В этом же духе написаны и остальные сцены из быта фабричных. Единственное достоинство подобного рода сцен – образность слога[3].
Образный, живой язык вообще составляет положительное достоинство произведений Горбунова. Подобно большинству беллетристов «молодой редакции Москвитянина», Горбунов в высшей степени ревностно изучал народные говоры и разговорную народную речь, изучал стилистические особенности языка различных общественных групп. В области языка он был редким знатоком… Он в совершенстве даже изучил язык старинных памятников русской литературы. С замечательным искусством умел подделывать под стили посланий, грамоты и челобитных XVII и XVIII столетий… Известно, например, что сочиненное им «Письмо из Эмса» московского боярина XVII ст. ввело в заблуждение присяжного ученого: один специалист в области старинной письменности, признавая подлинность письма, недоумевал только, каким образом боярин XVII ст. мог знать о существовании рулетки.
Но пристрастие к стильности все-таки отразилось на таланте Горбунова, зачастую оно не знало границ, зачастую вырождалось в погоню за очень искусственными эффектами[4]. В этом пристрастии сказывалась склонность Горбунова изображать явления жизни с чисто внешней, «казовой» стороны.