Владимир Марков-Бабкин
Император Единства
И пусть именины – это не день рождения, но все же иной раз так хочется праздника! Причем не того официоза, которыми сыт по горло даже Георгий, а сугубо внутрисемейное торжество.
Сын болтал без умолку, рассказывая нам с Машей всякого рода веселые истории из жизни пионерского лагеря в Марфино и подготовительных курсов Звездного лицея, о своих закадычных друзьях и об их совместных проделках. А компания у него там, надо сказать, подобралась знатная: Вася Романов (князь крови императорской Василий Александрович), Коля Спицын, Ваня Иванов и Степа Силантьев. Чудная компания, что ни говори. Для меня так и осталось загадкой, каким это образом сын императора и член императорской фамилии сошлись с сыном кадрового офицера штабс-капитана Спицына, заводского рабочего Иванова, забритого в армию в мобилизацию и погибшего в Галиции, а также с сыном крестьянина Московской губернии Силантьева, погибшего на Кавказе. Собственно, только это и объединяло всех в Звездном лицее – гибель кого-то из родителей на войне или на службе Отечеству. Объединяло всех, кроме Георгия.
Впрочем, формально я ничего не нарушил в уставе Лицея, ведь графиня Брасова погибла, так сказать, на боевом посту, от рук террористов-революционеров. Но это формальности, сами понимаете.
Так вот, сын покойного Сандро и моей сестры Ксении, сын офицера, сын рабочего и сын крестьянина вдруг оказались закадычными друзьями моего Георгия. И если с первым было как-то понятно, все ж таки он был с Георгием из одного круга, то вот Коля, Ваня и Степа меня просто удивляли – они настолько органично вписались в великосветскую пацанскую тусовку, что у меня не было ни слов, ни комментариев.
Хотя следует признать, что в Звездном лицее знатность фамилии являлась, скорее, фактором отягощающим, ввиду того, что от них и требовали намного больше (надо соответствовать!), и били их куда чаще, поскольку в основном в лицее учились далеко не только дворяне. Ну, тут ничего не попишешь, на том лицей и строился – плавильный котел всех слоев и сословий, из которого формировалась новая имперская элита. Пускай формируют свои команды, отстаивая друг друга.
А кто вдруг не хотел отдавать свое чадо в Звездный лицей, мог попробовать поступить в более приличное место. В Пажеский корпус, например. Или в Смольный институт благородных девиц. Но, насколько я знал, морды били везде и всем, вне зависимости от «элитности» и половой принадлежности.
В общем, великолепная шестерка куролесила все лето и явно не собиралась останавливаться. Георгий, кстати, тоже не раз огребал по лицу (и не только!). Самого сына царя, понятно, бить никто не решался, но поскольку он никогда не оставался в стороне от разборок, то нередко огребал за компанию, когда в горячке драки уже не смотрят, кого и куда бьют.
– И вот как мне тебя везти в Константинополь, с таким-то фонарем?
Георгий гордо повернулся ко мне тем глазом, под которым красовался красивейший фингал.
– Ха! Ты не видел тех, с кем мы дрались!
Киваю.
– Ага. А друзья твои тоже такие же красивые?
Сын с торжеством ответил:
– Так никто ж не прятался за спинами! Но мы их погнали!
Усмехаюсь.
– Ну, прямо д’Артаньян и три мушкетера, право!
– Практически!
Тут уж я хохочу в голос. Где он только слов таких понабрался! Да, это не за высокими стенами Кремля скучать, в лицее настоящая жизнь для пацана. Впрочем, там и девчонок предостаточно, благо учились они совместно, что было определенным новшеством для этого времени.
Маша, улыбаясь, слушает наш разговор. Позади тяжелый день, а завтра будет ничуть не легче. Но сегодня мы все вместе, и сегодня у нас праздник.
Наконец, Георгий выдохся и решил устроить себе пятиминутку пирога с вишней. Я уточняю:
– Так что, поедешь с нами в Константинополь?
