В. Л. Янин
Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода
Следовательно, установить величину гривны серебра мы можем, выяснив вес «северных» слитков. Уже указывалось, что Н. П. Бауер считал их весовую норму (за которую он принимал норму среднего веса) равной 197 г, а Г. Б. Федоров настаивал на падении весовой нормы слитка от 204,756 г в XII в. до 195 г в XIV в. Исчисляя норму среднего веса слитков разного времени, мы можем проверить оба эти предположения. Хронологическая классификация русских денежных слитков и сводка всех данных о весовых показателях были опубликованы Н. П. Бауером[106]. Им приведены сведения о весе 118 экз. «северных» слитков XI – начала XIII в.[107], 203 экз. таких же слитков XIII в.[108] и 279 экз. гривенных слитков XIV в.[109] Расчет среднего веса дает следующую картину:
Цифры наглядно показывают, что норма слитка остается неизменной на протяжении всего периода его существования. Разница в весе слитков XIV в. и более ранних, составляющая менее 1 г, ничего не меняет. Эта норма не имеет ничего общего с той, которая была выведена Н. П. Бауером. Во всех случаях она превышает последнюю. Учитывая неизбежный угар серебра при литье слитков, мы можем их теоретическую норму связывать только с полуфунтом (204,756 г); любая другая величина не была бы метрологически обоснованной. Обращаясь к диаграммам указанных хронологических групп слитков (рис. 1–3), мы видим, что всюду наивысшим показателем закономерного веса являются 202–204 г. Более тяжелые отклонения единичны и не могут быть приняты в расчет.
Рис. 1. Весовая диаграмма слитков северного веса XI – начала XIII в. По 118 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittelalters»
Установленное выше соответствие гривны серебра 4 гривнам кун дает возможность произвести расчет величины этих последних, а также расчет величины фракций гривны кун.
Гривна кун = гривне серебра: 4 = 204,756 г: 4 = 51,19 г.
Для времени Краткой Правды (XI в.) гривна кун (51,19 г) = 20 ногатам (по 2,56 г) 5 25 кунам (по 2,05 г) = 50резанам (по 1,02 г).
Для времени Пространной Правды (XII–XIII вв.) гривна кун (51,19 г) = 20 ногатам (по 2,56 г) =50 кунам или резанам (по 1,02 г).
Теоретическим нормам веса гривны и ее фракций, установленным по памятникам XI–XIII вв., в XI и начале XII в., по-видимому, должны были соответствовать реальные весовые нормы западно-европейских серебряных монет, обращавшихся в то время на территории северной Руси. Ниже это предположение будет проверено и подтверждено.
Рис. 2. Весовая диаграмма слитков северного веса XIII в. По 203 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittelalters»
Еще до обращения к изучению веса монет мы имеем все основания предупредить против априорного распространения весовых норм XI–XII вв., соответствующих периоду обращения западноевропейского денария, на русское денежное обращение более раннего времени. IX и X вв. денария еще не знают. Этот период является временем повсеместного распространения куфического дирхема, и переход от дирхема к денарию не мог происходить как простая смена в обращении безликих монетных масс, тем более, что он в значительной степени является отражением перестройки главнейших внешнеторговых связей Древней Руси. Последнее обстоятельство не могло не привести Древнюю Русь в более тесное соприкосновение с кругом весовых единиц Запада. Какими бы ни были нормы приема денария в этой торговле – счетными или весовыми, сопровождая монету, они могли вызывать те или иные изменения в структуре русской денежно-весовой системы.
Несоответствие теоретической величины гривны, выведенной выше для XI в., в применении к системе X в. обнаруживается с полной очевидностью, если обратиться к единственному письменному источнику X в., в какой-то степени дающему возможность говорить о денежно-весовой системе этого раннего времени, – договорам с греками.
