Владимир Овчинский
Иностранные боевики-террористы. Иногда они возвращаются
Образовательный уровень и профили занятости европейских джихадистов
Почти 40 % джихадистов были безработными. Только 28 % были трудоустроены. Из них подавляющее большинство было занято физическим трудом в строительстве, на транспорте и в городском хозяйстве.
Пока не удалось получить достоверных фактических сведений о том, что в число активных действующих джихадистов входят в государствах ЕС люди с высшим образованием или занятые в высокотехнологичных отраслях экономики. Ни одного подобного случая ни правоохранительными органами государств ЕС, ни Европолом установлено не было. Возможно, некоторые из них являются сочувствующими или выполняли когда-либо для террористов работу по бизнес-модели «преступление как услуга», но ни одного документально установленного случая такого рода по состоянию на 2018 г., когда опубликованы доклады, установлено не было.
Европейский джихадизм по-прежнему остается уделом преимущественно безработных и лиц, занятых физическим трудом или малопрестижными работами.
Данные Европола говорят о том, что в составе нелегальных мигрантов, хотя и невелика, но имеется – не более 10 % – доля лиц с высшим образованием или занятых в технологических и высокотехнологических секторах экономик. Однако учитывая, что общая численность нелегальных мигрантов в государствах ЕС в 2017 г. составляла более 1 млн. человек, угроза прихода в джихадизм людей, обладающих профессиональными знаниями и навыками в сфере высоких технологий, потенциально является опасной. При этом пока достоверных подтверждений этого процесса нет.
Что касается джихадистов, которые имели за плечами тюремные сроки, не связанные с террористической деятельностью, то доля безработных среди них еще выше, а именно 52 %.
В противовес многим научным и медийным публикациям, европейские джихадисты и террористы плохо образованы. Менее 10 % имеют среднее образование. Только 2 %, по которым существуют данные, закончили бакалавриаты европейских учебных заведений. Что же касается террористов с криминальным прошлым, то высшего образования не имел ни один из них, а среднее в полном объеме получили только 5 %.
Эти данные существенно расходятся с выводами большинства докладов, в которых на первый план выдвигалась идейная основа терроризма, побуждающего граждан государств ЕС с нормальным среднеевроепейским уровнем образования идти в террористы. Европейские джихадисты – это относительно молодые, но не юные, граждане, многие из которых имеют криминальный опыт и лишь единицы получили среднее образование.
Как финансируется европейский джихадизм?
Казалось бы, низкий образовательный уровень и отсутствие серьезных профессиональных навыков предполагают, что европейские джихадисты склонны финансировать свою террористическую активность за счет нелегальных и преступных источников. В академических исследованиях неоднократно высказывались предположения о все большем слиянии традиционной преступности с джихадизмом в части финансирования терроризма.
Однако, похоже, в реальности дела обстоят иначе. Европейский джихад финансируется из различных, но по большому счету легальных источников. Более того, выяснилось, что преступники-джихадисты, т. е. джихадисты, имевшие за плечами судебные сроки, связанные с традиционной преступностью, становясь джихадистами, стараются финансировать свою деятельность за счет легальных средств. Наибольшую группу составляют джихадисты, которые обеспечили свое существование и соответственно террористическую деятельность либо за счет зарплаты, либо, (в 16 %) пособием по безработице. Другая группа (примерно 10 %) старались поддерживать свою жизнедеятельность и террористическую активность за счет комбинации пособий по безработице и поступлений от различных благотворительных организаций, в том числе неисламской направленности. Не более 1/5 джихад истов жили и осуществляли деятельность полностью или частично за счет преступных доходов. И только ничтожно малое число джихадистов жили и вели свою противозаконную деятельность исключительно за счет преступных источников. Они включают в себя торговлю людьми, наркотиками и контрабанду сигарет.
В целом можно говорить о том, что большая часть европейских джихадистов отторгается традиционной организованной преступностью.