Мальчик оживленно кивает, активно жуя. Потом, судорожно проглотив, спешно спрашивает:
– А мушкетеров моих можно взять?
– Гм… Ну, вряд ли руководство лицея будет в восторге, но, так и быть, можешь взять своих друзей. Думаю, пару недель отсутствия вам простят. Но ты же понимаешь, что все будут вам завидовать и оттого драк будет куда больше? Я же не стану задействовать ИСБ для охраны вашей ватаги в лицее!
Георгий воинственно подбоченился:
– Мы им всем покажем!
– Ага. Только давайте без членовредительства. Мне только сломанных рук и ног не хватало.
Сын активно кивает и впихивает в рот новый кусок пирога. Ну, и где этикет? Совсем расслабился в своем пионерском лагере!
Однако сильно надолго его не хватило. Рассказав новости и похваставшись фингалом, слопав пирог и получив подарок на именины, Георгий тут же заерзал и начал отпрашиваться к друзьям, которых он также (с моего дозволения) притащил в Кремль.
– Ну, иди, иди. Заждались тебя там уже. Евстафий принесет вам пирог и прочие сладости.
– Спасибо, пап! Пока, пап! Пока, Маш!
Маша засмеялась и подмигнула мальчику:
– Вы там не слишком сладостей объедайтесь!
Но тот уже скрылся за дверью.
Поднимаю бокал с апельсиновым соком.
– За тебя, радость моя! С именинами тебя! С днем ангела!
– Спасибо, любимый.
Маша чокается со мной стаканом с отваром шиповника. Пригубив, отставляет его в сторону и просит:
– Спой что-нибудь. Ты так давно не пел для меня.
– Прости, солнце мое. Обещаю исправиться!
Беру гитару и начинаю негромко петь, глядя в грустные глаза жены.
Гори, гори, моя звезда.
Звезда любви приветная.
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
Жена моя, благословенная,
Звезда любви, волшебных дней.
Ты будешь вечно неизменная,
В душе так любящей моей.
Сойдет ли ночь на землю ясная,
Так много звезд, нужна одна.
В моем пути в жизнь так прекрасную,
Ты – путеводная звезда.
Твоих лучей небесной силой,
Вся жизнь моя озарена.
И будешь ты всегда любимой,
Гори, сияй, моя звезда!
Москва. Кремль. Дом империи. 27 августа (9 сентября) 1917 года
Новый день, новые совещания. Как скучна и однообразна жизнь правителя Государства Российского! Скучные официальные лица, строгие официальные бумаги. Сплошной официоз и скука. Фронты, войны, сражения. Перевозки, поставки, снабжение. Протоколы, письма и донесения. Сотни и тысячи дел, рапортов и прошений. И всем что-то от тебя надо, нужны решения, дозволения, одобрения и прочие повеления.
Иной раз, глядя на окружающих, я ловил себя на вопросе: это они винтики в моем механизме власти или это я винтик в их государственной машине? Поди знай. Верно и то, и другое.
– Так что с Иерусалимом?
– Барон Врангель ведет переговоры о сдаче с местным гарнизоном, напирая на нежелание проливать кровь в Святом городе, но демонстрируя решимость это сделать в случае отказа.
– Они в курсе резни у Вифлеема?
Палицын кивнул.
– Так точно, государь. Но немецкий майор Вюрт фон Вюртенау отказывается от сдачи. Впрочем, барон Врангель надеется, что османы сдадутся и без его команды. Над Иерусалимом наши самолеты разбрасывают листовки соответствующего содержания.
– Это недопустимая задержка! Фронт против англичан практически снят, и противник продвигается на север, а за ними маршем идут британцы. Не мне вам говорить, что это все значит для нас.
– Да, государь.
– Ну так поторопите Врангеля! Что силы специальных операций?
– Генерал Слащев непосредственно координирует операцию.
– Плохо координирует! Очень плохо! Так ему и передайте!!!
