В новом издании «Конца времени композиторов» автор пускается в весьма рискованную авантюру – спустя 16 лет он возвращается к своему ставшему уже классическим труду, чтобы перечесть его с карандашом, оставляя тонкие, сардонические, полные самоиронии, но чаще – безжалостные к себе и времени комментарии на полях. Этот диалог с собой через много лет – не «работа над ошибками», а сверка координат с целью ещё раз удостовериться в точности поставленного диагноза. В конце XX века (сейчас это ощущается даже острее) кончился прежний мир, обнулились старые категории. Изменилось отношение к индивидуальности как таковой. Это сказалось и на восприятии музыки: композиторы продолжают существовать, но фигура сочинителя сегодня больше никого не волнует. Как к этому относиться? Мартынов предлагает читателю принять, а главное, понять современность – даже если она не оставляет нам никакого места.
Весьма любопытно. Но является ли это объективным взглядом независимого эксперта или субъективной рефлексией профессионального музыканта, ставшего композитором в силу семейного «блата» и лишенного мелодического дара даже на уровне презираемого им Кабалевского?
Остается изощряться и выкручиваться и нотами и словами. Постмодернизм, однако.
Но вопросов и проблем\. поставленных Мартыновым, это, конечно, не отменяет.
Бред сивой кобылы. Более развёрнуто: никакой полезной информации вы отсюда не вынесите, автор разговаривает сам с собой. Это книга не о музыке, а как бы о религии (и немного об астрологии). Если вы заскучали в коконе нетоксичного пост-терапийного ненасильственного общения в кругу миллениалов и зумеров и захотели ощутить вкус детства с дедовским ворчанием о прекрасном былом, где трава была зеленее, мороженое вкуснее, а молодёжь культурнее и слушала оперные арии и балеты Чайковского, то вы даже этого тут не получите, – автор охватывает своей могучей мыслью не такие смехотворные промежутки, как десятилетия или даже века, а эпохи, тысячи лет, всю историю рода человеческого, всю, и это в книге прямо прописано, эру под знаком Рыб. Ему не до стариковской тоске о каком-то там Союзе или даже хрусте французской булки при царе-батюшке. У него созвездия, молитвенные традиции, доисторическое сознание. Музыке в его грандиозных теориях отведена роль скромная, полагаю, она скорее упомянута в силу того, что автор получил соответствующую профессию, – кончи он мехмат, книга называлась бы “Конец времени математиков”. Мартынов пытается придать своему опусу оттенок научности, но в нём нет ни чёткой структуры, ни определений, ни ссылок на реферируемые издания, а уж использование астрологических концептов со всей серьёзностью сразу ставит его на одну полку с пособиями по гаданиям. Те, кто находятся на одной волне с музыкантом-философом, возможно и смогут извлечь из книги что-то интересное, но у человека более приземлённого книга вызывает только недоумение. Думаю, что-то похожее мог написать Гвидон Вишневский из скетчей Лапенко, и назвал бы сей трактат “О влиянии трения звёздных сфер на пение”. Рекомендую ознакомиться разве что самому Антону, чтобы натуральнее изображать творческих старичков с, кхм-кхм, причудами.
«Человек – это звучит горько. Максим Гордый».
Н. Сидельников
Эту книгу я читала во карантина, когда весь мир находился в режиме чс. Текст иногда казался слишком занудным, скучным и печальным, но всё же он меня очень впечатлил. Можно с легкостью поверить главной мысли Владимира Ивановича и впасть в глубокую депрессию. Эта книга не просто о музыке, она об искусстве вообще, о религии, об истории и человеке. Я считаю, что эту книгу важно читать всем, кто связывает свою жизнь с искусством: художникам, писателям, режиссерам, композиторам.