Происходит это не по каким-то идейным соображениям, а по голому расчету. По оценке организованной преступности, сочувствующие джихадистам, а тем более сами джихадисты – боевики, входят в группы с неприемлемо высоким уровнем риска разоблачения со стороны полиции, и потому являются токсичными для европейских ОПГ.
Случаются, правда, исключения. В 2017 г. была выявлена, а затем арестована группа из 10 человек, которая использовала смесь легальных и незаконно полученных средств для финансирования террористической деятельности. Парадоксальным образом все 10 человек участвовали с одной стороны в насильственных грабежах, а с другой – получали пособия от германского государства по линии социального обеспечения и дополнительные средства на профессиональную переподготовку.
В 2013–2015 гг. ни один гражданин государств ЕС, арестованный по джихадистским статьям, не входил в состав известных в соответствующих странах организованных преступных группировок. Если джихадисты использовали незаконные средства, то добывались они в рамках низкоуровневой уличной преступности. Более того, можно сделать вывод, чем крупнее и диверсифицированнее бизнес ОПГ, чем более продвинутые технические средства они используют, тем больше они чураются даже кратковременных контактов с джихадистами. Даже во время миграционного европейского кризиса 2015–2016 гг. ОПГ, особенно в исторических государствах ЕС – Австрии, Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Испании, – занимаясь нелегальным транзитом беженцев, стремились избегать связей с джихадистами. Европейские ОПГ для обеспечения транзита взаимодействовали с оборотнями из турецких, сирийских и иных разведывательных и дипломатических органов, но не с джихадистами.
Слишком часто джихадисты в Европе проваливаются, а это смертельно опасно для преступного бизнеса с огромными оборотами.
Как европейский джихад обращается к радикальной идеологии
Впервые тема мотивации терроризма была поставлена в центр обсуждения работников правоохранительных органов и исследователей после взрывов в Мадриде в 2004 г., совершенных ячейкой Аль-Каиды. Особенно эта тема обострилась после известных террористических актов в Бельгии и во Франции. Господствующей точкой зрения является, что главным в мотивации для вступления в террористическую группу и осуществления террористических актов является идеология, а в случае джихадизма – воинственный радикальный ислам. По мнению большинства наиболее известных и авторитетных мусульманских богословов, джихадизм сам по себе базируется не на исламском вероучении, а на версии исламизма, специально приспособленной для целей политического насилия и психологической манипуляции, предполагающей фанатичное принятие идеологии.
Имеющиеся в докладах данные при всей недостаточности выборки, свидетельствуют о том, что идеологическое обоснование джихадизма является
далеко не единственным, а возможно даже не главным. Факторы, подпитывающие или провоцирующие радикализацию в форме джихадизма, могут быть вызваны и вызываются не только идеологическими, но и личными проблемами, а также социально-адаптационными факторами.
Определенную роль в радикализации сторонников ИГИЛ и других террористических организаций играют родственные связи. Полученные результаты совпадают с данными исследователей из Канады и Германии. Более чем в 1/4 случаев радикализация была спровоцирована либо семьей, либо ближайшими друзьями. Более чем в половине случаев, друзья джихадистов были либо причастны, либо хорошо знали об их террористической деятельности: хотя бы один член семьи террориста либо участвовал в террористической организации, либо содействовали террористу в его деятельности, не выходя на других членов его организации. Соответственно это означает, что как минимум в половине случаев джихадизма терроризм оказывается семейным занятием.
Фактически это означает, что подавляющая часть джихадистов была инфицирована радикальной версией ислама именно в родственно-семейной среде. По сути, их обращение произошло внутри диаспоры. В большинстве европейских стран в последние 20 лет наблюдается стремительный процесс самозамыкания этноконфессиональных групп в самодостаточные диаспоры, стремящиеся полностью сохранить свою культурную идентичность и существовать как фрагменты привычного мира в чуждой европейской реальности.