Москва. Кремль. Дом империи. 27 августа (9 сентября) 1917 года
– Мы рады видеть вас в Кремле, госпожа Мостовская.
– Благодарю вас, ваше императорское величество.
Ольга склонила голову, приветствуя императрицу. А я смотрел на одетую в траур женщину и думал о своем. Парадокс истории – я имею возможность видеть свою прабабку молодой 28-летней женщиной, не имеющей ни малейшего понятия о том, что перед ней не просто император Всероссийский, а ее прямой, пусть и довольно далекий потомок.
Я смотрел на статную русоволосую даму и пытался понять, что же испытывал мой прадед к Ольге Кирилловне? Скоротечную любовь, вспыхнувшую пожаром, но и погасшую довольно быстро, стоило царственному братцу и не менее царственной мама наехать на него? Или же чувства были более глубокими и прадед, даже женившись на Наталье Вульферт, все еще в тайне души любил Ольгу? Но ведь там еще были и другие женщины. Та же Коссиковская, к примеру.
Не знаю. Оставив мне память, он не оставил мне своих чувств.
Но лично я не испытывал к этой давней пассии прадеда никаких эмоций, не говоря уж о любви. Для меня эта женщина была абсолютно чужим человеком, хотя я и помнил немало пикантных подробностей той связи. Однако же у нее был сын, в жилах которого текла кровь императора (моя) и который был, на секундочку, моим дедом.
И как я должен был поступить в этом случае?
Не говоря уж о всяких рассуждениях о причинно-следственной связи. Может, я сейчас каким-то решением исключу из истории самого себя? Или уже не исключу? Поди знай!
Беру слово:
– Госпожа Мостовская, примите наши соболезнования по поводу смерти вашего мужа, полковника Мостовского. Он погиб на поле брани как герой, и благодарное Отечество этого не забудет.
Ольга, следуя дворцовому протоколу, сделала книксен.
– Благодарю вас, ваше императорское величество!
Киваю.
– О вас хлопотал граф Мостовский.
– Я чрезвычайно ему благодарна за живейшее участие в судьбе моей семьи, государь.
Беру со стола папку с гербом.
– Госпожа Мостовская, по внимательном рассмотрении обстоятельства гибели вашего мужа и с опорой на решение Особой военно-титулярной комиссии, полковнику Мостовскому пожалован титул барона Российской империи, о чем будет сделана соответствующая запись в 5-й части Дворянской книги Московской губернии. Примите, баронесса, высочайшую грамоту на право наследования титула.
Ольга ошалело посмотрела на меня широко распахнутыми голубыми глазами, потом, опомнившись, сделала книксен и, склонив голову, приняла у меня гербовую папку. Я же продолжил:
– Примите также и пожалованный посмертно полковнику Мостовскому орден Святого Архистратига Михаила IV степени.
Приняв от меня коробку с орденом, прабабка спросила нерешительно:
– Нижайше благодарю, ваше императорское величество, но дозволено ли мне будет обратиться с просьбой?
– Слушаю вас, баронесса.
– Могу ли ходатайствовать о высочайшей милости, чтобы моего сына приняли в Звездный лицей?
– Да, баронесса, мы рассмотрели этот вопрос, и барон Мостовский уже зачислен в состав учеников этого лицея в один класс с графом Брасовым.
Ольга бросила на меня быстрый взгляд. Я кивнул.
– Пусть будут рядом. Думаю, что они подружатся.
Тут Ольга Кирилловна осторожно покосилась на Машу, а та, перехватив этот взгляд, холодно проговорила:
– Да, баронесса, я знаю. У нас с государем нет тайн друг от друга, в том числе и тайн личных. Но прошлое осталось в прошлом, не так ли?
Ошеломленная баронесса сделала книксен и склонила голову.
– Да, моя государыня.
– Мальчик знает об этом?
– Нет, моя государыня.
– И вы ему не скажете?
