Владимир Михайлов
Среди звёзд
И вот он остался один. Настолько один, что вообще человек такого перенести не может. Не то чтобы он оказался в одиночестве; одиночество есть повод для высоких переживаний и размышлений, которые тем более приятны, что человек знает: стоит ему захотеть, стоит ему поднатужиться и стукнуть клювиком – и скорлупа, им же самим созданная, расколется, и его со всех сторон окружают люди, которых он если и не видел, то лишь потому, что видеть не хотел. Такое одиночество бывает даже полезно время от времени; так полезен бывает голод, тоже время от времени, чтобы очиститься от излишеств и привести организм в порядок. Но все-таки человек, как правило, должен кушать, иначе помрет. И должен жить с людьми, не то опять-таки помрет или рехнется. Таково одиночество на Земле.
Здесь же не было одиночества, здесь Круг просто оказался один. Существовал большой мир, и в мире Круг, как небольшая величина – единичка, одна из несчетного множества. Но вот произошло нечто, и эту единицу вынесли за скобки. Мир остался в скобках, а Круг – за ними, один. О Вселенной нельзя сказать, что она одинока: она просто одна, одна-единственная, и если бы ей захотелось, скажем, перемолвиться словечком с другой Вселенной, то она не смогла бы сделать это потому лишь, что другой нет и быть не может. Именно так и Круг остался один. Но Вселенная мирится с таким порядком, а человек не в состоянии.
Человек не может быть один. Но если он не умер в тот миг, когда понял, что с ним стряслось, то на какое-то время он сам уподобится небольшой вселенной. Он перестанет быть один. В каждом человеке уживаются двое разных, а то и не только двое, а больше. В обычной обстановке эти сосуществленцы живут, как сказал бы физик, по некоторой равнодействующей, поскольку человек постоянно общается с другими людьми, и для того, чтобы общение это было возможно, он не должен сегодня намного отличаться от себя вчерашнего, а завтра должен будет сохранить основные черты себя сегодняшнего. Но то – в нормальных условиях. Круг же оказался вне этих условий, и вообще вне всего. Кроме разве что…
Но по порядку. Порядок же требует начать с начала – с детства. В нежном возрасте Круг, как все мы, любил хвататься за что попало, ибо с этого начинается познание мира. Сперва он тащил все в рот, однако это не оказало заметного влияния на его дальнейшую судьбу. Но несколько позже он основательно обжег руку, когда его заинтересовал вопрос: будет ли он светиться, как лампа, если сам подключится к сети. Результат эксперимента запомнился навсегда. Это было первым знакомством Круга с электротехникой, и благодаря этому знакомству он на всю жизнь сохранил отвращение к сильным токам, и, естественно, сделался слаботочником. Естественно – потому что вся семья его состояла из электротехников, и все предки его были электротехниками, и предки предков – тоже, если не брать в расчет какой-то боковой линии, где кто-то унизился до электрохимии. Впрочем, и там электрохимией занимались преимущественно представительницы квазислабого и абсолютно прекрасного пола, троюродные и четвероюродные сестрички, которых родней никто не считает. Тем более что они рассеялись по всему свету, а одну из них судьба занесла даже на Эвридику. Эта планета обращается вокруг желтенькой звезды, находящейся в шести с небольшим парсеках от нашей Солнечной системы; звезду можно наблюдать простым глазом, но никто, кроме специалистов, этим не занимается: очень уж она тускла. Однако Эвридика оказалась пригодной для колонизации, и на ней стали жить люди, а для того, чтобы они там жили, им приходилось многое доставлять с Земли, и время от времени на Эвридику уходили звездолеты.
Что касается звездолетов, то ни один из них не может обойтись без электротехников по сетям слабого тока. Круг как раз и был слаботочником. Специальность эта обычно скрывается под индексом СК-67, что, во-первых, означает «шестьдесят седьмая специальность космонавта», а во-вторых, – что прошли времена, когда один или пять человек могли вести и обслуживать корабль. Теперь пятерым не дали бы даже простой трансорбитальник, не говоря уже о кораблях класса «Альфа-Н» и «Бета-Н», для которых орбита Плутона была чем-то вроде пригородной станции – последней в дачном поясе.
