль, что именно чувство ответственности и органично присущее летчику стремление к творчеству заставили человека идти до конца в борьбе за жизнь вместе с самолетом. Особенно это характерно для ситуации, которая представлена в сознании как порождение собственной силы. И с позиции земной логики начинаются неразумные действия тогда, когда аварийная ситуация сознательно доводится до степени непреодолимости… Это действительно редчайшие случаи в авиации, но они приоткрывают некую тайну, когда совесть, т.е. духовное начало, уход от решения нравственной дилеммы оценивает как предание интересов великой цели полета. Понимаю, что многим будет непонятна эта мысль, но кто-то поймет меня…
Для философов это хорошая иллюстрация мысли И. Канта о том, что «человек ответствен за человечество в своем лице» (Кант, 1965, с. 184). Но на земле поведение летчика в аварийной ситуации рассматривают уже другие люди, руководствуясь буквой, а не духом летных законов. Они не хотят или не могут понять его потребности в откровении, раскрывающем смысл его предназначения. Это социально-психологическая опасность: быть непонятым, подвергаться насилию приземления, вытравлению яркой самобытной личности. Эта опасность терзает душу, потому что нет ничего более безнравственного для летчика, чем духовное насилие, ибо оно противоестественно для человека летающего.
И, наконец, над летчиком барражирует, нависает опасность расставания с небом. Это самая мучительная опасность, разъедающая душу. Это особенно характерно для случая, когда наступает состояние излета (см.: Пономаренко, 1992).
Человек чувствует, что полет ему не в радость, он духовно насилует себя, теряет ответственность перед собой, семьей, товарищами: идет в полет как на подневольную работу. В этом состоянии его преследует страх, неуверенность, происходит снятие с себя ответственности за исход полета. Идет распад целостности времени, прошлое верховодит над будущим: человек возвращается назад к оценке правильности своего выбора. Это духовная опасность, ибо она есть трансформация высшего в низшее, разверзшееся зло закрывает небо над головой, оставляя в душе черные и глухие пустоты. Реальность жизни заполняется чувством стыда от схода с дистанции, которое рождает психологическую установку на беспощадность оценки своей личности. И в этом духовная жизнь летчика подтверждает догадку К. Льюиса о том, что мы правильно видим себя только в минуты стыда (см.: Льюис, 1992). Это и есть утрата идеи своей сути. Не дай Бог это пережить, ибо очень мало тех, кто поймет тебя и поддержит.
К сожалению, наука и ее частные дисциплины: биология, физиология, психология, антропология, социология, этнография – не представили доказательства о космогоническом происхождении психического, духовного. А психическое развитие человека рассматривали в русле истории эволюции, относя психику к вторичности бытия, почти забыв при этом о его индивидуальности. Отсюда методологическая трудность, ибо все, что касается понятий нравственности, добра, греха, духовности в истории мысли и культуры, восходит к религиозной философии, для которой человек – это откровение Божье. В итоге оказалось, что понять духовный мир человека вообще, а летчика в частности, освященность его миссии как творение добра во благо другим, вне корысти и гордыни почти невозможно, не решив интимного вопроса: а есть ли Бог в душе летчика? Если под Богом понимать добро и разум, то можно с уверенностью дать положительный ответ. Вот почему в своих гипотетических описаниях внутреннего мира летчика, его второго «Я» мне не обойтись без опоры на историю религии, на такие понятия, как «свобода», «вера», «страх», «грех», «зло», «добро» и др. Религий много, но мне ближе и понятнее христианская, я буду опираться на ее мифы и откровения, известные мне не столько из библейских легенд, сколько в их интерпретации гуманистически ориентированными философами и мыслителями. Кроме того, меня интересует всеобщая связь жизни и духа человека со Вселенной как явление вечное и непрерывное. Вселенная предстает взору человека неба и светил. «Небо,– писал Н. Бердяев,– есть самая глубочайшая глубина нашей духовной жизни. В этой глубине заложен духовный опыт, отличный от земной действительности как более глубокий слой бытия, более обширный» (Бердяев, 1990, с. 35). Видимо, следуя интуиции мыслителя, можно предположить, что страсть к небу, страх неба, любовь к небу есть проявление духовности человеческого бытия.