– Нет, моя государыня.
Императрица удовлетворенно кивнула.
– На том и порешим.
Что ж, легко быть великодушной, когда ты царица и прочих земель императрица. Впрочем, тут я категорически не прав, поскольку она легко может испортить всю оставшуюся жизнь кому угодно, включая меня самого, не то что бывшей любовнице мужа. Так что это воистину царская милость, учитывая обстоятельства.
Маша продолжила властно:
– Итак, юный Михаил записан в один класс с Георгием. Надеюсь, они поладят. Имеете ли вы еще просьбы, баронесса?
Я отметил, что Маша принципиально не назвала мальчика ни по титулу, ни по фамилии. Как, впрочем, и Георгия.
Ольга кивнула:
– Да, моя государыня.
– Говорите.
Баронесса обратилась ко мне:
– Ваше императорское величество, могу ли я просить о милости быть зачисленной в авиацию, в состав одного из женских экипажей бомбардировщиков «Илья Муромец»? Страстно хочу бомбить германцев.
Ну, что тут сказать. Это действительно вариант. В моей истории прабабка умерла от испанки в 1918 году, здесь же, может, все пойдет иначе. Да и пока лучше держать Ольгу Кирилловну подальше от Маши, нечего мозолить глаза императрице, которая в любой момент может сменить милость на гнев.
– Хорошо, я прикажу вас включить в личный состав 5-го женского императрицы Марии дальнебомбардировочного полка «Ангелы Богородицы» и присваиваю вам звание зауряд-прапорщика.
– Нижайше благодарю вас, ваше императорское величество!
– Что-то еще?
Ольга, после короткой паузы, ответила:
– Только одна просьба, ваше величество. Если со мной на войне что-то случится, то не оставьте Мишу без внимания.
Киваю.
– Да, конечно.
А Маша ставит точку в аудиенции:
– Воюйте спокойно, баронесса. Мальчик будет под присмотром. Я вам обещаю.
– Благодарю вас, моя государыня.
Глава III
Что скрывает фасад?
Османская империя. Иудея. Иерусалим. 28 августа (10 сентября) 1917 года
Капитан Устинов с интересом посмотрел на собеседника.
– Герр майор, я уважаю вашу твердость, но законы и обычаи войны не считают капитуляцию перед превосходящими силами противника чем-то таким уж вопиющим. Вы же прекрасно понимаете, что сегодня мы возьмем Иерусалим. К чему лишние жертвы?
Майор Вюрт фон Вюртенау презрительно парировал:
– Но ваша 38-я дивизия месяц держалась в окружении под Двинском. Что ж она не капитулировала?
Устинов пожал плечами.
– У них была возможность и была надежда. У вас нет ни того, ни другого. Резня под Вифлеемом ясно показала, что помощи вам ждать неоткуда. Фото плененного генерала Мендеса вы видели. Мы за истекший день получили по воздуху достаточно тяжелых средств для штурма, и днем все будет кончено.
– Откуда такая уверенность?
– Бросьте, майор. Я не блефую, и вы это прекрасно знаете. То, что я прошел через все ваши посты и сижу в вашей комнате, как мне кажется, должно достаточно ярко проиллюстрировать наши возможности. Заметьте, я прошел незамеченным. И ни один ваш часовой не пострадал. Но может быть и иначе. Слишком несопоставим уровень подготовки боевого офицера сил специальных операций Русской императорской армии и разжиревших разленившихся в тылу солдат, которые делают вид, что охраняют склады от воровства со стороны местных.
– И что вы от меня хотите?
– Мы не хотим понапрасну проливать кровь в Святом городе. Но сегодня мы войдем в Иерусалим. В покинутый вами Иерусалим или переступив через ваши бездыханные тела.
– Это просто пустая похвальба! Мы будем сражаться и покажем, как умеют воевать немцы!