В противовес бытующему мнению об эффективности рекрутерской работы для вовлечения в джихад, данные исследования показывают иную картину. Лишь 8 % террористов-джихадистов стали таковыми в результате усилий активных рекрутеров, в том числе чуть более 5 % – в результате работы в мусульманских диаспорах в государствах ЕС, и всего менее Ъ% по итогам интернет-рекрутинга. Роль наставников, якобы оказывающих огромное влияние на радикализацию будущих джихадистов, подробно и детально была расписана в большом числе публикаций. Однако фактически это не так. Анализ показывают, что только каждый десятый европейский джихадист – это новообращенный в радикальный ислам, который стал таковым в результате разрыва своих прежних социальных связей и перехода в новое культурное поле. Каждый десятый – это на удивление малая доля. Радикальный ислам в государствах ЕС это, по-прежнему, в подавляющей части не результат обращения в радикальную идеологию граждан ЕС и особенно с рождения, а следствие существования замкнутых на себя радикальноисламистских общин, появившихся в Европе только в XXI веке в результате политики мультикультурализма. В этих общинах молодым людям практически невозможно отделить друг от друга друзей, родственников и старейшин. Диаспора, организованная вокруг мечетей, это – полностью замкнутый мир, который скорее представляется родосемейной структурой, нежели типичным европейским меньшинством.
В 45 % радикализация была спровоцирована жизнью в территориально локализованной общине, а не онлайн рекрутингом, который играл вспомогательную роль.
Наряду с соседской общиной, как уже отмечалось, второй точкой сбора и местом интоксикации стала тюрьма. Более 46 % лиц, которые находились в тюрьме, где установили контакты с радикальными экстремистами, поддерживали этот контакт и после выхода из тюрьмы. 54 % впервые познакомились с радикальной идеологией и заинтересовались ей именно в местах отбывания наказания. Не менее 30 % отметили, что стали разделять радикальную идеологию не по идейным, а по вполне материальным причинам. Исламисты в тюрьмах имели гораздо лучшую, чем другие заключенные систему поддержки с воли, включая не только продуктовые и табачные посылки, но и помощь родственникам попавших в заключение людей, и адвокатскую поддержку заключенным. При том, что ОПТ по возможности минимизирует любые контакты с джихадистами, именно тюрьмы по-прежнему продолжают играть заметную роль в качестве места, где преступники принимают для себя решение перейти к политическому насилию и присоединиться к джихадизму.
По крайней мере, с 2004 г., т. е. после мадридских взрывов, в Европе ведутся острые дебаты о происхождении джихадистского терроризма. В настоящее время общепринятым стало мнение, что подавляющее большинство европейских террористов являются доморощенными, т. е. гражданами той страны, где они совершают джихад, либо же являются гражданами ЕС.
Европейский кризис мигрантов 2014–2016 гг., а также сведения Европола о том, что ИГИЛ в рамках нелегального антропотока удалось контрабандой вернуть в Европу значительную часть европейских джихадистов, способствовали возобновлению острых дебатов о происхождении европейского джихада.
Выходя за рамки упрощенного, ошибочного и расистского заявления «все беженцы являются террористами» некоторые авторитетные исследователи и практики, а также офицеры правоохранительных органов различных стран сделали вывод, что происходит замещение доморощенных джихадистов радикальными исламистами с Ближнего и Среднего Востока. Более того, стала высказываться точка зрения, что процесс замещения доморощенных террористов импортными является не только европейской и более того, не только западной, чертой, а характерна для терроризма в целом, включая евразийское измерение.
Беспрецедентный рост глобальной транспортной доступности, превращение планеты в единую телекоммуникационную сеть, а также скачкообразный рост легальных и нелегальных антропотоков привел ряд исследователей и даже представителей официальных органов к позиции, согласно которой разделение терроризма на доморощенный и транснациональный больше невозможно. Согласно этой точке зрения, весь современный терроризм в форме экстремистского ислама или джихадизма носит трансграничный характер.
