Владимир Коломиец
Казачество: территория тайн. Свет и тени
© Коломиец В. Г., 2023
© Оформление. ООО «ИТД «СКИФИЯ», 2023
Вступление
Как рано молодость уходит.
Как поздно мудрость к нам приходит.
И хорошо, коль в трудный час
Наш Разум не оставит нас.
Николай Белоусов – московский поэт
В жизни сейчас стремительно меняется всё. Меняются мир вокруг, города и сельские поселения, в которых мы живём.
Меньше других, если послушать телевизор, меняются Афины и Рим, сохраняющие очарование тысячелетних руин и отталкивающие своей обычной безалаберностью и бесхозяйственностью, из-за которых рассыпаются ещё не старые здания, соседствующие с величественными памятниками древних веков.
Заметно меняется в последние годы Москва. Изменения происходят в лучшую сторону, и воспринимаются они с восхищением и оптимизмом – ведь они сулят такие же изменения для всей страны.
Меняется город Нальчик – столица Кабардино-Балкарской республики, в которой я живу.
Центральные, да и не только, улицы превратились в царство новых офисов, магазинов и магазинчиков. Растут дома-многоэтажки. А частные – коттеджи, похожие на небольшие крепости, с высокими кирпичными заборами и коваными воротами, – даже удивляют.
Радуют площади и скверы Нальчика, за которыми чувствуется уход. Благоустраивается и ласкает взор людей Атажукинский парк в Долинске с его инфраструктурой отдыха.
Крупные города теперь оживлены и днём, и вечером. А вот город, где я живу, словно застыл в своём развитии. Он остаётся провинциальным. После работы народ как-то быстро расползается по домам. Пройдутся люди по магазинам, купят что требуется, и быстрее домой, к телевизору… И часам к восьми-девяти, а то и раньше, улицы города пустеют. Редко проскочит машина, а ещё реже маршрутка и. всё? Город отходит ко сну.
А город носит такое приятное название – Майский, и местные поэты величают его «райский».
Один из поэтов пишет так:
Городок есть такой, очень маленький он,
Если быть невзначай в нём придётся,
Встретит вас его церкви серебряный звон,
Городок этот Майским зовётся.
А в песне на слова поэтессы (тоже местной) есть такие слова:
Городок провинциальный
В зелени садов
Поселенцев помнит давних,
Терских казаков.
Пусть в стране не самый видный,
Он в моей судьбе.
Прости, город детства дивный,
Здесь теплее мне.
И припев:
Город Майский,
Город Майский,
Не ищи чудес,
Этот уголочек райский —
Благодать небес.
Впервые предки современных горожан появились здесь в 1819 году. Это были терские казаки, которые основали здесь военный пост. Волны Терека омывали побережье поселения и прибивались к берегу, «пришибались», – как говорили казаки. Впоследствии пост Казачий получил название Пришиб. Сегодня это часть города, который носит имя самого цветущего месяца года. Дать такое живописное название сперва посёлку, а затем объединению посёлка и станицы в город в 1965 году решили жители. «Май – время расцвета, благоухания природы. Это месяц, когда у нас останавливался Пушкин. Май – это месяц надежд и счастья», – так говорили люди.
Итак, если посёлок (а впоследствии – город) Майский имеет относительно недавнюю историю, то о его северной стороне – станице Пришибской – было известно давно.
В 1824 году укрепление Пришиб представляло собой «…маленький квадратный четырёхугольник с глубоким рвом и валом, обнесённый частоколом, из амбразур которого выглядывали орудия. Там, за оградой, среди врытых в землю казарм, выделялся небольшой домик для приезжих».
В таком виде Пришиб застал великий русский поэт А. С. Пушкин во время поездки на Кавказ в 1829 году. Следуя по тракту «.Военно-Грузинской дороги 16 мая он прибыл в Екатериноград. 18 мая выехал с оказией[1] из Екатеринограда и ночевал в укреплении Пришиб, 19 мая выехал из Пришиба в укрепление Урухское». В августе того же года по дороге в Петербург Пушкин снова останавливался в Пришибе.
Впоследствии укреплению присваивается наименование «станица», а жители переводятся в казацкое сословие.