Рис. 3. Весовая диаграмма слитков северного веса XIV в. По 279 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittellalters»
В обоих договорах – 911 и 945 гг. – за нанесение удара «мечем, или …кацем любо съсудом» полагался штраф в 5 литр серебра: «до того деля греха заплатить серебра литр 5, по закону Русскому»[110]. «Закон Русский», под которым можно понимать только обычное русское право X в., был записан впервые в первой половине XI в. Уже в наиболее ранней его редакции «Древнейшей Правде», время возникновения которой М. Н. Тихомиров относит к 1036 г.[111], имеется статья, довольно близко соответствующая месту, цитированному из договоров с греками: «Аще ли кто кого ударить батогом, или жердью, или пястью, или чашею, или рогом, или тылеснею, то 12 гривен… Аще утнеть мечем, а не вьнез его, любо рукоять(ю), то 12 гривн за обиду»[112].
Сопоставление штрафов в византийском и русском весовом выражении дает следующее равенство: 5 литр = 12 гривнам.
Если посчитать за гривну X в. теоретическую величину гривны, выведенную выше для XI в., то результат получится следующий:
Полученная величина литры не находит никакого соответствия ни в письменных, ни в вещественных источниках и является совершенно фантастической.
Однако и подстановка в это уравнение величины хорошо известной по литературе византийской литры весом 327,456 г не давала реальных результатов. Попытки вычислить величину русской гривны X в. таким путем были предприняты в свое время П. С. Казанским[113], П. Н. Мрочек-Дроздовским[114], В. О. Ключевским[115], а в советское время Н. П. Бауером[116]. Подстановка в уравнение указанной величины литры определяет искомую норму гривны в 136,44 г. Расчет фракций полученной таким образом «гривны» – куны (1/25), ногаты (1/20), резаны (1/50) – давал соответственно величины: 5,45 г, 6,82 г, 2,48 г. Куны, ногаты и резаны получались настолько тяжеловесными и несоответствующими реальным весовым данным монет, встречающихся в кладах X в., что сама возможность полного сопоставления данных Договоров и Русской Правды была взята под сомнение.
Наиболее сжато скептический взгляд на возможность полного соответствия был сформулирован В. И. Сергеевичем: ««По закону Русскому» относится не к определенному количеству литр, как это уже было замечено Эверсом, а к денежной плате вообще, так как по греческим законам оскорбление действием наказывалось иначе»[117]. Не менее последователен и скептицизм И. И. Кауфмана. Последний в обоснование своего мнения о том, что «попытки привести домонгольскую гривну в связь с византийской литрой» совершенно не состоятельны и далеко не заслуживают «той чести, которая им оказывается в нашей исторической литературе»[118], обратил внимание на серьезные разночтения разбираемого места договоров в разных редакциях летописи. Сумма штрафа, показанная в договоре 945 г., не всегда выражается 5 литрами. В некоторых редакциях летописи вместо пяти стоит десять литр. И. И. Кауфман воспользовался этим разночтением только для того, чтобы взять под сомнение достоверность летописного свидетельства вообще[119]. Пути и причины возникновения разночтений не были им исследованы.
Необходимости подобного исследования у И. И. Кауфмана и не могло возникнуть, т. к. его вывод был принципиально предрешен сочувственным цитированием работы В. И. Сергеевича. Между тем, предположение последнего о возможности неконкретного сопоставления статей закона кажется мало вероятным. В толковании В. И. Сергеевича, «закон Русский» устанавливает такие принципы, как кровная месть или денежный штраф. Конкретные же нормы ответственности за преступление являются для него якобы делом второстепенным. Такое толкование «закона Русского» как нормы, допускающей произвольное изменение ставок штрафа, или как права, допускающего абстрактное решение и безразличного к размеру штрафа, совершенно несовместимо с самими принципами раннефеодального права. Если это так, то дальнейшие поиски в решении нашего уравнения необходимы.
Разночтения, отмеченные И. И. Кауфманом, дают возможность направить эти поиски по другому руслу.
