Владимир Колычев
Бандитская дива
Глава 2
Дежурная часть, камера с решетчатой дверью в ней, оружейная комната. Были еще две камеры для задержанных в административном порядке, они располагались через коридор от дежурной части. Но Игнат смотрел именно на эту камеру. Сам когда-то в ней содержался. Четыре года назад это было, они тогда с Лией в ресторан пошли, там и нарвались на блатных. С Котляром тогда пришлось дело иметь, и с Талым, и с тем он справился, и с другим, но появился старшина Самойленко. И не блатных он тогда задержал, не зачинщиков драки, а Игната. Уже тогда он зависел от Баштана, и до сих пор на службе. Нехорошо, очень нехорошо…
Загорал Игнат и в других камерах. Весело его юность на южных берегах протекала, приезжал на лето, а приключений на весь год. Со студентами из стройотрядов дрался, с пацанами из Виноградного жестко сходились, милиция подъезжала разгонять. Пару раз Игната в отделение доставляли. Во всех трех камерах он успел побывать.
Все, даже тетя Вика прочили ему дальнюю дорогу и казенный дом. Самойленко, задержав его, очень удивился, узнав, где служит Игнат. Он-то думал, что имеет дело с уголовником. И сейчас Самойленко удивлен. Не думал он, что Игнат станет его начальником.
Камера в дежурной части пустовала, зато в оружейной комнате полный комплект, и пистолеты на всех сотрудников имеются, и четыре автомата АКС-74У – для усиления патрульно-постовых групп в особых случаях. Оружие Игнат принял первым делом. Начальник районной милиции представил его личному составу, лично провел инструктаж заступающего суточного наряда и не успел он уехать, а Игнат уже в оружейной комнате. Раньше он думал о сохранности только личного оружия, а теперь на нем арсенал целого отделения. Сохранность оружия и секретных документов, что еще может быть важнее в его работе на должности начальника поселкового отделения милиции? Это раньше он думал, что во главе угла показатель раскрываемости, а нет, приказ о назначении на должность начальника отделения заставил его мыслить более приземленно.
А приказ о назначении уже подписан, Игнат утвержден в должности, осталось только принять дела. А оружие он мог получить уже сегодня. И пистолет Макарова, который когда-то принадлежал капитану Сазонову, уже у него в руке. Пистолет, с которым Сазонов когда-то гонялся за ним.
– Тир у нас тут в подвале, – угодливо подсказал Самойленко.
– И как с уровнем подготовки личного состава? – не без усмешки спросил Игнат.
Четыре года назад Самойленко стрелял неважно. Две обоймы в Игната разрядил, преследуя его, все мимо. А ведь мог и попасть.
Игната тогда подозревали в убийстве любимой девушки, Самойленко охотно поверил в эту глупую версию, Игнат уходил от него берегом моря. Самойленко имел тогда долю от поселкового рынка, Игнат это знал, поэтому старшина стрелял на поражение.
– Не хуже, чем у других!
– Нужно лучше.
Оружие для Игната предмет одушевленный, и сейчас, держа пистолет в руке, он ощущал свой «ПМ» так, будто он был живым существом. Стрелять он умел, одно время очень серьезно тренировался. Друг нарвался на вооруженного бандита, Игнат выстрелил, пытаясь остановить преступника, и промахнулся. И друг получил заряд охотничьей дроби в грудь. Второй раз бандит выстрелить не успел, Игнат все-таки поразил цель. А ведь он мог уложить преступника с первого выстрела, тогда Илью не пришлось бы класть на операционный стол.
– В четверг у нас по плану занятия по огневой.
– Разберемся.
И с расписаниями занятий Игнат ознакомится, и со своими должностными обязанностями. С подчиненными разберется, посмотрит, кто как справляется со своей работой. Все, что требуется, изучит, все освоит, при нем отделение будет работать как часики. Если он, конечно, доживет до лучших времен. Пока все спокойно, вчера он ездил в Геленджик сдаваться. Отпустил Самойленко, объяснился с родителями, пообедал – и в путь. И никто за ним не увязался. А опасался он слежки со стороны того же Кваси, потому на всякий случай установил личность этого типа. И о Квасе узнал через районный уголовный розыск, и о Лосе. И один имел судимость, и другой.