«Ньютон», где Круг заведовал сетями трех верхних палуб, принадлежал именно к классу «Бета-Н», то есть был звездолетом, снабженным для передвижения в обычном пространстве фотонным двигателем, в то время как корабли «Альфа» имели диагравионный мотор. Кроме того, разница между классами заключалась еще и в том, что «Альфы», разогнавшись и вырвавшись в надпространство (в котором совершают большую часть пути, на что, кстати, указывает литера «Н» в обозначении класса), могли идти в нем неопределенно долгое время, и возникали вновь в трехмерном пространстве уже вблизи конечного пункта их маршрута, в то время как «Беты» и «Ньютон» в том числе должны были выходить из надпространства, пройдя расстояние, соответствующее одному парсеку, если считать единицами, принятыми в трех измерениях, и производить перезарядку реактора, дававшего энергию для надпространственного полета. На них стоял один такой реактор, а на «Альфах» – два. Не потому, чтобы кто-то поскупился; просто «Беты» проектировались не для надпространства, их приспособили потом: их было довольно много, «Альф» же пока лишь единицы. Так что на пути между Землей и Эвридикой приходилось сделать шесть таких выходов, шесть станций: вынырнуть, перезарядить реактор, разогнаться на фотонном двигателе и опять уйти в надпространство. Вот, наверное, и все, что стоит знать, чтобы представить дальнейшее.
Откровенно говоря, и эти подробности были, наверное, ни к чему. Но Кругу сейчас хотелось вспомнить все с самого начала, обязательно с самого начала. С момента, когда он остался один, исчезла та равнодействующая, которой до сих пор удовлетворялись все Круги, жившие в нем. Теперь же они обособились, и каждый захотел жить сам по себе в той вселенной, имя которой было – электротехник по слабым токам Круг. И вот одному из них захотелось вспомнить все с самого начала. То ли он хотел сохранить верность традиции, по которой человек, глядя в выразительное лицо смерти, обязан восстановить в памяти всю биографию, то ли (и это, пожалуй, вернее) его побуждало вспоминать сознание того, что обращение к памяти даст ему возможность не думать о настоящем. А думать о настоящем ему очень не хотелось. Так или иначе, он пытался властвовать, удерживая остальных, и вот добрался уже до факта, что «Ньютон», на котором он летал, шел на Эвридику и недавно сделал одну из шести неизбежных остановок, выйдя в то милое пространство, в котором существуют звезды.
Вот звезд не следовало касаться. Круг-биограф понял это слишком поздно: звезды не находились в его ведении, ими занимался Круг-аналитик. И он немедленно воспользовался удобным случаем для того, чтобы повысить голос и привлечь всеобщее внимание.
Круг-аналитик начал с того, что призвал не слушать этого болтуна, лепечущего что-то о предках, стенных контактах и классах кораблей. И об Эвридике в придачу. Какая разница, куда шел корабль: к Эвридике или еще куда-нибудь? Не надо позволять страху овладевать собой. Надо трезво и беспристрастно взглянуть на создавшееся положение. Этот дешевый, наигранный тон храбрящегося, но на самом деле смертельно напуганного человека никому не нужен. Нужна оценка ситуации. Она не в нашу пользу, да. Но это еще не значит, что можно сложить руки и умирать.
Положение таково: здесь – обычный мир, пространство трех измерений. В нем действительно сияют звезды. Но они – далеко, и сейчас ни к чему. Кроме звезд, в этом пространстве существует корабль. Тот самый «Ньютон». Он близко. Он виден. И еще в этом пространстве есть человек. Электрик Круг. Закованный в тяжелый скваммер, он висит в пустоте, как самостоятельное, независимое, единственное в своем роде небесное тело. Но, поскольку существовать самостоятельно и независимо в межзвездном пространстве человек может очень недолго – пока не исчерпаются ресурсы скваммера, – то, чтобы исправить ситуацию, а попросту говоря, спастись, надо попасть обратно на корабль. Догнать его, вернуться на борт. Вот и все.
Аналитик тоже, конечно, был испуган: смерть грозила ему в той же мере, что и остальным Кругам, и даже в большей, потому что первой умирает от страха именно способность к анализу. Но именно поэтому он и хотел отыскать путь к спасению как можно скорее.
Но это было трудно, потому что такие пути, кажется, все были уже испробованы и безрезультатно.