Вскоре преобразуются в станицы и другие русские[2] поселения на территории нынешней Кабардино-Балкарии – Котляревская (1840), Александровская (1838). Во второй половине XIX века приток русского населения на Кавказ усиливается. Увеличивается и население Пришибской и других станиц.
Примечательно, что казаки этих станиц быстро вступили в добрососедские, а со временем и куначеские отношения с горцами. Историки свидетельствуют, что Терек сближал народы. А куначество было своеобразным побратимством горского и казачьего населения.
Местные жители близлежащих аулов заимствовали у казаков опыт ведения земледелия, в частности возделывания пшеницы и других зерновых культур, садоводства и овощеводства. В их рационе появились продукты, о которых они не имели представления.
Казаки, в свою очередь, охотно изучали экономику и культуру горцев. Перенимали опыт ведения овцеводства и коневодства, особенный интерес проявляя к последнему. Из одежды большим спросом пользовались бурки, башлык, черкеска. Всё это нашло отражение в экипировке казака.
Со временем стала обычным женитьба казаков на горянках. На это явление обратило внимание даже Антропологическое общество Петербургского университета. В заслушанном ими докладе, в частности, говорилось: «Вследствие недостатка русских женщин казаки брали себе жён у кабардинцев, кумыков… и путём смешения образовался особый могучий тип гребенского казака и казачки. Поразительная физическая красота и крепость этого типа общеизвестны.»
«Казаки отличаются от горцев только небритою головою: оружие, одежда, сбруя, ухватка, всё горское. Почти все говорят по-татарски, водят с горцами дружбу, даже родство по похищенным жёнам», – писал А. А. Бестужев-Марлинский, лично побывавший на Кавказе и хорошо знавший терских казаков.
История происхождения и формирования своеобразной группы славянского старожильческого населения на Северном Кавказе «терских казаков» (самоназвание – терцы) издавна интересовала исследователей, историков и писателей России.
О них писали В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин, С. М. Соловьёв, В. О. Ключевский и другие.
Яркие представления о жизни и быте терского казачества дают произведения и воспоминания русских писателей, живших на Кавказе: А. С. Грибоедова, А. И. Полежаева, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого. Того же Бестужева-Марлинского, высказывания которого я привёл выше. Особенно правдиво и ярко изображена жизнь терских казаков в повести Л. Н. Толстого «Казаки».
Славянское древо породило чудную ветвь – казачество: запорожское, донское, терское, уральское, сибирское, кубанское… Наш долг – восстановить историческую правду о казачестве, возродить его добрые традиции.
Может возникнуть вопрос: чем же привлекателен этот, казалось бы, давно канувший в Лету казачий мир, почему до сих пор живы старые казачьи песни, да ещё и новые «под казаков» и про казаков сочиняются?
Наверное потому, что их многочисленная общность сумела просуществовать много, много веков. Слово «казак» вошло практически во все ныне существующие языки. А интерес к традиционной культуре народов, к их языкам, обычаям, обрядам, истории за последние десятилетия необычайно возрос во всём мире. Это, безусловно, закономерное явление, которое имеет самые разнообразные социальные, культурные, политические, национальные, религиозные и иные причины.
Процессы, происходящие в нашем обществе, вызвавшие бурный рост национального самосознания, ощущения своей самобытности, неповторимости, не обошли стороной и потомков терских казаков, история появления которых на Кавказе уходит в глубь веков.
Молодёжь хочет знать свою историю. Мысль о том, что без всестороннего знания прошлого не может быть понято настоящее и тем более будущее, сегодня становится аксиомой.
«Обращение к старому, возрождение старого, сохранение его – это не отказ от нового, это новое понимание старого, своих корней, это ощущение себя в истории», – писал академик Д. С. Лихачёв.
Глубокое изучение своих истоков позволяет легче ответить и на самый главный вопрос: что же делать нам сегодня для духовно-нравственного возрождения народа, как действовать, чтобы процесс развития культуры носил естественный, закономерный характер, вытекал из своеобразия истории и культурных традиций края, где мы живём.
А казаки, несмотря на огромные жизненные сложности и превратности судьбы, не исчезли с этнографической карты человечества. Их репрессировали, но не сломили морально.
В этом их духовная и нравственная крепость. И я предпринимаю дерзкую попытку ещё раз попробовать разобраться в этих жгучих и непростых вопросах.