Квася и Лось интереса к нему пока не проявляли, и стоящий за ним Котляр не давал о себе знать. Но есть предчувствие, что это затишье перед бурей. Да и не миновать бури, когда существует такой циклон, как Баштан. В статусе законного вора. А с ним Котляр со своей кодлой. Котляр на всю башку отморожен, уж кому, как не Игнату, это знать.
Жуков принял оружие, расписался в получении пистолета и патронов к нему, вложил оружие в кобуру и поднялся на второй этаж.
В кабинете резко пахло кожзаменителем, мебель здесь старая, а стулья за приставным столом новые. Хорошие стулья, крепкие, еще бы обивку на сиденьях заменить. А может, это не столько дерматин пахнет, сколько ощущение новизны, резкой перемены в жизни дает о себе знать. Поселок небольшой, но штат отделения немаленький. И следователь есть, и дознаватель, свой уголовный розыск в составе двух оперуполномоченных, отдел борьбы с хищениями социалистической собственности, инспекция по делам несовершеннолетних имеется, паспортный стол. Участковые, патрульно-постовая служба, вневедомственная охрана, даже штатный кинолог с собакой. Если вместе сложить, получится приличное количество людей, над которыми начальником поставлен Игнат. Целое отделение милиции в подчинении, а это не столько почет, сколько ответственность в пределах майорской должности. Раньше капитанская была…
В окне тихонько тарахтел кондиционер. Окна выходили на юг, на море, которое проглядывалось сквозь хвойные кроны сосен, после полудня в кабинете невыносимая жара. Но ведь это не самое страшное. Если сломается кондиционер, можно будет включить вентилятор, открыть окно, стоять, смотреть на море и слушать пение цикад, которые так прекрасно успокаивают нервы.
Окно Игнат открывать не стал, и пение цикад слушать некогда, работы у него выше крыши. Поступающие свыше распоряжения исполнять надо, работу отделения контролировать, а главное, он должен принять по описи все числящееся на балансе отделения имущество, а это непросто.
На столе зазвонил телефон, на связь вышел Самойленко.
– Товарищ капитан, тут к вам соседи по очень важному делу.
В голосе лейтенанта угадывалась легкая, едва уловимая насмешка. Интересно Самойленко знать, как Игнат будет выкручиваться. Дом у него свой, комнаты в котором сдаются курортникам, причем не совсем законно. И отец вином промышляет, что карается статьей уголовного кодекса. Все эти нарушения порочат репутацию нового начальника. И между прочим, с этими нарушениями он же сам и должен бороться.
– Что там? – сухо спросил Игнат.
– Зоя Валентиновна, ты куда? – крикнул кому-то Самойленко.
Зоя Валентиновна не заставила себя ждать. Сначала Зойка внесла в кабинет свою грудь, а затем уже подала себя. К этому времени Игнат уже успел нацепить кобуру на ремень брючного ремня и вложить в нее пистолет. Вдруг бандиты Котляра снова шалить начнут.
– Товарищ капитан при полном параде! – облизнув Игната теплым взглядом, просияла она. И оттопырила вверх большой палец правой руки. – Во!..
В бытность свою опером он предпочитал штатское, но сейчас без формы никак. Сегодня парадная, а на завтра повседневная – уже наглажена.
– Что там стряслось?
– А почему сразу стряслось?.. – задумалась Зойка. – Хотя да, стряслось!.. Стоим, никого не трогаем, а эта сволочь: заткнись! Мне! Заткнись!..
– Я так понимаю, это послесловие!
– Ну нет, послесловие, это когда кулаками после драки. А ты Лешку моего знаешь, чуть что не так, сразу в драку!
– Лешку?
– Ну да, Лешка как раз подъехал.
– С рыбалки?
– С рыбалки.
– Трезвый?
– Трезвый. Но не совсем просохший…
– Давай по порядку! Кто тебе нагрубил?