Тексты договоров 911 и 945 гг. приведены в девяти редакциях русской летописи: Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской IV, Новгородской V, Софийской I, Воскресенской, Тверской, Львовской и Типографской. Чтение «10 литр» содержится в трех редакциях: Новгородской IV, Новгородской V и Софийской I (во всех списках последней, за исключением списка Царского), т. е. во всех новгородских редакциях «Повести временных лет» и только в них. Важной особенностью новгородского летописания является то, что оно использовало «Повесть временных лет» не во второй редакции (Сильверста), легшей в основу всех остальных русских летописей, а в третьей редакции (Мстислава), относящейся к 1118 г.[120]
Следовательно, чтение «5 литр» является первоначальным, а разночтение появилось только в начале XII в. Но оно не может быть объяснено простой ошибкой переписчика – настолько различны написания цифр Е (5) и I (10). Более вероятным кажется предположение о сознательной замене цифр редактором «Повести». Замена эта, однако, не могла не быть ошибочной, т. к. пропорция
дает еще более невероятное решение, определяя вес русской гривны X в. в 272,88 г, а вес ее фракций – в 10,90 г (куна), 4,96 г (резана) и 13,64 г (ногата)!
Причина замены, таким образом, могла быть вызвана не действительным несоответствием первоначальных 5 литр 12 гривнам, а каким-то недоразумением в терминологии. Единственное объяснение этому недоразумению может заключаться в том, что домонгольская Русь наряду с византийской литрой знала другую, более привычную, ошибочный пересчет на которую и был сделан Мстиславом.
Если Мстислав принял первоначальные «5 литр» «Повести» за византийские, то удваивая их количество, он засвидетельствовал существование на Руси другой литры, которая была ровно вдвое меньше византийской. Но допустим, что ошибочность его поправки заключается в том, что первоначальный текст «Повести» имел в виду уже не византийские, а как раз малые литры, вдвое меньшие по весу.
Подстановка величины такой малой литры (163,728 г) в первоначальное уравнение
дает величину гривны в 68,22 г, а величину ее фракций – куны, ногаты и резаны – соответственно в 2,73 г, 3,41 г и 1,36 г.
Существуют ли какие-либо основания, кроме приведенных выше, чтобы предполагать бытование в древней Руси домонгольского времени литры, равной 1/2 византийской литры?
Слиток с таким весом был в значительной степени распространен в домонгольское время в южной Руси. Это известная шестиугольная «киевская гривна». Топографическое размещение кладов и отдельных находок этих слитков дает очень незначительную территорию: они сосредоточены на Киевщине и прилегающих к ней частях Волыни, Полтавщины, Черниговщины и Смоленщины (подробно см. рис. 48). Вопрос о происхождении веса этой гривны и об его теоретической норме в литературе чрезвычайно запутан. Для характеристики сущности разногласий в оценке природы этого слитка следует остановиться на двух работах последних лет, которые излагают основные точки зрения по этому вопросу.
Г. Б. Федоров, признавший шестиугольный слиток своего рода международной монетой, отмечает: «Правильным… является высказанное еще В. Н. Татищевым и разделяемое почти всеми последующими исследователями мнение, что киевская гривна в 36 зол. возникла под влиянием торговых сношений с Византией и для этих сношений; по своему весу она являлась половиной греческой литры в 72 зол.»[121].
Б. А. Романов придерживается иного взгляда: «Средний вес этих слитков, – пишет он, – 159 г (от 135 до 169 г). Форма их очень однообразная и потому чрезвычайно пригодная для обращения их в качестве денег; она несомненно автохтонна. Сказать это же об их весе никак нельзя. Обычно его выводят из половинной римской либры или византийской литры. В начале XX в. это мнение стало оспариваться, с чем следует согласиться, так как половинный вес либры нигде и никогда не встречался, да он к тому же и выше 159 г»[122]. Далее Б. А. Романов сближает полученный им средний вес шестиугольного слитка с некоторыми западноевропейскими весовыми единицами[123].
Рис. 4. Весовая диаграмма шестиугольных слитков. По 372 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittelalters»
Попутно можно отметить также курьезное мнение И. И. Кауфмана, который считал шестиугольный слиток татарским и равным 36 золотникам (т. е. 153,36 г)[124].
Ни с одним из этих мнений, в том виде как они изложены в указанных работах, согласиться невозможно.