Действительно, следы такой трансконтинентальной взаимосвязи несложно найти при анализе современных сетей джихадизма. В них, как важный элемент, присутствуют люди, мотивированные на нанесение удара по Европе или США, как ответ на спровоцированный, по их мнению, извне конфликт на Ближнем Востоке.
Тем не менее авторы докладов, принимая во внимание транснациональный и трансконтинентальный аспекты европейского джихада, и признавая необходимость глобального видения, решили более тщательно изучить страны происхождения террористов в рамках того набора данных, который является на сегодняшний день единственной, достоверно подтвержденной базой данных по европейскому джихаду.
Имеющиеся данные показывают, что 73 % террористов провели большую часть жизни в рамках ЕС. Это позволяет сделать вывод, что терроризм в Европе не является побочным продуктом миграционного кризиса. Европейский джихадизм по-прежнему остается доморощенным явлением, так как террористы, арестованные, убитые или высланные из ЕС, жили в государствах Евросоюза задолго до того, как примкнули к террористическому подполью и начали экстремистскую карьеру.
Доля тех, кто провел большую часть жизни в ЕС, еще выше среди преступников, ставших террористами. Таковых 86 %. В общем и целом, 51 % джихадистов родились и всю жизнь прожили в странах ЕС. Еще больше – 72 % – являются гражданами ЕС и прожили в государствах ЕС не менее 10 лет. В эту группу входит подгруппа, составляющая 9 % лиц с двойным гражданством. Все они приходятся на французских алжирцев и марокканских испанцев. Данные также показывают, что 11 % джихадистов составляют натурализованные мигранты в первом поколении. Последняя большая категория – это граждане государств, не входящих в ЕС, не рожденных в ЕС, не получавших гражданства ЕС и не живших более 3 мес. в ЕС. Эта группа включает всего 17 %.
Опираясь на эти данные, авторы докладов приходят к выводу, что европейский джихад по своей природе является доморощенным, базирующимся на европейских маргиналах, людях с деструктивными наклонностями или биографией, а также проблемами в личной и профессиональной судьбе. При этом авторы докладов не отрицают вклада в джихад лиц, которые лишь недавно натурализовались в ЕС, а также иностранцев, прибывающих в ЕС исключительно для совершения терактов.
С 2015 г., когда началась гражданская война в Сирии, проблема иностранных боевиков или отдельных лиц, отправляющихся на ближневосточный театр боевых действий, стала одним из важнейших факторов, обуславливающих интенсивность этой гражданской войны. Практически все отправившиеся из государств ЕС на Ближний Восток джихадисты или сочувствующие радикальному исламу оказались, в конечном счете, либо в рядах ИГИЛ, либо Аль-Нусры – сирийского филиала Аль-Каиды.
Европейские исследователи и СМИ логично предположили, что рано или поздно значительная часть джихадистов, получивших боевое крещение в Сирии и Ираке, вернутся в ЕС и радикализируют джихадистское подполье и европейскую сеть сторонников радикального ислама. Эта сеть отличается отджихадистского подполья, легально существуя в государствах ЕС. Это существование обусловлено тем, что опорными точками сети являются мечети (хотя далеко не все), расположенные в государствах ЕС, и проповедующие там радикальные версии ислама муллы и шейхи.
Из общего числа изученных джихадистов 26 % до ареста, смерти в результате террористической атаки или высылки за пределы ЕС имели опыт участия в боевых действиях на Ближнем Востоке, прежде всего в Сирии и в меньшей степени – в Ираке. В основном это были мужчины. Их средний возраст составлял 26,4 года, что примерно на 4 года меньше, чем средний показатель по всем джихадистам. Самая большая когорта участников боевых действий в Сирии была из Франции.