Так кто же они, казаки, как появились на Северном Кавказе?
Часть первая. Вехи истории Терского казачества
1
Поселения русских вольных людей на Тереке – казаков – были с самого начала XVI века связующим звеном России с народами Северного Кавказа, в частности с кабардинцами, часто именуемыми в это время пятигорскими черкесами или пятигорскими черкасами.
Кабардинцы раньше других побратались с казаками. Один из авторов пишет: «Кабардинцы, увидев, что приезжие носят оружие – а это признак их свободы и достоинства, да ещё оружие огнестрельное, редкостное в то время на Кавказе, – предложили: селитесь, кунаки, здесь, эта земля на стыках горских владений – ничейная, порожняя». Так на берегах Сунжи, Терека, Малки зазвучали русские и украинские песни. Горцы стали привечать казаков, стараться завести с ними дружбу. Верили: в нужный момент эти люди выручат. Так и случилось. В 1583 году турецкие войска с победой возвращались из Ирана и направились в Кабарду – пограбить население. Но навстречу им стремительно двинулась кабардинская и казачья конница. Грозные победители персов подверглись стремительной атаке и в панике бежали в Крым. И так было не раз. Кабардинцы вместе с казаками ходили в Крым, к стенам Темрюка и Тамани. В 1558 году их стяги победно реяли в далёкой Ливонии. Они штурмовали Мильтен и Дерпт, громили лучшую в Европе немецкую армию, были в Берлине. Всё помнит, ничего не забыла седая история.
«Переселение казаков на Терек не оспаривалось ни кумыками, ни кабардинцами, – пишет В. Г. Гаджиев[3], – более того, прибывшей вольнице были предложены земли, где они построили свои городки. Скоро казаки вошли в дружественные и даже родственные связи с горцами Северного Кавказа, от которых брали на своё обзаведение зерновой хлеб, скот, лошадей и даже жён невенчанных»[4]. Казаки поддерживали оживлённые связи с горцами, и чем отдалённее историческое время, тем прочнее были эти связи[5].
Казачество стремилось поддерживать и другие связи с «горчаками», т. е. горцами.
Подтверждением этому может служить письмо горцев Дагестана коменданту Кизляра: «Понеже же имели мы с терскими казаками доброе обхождение и, будучи в согласии, как они, так и мы довольны»[6].
«Горец, – писал Попко, – любит путешествовать, видеть новые лица, новые обычаи, даже страны – не дальше двух-трёх переездов коня. Ещё больше он любит померяться даром слова с новым человеком, поболтать, и гребенской казак был к услугам, потому что знал его язык. У гребенского казака мог он вкусить и запрещённой влаги»[7]. В ходе общения зарождалось и укреплялось куначество – этот своеобразный обычай кавказского побратимства. Горцы и казаки гордились своей дружбой и передавали её детям как священный завет от поколения к поколению.
В очерках «Истории Адыгеи» читаем: «Черкешенка не прочь была выйти замуж за казака, а казачья старшина считала за честь жениться на черкесских княжнах».
«Гребенская женщина, – писал Попко, – во множестве случаев была местного происхождения». Брачные отношения между терско-гребенскими казаками оказали известное влияние на физический тип казака, поразительная красота и крепость которого общеизвестны. Один из авторов писал: «Гребенцы совсем не похожи на обычных казаков. Вроде бы и русские, и в то же время чужие. Обличьем похожи на кавказцев: чёрные как смоль волосы, большие чёрные, с проницательным взглядом глаза, прямой, с чуть заметной горбинкой нос. Редко встретишь русоволосого и голубоглазого». Язык, религию, песни, поверья, обычаи хранили в первозданной чистоте. И совсем другими становились, когда встречали мирных горцев, приезжавших к ним в гости, когда легко и свободно начинали говорить по-татарски. Могли изъясняться по-кабардински, по-ингушски, по-чеченски и на других языках. А знанию языков способствовало аталычество: казаки и горцы по обоюдному согласию отдавали друг другу на воспитание малолетних детей.
Но не всегда отношения между казаками и горцами были мирные. Бывали времена, когда они становились неприязненными. Такой характер они стали принимать в конце XVIII – первой половине XIX века, и виною тому – разделяющая рука самодержавия. Как пишет дворянский буржуазный историк П. Г. Бутков: «В то время наблюдалось правило древних римлян, чтобы для пользы Кавказского края ссорить между собой разных кавказских народов»[8].