Небо вдохновляет, т.е. выступает как самодух (см.: Штайнер, 1990). Небо издревле вызывало страх как результат воздействия неведомого духа, другими словами, даже чувство переживаемого страха освящалось. Таким образом, если небо признать одной из форм нашей духовной жизни, то отсюда следует, что через духовное общение с небом человек может получать информацию и энергию из родственного ему духовного мира. Отсюда идет понимание Вечности, бесконечности Вселенной, Пространства и Времени. Но духовное общение происходит не только с небом, но и со своим внутренним «Я».
Сущность человека можно понять через его активность. Когда человек стал природно-естественным существом, он стал зависим от биологической и социальной среды. Глубинные нравственные корни берут свое начало в духовности, т.е. в независимости, в свободе выбора. Итак, человек есть актуальный микрокосм, объектом которого является Вселенная. Что же касается космогонического происхождения природы, то она отражается в сознании человека как его связь с миром, с его вечным и бесконечным Бытием.
Какова же связь всех этих мыслей о природе духовного в человеке с образом духовного мира летчика?
Я уже говорил о том, что человек в Небе – это особенный человек, он по-другому чувствует, переживает, иначе отражает привычный нам физический мир: скорость, высоту, время, пространство, Вселенную. Он целостнее чувствует его теплоту, воспринимает энергию, ощущает себя как микрокосм. Но поскольку необычный физический мир полета трансформируется в отличные от земных ощущения, то человек страшится этого, стыдится своих необычных чувств, порой подавляет их и «задвигает» в подсознание. Парадокс в том, что приобщение к высшему упрятывается в подсознание и опечатывается подсознательным табу. И вот тогда из глубин подсознательного поднимается одно из древнейших чувств, тревога и страх перед тем, что непонятно, что находится вне сознания. Этот страх – не трусость, а чувство опасности. Именно страх приводит к измененному состоянию сознания. И тогда человек выводит из подсознания все эти необычные ощущения в виде сновидений, смыслов, знаков, предчувствий, вызывающих состояние благоговения. Так появляется тяга как бы к внеземному общению, перевод сознания биологического существа на частоту пульсирующего вселенского сознания. В качестве иллюстрации приведу данные, взятые из рассказа известной в авиационном товариществе «летающего писателя», журналиста, парашютиста и большого знатока людей авиации – Нонны Орешиной.
«Недавно я прошла курс занятий ребефингом – это особого рода медитация, где отрабатываются невостребованные или угнетающие блоки подсознания или генной памяти. При этом можно увидеть и почувствовать что-то из своих прошлых жизней и многое другое. Введя себя в нужное состояние на первом же занятии, я невероятно четко и реально представила себя птицей, летящей среди гор у моря. Видела скалы в подробностях, чувствовала их опасную близость, восходящие и нисходящие потоки, ощущала каждый взмах крыла. Я не забывала, что я – в зале, слышала музыку, знала, что нас много, но все это уходило в нереальную даль, а я летела среди скал. Руки при этом делали соответствующие крыльям движения, и каждый палец чувствовал и делал те усилия, ощущал плотность воздуха, как будто я разворачивала перья крыла так, чтобы сделать вираж, набрать высоту или пикировать. При этом зрительная картинка внизу была не как с самолета, а как виделось бы птице, и рефлексы срабатывали не так, как если бы летела, держась за ручку управления (тут опыт у меня, правда, маленький), а незнакомо-странно и в то же время привычно. И тогда, а тем более сейчас, я утвердилась в своем давнишнем предположении, что тот, кто страстно, с детства хочет летать (хотя физически, возможно, и не годится в летчики), в своей духовной эволюции был птицей. В это можно верить или не верить, но то, что требуется летный талант, определенное состояние духа, своеобразное мироощущение – это бесспорно» (из писем автору).