Из числа бойцов 36 % имели криминальную историю до ареста. Большинство из этих бойцов начинали как мелкие преступники, занимаясь в основном кражами. Лишь 5 % бойцов до участия в боевых действиях совершили тяжкие преступления, включая вооруженные грабежи, незаконную торговлю оружием и наркотиками, но опять же в основном в составе небольших банд, а не мощных ОПГ.
С одной стороны, европейский джихад, несмотря на все обстоятельства, остается по критерию происхождения преимущественно доморощенным феноменом. С другой стороны, джихадизм, несомненно, носит глобальный трансграничный характер. Это выражается в значительном числе граждан государств ЕС, принявших участие в боевых действиях на Ближнем Востоке на стороне террористов.
Фактически можно говорить о том, что не ближневосточные сети являются донорами европейского джихада, а, напротив, европейское радикальное подполье является источником пополнения бойцов для джихадистских военных и регулярных подразделений на Ближнем и Среднем Востоке.
Является ли европейский джихадист одиночкой?
Тем не менее, учитывая переход ИГИЛ к бесструктурному управлению, когда центр не организует ячейки джихадистов, а призывает всех и каждого сочувствующего внести свой посильный вклад в осуществление террористических акций, авторы докладов считали необходимым установить, действительно ли европейски джихадизм меняет лицо, либо по-прежнему он остается уделом «одиноких волков». В этих целях авторы особо тщательно проанализировали данные по террористам, которые были арестованы в ходе конкретных дел, а не в процессе масштабных контртеррористических акций. Следует отметить, что среди террористов, совершивших реальные масштабные террористические акции не было ни одного одиночки. Все подобные акции совершались сплоченными группами в составе 7 и более человек.
В то же время, согласно данным выборки, 29 % террористов были арестованы исключительно за одиночные действия. Это может свидетельствовать о двух противоположных обстоятельствах. Либо они действительно осуществляли противозаконные действия в одиночку, либо, несмотря на все усилия правоохранительных органов, так и не сдали никого из своих подельников. Последующие исследования показали, что среди 30 % указанных террористов были осведомлены о характере деятельности террористов. Более того, в 40 % случаях близкие друзья террористов сами не участвовали в подобного рода деятельности, но знали или догадывались о вовлеченности в терроризм своих друзей.
Основываясь на данных обстоятельствах, авторы докладов полагают, что европейский джихад более не является исключительно сферой действия «одиноких волков». В то же время факты говорят о следующем. Если раньше Аль-Каида и на первом этапе ИГИЛ старались самостоятельно разворачивать инфраструктуру материально-технического снабжения терроризма в том или ином регионе, а конкретно, в Европе, то сегодня политика изменилась. По крайней мере, ИГИЛ перешло к бесструктурному управлению. Это означает, что террористы и им сочувствующие должны вести свою деятельность на основе самофинансирования не только изыскивая ресурсы, но и обеспечивая сами себя инструментами для проведения террористических актов. Эти акции, по мнению ИГИЛ, должны осуществляться не в результате сложных многофункциональных операций специально подготовленных групп, а в результате инициативы небольших команд – от 3–5 до максимум 10 человек. Есть основания полагать, что в ближайшие годы вместо сложных в управленческом и логистическом аспектах операций, типа террористических нападений на аэропорты, стадионы, правительственные здания и т. п., носящие по очевидным причинам разовый характер, упор будет делаться на своего рода низкоуровневый доморощенный терроризм. Например, джихадист, работающий водителем-дальнобойщиком, будет использовать свой автомобиль для террористического акта в виде наезда на толпу, а сочувствующий радикальному исламу рабочий станции водоснабжения вполне может отравить не десятки и сотни, а тысячи человек.
Наиболее вероятным в ближайшем будущем авторы докладов считают терроризм малых групп, когда орудием террора выступает не взрывчатка, пулеметы и ракеты, а вполне повседневные средства повышенной опасности – от автомобиля до дрона, от яда до ножа.