Прежде всего, шестиугольный слиток никогда не весил 36 золотников. Как это показано на весовой диаграмме (рис. 4), из 372 таких слитков, индивидуальный вес которых был выяснен Н. П. Бауером[125], только 16 слитков имеют точный вес 153–154 г. Из остальных лишь 25 весят меньше этой предполагаемой нормы, а 331 превосходит ее по весу. Выведенный Б. А. Романовым средний вес слитка (159 г) также фиктивен. Основная масса слитков имеет вес от 156 до 164 г, причем 156 экз. – почти половина всего материала – превосходят по своему весу выведенную Б. А. Романовым норму. Действительная норма таких слитков заключена в пределах 161–164 г (104 экз.), что точно совпадает с нормой 1/2 византийской литры (= 163,73 г).
Таким образом, мнение, приведенное Г. Б. Федоровым, правильно в части, касающейся соотношения шестиугольного слитка и византийской литры, но фактическое обоснование этого вывода ошибочно. Поскольку 1/2 византийской литры не была равна 36 золотникам, постольку и сама византийская литра не могла весить 72 золотника, как это утверждает, вслед за В. Н. Татищевым, Г. Б. Федоров. Это заблуждение основано на известном определении литры, данном в памятнике начала XVII в. – «Торговой Книге»: «В литре малых пол 2 гривенки, а золотников в литре 72 золотника, денгами весит 4 рубля с полтиною»[126]. Приведенное положение не имеет отношения к византийской литре, бытовавшей во времена Киевской Руси. В византийской литре не содержалось 72 золотников – из нее чеканились 72 золотые монеты, которые в русских летописях назывались златницами, но величине русского весового золотника, определившегося к тому же как весовая единица позже времени обращения шестиугольного слитка, не равнялись[127]. Вес их был 4,548 г, т. е. почти на 0,3 г больше русского золотника. Хотя эти данные фигурируют в литературе уже около пятидесяти лет, отмеченное заблуждение разделяется, как указано, и современными исследователями.
В свете изложенного выше, связь шестиугольного слитка с половиной византийской литры представляется наиболее правильной. Выше были приведены соображения, согласно которым шестиугольный слиток терминологически связывается с понятием «литра». Только это название и применялось, по-видимому, к нему в домонгольской Руси, т. к. источники, относящиеся ко времени бытования на Руси и слитков «северного» веса, и шестиугольных слитков, не знают различных гривен. Термин «гривна серебра» мог поэтому применяться только к слиткам северного веса.
Нельзя не отметить, что связь киевского слитка с термином «литра» была известна еще С. И. Шодуару, на основании каких-то неизвестных нам письменных источников (ссылка отсутствует). «Киевская гривна, – пишет он, – получила свое начало от Греческой Литры и иногда означается сим названием, например, в старинных счетах (арифметиках)»[128].
Выяснив существование в домонгольской Руси XI–XIII вв. весовой гривны в 51,19 г и в более раннее время гривны весом в 68,22 г, мы отмечаем существование в XII–XIII вв., а может быть, и в несколько более ранний период слитка весом 163,73 г, который не связывается с обеими гривнами по системе русского денежного счета. Письменные источники чрезвычайно скупо отмечают существование этой третьей системы, однако нельзя и сказать, что они вообще молчат о ней. Источники называют литру, о связи которой с шестиугольным слитком уже говорилось. О местных различиях денежных систем свидетельствует также упоминание в Смоленском договоре 1229 г. «смоленской куны» и «смоленской ногаты»[129]. Упоминания этих терминов не дают возможности сколько-нибудь подробно говорить о структуре системы южного слитка. Однако мы знаем его вес, и это в дальнейшем позволит отыскать уже в вещественном материале такие группы памятников, вес которых находится в рациональном отношении к весу киевского слитка.
Несколько слов необходимо сказать о покупательной способности фракций гривны, поскольку это необходимо для правильного представления о том, какую сферу товарно-денежного обращения эти фракции обслуживали.