Капитан заметил:
– Ну, в этом нет сомнений. Немцы умеют умирать. Гибель «Гебена», «Бреслау», десяти германских линкоров в битве в Моонзундских полях, множество других случаев на суше и на море – все это доказывает, что немцы умеют погибнуть во имя Фатерлянда. Правда, сдача линкора «Гроссер Курфюрст» доказывает, что и капитуляция знакома германцам, не так ли? К тому же доблестных немцев у вас примерно с роту, против двух русских и итальянских бригад, а чего стоят ваши османские союзники, нам очно показала резня у Вифлеема, где за считаные минуты глупо погибла целая конная дивизия.
Германский майор хмуро смотрел на русского офицера.
– Чего вы хотите? Вы же понимаете, что мы не сдадимся, даже если османы разбегутся. Мы дадим бой. Даже если он станет последним для нас.
– Мне кажется, есть лучший выход.
– Какой же?
– Мы входим в город, а вы покидаете его. Без боя. Без капитуляции. С честью. Уступая превосходящей силе.
– Это невозможно. Мы будем сражаться.
Устинов устало покачал головой.
– Герр майор, не будет никакой героической гибели. Наши снайперы уже на местах, и на рассвете, еще до того, как вы успеете добраться до своих позиций, вам и большей части ваших офицеров просто вышибут мозги. Долго ли после вашей глупой гибели будут сражаться ваши солдаты? А те же османы, которые уже только и думают о том, как бы сбежать с поля боя, не так ли?
– Это все блеф.
– Что ж, до рассвета осталось два часа. Ждать уже не так долго. У вас есть возможность проверить мои слова.
– А если я сейчас вызову караул?
– Валяйте. И вы умрете прямо сейчас, не дожидаясь рассвета.
Австро-Венгерская империя. Будапешт. 28 августа (10 сентября) 1917 года
Контр-адмирал Хорти ехал в машине привычным маршрутом и оттого без особого интереса скользил взглядом по спешащим по улицам жителям венгерской столицы.
В сущности, с начала войны в Будапеште мало что изменилось. Сражения полыхали где-то там, в сотнях километров отсюда, и лишь большое количество военных на улицах указывало на то, что война все же идет. Особенно резало глаза немалое количество солдат в германской военной форме, коих тут практически не было раньше.
Адмирал криво усмехнулся. Союзнички. В той же Вене германцы контролировали уже почти все ключевые посты и места, явно не доверяя австрийцам. В Будапеште до недавнего времени было полегче, но в последние дни в город стало прибывать все большее количество немецких частей. Якобы транзитом на фронт, но Хорти прекрасно знал, что это лишь предлог.
Операция «Цитадель», в которой ему пришлось участвовать с венгерской стороны, не допускала двоякого толкования – только тотальная мобилизация всех ресурсов, только полное единение управления войсками союзников, только централизация всей полноты власти в руках военной верхушки двух империй могли дать шанс Центральным державам вырвать победу в этой затянувшейся войне.
Фактически в двух державах произошел военный переворот, поскольку и в Германии, и в Двуединой монархии сами монархи были явочным порядком отстранены не только от управления войсками, но и вообще от управления государством как таковым, довольствуясь ничего не значащими церемониальными постами далеко от своих столиц. Но тут уж было не до сантиментов и церемоний. На карту было поставлено все.
Хорти был согласен с Гинденбургом и Людендорфом в части того, что потеря Османской империи и измена Болгарии хотя и нанесли тяжелейший удар по союзникам, но все же этот удар не стал смертельным. Как и разгром немецкого флота при Моонзунде, и потеря самим Хорти нескольких австро-венгерских линкоров в Адриатике.
И Германия, и Австро-Венгрия еще были способны воевать и были достаточно далеки от поражения. Минимум еще на полгода ресурсов у них должно хватить, и призрак голода и, как следствие, призрак тотальных беспорядков, по всем прогнозам аналитиков, ожидались ближе к весне будущего года, когда исчерпаются все запасы продовольствия, а новый урожай еще не взойдет. Были даже совершенно отчаянные предложения пустить на прокорм и посевной фонд, но это означало гарантированный голод уже летом-осенью, поэтому о таких мерах, как о шансе последней надежды, пока рассуждали сугубо теоретически.