С превращением казаков в «оплот государственных интересов» самодержавие, имея целью разжечь вражду между ними и горцами, щедро наделяя казаков землёй, делало всё, чтобы внушить им мысль о превосходстве над горцами, стараясь убедить, что рост их благополучия зависит от «усмирения» и «покорения» горцев. Немалую роль в разжигании вражды к казакам сыграли и представители местного духовенства – «благочестивые таррикатисты», которые возбуждали в мусульманах вражду к христианам.
Всё это, а также и в особенности Кавказская война, нанесло весьма серьёзный удар по добрососедству горцев с казаками.
Однако представлять XVIII и начало XIX века периодом сплошной вражды между терско-гребенскими казаками и горцами неверно. «Если случайные факты не принимать за целое, – пишет А. Фадеев, – то следует признать, что взаимоотношения русского населения Северного Кавказа в XVIII веке остались мирными»[9].
Связи казаков с горцами не прерывались и в период Кавказской войны.
«Казаки, – писал в разгар Кавказской войны Л. Н. Толстой, – уважают врага – горцев – и стремятся наладить с ними добрососедские отношения».
Газета «Кавказ» сообщала: «Свободные жители губернии (Ставропольской), казаки, отставные солдаты, мещане ездят в Кабарду… на работы, строят кабардинцам дома, мельницы, конюшни, разводят сады, делают мебель и разные полезные вещи; жители с любопытством смотрят на их работу и слушают их наставления и замечания. Казаки безопасно ездят в Кабарду прививать оспу детям и взрослым, и народ сам не раз просил местное начальство о назначении ему постоянного оспопрививателя; многие князья просят завести в их аулах училища для преподавания русского, татарского языков.»[10].
«Кабардинцы завели даже плуги, и усадьбы их улучшились, и вообще хозяйство многих кабардинцев стало приближаться к русским», – писал «Русский вестник»[11].
Казаки, в свою очередь, перенимали у местных народов, в том числе и у кабардинцев, их положительный опыт.
Исследователь истории военного дела Кабарды В. Б. Вилинбахов в статье «К истории влияния кабардинцев на военный быт казачества» пишет, что «кавказские казаки заимствовали от горцев, в первую очередь от кабардинцев, буквально всё, начиная от одежды и кончая тактикой ведения боя, резко выделялись среди всех казачьих войск»[12].
Говоря о тесных связях терских казаков и горцев, хороший знаток их жизни и быта Л. Н. Толстой в своей повести «Казаки» писал о том, что эти народы «перероднились».
2
«Казак» – слово нерусского происхождения и занесено на Русь, по-видимому, татарами, поскольку в первые века русской истории, до татарского нашествия, его нет ни в каких документах, ни в книгах. Но татарами в те далёкие времена называли многие народы и племена, поэтому точный перевод этого слова установить трудно. Некоторые варианты я описал в своих ранних книгах: «Казачьему роду нет переводу» (СПб., ИТД «Скифия», 2021) и других – не буду на этом останавливаться.
В русском языке слово «казак» употреблялось как в общем смысле – бездомник, бродяга, – так и в более узком смысле – одинокий вольный человек.
В дальнейшем слово «казак» стало распространяться на весь вольный люд, «кто искал себе спасение от холопства невольного, от прикрепления к земле, тяглу, к помещику», – пишут историки.
Первое упоминание о казаках в русской исторической литературе мы встречаем в «Сказаниях» рязанского митрополита Стефана, оставленных по мотивам народных преданий о Куликовской битве. Когда великий князь Дмитрий Иванович, говорится в «Сказании», возвращался с победою в Москву, то его встречали «народ христианский воинского чина, живущие зовомии козаци».
В русских летописях упоминание о казаках встречается при описании битвы с татарским царевичем Мустафой в 1444 году, когда на реке Листоши на царевича напали с одной стороны «ополчение мордвы… а с другой – казаки рязанские»[13].
В зависимости от степени экономической и административной подчинённости правительственной власти казаки делились на городовых и вольных.