Волей-неволей пришлось обратиться к биографу, чтобы он напомнил все, что уже было испробовано. Биограф же воспользовался этим и вернулся к тому, с чего все началось.
А началось с того, что в тесной каморке вахтенного электрика загорелся сигнал. Сигнал показывал, что в районе третьей палубы вышла из строя восьмая антенна защитного поля.
Посредством этих антенн поддерживается защитное поле, предохраняющее корабль от встречи в пространстве с частицами вещества. Вещество – даже если это просто пыль, – сталкиваясь с кораблем, имеющим высокую, очень высокую скорость полета, быстро разрушает корпус, каким бы прочным он ни был. Поэтому корабль защищен статическим полем, закутан в него, как в пуховое одеяло. Это поле наводится и поддерживается при помощи множества небольших антенн. Стоит выйти из строя хотя бы одной из них, и настройка поля искажается. Пыль при этом еще не страшна, но если навстречу попадется даже небольшой метеор, даже крохотный камешек, то он сумеет, чего доброго, прорваться к обшивке и даже повредить ее.
Конечно, заторопился тут Круг-биограф, это необязательно. Во-первых, вещество во Вселенной сосредоточено, как всем известно, главным образом в звездах, а не в пылинках и метеорах. Так что надо быть уж очень невезучим, чтобы встретиться с чем-то подобным. А во-вторых, если этот метеорчик даже доберется до корабля, то может что-то произойти, а может и ничего не произойти. Последнее даже вернее: не такая уж хрупкая вещь «Ньютон».
Биограф хитрил, явно хитрил. Он был страшный лентяй, этот биограф. И в тот момент вахтенным электриком был, по сути дела, он. Дело происходило тогда, когда по корабельному распорядку была ночь. Все, кроме вахтенных, спокойно спали, а члены экипажа спали особенно крепко: за три часа до этого перезарядка реактора была завершена, аврал кончился, и все смертельно устали. Была ночь, и аналитик-Круг тоже задремал: аналитики ночью спят. Бодрствовал другой Круг – влюбленный. Но ему не было дела ни до каких вахт на свете, он сидел и, как полагается в этот час суток, в мечтах беседовал с той девушкой, которая занималась электрохимией на Эвридике. Но до этого-то она была на Земле, там они и встретились и встречались еще неоднократно, а когда ей пришла пора лететь на три года на Эвридику, они расстались с трудом, и было сказано много слов и так далее. Три года истекали, и было известно, что девушка эта – ее звали Инна, очень хорошее имя – полетит назад именно на «Ньютоне». Круг-влюбленный развил в этой связи немалую активность и, кроме прочего, договорился с некоторыми коллегами и теперь отстаивал вахты то за одного, то за другого из них, имея в виду, что на обратном пути они ему отплатят тем же. Аналитик с этим ничего не мог поделать, в споре с влюбленным он всегда проигрывал, но на вахте он положил за правило дремать.
И вот получилось, что на вахте был именно Круг-лентяй, он же биограф. Да и он смотрел вполглаза, потому что то и дело помогал влюбленному вспомнить, как все тогда было, а то и пытался представить, как все будет. И по этим причинам он в первую очередь понадеялся, что сигнал зажегся случайно, и сейчас погаснет. Но сигнал не гас. Тогда биограф стал размышлять так, как вот только что: не может быть, чтобы так не повезло, и они напоролись на метеорит за те несколько часов, которые им осталось провести в этом пространстве до разгона и перехода в надпространство. На размышления ушло некоторое время, и только тогда аналитик проснулся.
Проснувшись, он сразу напомнил, что Правила звездной навигации не оставляют места никаким размышлениям. В них прямо сказано, что в случае нарушения настройки защитного поля должны быть немедленно приняты меры по ее восстановлению. До тех пор, пока неисправность не будет устранена, всякое увеличение скорости, а тем более разгон для Н-перехода, запрещается. Так что надо было исправлять, да побыстрее. Потому что никакая задержка немыслима; и тут он напомнил нечто, о чем все остальные Круги, находясь в расслабленных чувствах, совершенно забыли, а теперь схватили себя за волосы.