Немало вреда нанес неурожай картофеля, что весьма усугубило положение и грозило весьма серьезными проблемами, но, опять же, до начала весны продовольствия должно хватить, пусть и в очень урезанных нормах на человека.
Но было главное – армии Центральных держав все еще были готовы воевать, а время от времени вспыхивающие мятежи все же не носили пока всеобщий характер. На их стороне было преимущество хорошо развитых транспортных сетей и возможность оперативно перебрасывать войска с одного фронта на другой, в то время как их противники хотя и имели численное преимущество, но все же были лишены такой возможности, поскольку растянули свои силы по огромным пространствам, с плохими дорогами и трудными условиями.
Более того, с каждым днем противоречия во вражеском лагере становились все более явными и все более острыми.
Что ж, не зря ведь руководители «Цитадели» считали, что ключ от победы Центральных держав лежит в Москве. Чем больше побед одерживает этот русский царь Михаил, тем больше у него врагов среди союзников. Царь Михаил уже здорово напугал англосаксов по обе стороны Атлантики, и они все меньше заинтересованы в крахе Германии и Австро-Венгрии, явно понимая, что поднимающемуся на задние лапы русскому медведю нужно в Европе кому-то противостоять.
Так что перспектива объединения всех сил западной цивилизации против русских варваров и прочей примкнувшей к ним мелочи становилась реальнее с каждым днем.
Да и в самой России становится все более неспокойно, слишком резко Михаил заложил руль, слишком велик крен государственной машины, слишком многим новый царь встал поперек дороги. Сохраняя внешнее благополучие, российский корабль уже черпает бортом воду.
Хорти усмехнулся своим мыслям.
Нет, ничего еще не кончено. И болгары еще пожалеют о своем предательстве.
ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ
БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ,
МЫ, МИХАИЛ ВТОРОЙ,
ИМПЕРАТОР
и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,
Царь Польский, Великий Князь Финляндский,
И прочая, и прочая, и прочая
Объявляем всем верным НАШИМ подданным:
Взойдя на Престол Всероссийский, МЫ обещали верным НАШИМ подданным решить ряд важнейших вопросов нашего бытия, общественного развития и основ нашей жизни.
Исполняя обещание НАШЕ, МЫ Высочайше Повелели созвать Съезд аграриев России для решения краеугольного вопроса крестьянской жизни – вопроса земли и упорядоченного пользования нашими пашнями, садами, пастбищами и прочим.
Выбранные обществом делегаты по повелению НАШЕМУ собрались в столице государства НАШЕГО городе Москве 7 сего августа для подготовки положений «Закона о земле в Российской империи», который опирался бы в основе своей на чаяния народные и на благо всей Державы НАШЕЙ.
Съездом аграриев России был подготовлен окончательный документ, который лег в основу Закона и был поддержан большинством делегатов.
Опираясь на наказы народных собраний на местах, в армии и на флоте, на мнения и предложения делегатов-аграриев, а также отвечая на общественные чаяния, настоящим Манифестом МЫ Высочайше одобряем «Закон о земле в Российской империи».
Настоящим МЫ Высочайше утверждаем:
1) Вся земля, все недра ее, леса и воды, степи и пастбища, прочие природные богатства, дарованные нам Творцом для прокорма человеческого, являются общественным достоянием и пребывают извечно в коллективной собственности народа НАШЕГО, даруя плоды свои через труды людские и попечение ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА ВСЕРОССИЙСКОГО.
2) Земля не может быть никоим образом из всенародной собственности отчуждаема. Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая и прочая, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней.
За пострадавшими от имущественного переворота признаются права на справедливую компенсацию, порядок которой определяется Законом, а также право на общественную поддержку на время, необходимое для приспособления к новым условиям.