Характерно, что все летные командиры и воспитатели остерегаются излишней автономности (свободы) в воздухе. Первые шишки летчик получает, как правило, из-за неумения справиться с этой свободой в полете. Образно говоря, при полной свободе многих «бес попутал», толкая на нарушения. К примеру: бреющий полет, высший пилотаж в облаках, укороченный взлет и др. В отношении к свободе и осознавался дух летчика, его воля к жизни. Хотя эти высшие порывы и скрыты от окружающих, в конечном итоге они проявляются в поведении как в положительной, так и в отрицательной форме. Многим бывают непонятны поступки летчиков именно потому, что неясно их духовное происхождение. Ведь первое преодоление себя, умение побороть страх перед опасностью, необычное упоение полетом, состояние возвышенности, раскрепощенности закладывают импульсы к героизму, к желанию преодолеть любую опасность. В реальной жизни это проявляется в снижении самокритичности, притуплении бдительности по отношению к опасности и даже в самовозвышении. Полет не только упоителен и приятен, но он неизбежно формирует и чувство превосходства перед людьми, которые «рождены ползать». Духовные переживания радости, силы, могущества, готовность принять равно и смерть, и победу без соответствующей психологической коррекции могут перерасти в самолюбование и даже в нарциссизм. Но эти же переживания в случае срывов, неудач могут формировать чувства собственной неполноценности, страха, вины, греха. Каждому летчику известно состояние, когда при возникновении аварийной ситуации некстати появляется ощущение собственной вины или сомнения в правильности своих действий. Часто это состояние объясняют допускаемой социальной несправедливостью при расследовании летных инцидентов, но, видимо, данный психический феномен лежит в более глубоких пластах сознания второго «Я». Это же относится и к чувству тревожности, которое далеко не всегда есть проявление бессознательного страха, скорее, это истощение духа радости от полета, превалирование земных забот над жизнью в небе. Сознание летчика отражает мифологию божественного начала, его свобода есть еще она степень опасности. Вот где важно воспитание особых механизмов, не позволяющих перерасти в распущенность. Философия человека в небе состоит в том, чтобы законы, по которым он летает, были освящены пониманием, хотя бы того, что совершенствование для летчика есть способ повышения духовной зрелости, а уже потом профессиональной. Почему? Да все потому, что чем выше чувственная организация человека и его души, с помощью которых он оценивает пространство и время, тем шире, как писал И. Сеченов, сфера возможных встреч, тем разнообразнее сама среда, действующая на организм и способы возможных приспособлений (Сеченов, 1947).
В полете «сфера возможных встреч» – это угрожающее пространство. Вот почему совершенствование – это увеличение степеней свободы для нейтрализации этой угрозы. Небо может стать холодным, равнодушным и даже злым. Нужно всегда нести доброе или принимать его душой, так как дух летчика – это его жизненная энергия, его бытие в пространстве летного времени. Все это требует проникновенного воспитания, начиная с контроля над инстинктами и кончая воспитанием души.
Чего стоит потребность в риске, т.е. отпущенная на свободу воля! Риск как стремление к свободной воле есть сущность творческой жизни. И в этом духовном свойстве ключ к пониманию мысли, высказанной А. Швейцером, когда он писал о том, что познание, которое приобретает человек благодаря своей воле к жизни, богаче, чем познание, добываемое путем наблюдения над миром (см.: Швейцер, 1922).
Таким образом, духовное совершенствование – это этическая норма человека, это психологическая норма развития индивидуальной сверхчувствительности. Для меня сейчас становится более понятной глубинная, духовно пережитая мысль М.М. Громова о том, что «решая проблему безопасности полета, надо идти по пути совершенствования психической деятельности человека посредством воспитания и самовоспитания, с одной стороны, и с другой – совершенствования техники на основе учета психической деятельности человека… Летная профессия совершенствует человека, формирует психологический облик, присущий ее специфике» (Громов, 1993, с. 7).
Что означает совершенствовать психическую деятельность? Обычно в это понятие вкладывается тренировка памяти, внимания, воли, воспитание эмоциональной устойчивости, формирования «чувства самолета», поддержания мотива и целеустремленности к летной работе. Но трудно встретить рекомендации по духовной работе над собой, по созданию настроя «на седьмое небо».
Духовная основа самовоспитания есть, прежде всего, познание своего второго «Я», которое и является твоим духом, ибо рождает любовь к полету. Второе «Я» – это воля, но в особом качестве, качестве ограничителя собственной свободы, т. е. духовное средство сознательного управления своими чувствами и действиями. Второе «Я» – это осознание своих способностей как путь к добру. Духовная работа над собой, конечно, приведет к способности осознавать такие высшие чувства, как грех и вина. Грех не есть зло. Грех в том, что твой дух дал злу воспользоваться данной тебе свободой, т.е. поступить неразумно.