Дело в том, что незадолго до вылета «Ньютона» были получены с Эвридики сообщения об участившихся случаях странных заболеваний. Возникла опасность эпидемии. Болезнь была на Земле неизвестна, и в этом нет ничего удивительного: у каждой планеты свой характер и свои болезни. Поэтому на корабль погрузили немало всяческих лекарств, части пассажиров пришлось остаться, а их каюты заняли врачи. Круг об этом знал; аналитик знал и то, что Болезнь – ее пока так и называли «Болезнь», она даже приличного имени еще не получила, – угрожает Инне в такой же степени, как и всем другим. Но остальные Круги в это просто не верили, и сейчас, когда аналитик спал, ухитрились вовсе забыть. Он напомнил, и оказалось, что действительно рассуждать не о чем.
Но какое-то время было уже потеряно. Потому что вахтенный пилот позвонил из центрального поста и спросил: «Ну, как вы там, исправляете?» Растерянный и смущенный Круг-лентяй проговорил только: «Исправляю». «Давайте побыстрей, – сказал пилот, – до разгона осталось два часа, забыли?» «Нет, что вы», – ответил Круг, положил трубку и сообразил, что и впрямь забыл, ночь эта была сокращена на три часа, чтобы поскорее разогнаться и уйти, другие-то все время помнили, что на Эвридике Болезнь.
«Исправляю», – сказал он, а на самом деле еще не начал. Но теперь он выскочил из своей каморки и бегом направился к отсеку, в котором хранились скваммеры. Для этого следовало миновать два коридора, и когда он прошел первый, то, по всем правилам, ему надо было свернуть налево, добраться до центрального поста и испросить у вахтенного пилота разрешение на выход. Так полагалось. Но он этого не сделал. Прежде всего, наверное, потому, что выход был пустячный: до антенны и обратно. А во-вторых, вахту в тот момент правил третий пилот, молодой, прямо зеленый, но очень заносчивый. Круг успел с ним уже схватиться, отстаивая честь электриков. Третий пилот считал, что электрики – вообще не космонавты: корабль они не ведут, в навигации не разбираются и даже в пространстве, по сути дела, не бывают. И вот сейчас идти к нему и докладывать, после того, как Круг уже сказал, что исправляет, оказалось невозможным: врать ни один из Кругов как следует не умел, во всяком случае, глядя в глаза – нет. А пилот, кстати, в антеннах и защитном поле не разбирался, раз он вообразил, что исправить антенну можно, находясь в дежурке. Вот пусть он так и думает, а Круг быстренько выйдет, исправит и вернется, а потом еще расскажет ребятам о завидной эрудиции третьего пилота.
Аналитик понимал, что это не очень хорошо и, во всяком случае, неправильно. Но он сейчас был занят в основном мыслями об антенне, а не о формальностях.
Круг подошел к камере. В обычное время никому не удалось бы попасть туда, где хранились скваммеры, и уж, разумеется, не удалось бы открыть ни один из люков, ведущих за борт. Но Круг знал, что ему не о чем беспокоиться, потому что он выходил по аварийной причине. А это значило, что те самые автоматы, которые сообщили о неисправности антенны, уже послали сигнал киберинженеру, и оттуда было дано разрешение устройствам, блокирующим дверь камеры и выходные люки.
Теперь можно было надеть скваммер и выйти через малый люк, только через малый, потому что он был ближе всего к месту аварии, и только он один и был разблокирован: ничего лишнего киберинженер не позволял ни себе, ни другим, так как был всего лишь машиной.
Круг вошел в камеру, где помещались скваммеры, устройства для работы в пустоте – при монтаже искусственных спутников и звездолетов и при их ремонте. Полное название этих костюмов было «Скафандр для вакуума, антимагнитный, металлопластовый, с реактивным приводом». Вообще-то они были похожи не на костюмы, эти скваммеры, а скорее на здоровенное яйцо какой-то космической птицы – а может быть, Черных Журавлей, только те яиц не клали, – на яйцо, снабженное руками и ногами. Впрочем, бывают люди, выглядящие так и без скваммеров.
Он открыл дверцу на спине скваммера, через которую следовало влезть вовнутрь и потом закрыть ее за собой. Потом…
Тут аналитик прервал неторопливый рассказ Круга-биографа. Он поинтересовался, сколько осталось времени. Времени оставалось мало. Надо же было что-то делать, в конце концов! Нельзя же так погибать?