– Если по порядку, то начинать нужно с Оксаны. Смотрю, муж ее идет с моря. А с ним двое, наглые такие, скалятся. Гастролеры! А ведут себя как у себя дома!
– Гастролеры?
– Кидалы!
– И кого они кинули?
– Пашку! Развели лоха! Смотрю, проходят мимо, Пашку ведут, чтобы не убежал. А Оксана сзади идет. Я вышла, что такое, спрашиваю… В общем, пришли на море, ну, Оксана с мужем, разделись, один из этих подходит и говорит Оксане. А сам на Пашку смотрит. Люблю, говорит, детей, у которых мамы молодые.
– У кого дети? – не понял Игнат.
– Ну так Пашка ребенок, а она мать… Пашка, конечно, возмутился, какой он ребенок? А какого ты года рождения, спрашивают? Шестьдесят шестого, говорит. Да нет, говорят, быть этого не может!.. Поспорили на двести рублей. Пашка повел их паспорт показывать!.. А Оксана поняла, что здесь что-то не то…
– А в паспорте одна тысяча девятьсот шестьдесят шестой год, – кивнул Игнат.
– А я поняла это сразу! – вскинулась Зойка.
– И что, показал Паша паспорт?
– Он стал показывать, а я подошла, вырвала. И этим сказала, чтобы проваливали.
– Гастролерам?
– Так ясно же, что не наши это… Сказала, что залетным у нас не рады… Баштаном пригрозила, – понизив голос, добавила Зойка.
– А они: заткнись?
– Да так грубо! А тут еще Лешка подъезжает… Ну, я ему сказала, а он за меня сразу в драку! – Зойка вскинула голову с гордостью за мужа, но тут же разочарованно вздохнула. – А этот белобрысый, с пельмешками, его в охапку сгреб, крутанул и вниз головой об землю!
– Уши как пельмешки? – выслушав ее, предположил Игнат.
Если белобрысый с такой легкостью взял Лешку в захват и провел прием, значит, он занимался борьбой, возможно, вольной. У серьезных борцов травмы ушей обычное дело. Боец уходит от захвата, с силой трется головой о жесткую поверхность, в травмированных ушных раковинах образуются пустоты, которые заполняются кровью, тканевой жидкостью, которая застывает, принимая формы, близкие к уродливым.
– Ну да, уши… Особенно одно! – Зойка взялась пальцами за мочку правого уха.
– На себе не показывай! – усмехнулся Игнат.
Она одернула руку так, как будто ухо превратилось в оголенный провод под напряжением.
– И что с Лешкой?
– Да ничего, в себя приходит.
– А белобрысый?
– Он сказал, что завтра зайдет. За деньгами… Я говорю, хрен тебе, а не деньги! А он смотрит на меня и скалится. Страшно так скалится!
– А почему завтра за деньгами?
– Так Оксана сказала, что ни копейки не даст! А они возле твоего дома стояли. Я сказала, что это дом начальника милиции.
– Умней ничего не придумала? – поморщился Игнат.
Ясно же, что в доме живут курортники, будет теперь всякая гопота друг другу рассказывать, как кучеряво устроился начальник поселкового отделения милиции. Впрочем, шила в мешке не утаить. И с домом нужно что-то делать. Или выселить всех к черту или заключить договор с финансовой службой. Мама готова пойти на второе, лишь бы не терять доход. Игнату же куда больше нравится первый вариант. И от вина он бы тоже напрочь отказался, но как быть с отцом? Он же засохнет с горя вместе со своим виноградником, разбитом на двух участках. А делать что-то надо.
– Ну а что я не так сказала? Дом твой!
– И дом, и виноградник…
– Э-э… – раздумчиво протянула Зойка. – А кто тебе что сделает?
Игнату ничего не оставалось, как махнуть на нее рукой. В размягченное курортной жарой сознание с трудом входят такие понятия, как честь, совесть. Особенно если не видишь в незаконных доходах ничего зазорного.
– И где сейчас эти пельмешки?