Летчик обладает чувством юмора как средством духовного осуждения своих слабостей. Оно помогает ему осознать английскую поговорку: «Грешить дело человеческое, но упорствовать в грехе – сатанинское». Противостоять дурному, злому в себе есть духовная работа над собой, над своим микрокосмом (малым миром), который, по словам К. Циолковского, есть причина высшей любви, милосердия и разума. Не бойтесь познать дух в себе, ибо он не есть нечто потустороннее. Это более разумное и доброе «Я». В духовности душа богатеет за счет того, что человек отдает себя в любви, в труде, в служении (Мень, 1992). Придет время, и в авиации будут гордиться тем, что именно летчики первыми поняли, что есть у каждого свой Бог в душе, а это выше, чем типичное самомнение «каждый сам себе Соломон».
Идея пространства как психологическая проблема вселенского сознания
Наиболее новые идеи, касающиеся будущего человека, человеческого сообщества, живущего в мире, добре и в «индивидуальной инициативе», по Фромму, ученые связывают с духовным миром человека. Ни человек разумный, ни человек экономический пока не смогли отказаться от материального обогащения в пользу духовного удовлетворения. Сегодня гуманистическая психология, религиозная философия обвиняют просветителей ХVIII–ХIХ вв. в том, что благодаря их гуманистическим концепциям человека оторвали от Бога, поставили его в центр мироздания и тем самым нарушили гармонию Высшего Начала. Человек отдал свою любовь самому себе, власти, сделав наслаждение высшей целью, заполнив почти всю чувственную сферу сладострастием. Человек забыл, что он, хотя и дитя Земли, но гость в этом мире (Мень, 1992). Его постоянно преследует страх, и в противовес этому чувству он развил чувство власти. В этой связи Ницше приводит оригинальную иллюстрацию, считая, что в антагонизме с прошлым новое поколение, наслаждаясь критикой, проявляет первые плоды чувства власти (Ницше, 1992). Современный человек безнравственен, так как хочет зависеть только от себя. Он пассивен, духовно опустошен и абсолютно индифферентен, скорее подражателен, чем инициативен. По мнению датского мыслителя С. Кьеркегора, люди не добры, так как далеки от веры. Они так и не смогли в полной мере свершить душевное движение к смирению. Бессилие – не пустой звук, люди даже Бога побеждали своим бессилием. Мыслителей, выражавших сомнение в абсолютности добра как цели человечества, немало.
В настоящее время в интересах глобального преобразования людских сообществ гуманисты ставят новую цель: подчинить технику, экономику, иррациональные социальные силы (Фромм, 1990). Это новая человеческая утопия. Я же хочу сформулировать свою «авиационную утопию», смысл которой сводится к следующему. У человечества была мечта – подняться ввысь на аппарате тяжелее воздуха. Ее «сделали былью». И, если сегодня ставится задача создать истинное гуманистическое общество, то почему не увидеть в сообществе летающих людей достойных его граждан. К этому есть некоторые предпосылки. Летчик, как я пытался показать в этой книге,– это человек с совестью, которая, хотя и ведет его к жажде власти, но над собой. Его внутреннее «Я» как данная в духе свобода воплощается в других людях, его сознание настроено на вселенскую частоту. Летчик в качестве средства достижения высших целей представляет любовь и жизнелюбие. Самый большой порок в человеке – это гордыня, но и ее многие выдающиеся летчики постоянно усмиряли, исповедуя авиационный нравственный императив: чем выше поднимаемся, тем меньше мы кажемся людям, которые не умеют летать. Это удивительный психологический феномен духовной преемственности.
Конечно, это благое пожелание далеко не все способны исполнить. Попытаемся использовать необычный ракурс видения летного труда в целях поиска его духовных свойств, новых качеств сознания, которые не исключают человека из других миров, а сближают с ними. В свое время Л. Гумилев духовное стремление человека к общности идеалов со всеми людьми называл этнической доминантой (Гумилев, 1990). В этой связи и возникла передо мною задача найти пример, на котором можно было как-то показать особое свойство сознания летчика – быть в творческом поиске космогонической информации. В качестве примера я избрал идею Пространства.