Вопрос о ценах в домонгольской Руси является очень сложным. Упоминания цен в летописях и актах не редки; однако сама специфика упоминаний весьма затрудняет их исследование. Летопись обычно называет цены для характеристики голодных лет и дороговизны, поэтому ее свидетельства мало способствуют выяснению нормальных рыночных цен. Русская Правда, как правило, имеет дело не с ценами, а со штрафами, которые не могут быть привлечены для нашей цели. Наиболее важными оказываются свидетельства договоров или таких установлений, как «Покон вирный», где речь идет об оплате в нормальных условиях. «Покон вирный» оценивает сыр в резану, рыбу в 7 резан (количество не указано, но речь идет о дневном рационе для одного человека). Печеный хлеб в XIII в. ценился в две куны (= 2 резанам)[130]. Эти примеры говорят об использовании мелких фракций гривны в сфере розничного мелкого обращения. Городской торг, так живо обрисованный рассказом Печерского Патерика, был основным местом приложения кун, ногат, резан и вевериц.
Глава III
Некоторые общие вопросы монетного обращения домонгольской Руси
Теоретические расчеты величины основных русских денежно-весовых единиц должны выдержать проверку на метрологии массового монетного материала, к обзору которого мы переходим.
Нам придется иметь дело с тремя основными группами иноземных монет, бытовавших на Руси в IX–XI вв. и использовавшихся восточными славянами в качестве средства местного денежного обращения. Наиболее многочисленную группу составляют куфические дирхемы – тонкие серебряные монеты диаметром около 20–25 мм, обе стороны которых покрыты арабскими надписями. Тип куфического дирхема сложился на Востоке в самом конце VII в. и на протяжении четырех веков оставался единственным типом мусульманской серебряной монеты. В центральной части обеих сторон дирхема помещены строчные легенды, содержащие благочестивые изречения и имена правителей, в обязательных круговых легендах этих монет – продолжения изречений и наиболее существенные для нас сведения о месте и годе чеканки монеты.
Малочисленную, но характерную для определенного периода группу монет составляют сасанидские драхмы, более толстые серебряные монеты, несущие на одной стороне изображение жертвенника и стоящих по его сторонам человеческих фигур, а на другой стороне – портрет сасанидского царя. На этих монетах также помещены имена правителей и даты чеканки, осуществлявшейся в V – начале VII в. (более ранние сасанидские монеты для наших кладов нехарактерны). К той же группе следует отнести и более поздние монеты испегбедов и арабских наместников Персии середины – второй половины VIII в., использовавших в чеканке сасанидский тип. Эти монеты более тонкие, чем сасанидские. Размер сасанидских и испегбедских монет близок размеру куфического дирхема.
Наконец, третью и весьма многочисленную группу составляют западноевропейские денарии X–XI вв. – небольшие, менее 20 мм в диаметре тонкие серебряные монеты, несущие на себе изображения чеканивших их правителей, различных религиозных эмблем и надписи о месте чеканки. Последние иногда отсутствуют и заменяются именами герцогов или святых. Дат на денариях нет, и хронологическое их определение является более суммарным, нежели определение дат дирхемов.
Особую группу составляют также византийские милиарисии с греческими надписями и с изображением императора (часто с соправителем), а с VIII в. – с изображением «голгофского креста», но они в русских кладах чрезвычайно редки. Их малочисленность противоречит той роли в процессе формирования русского денежного обращения, какую византийскому милиарисию отводили некоторые авторы[131].
Прежде чем приступать к детальному изучению всех этих монет в русских кладах, нам следует обратиться к некоторым общим вопросам, имеющим не только методическое значение, но важным и для характеристики монетного обращения домонгольского времени в целом.
Обращаясь к монетному материалу, нам постоянно придется иметь дело с его хронологическим анализом. В связи с этим необходимо найти вполне определенную точку зрения в вопросе о принципах датирования монетных комплексов – кладов. Точно так же целесообразность метрологического анализа монетного материала станет для нас несомненной лишь после того, как будет твердо установлен сам характер приема иноземной монеты в русском денежном обращении.
