В этом сборнике «бронзовый» Владимир Маяковский предстает прежде всего как лирик и романтик, умеющий быть нежным:
Дай хоть
Последней нежностью выстелить
Твой уходящий шаг…
Как реформатор стиха:
А вы
Ноктюрн сыграть
Могли бы
На флейте водосточных труб?
Как острый сатирик со своим циклом «прозаседавшихся».
Да нет, не буду скрывать: в свое время я с упоением читала и это:
Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
Левой!
Левой!
Левой! , и вот эти строки залихватски декламировала с различных сцен:
Я волком бы
выграз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту…
Оооо!… С каким азартом, куражом я перекатывала на языке слова – хлесткие, смелые, точные!… Как я любила подчеркивать рваный ритм, необычную мелодику стиха… Как хотелось идти вперед, вперед, вперед – к…комунизму?!
Очень любила читать эти стихи!!! Очень!!!…А потом другое меня сразило. И увидела другого Маяковского.
Да, по-прежнему крупного, сильного, смелого, широко шагающего, громко говорящего… Но теперь еще и ранимого, тонко чувствующего, мечущегося…
Сначала, конечно, это:
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит – это кому-нибудь нужно?… и это:
…Подошел и вижу -
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
"Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь"....
Потом убило наповал это письмо Лиличке:
…И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа…
И потом много, много всего – очень личного, очень точного, во многом необычного и незаезженного…
Неразрывно связанного с самой судьбой поэта. Такой же рваной и обожженной, как и его стихи…
И я понимаю его слова. обращенные к нам:
…Грядущие люди!
Кто вы?
Вот – я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.
/И только маленьким червячком свербит где-то сбоку…портя всё впечатление от любимого и зачитанного… Вот зачем, зачем он писал подобное этому: «Я люблю смотреть, как умирают дети. ....» ??? Что это??? Желание эпатировать публику??? Вызывает тошнотворный осадок… Я читала много рассуждений и споров на эту тему. Вот тут, к примеру, то, что меня более-менее устраивает (там и в самом начале, и чуть позже, где говорится, что мол, первая строка – от имени Отца Создателя, а остальное – от лица лирического героя). И все равно..../
Мы
тебя доконаем,
мир-романтик!
Вместо вер —
в душе
электричество,
пар.
В школе нас насильно заставляли учить стихи, чего я очень не любила. Неважно, запомнишь ты стих, сможешь рассказать потом или нет, главное зазубри, отчекань, сядь на место. К сожалению, Маяковский попал не только в разряд «заставили», но еще и в «без выбора», зубарили все единственное «Прозаседавшиеся» и очень смешно было его сдавать с ходу, с рандомной строчки после кого-то и по команде учителя. Мне не нравится стиль Маяковского, я не могу ритмически ухватиться за строки. Кто-то называет этот стиль «лесенка». Так и есть! Вроде только наступил, а уже катишься с пролета кубарем вниз.
Спустя какое-то время я обнаружила в себе мазохиста словесного и решила повторить эти полеты-с-пролетов, потому как смысл стихов Маяковского, смысл даже отдельных фраз очень цепляет и описывает не только то время, в которое он жил, но и настоящее. И лучше уж лететь с его лестниц, быть сплошной болью и ушибом, смеяться с собственных набитых об его слова синяков, чем всю жизнь ругать его оригинальный стиль, зная одних лишь «прозаседавшихся».