3) Все недра земли, руда, нефть, уголь, соль и прочее, а также леса и воды, имеющие общегосударственное значение, состоят в исключительной собственности Государства Российского, кое определяет права и порядок распоряжения и пользования ими. Все мелкие реки, озера, леса и проч. переходят в пользование сельских обывателей, при условии рачительного заведывания ими местными органами самоуправления.
4) Земельные участки с высококультурными хозяйствами: садами, плантациями, рассадниками, питомниками, оранжереями и прочими товарными сельскохозяйственными угодьями, не подлежат разделу и используется под особым надзором, в порядке, оговоренном Законом.
Не подлежат конфискации земли сельских общин и товариществ, а также земли простых казаков и крестьян, как и земли иных сельских владельцев в размерах, не превышающих установленной на данной территории подушной нормы.
Усадебная городская и сельская земля, с домашними садами и огородами, остается в пользовании настоящих владельцев, причем размер самих участков и высота налога за пользование ими определяются Законом.
5) Право пользования землей получают все подданные (без различия пола) Российской империи, желающие обрабатывать ее своим трудом, силами своей семьи или в товариществе. Наём работников землепользователем возможен только для временных срочных работ по севу или уборке урожая.
Пользователь земли несет бремя её содержания обработки, а также подати, устанавливаемые государством и местным самоуправлением.
6) Формы пользования землею в сельских общинах избираются исходя из местных условий и особенностей: подворная, хуторская, общинная, товарищеская, артельная.
7) Вся земля, по ее отчуждении, поступает в общенародный земельный фонд. Распределением ее между трудящимися заведуют местные и центральные органы самоуправления, начиная от бессословных сельских и городских общин и кончая центральными, губернскими/областными учреждениями.
Размер надела при этом не может быть большим или меньшим, чем установлено Законом и органами народного самоуправления данной местности. Герои и участники Великой войны имеют право на увеличенные участки и льготы, за соблюдением коих следит МВД и Фронтовое братство.
Эти и прочие особенности пользования и распределения земли определяются Законом.
8) Если в отдельных местностях наличный земельный фонд окажется недостаточным для удовлетворения нужд всего местного населения, то избыток населения подлежит переселению.
Организацию переселения, равно как и расходы по переселению и снабжению инвентарем и проч., берёт на себя государство, сельское общество обеспечивает переселенцев продовольствием не менее чем на 40 дней.
Переселение производится в следующем порядке: желающие ветераны и безземельные крестьяне, затем прочие желающие члены общины и, наконец, по жребию, либо по решению сельской общины. Дезертиры и виновные в порче или краже имущества отселяются государством вместе с семьями в административном порядке.
9) Земля признается всенародной с момента подписания сего Манифеста. Какая бы то ни была порча имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым судом. Уездные земства и начальники, вместе с МВД, Фронтовым братством и Корпусом служения создают местные земельные комитеты, вместе с которыми принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при обобществлении земель и имений, для определения размеров и особенностей участков, подлежащих обобществлению, для составления точной описи всего обобществляемого имущества и для строжайшей охраны всего переходящего к народу хозяйства. До справедливого перераспределения земли владевшие ею ранее осуществляют пользование ею под надзором Земельных комитетов в порядке, установленном Законом.
10) Во исполнение данного Манифеста, до конца 1917 г. принимаются все необходимые законы, акты и прочие разъяснения. До мая 1918 г. местные земельные комитеты проводят полный учет земли, а в дальнейшем организуют её распределение в соответствии с данным Манифестом и Законом.