– Так ушли… Завтра, сказали, зайдут. А если денег не будет, паспорт можно будет выкинуть. На том свете, сказали, паспорт не нужен.
– Так и сказали, на том свете?
– Вот я и говорю, они Пашу грозились убить!
– Они – это двое?
– Ну да, с пельмешками это белобрысый, плотный такой, плечи широкие, ноги кривые. Второй повыше, чернявый… две фиксы во рту, одна золотая, сверху, а вторая железная. – Зойка провела пальцем по нижним резцам.
– Одеты во что?
– У чернявого рубашка велюровая, коричневая, на заклепках. В смысле вместо пуговиц заклепки. А джинсы вельветовые, те просто с заклепками.
– Рубашка, джинсы?
– И вьетнамки. И ноготь на большом пальце уродливый. Это если ноготь вырвать, вместо него уродство нарастет… У одного ноготь, у другого уши, – усмехнулась Зойка.
– В чем уши?
– В очках. Кепка, очки солнцезащитные, капельки. Теннисная кепка с козырьком. Флаг на ней. Не знаю, какой страны. Может, английский, но точно не американский. Американский флаг на футболке. Джинсы вареные, с защипами. Кроссовки черные, три полоски. Может, и «Адидас».
– Значит, уши, фиксы, ноготь, флаги. Один высокий чернявый, другой светлый, ростом пониже, но более физически развитый. И ноги кривые.
– Короткие, кривые, – кивнула Зойка.
– Раздам приметы патрулям, может, найдут, – усмехнулся Игнат, глядя на нее.
– Да я и сама бы этих гадов нашла! А что я им сделаю?
– Лешке сильно досталось?
– Надо бы посильней! Три дня, зараза, бухал! Завтра зашивать повезу.
– В который уже раз? – улыбнулся Игнат.
– Дело не в этом…
– Да нет, дело как раз в этом… Сколько раз ты его на смерть кодировала?
– Ну-у…
– Думаешь, он и в этот раз поверит, что умрет, если выпьет?
– Да как-то не думаю.
– А может, и поверит. В свое бессмертие, – усмехнулся Игнат. – Он еще вниз с высоты прыгать не пытался?
– Да ну тебя, накаркаешь еще!
– Скажи ему, куда я ваш виноградник ему засуну, если он еще раз выпьет.
– Виноградник?
– Со всеми бочками из вашего подвала.
– А что? Только ты сам ему скажи! Тебе он поверит… Кстати, о пельменях!..
– Еще какие-то приметы?
– Да нет, обед скоро, а у меня холодильник, полный вареников. Может, у нас пообедаешь? Заодно воспитательную работу проведешь с Лешкой?
– У вас пообедать, говоришь, – усмехнулся Игнат.
Не жизнь у него намечается, а малина. В Хабаровске обеденный перерыв проходил у него где придется, или на бегу перекусывал, или в кабинете, в лучшем случае в столовой, зато здесь можно сходить домой на все готовое. Пешком быстрым шагом десять минут ходом, а если на машине, через брод, то еще быстрей. И пообедать можно, и даже в море искупаться.
– Мама когда уезжает? – спросила Зойка, озадаченно глядя на него.
– Скоро, – кивнул Игнат.
Месяц у нее в запасе, а потом домой, в Ростов-на-Дону. Отец уедет гораздо позже после того, как подготовит свои виноградники к зиме.
– Вот я и говорю, бабу тебе хорошую надо! – закивала Зойка. – Есть у меня одна хорошая девочка на примете. Молодая совсем, всего двадцать восемь лет…
– Давай поговорим об этом вчера!
Игнат аккуратно взял Зойку под локоток и подвел к двери. Некогда ему, и ей пора честь знать.