Городовые казаки имели такую же организацию, как и стрельцы, но если те по службе относились к числу гарнизонных воинов и редко высылались за пределы городской черты, то городовые казаки несли службу в степи, по засекам, в дозорах и в секретных доездах и караулах. По Уставу князя Воротынского от 1571 года городовые казаки выселялись в район Волго-Донской переволоки, в «дикое поле» и на Муравский шлях, для наблюдения за движением татар, для ловли «языков» и доставки их в ближайшие города.
Во время разъездов казакам запрещалось без надобности ссаживаться с лошадей, дважды разводить огонь на одном и том же месте, останавливаться на открытых местах для ночлега и под страхом смертной казни запрещалось покидать пост до прибытия очередной смены. За небрежное несение службы виновники подвергались жестокому публичному наказанию[14].
В разряд городовых казаков Московское правительство приглашало всех желающих из числа вольных, бродячих и всякого рода гулящих людей. За службу им платили из казны «кормовое жалованье», наделяли землёй, давали оружие и лошадей[15].
В отличие от городовых казаков, вольное казачество не подчинялось Москве и формировалось исключительно за счёт беглого люда, уходившего из родных мест по различным социальным причинам.
По национальному составу вольное казачество отличалось большей разноплемённостью: это были люди «разных племён, – писал Исаак Масса, – из земли Московской, татарской, турецкой, польской, литовской, карельской и немецкой, но большей частью – москвитяне»[16], с преобладанием в разговорной речи русского языка. Это сообщение подтверждает и Г. Катошихин, который писал, что казаки «породою москвичи и иных городов…и многие из них московских бояр, и торговые люди, и крестьяне»[17].
По своему общественному устройству казачьи общины (независимо от их местоположения – будь то на Дону, Яике или на Тереке) имели чисто русские свойства: они строились по образу существовавших в Древней Руси народных собраний – Вече – и имели в основном много общих черт. Руководство в общине обычно принадлежало одарённым и сильным натурам, обладающим определёнными военными способностями. Выборы предводителя – атамана – происходили на общем собрании членов общины – Круге. Избранный атаман в повседневной жизни пользовался только исполнительной властью, однако во время военных походов он наделялся правами военачальника, и его распоряжения являлись законом для всех и выполнялись беспрекословно.
Казачество, разбросанное волею судьбы по всем окраинам России, имело одну общую казацкую идею, один мощный казачий дух. Казачество стояло за свою свободу, за права обиженных и угнетённых, за свои земли и за свою веру.
А были они православными христианами.
Итак, из вышеописанного мы уяснили, что при первоначальном своём возникновении казачество разделялось на две совершенно различные группы – вольные общины и служилое городовое казачество.
Но со временем часть городского казачества слилась с мелким поместным дворянством, со стрельцами, с иными городскими и сельскими сословиями, а остальные или вошли в состав бывших вольных общин, или послужили к образованию новых казачьих войск. Из бывших вольных: Донское, Уральское, Терское, Кубанское. Из бывших городовых: Астраханское, Оренбургское, Сибирское, Семиреченское, Забайкальское, Амурское и Уссурийское.
Старейшим и крупнейшим, как по своей численности, так и по своему историческому значению, является Войско Донское, возникновение которого относится к первой половине XVI века, а старшинство считается со времени первой милостивой Царской грамоты, посланной Донцам Иваном Грозным в 1570 году.
Следующим является Войско Уральское, переименованное в 1775 году из бывшего Яицкого, образовавшегося около середины XVI века и считающего своё старшинство с 1591 года, когда впервые яицкие казаки приняли участие в походе царских войск против Шамхала Тарковского.
К той же середине, или даже к началу XVI века, относится возникновение и Терского Войска, основание которому положили вольные казаки, поселившиеся в Терско-Сунженских гребнях, от которых и получили имя Гребенских. Впоследствии к ним присоединилось войско Терско-Семейное, аграханские и кизлярские казаки, большая часть прежнего Волжского войска, составившая Моздокский и Волжский полки, и казаки малороссийские, образовавшие Владикавказский полк. Кроме того, Терское казачество пополнялось как русскими выходцами и переселенцами с Дона, из Малороссии и из различных губерний центральной России, так и иноплеменниками – татарами, осетинами, грузинами. Старшинство Терскому Войску считается с 1577 года, когда терские казаки впервые действуют под царскими знамёнами.