Москва. Кремль. Дом империи. 28 августа (10 сентября) 1917 года
Я слушал Суворина. Суворин в цветах и красках расписывал применяемые рекламно-пропагандистские стратегии продвижения в массы темы заботы царя-батюшки о верных своих подданных в контексте принятого Манифеста. Причем, как и полагалось, стратегии эти были ориентированы на разные целевые аудитории, использовали разные каналы продвижения, несли в себе цепляющие якоря, стоп-слова и прочие глубинные посылы, которые должны быть близки той или иной группе потребителей…
Иной раз я снова чувствовал себя в своем московском офисе лет сто тому вперед, когда мои службы докладывали мне о своих ходах в битве за медиарынок и за рейтинг в прайм-тайм. И про тому подобное прочее. И ловил себя периодически на мысли о том, что пройдоха Суворин прекрасно устроился бы и в третьем тысячелетии, не говоря уж о времени нынешнем, в котором, по существу, ему и не было серьезных конкурентов. Ну, кроме меня, разумеется. Но я на хлеб его и не претендовал. Наоборот, ненавязчиво подсказывал новые ходы и идеи, задавая в нужное время нужные вопросы, которые заставляли его удивленно смотреть на меня и лихорадочно искать ответ.
И, конечно же, я давал деньги. Обширнейшее финансирование, в том числе на закупку требуемого оборудования для печатного, визуального и устного слова во всех их проявлениях.
В общем, мы готовились. Крепко готовились. Так, подготовке информационно-пропагандистского сопровождения местного варианта Декрета о земле были посвящены не одно совещание и не один месяц скрытой от лишних глаз и ушей работы. И не только в сфере пропаганды. И не только Сувориным.
Была проведена очень большая работа и по подбору и отсеву кадров, по выдвижению вперед нужных людей, идей и потребностей исторического момента. И, как я любил в прежней жизни, в этот раз нам вновь удалось дать собравшимся на всякие там дебаты, съезды и прочие поместные соборы провести очень горячие дискуссии (вплоть до физического насилия, переходящего в откровенный мордобой) и фактически подвести их к подготовленному нами заранее решению, которое было принято ими как компромиссное, единственно возможное и выстраданное лично каждым из них.
Да, не спорю, это обычное дело. В опытных руках аппаратчика. А как иначе может быть? У кого это как-то иначе устроено, тот идет, солнцем палимый, к лесу гонимый, подальше от ключевых позиций. Вовсе нехитрое дело заставить кого-то принять навязанное силой решение, но ведь это ошибка. Это ОНИ должны САМИ принять нужное именно ТЕБЕ решение. САМИ. И горячо уговаривать тебя согласиться с ИХ решением, давая согласие идти со своей стороны на уступки и компромиссы, лишь бы ТЫ согласился. И быть чрезвычайно довольными тем, что ОНИ УГОВОРИЛИ ТЕБЯ. Как это и было с моим согласием на учреждение Конституции в обмен на самороспуск парламента и фактический возврат к неограниченной самодержавной власти, пусть и на короткий период «войны и чрезвычайной ситуации».
В этом суть большой игры. Иного и быть не может.
Но ведь не просто так Кутепов обзавелся приставкой «граф» перед своей фамилией, верно ведь? Равно как и премьер-министр Маниковский, да и сам Суворин. Тем более что общественное мнение (и мнение самих делегатов) мы начали готовить сильно заранее, формируя не только повестку дня и обозначая единственно возможные варианты решения.
Десятки и сотни репортажей о всякого рода собраниях, на которых выдвигались делегаты в Москву, освещались обсуждения и прочие наказы. И что ж тут поделать, если некоторые наказы были в нашей прессе чуть более наказистыми, чем другие? Что поделать, если мнение начали формировать в низах еще до всяких там собраний, а делегаты выбирались стихийно лишь с точки зрения неискушенного наблюдателя, и что в Москве каждый из них не был предоставлен самому себе, а был взят во вдумчивый, хоть и ненавязчивый оборот? Фронтовое братство, Корпус служения и Министерство информации ведь не просто так создавались на этом свете!
– Благодарю вас, Борис Алексеевич.
Граф Суворин склонил голову и, увидев мое дозволение, сел на место.
– Что у нас с настроениями и общественным порядком?