Он проводил гостью до самых ворот, принял приглашение на обед и повернул назад. На крыльцо вышел Самойленко. Сигарету он держал в двух пальцах, но при приближении Игната спрятал ее в ладони и вытянулся чуть ли не в струнку. Чувствовал он, что у Игната нехорошие на него планы, старался выслужиться. И о Баштане с его сворой ни слова, как будто в поселке никто никого не обкладывал данью. А ведь Баштану на его воровской общак платили все, до кого он мог дотянуться своими длинными руками. Спекулянты с рынка платили, в смысле коммерсанты, цеховики, а сейчас еще и кооператоры с их двойной бухгалтерии, частным таксистам доставалось. Мзда бралась со всех теневых доходов, в государственные структуры воры пока не лезли, но все еще впереди. Если, конечно, не обуздать аппетит мафии и ее приспешников, таких, как, например, лейтенант Самойленко.
Самойленко ни о чем не спрашивал, но на Игната смотрел выжидательно, в готовности исполнить любой приказ. И задание он получил. Игнат в нескольких фразах описал инцидент на Виноградной улице, в режиме «испорченного телефона» описал приметы преступников и велел поставить в известность все патрульные группы. Самойленко разволновался так, как будто от выполнения задачи зависела его жизнь.
Домой на обед Игнат отправился пешком. Он был в форме, которая мешала ему в свое удовольствие заглядываться на мимо проходящих девушек. А горячих штучек хватало, одна красотка прошла ему навстречу в коротких до невозможности шортах, Игнат едва удержался от искушения оценить загар на ее ягодицах. Ему хотелось и на девицу глянуть, но главное, разведать обстановку у себя за спиной. Вдруг за ним плетется «хвост», а еще Баштан мог отправить по его душу «торпеду». Подойдет какой-нибудь смазливый, пряничного вида паренек со спины, высморкается, а вместе с тем вставит перо под ребро. И спокойно растворится в толпе, оставив жертву умирать.
А Баштан вполне мог приговорить Игната к смерти. Хотя бы с подачи Котляра. Отомстить Игнату – раз и два – освободить место для Самойленко, который вполне комфортно чувствовал себя временно исполняющим обязанности начальника отделения. Тот же Самойленко и мог заказать Игната.
Жуков шел, стараясь не оглядываться, он полагался на чутье, которое выработалось у него за годы службы в уголовном розыске. А чутье молчало, спина никак не реагировала на приближение опасности, он спокойно свернул с Курортной на улицу Кочубея, выпил стакан газировки из автомата, заодно глянув по сторонам, прошел мимо базы отдыха, студенческого оздоровительно-спортивного лагеря, оставил позади пешеходный мост через мелкую реку с широким руслом, а там и Виноградная улица.
В первом по счету доме жила Зойка, второй дом принадлежал его матери, а третий – ему самому. Дальше дом Ерогиных, в котором теперь жили совсем другие люди. Не смогла мать Давида жить среди людей, знавших, какое чудовище она воспитала. Давида еще не расстреляли, а она уже съехала, продав дом. И мать Лии тоже уехала, нет ее здесь, и это даже хорошо. Игнат чувствовал за собой вину, он ведь мог уберечь Лию, но не уберег. Знал, что ей угрожает опасность, ходил за ней как ниточка за иголочкой, но все-таки прозевал момент. Давид появился ночью, Лия всего на пару минут вышла из дома, и на этом жизнь ее закончилась.
Лешка сидел за столом под виноградником у летней кухни. Он клевал носом, вяло махая опахалом из мятых листьев грецкого ореха. Считалось, что это верный способ отогнать от стола мух. Только их почему-то меньше не становилось.
– Мух кормишь? – спросил Игнат, инстинктивно глянув по сторонам.
В этом доме убили дядю Валю и тетю Вику, во дворе – Лию. И сам Лешка получил удар ножом в живот, правда, не от Давида. Талый метил в Игната, а попал в Лешку. К счастью, нож вошел неглубоко, вылечили быстро.
Лешка вздрогнул, медленно поднял глаза, но поднялся быстро. Вид у него похмельный, видно, еще вчера закладывал, а к утру проспался. Но на забулдыгу Лешка уже не похож. И одет прилично, и лицо здорового цвета, щеки сытые, розовые. А ведь четыре года назад Лешка даже не на краю бездны стоял, а падал в нее. Зойка его из болота вытащила.