Методологическим принципом системного анализа перехода теоретической мысли к практической реалии я выбрал принцип преемственности, придав ему специальное качество. В чем его суть? Чтобы познать или предугадать объективные процессы, всегда приходится опираться на имеющиеся знания и способы их получения. В этом случае принцип преемственности, в моем понимании, приобретает специальное качество, суть которого состоит в том, что именно оно дает возможность понять, что с предыдущими знаниями нового решения не достичь, т.е. преемственность рождает психологическую нужду, за которой последует новое знание. Попробую, опираясь на это «открытие» в логико-методологическом анализе явлений будущего, рассмотреть Пространство в практической области передвижения человека в воздушном океане. Психологическая сторона дела обычно сводится к пространственной ориентировке, так как вот уже более 80 лет из-за ее потери в воздухе ежегодно происходит 15–20% аварий и катастроф с гибелью тысяч людей. Физиологический монополизм на данную проблему привел к тому, что Пространство как одну из великих мировых идей свели к проблеме анализаторов. Вместе с тем ориентировка в пространстве включает умственные преобразования визуальной информации. Ориентировка человека, находящегося в самолете, космолете, требует активно направленного сознания на постоянную интеллектуальную оценку себя относительно соответствия своего движения в пространстве поставленной задаче.
В полете возникает противоречие между визуальными и инструментальными сигналами, между восприятием и мышлением. Причина – в подмене точки опоры, когда вектор динамической силы принимается человеком за земное притяжение. Физиологические ответы всех видов механорецепторов создают правдивую картину, которая входит в так называемый образ полета. Такова кратко практическая суть проблемы психологической трактовки пространственной ориентировки.
Однако, изучая летные аварии и катастрофы, богатую палитру пространственных иллюзий, психические состояния, которые испытывают летчики и космонавты, я пришел к выводу, что без высокого осмысления идеи Пространства сделать более безопасным труд людей, отрывающихся от Земли, будет трудно. Пространство – это ведь часть ноосферы, так как охватывает социальные устремления человека, идею религиозного преобразования бытия и даже греха, идею приблизиться к высшему Разуму.
Итак, вдумаемся в смысл и чувства человека, который покоряет пространство. Какова психология чувств покорителей?
Прежде всего, авиация придала таким абстрактным категориям, как «пространство» и «время», личностный смысл, именно эти категории для человека летающего превращаются в социальную ценность, ибо психологически включены в цель и средство деятельности. Пространство, по мнению летчиков и космонавтов, стало доступным. «В полете,– писал летчик Б. Еремин,– рождалось не иллюзорное, а вполне реальное чувство доступности любой точки земной поверхности в заданное время, крылья и мотор изменили реальность». (Еремин, 1987, с. 5). По мнению космонавта Г. Берегового, человечеству суждено было лишь работать на Земле, жить ему предстоит во Вселенной. Как видим, психологическая трансформация физической сути пространства для человека летающего есть интеллектуальный процесс осмысления и самоосознания себя как личности, как социальной ценности. Летчики и космонавты очеловечивают Пространство, называя его общим Домом. Пространство и время в полете – это информационная категория, имеющая глубокий социальный смысл: сохранение национальной безопасности страны, устранение причин катастрофических экологических ситуаций, общение планетян и т.д.
Таким образом, саму проблему Пространства мы можем обозначить как новую область исследований механизмов формирования планетарного сознания. Дело в том, что Небо над планетой едино. Поэтому авиация и космонавтика помогают гражданину любой страны в полете развивать в себе человеческое, нравственные потребности, понимание себя в другом. Эта профессия может служить способом накопления человеческого капитала, создавать, в понимании А. Сент-Экзюпери, Планету людей. Мне кажется, что подобный общий взгляд на проблему пространственной ориентировки, в ее частном виде в авиации, смог бы нас продвинуть в решении сугубо практических задач.
В этой связи хочу высказать еще одну свободную от традиций идею, связанную с воздействием Пространства на летчика. Известно, что кабина самолета представляет предметный мир в виде закодированных символов, характеризующих перемещение летательного аппарата, рычагов, ручек управления, включенных в операции и действия человека, и, наконец, информационную среду, в которой собственно и функционирует система «летчик–самолет». В данном случае предметный мир, окружающий летчика, есть не что иное, как усвоенное знание для управления самолетом. Поскольку вся информация закодирована, то психика в основном занята перекодированием знаковой информации в образные представления. Вот тут-то все и начинается. В образе все богаче, ярче, шире, а самое главное:
