(Это не сказка, не легенда, не миф, а какой-то новый, созданный автором жанр.)
Утверждено Советом Научно-исследовательского института крымскотатарской филологии, истории и культуры этносов Крыма ГБ ОУ ВО РК КИПУ имени Февзи Якубова. 27 октября 2023 г. Протокол № 10.
Рецензенты:
Щевелев С. С. – доктор исторических наук, профессор кафедры археологии и всеобщей истории исторического факультета института «Таврическая академия» КФУ им. В.И. Вернадского
Гуркин В.Г. – доктор культурологии, профессор Ульяновского государственного технического университета.
Иванов В.А. – кандидат исторических наук, доцент кафедры философии, культурологи и гуманитарных дисциплин Крымского университета культуры, искусств и туризма.
Художник: Рустем Ваапов.
Автор:
Поляков Владимир Евгеньевич – доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории ГБОУВО РК КИПУ имени Февзи Якубова.
© ООО «ИПЦ «Маска», 2024
© В.Е. Поляков, 2024
Альчики – кость овцы, барана или другого мелкого рогатого скота, используемая в Средней Азии для азартных игр.
Ашики – тоже самое, что и альчики, но у крымских татар.
Арык – гидротехническое сооружение в виде небольшого оросительного канала.
Барак – временное, быстровозводимое, дешёвое жилое здание, лёгкое здание из дерева или камня для содержания войск, рабочих, заключенных и больных.
ГУЛАГ – (здесь) места заключения.
Дувал – глинобитный забор в Средней Азии.
Кардашим – мой брат (крымскотатарский).
Оджапче – учительница (крымскотатарский).
Сагълыкъненъ калынъыз! – До свидания! (крымскотатарский).
Тарантайка – производное от тарантас. Четырёхколёсная повозка на длинной продольной раме, что уменьшает дорожную тряску.
Тимуровцы – члены неформальной детской организации, которые тайно помогают людям.
Трудармия – трудовая армия. Невоенизированное формирование, в котором использовался принудительный труд людей по тем или иным признакам считавшимися неблагонадежными.
Чаир – сад в крымских горах, луг.
Предложенный читателю материал – это не сказка, не легенда, не миф, а какой-то новый, созданный автором жанр.
Через историю одной семьи мы возвращаемся в XIX век и узнаем о тайнах пушкинского талисмана; XX век представлен драматичными страницами депортации народов Крыма; наш XX I век выносит на первый план проблемы экологии.
Всё это запечатлено глазами пытливого, неравнодушного человека, который на всю жизнь сохранил любовь к родному краю и живым, доступным, образным языком рассказал о горах, реках и самое главное людях своего Крыма.
Неизменный герой всех его истории – ребенок. Это либо сам автор, либо его отец, либо уже внук. Меняются обстоятельства, но не меняются люди, которые искренне любят родную землю. Эта генетическая цепочка от неведомого нам Садука Туршу, который когда-то построил в селе колодец; через Симу Бобовича, подаренный которым перстень, стал талисманом самого Пушкина; «Сталинского сокола» Джени Полякова, который в родном селе почистил колодец; его сына Владимира и, наконец, его внука Илюши – наглядный пример неразрывности духовной связи поколений.
Неординарна судьба и самого автора. Родился в Бухаресте, детские годы провёл в Киргизии, Узбекистане, Туркмении и только после демобилизации из рядов военно воздушных сил своего отца возвращается в родной Крым. После окончания автодорожного института увлеченно работает механиком, главным инженером крупного автохозяйства, но окончательно находит себя в качестве преподавателя автотранспортного техникума. Одним из первых он успешно применяет деловые игры, создаёт музей истории техникума, становится известным в Крыму краеведом, писателем.
Затем новый поворот в судьбе: в сорок восемь лет он становится директором обычной общеобразовательной школы на городской окраине Симферополя. Впрочем, обычной ей пришлось оставаться недолго, вскоре на крымском телевидении стали рассказывать о проходящих в школе балах в дворянском собрании, на которых ученики в гусарских костюмах, фраках, школьницы и их учителя в нарядных вечерних платьях, сам директор во фраке…Танцуют собравшиеся только вальсы, полонезы, мазурки… Звучит живая классическая музыка в исполнении не только лучших музыкантов Крыма, но и самих школьников. Такие балы, на которых нет зрителей, а есть только участники, Владимир Поляков дает ежегодно вот уже 13 лет.
Постоянно учится и сам директор: он успешно защищает диссертацию, и становится кандидатом исторических наук. Уникальный случай! В обычной общеобразовательной школе с 2004 по 2008 год кандидатами наук становятся сразу три сотрудника: по истории, по биологии, по психологии.
Общение с детьми, увлечение краеведением, изучение крымскотатарского, турецкого языков привело к тому, что Владимир Поляков создал новый жанр эколого-этнографической легенды, в которой правда и вымысел переплетены так органично, что порой их невозможно отличить.
И хотя география описанных событий представлена рамками крымского полуострова, но события, о которых, где с болью, где с любовью пишет автор, происходят везде: и в моей Грузии, и в Хибинах и на Дальнем Востоке… и потому будут интересны любому читателю.
Хочется верить, что «Душа Крыма» не останется незамеченной и найдёт свой отклик в душах всех, кто соприкоснется с этой книгой.
Почётный академик Российской Академии Образования,
доктор психологии, профессор
Амонашвили Шалва Александрович
На фото Шалва Амоношвили и Владимир Поляков
Новое назначение Евгений воспринял со смешанным чувством. Была и откровенная радость по поводу полученного очередного звания, манила и высокая должность заместителя командира авиационной дивизии, но было и чувство потери чего-то важного. Предстояло уйти из полка, в котором прошла почти вся его воинская служба. Молодым штурманом в 1936 году он пришёл в формирующийся авиаполк и вот спустя двенадцать лет покидал его в должности заместителем командира.
Новое место службы – утопающий в зелени узбекский городок Чирчик – по сравнению с высокогорным Памиром показался раем. В первый же выходной, верный многолетней привычке, Евгений отправился побродить с ружьём по окрестным местам. Бродя вдоль арыков, он старался забыть вчерашний неприятный инцидент на торжественном собрании, посвященном 35-летию Октябрьской революции. Казалось, ничто не предвещало беды. В армии торжественное собрание событие не ординарное. Именно там зачитывают приказы о присвоении очередных воинских званий, вручают награды. Форма одежды в таких случаях парадная, офицеры при орденах. Вот из-за них всё и произошло.
Выступавший с приветственным словом полковник, из политотдела воздушной армии, неожиданно уперся взглядом в сидящего в первом ряду незнакомого ему подполковника. Он гневно заговорил о потери бдительности, об утрате классового чутья, о том, что в дивизии, оказывается, есть офицеры, которые носят фашистские награды отщепенца Тито.
Перепуганный начальник политотдела объяснил ничего не понимающему Евгению, что пока он переезжал из Оша в Чирчик, поступила директива Главного политуправления, по которой рекомендовалось всем офицерам «добровольно» сдать югославские награды. В присутствии гостя и начальника особого отдела, орден, вручённый в Белграде самим Тито, пришлось сдать. Выйдя из Дома офицеров Евгений сорвал с мундира румынскую и болгарскую медали и сгоряча зашвырнул их в арык.
Солнце уже спряталось за отрогами гор, когда на окраине Чирчика Евгений увидел странные сооружения, которые своей архитектурой совершенно не вписывались в среднеазиатский пейзаж. Что-то подобное он уже видел на Дальнем Востоке – это были бараки ГУЛАГа. Разница состояла лишь в том, что тут не было часовых и колючей проволоки.
Евгений уже собирался свернуть на ведущую к городу тропинку, как вдруг услышал что-то удивительно знакомое, родное. Поражённый, он замер, устремившись взором к бараку. Сомнений не было, какая-то женщина, баюкая ребенка, пела на крымскотатарском языке.
Евгений прислонился к дувалу и судорожно закурил, жадно вслушиваясь в слова песни. Когда-то в детстве он даже не задумывался над тем, какой язык ему ближе: русский или татарский? Дома говорили на русском, на улице, в поле – на татарском. В школе? Даже трудно сказать на каком, так как эти два языка жили вместе так органично, что никто не задумывался над тем, на каком языке говорит он сам или его собеседник.
Последний раз Евгений слышал его перед самой войной, когда сразу после финской он ненадолго приехал в село к матери. Его «сталинского сокола» всеобщего любимца «Дженечку» едва ли не силой втаскивали в каждый дом. Все хотели угостить, послушать о том, что он видел, где бывал. Отвечать на многочисленные вопросы было не просто. После того как их полк перелетел из Быхова в Пинск, то есть из Советской Белоруссии в «панскую Польшу» Евгений был поражён той пропастью, которая разделяла эти страны. Это у них ломились от продуктов магазины, а от обилия и дешевизны товаров на базаре, голова шла кругом. В Вильно, так тогда назывался Вильнюс, которому только предстояло стать уже не польским городом, а столицей Советской Литвы Евгений был потрясен теми коммунальными благами, которые окружали людей в городских квартирах: теплый туалет, горячая вода, газ… Но более всего его изумила электрическая лампочка в коридоре, которая сама загоралась, когда входишь и выключалась, как только входишь в комнату. Случайно узнав о том, сколько денег получают польские летчики, он, считавший себя до этого очень обеспеченным человеком, был в шоке. Ничего этого он, естественно, не рассказывал своим «невыездным землякам», которые, как и все жители сел и деревень Советского Союза не имели паспортов, и потому не имели права покинуть своё место жительства.
Песня лилась и лилась, теребя Душу, которая стремилась туда в барак, к тем людям, которые говорили на языке его Родины. Душа рвалась к его землякам, а Разум подсказывал, что если он войдет в барак, то уже завтра об этом будут знать в особом отделе и последствия могут быть такими, что полетят не только пагоны, но и голова.
Евгений курил и курил, как вдруг увидел, именно увидел, а не почувствовал, что его Душа вдруг отделилась от его тела и направилась прямо к бараку. Она шла на песню, как когда-то он возвращался на свой аэродром на какую-нибудь мелодию по радиокомпасу.
Вышедшая из барака женщина испуганно вскликнула, увидев направляющегося к ней военного с ружьём на плече. Приветствие на татарском языке изумило и успокоило. В вечерних сумерках фигура незнакомца немного расплывалась в воздухе. Душа вошла в барак. Он был переполнен детьми, старухами, стариками. Женщины что-то готовили, стирали… Евгений шел по проходу и спрашивал: «Ханышкойдан бармы?» «Бар! Бар!» — удивленно ответили ему в одном углу, теряясь в догадках, кто этот странный человек с ружьем. Душа Евгений свернула на голос. На импровизированной постели он увидел женщину – это была ближайшая подруга матери его первая учительница – оджапче Айше.