– А-а, Игнат! – Он распахнул объятия, но сам же себя и осадил. – Товарищ капитан милиции!
– Не юродствуй, не на ярмарке, – качнул головой Игнат.
– Зойка говорила, что ты пить мне запрещаешь.
– Я запрещаю тебе Зойку обижать. Могу сказать почему. Если ты совсем тупой.
– Да не тупой… И завязать хочу. Так, чтобы окончательно.
– Сказку о царе Салтане помнишь? Царевна там была.
– Что, пить бросила?
– В бочку посадили. И я тебя в бочку закатаю. – Игнат кивком указал на дом, в подвале которого хранились запасы вина. – Самую маленькую выберу. И голым в Африку. На пятнадцать суток. Не веришь?
– Может, поспорить еще предложишь? – кисло сказал Лешка. – На двести рябчиков.
Из летней кухни вышла Зойка, увидела Игната, молча кивнула, дескать, сейчас, и снова скрылась из вида.
– Я это бычье еще найду! – зло скривился Лешка. – Сам их на двести рябых поставлю!
– Я смотрю, сильно тебя головой ушибли, – хмыкнул Игнат.
– Козлы залетные!
– Точно залетные?
– Но точно не наши!
– А ты всех ваших знаешь?
– С кем-то знаюсь, кого-то просто так видел…
– Когда за бизнес свой отстегивал?
– А чего не отстегнуть, когда все шито-крыто. Менты не трогают, бакланы не лезут, если что, всегда обратиться можно.
– К кому обратиться?
– К Баштану, например. Он у нас здесь за бога. И царь, и бог… Ну, насчет милицейского начальника не скажу, но если машину угнали, хату выставили, он все решит, все найдет.
– За какой процент?
– Ну, понятно, что не бесплатно.
– А чьи люди машину угонят, чьи люди хату выставят? – Игнат смотрел на Лешку как на великовозрастного дурачка, который свято верил в Деда Мороза.
– Этого я не знаю… Вон у Ефимовны сына за изнасилование закрыли, в Новороссийск повезли, думали, опустят пацана. А Баштан во всем разобрался, с девкой все, говорит, спали кому не лень. Все спали, и он переспал, а она, женись давай или на кичу.
– А к Баштану все на толковище ходите?
– Надо же как-то проблемы решать!
– А у тебя проблема, Леша. Баштан шерсть с тебя как с барана стрижет.
– Так не для себя же, на общак. Может, шерсть моя на зоне кого-то согреет. Может, я там когда-нибудь окажусь. Может, ты меня и закроешь за то, что я вино толкаю.
– Дурак ты, Лешка. Дурак!.. – покачал головой Игнат.
Лешка проповедовал житейскую логику маргинального уклона, с одной стороны, его можно понять, а с другой – он должен был задаться вопросом. Почему, завидев Квася и Лося, Зойка сбежала от них? Уж не потому ли что кто-то из них мог залезть к ней под юбку? Или просто облапить, баба она, в общем-то, аппетитная, а шпана изысканными манерами не страдает. Возьмут хулиганы и приласкают Зойку помимо ее воли. И у кого на них управу искать, у Баштана?.. Хотел бы Игнат задать Лешке такой вопрос, но не стал этого делать. Зачем говорить о том, чего не было.
Из кухни вышла Зойка, накрыла на стол, появились родители Игната. Окрошка, вареники, все вкусно, душевно. Из-за стола Игнат поднялся в хорошем настроении. В его распоряжении оставалось всего пятнадцать минут, не так уж и много, нужно поспешить, чтобы не опоздать. «Москвич», доставшийся Зойке в наследство от отца, стоял перед гаражом под навесом, Лешка вызвался подвезти, но Игнат качнул головой. Виноградную улицу от поселка отделял пешеходный мост, если ехать, то в объезд, через шоссе на Геленджик, а это и время, и расстояние, измеряемое в литрах бензина. Можно напрямки, по дороге, пересекающей русло реки, но «Москвич» там и застрять может, на «УАЗе» да, в самый раз. Да и зачем ехать, когда ходьба растрясет обед, и жирок на животе не завяжется? Немаловажная, кстати, деталь. Спокойная размеренная жизнь, сытный обед по расписанию – все это таило в себе опасность ожирения.
Игнат и хотел бы пообщаться с Оксаной и ее мужем, но на это уже не было времени. Да и особого смысла он в том не видел. Сначала нужно задержать мошенников, а потом уже проводить дознание, возбуждать уголовное дело. Для этого ему понадобится заявление от пострадавшей стороны, но не факт, что гастролеров найдут. Может, они уже покинули поселок.
Но Оксана сама попалась ему на пути. Он шел к мосту, а она ему навстречу, возвращаясь в сопровождении незадачливого мужа с пляжа. Шляпка на ней соломенная, белый сарафан на бретельках. И лицо красное, и плечи. Останавливаясь, Игнат покачал головой.
– Во-первых, здравствуй, Оксана! А во-вторых… Мужа за сметаной отправь.
Игнат хотел сказать, что полуденное солнце опасно для здоровья, но его слова будут восприняты как нотация. От должностного, так сказать, лица.
– Слушаюсь, товарищ капитан! – бодро, но не весело улыбнулась Оксана.
И повела головой, собираясь глянуть на своего мужа, который устало плелся позади нее. Метров пять ему еще идти. Легкий надувной круг Паша нес, как будто это была тяжелая покрышка от автомобиля.
– И скажи ему, чтобы с незнакомыми людьми в доверительные отношения не вступал.
– А вы уже в курсе? – спросила Оксана.
Игнат подтвердил, кивнув.
– Милиция всегда в курсе, – язвительно сказал Паша. – Только ничего сделать не может!
– Не всякую ошибку можно исправить. – Игнат насмешливо посмотрел на него.
– Какую еще ошибку?
– Спорить не надо было. Спор – это игра на деньги. А уголовники к игре на деньги относятся очень серьезно. Долг для них – дело чести.
– Думаете, они придут за деньгами? – расстроенно спросила Оксана.
– Я, конечно, постараюсь найти этих ребят. Проведу с ними воспитательную беседу… Но, может, вам перебраться куда-нибудь в другое место? – спросил Игнат, с сожалением глядя на Оксану.
Она хоть и сгорела на солнце, но все равно выглядела соблазнительно. И ему вовсе не хотелось, чтобы она уезжала. Хотя он и не понимал, зачем она ему здесь нужна, тем более с мужем. Не строил он планов насчет нее. Просто нравилось общаться с ней.
– Да нет, нам здесь нравится. – Оксана с обидой глянула на Жукова.
– Может, и нравится, может, и не очень, – качнул головой Паша.
Игнат посмотрел на часы, времени уже в обрез, чтобы успеть, нужно переходить с шага на бег, но это лишнее.
– Кажется, я опоздал, – улыбнулся он. – Придется вам меня выручить.
– Как? – Оксана чуть ли не завороженно смотрела на него. Она очень хотела ему хоть в чем-нибудь помочь.
– Причина мне нужна, по которой я мог здесь задержаться. Придется тебе, парень, идти со мной. И писать заявление.
– Какое заявление?
– А разве у тебя не требовали деньги?
– Ну-у… – замялся Паша.
– Что ну?
– Да не было ничего такого!
– Как это не было? – Оксана удивленно глянула на мужа.
– Так я же никому ничего не отдавал!
– Да не слушайте вы его! – Оксана рассерженно дернула Пашу за руку. – Забирайте его, он все напишет!
– Да не пойду я! – топнул ногой парень.
– Пойдешь!
– Сама ты пойдешь!
– Ну ты и фрукт! – не сдержался Игнат.
Он смотрел на Пашу тяжело, с осуждением, и тот почувствовал силу его взгляда, присмирел.
– Он придет, – сказала Оксана. – И напишет заявление.
Паша недовольно глянул на нее, но ничего не сказал. А через час хоть и в сопровождении Оксаны, но приперся в отделение. И написал заявление, подробно изложив и события, и свои связанные с ними переживания.
