Владимир Иванович Чуприна
Записки неофита

Поцелуй ангела

Сегодня утром ко мне прилетел ангел. Не поверил бы, что такое бывает, но это невероятное происшествие приключилось ни с кем-то другим, а со мной.

Я лежал на кровати и смотрел еще сонными глазами как под потолком бесшумно колышутся два белых крыла и красивое нежное лицо, почти как у ребенка, чуть улыбаясь, смотрит на меня. Страха не было, а какое-то ощущение невероятности происходящего, словно я попал в виртуальный мир и играю в фентэзийную игру.

Вот это да-а! Я решил ущипнуть себя.

– Не надо, – возразил ангел.

– Ты читаешь мои мысли?! – оторопел я.

Ангел улыбнулся широко. Вопрос был глупым.

– Ты ангел-хранитель? Мой? Или чей? Зачем ты прилетел? А-а? Почему ко мне? – засыпал я его вопросами, приподнявшись с подушки. Сон улетучился окончательно.

Ангел молчал в ответ, о чем-то размышляя. Благодать разливалась в душе от его присутствия. Она наполняла меня радостью. Ну, конечно, это мой ангел! Иначе и быть не может!

– Ты в гости? – не зная как вести себя дальше, брякнул я первое, что пришло в голову.

Ангел перестал улыбаться. Он отвернул белокурую голову, посмотрел в окно, и как-то странно, с печалью и вздохом, произнес:

– Не совсем. Я по делу.

– По делу?! – от удивления я подскочил с кровати, уронив одеяло. Ангел!… По делу!… Ко мне!… Буду рассказывать – не поверят!

– И что-о?!

– Видишь ли, не знаю как тебе об этом сказать, – его голос дрогнул.

– Ну, скажи как-нибудь. Скажи прямо, – взял я инициативу в свои руки. Любопытство распирало меня, как резиновый мячик сжатым воздухом.

– Сегодня в пять часов пополудни тебя не станет, – скороговорой выпалил ангел.

– Как понять "не станет"? Куда мне деться? – уставился я, не соображая к чему клонит мой гость.

– Ты умрешь! – ангел посмотрел в упор. На его лице появилось выражение скорби.

– Ка-а-а?!… – я поперхулся от внезапного спазма, сдавившего горло и ударившего по телу, как током.

– Ка-а-ак?! – с трудом справившись с неожиданным состоянием, прохрипел я наконец и почувствовал, как на лбу и ладонях выступили капли пота.

Утренний солнечный свет, что секунду назад играл зайчиками на крыльях пришельца вдруг померк и в комнате потемнело. Закружилась голова, я повалился на кровать, дрожащими руками натягивая одеяло до самого носа. Меня колотило, как в ознобе.

– Почему-у?! – этот вопрос выпрыгнул из рта, закрытого краем одеяла, как выпрыгивает перепуганный зверек из норки, в которую льют воду. Я завыл: – Не-е-ет! Не может бы-ыть! Не-ет! Нет! Ты врешь!

– Да! – ангел смотрел с печалью. – К сожалению, да! – кивком повторил он.

– За что-о-о?! – в следующую секунду страх смерти подкинул меня вверх и поставил на трясущиеся ноги. Одеяло отлетело далеко в сторону. – Почему "да"?! О чем ты говоришь? Это невозможно! Я – молодой! Не болею!

Я орал на ангела, задрав голову к потолку. Но там уже никого не было. Лишь слегка покачивалась люстра под равнодушными узорами лепнины.

– Ровно в пять! – донеслось откуда-то издалека тихим эхом. И… внезапная гробовая тишина пустой комнаты навалилась на меня невыносимой тяжестью.

Не в силах стоять, я плюхнулся на измятую кровать и, схватив зубами край подушки, стал грызть ее и стонать. Потом запрокинул голову и завыл, подобно дворняге, что пропадает в холодную ночь.

– Не-ет! Не может бы-ыть! – я рвал зубами подушку и мотал головой из стороны в сторону, отрицая приговор. – Не-ет! Бред какой-то! Как "умрешь"? Мне всего-то тридцатник! Я не жил еще! Вранье! Это просто дурной сон! Это бред!

Меня продолжало трясти. Сжав челюсти, чтобы унять лихорадку я поднялся и стал приседать, пытаясь делать физзарядку.

– Раз- два… раз- два… три-четыре…

Казалось, это поможет отогнать дурной сон, который привиделся только что. Внезапно кольнуло сердце. Стало трудно дышать. В голове зазвенело и я опять рухнул в постель, хватаясь руками за грудь. Боль усиливалась и становилась невыносимой.

– Что это?! Неужто, и впрямь смерть?! – прохрипел я и слезы отчаяния заволокли взор.

– Не сейчас. В пять часов… – неведомо откуда донесся знакомый голос. И… боль прошла.

Значит, это был не сон. И не бред. Ангел приходил наяву. И печаль в его голосе мне не почудилась.

Я сел и, обхватив голову руками, сжался в комок, и затих.

Не знаю сколько просидел так, уставившись в одну точку на полу. Понемногу оцепенение отступило. Я трогал себя за плечи, руки, пригладил волосы.

– Живой! – стукнуло сердце. Глубокий вздох облегчения наполнил легкие. – Слава Богу, еще живой!

Что это я вспомнил про Бога? В церковь-то отродясь не ходил. Да и не верю в эту загробную жизнь. Чепуха какая – жизнь после смерти, ничего тупее придумать нельзя. Хотя меня крестили в детстве. Даже помню где. Часто проезжаю мимо стареньких куполов знакомого храма. Но ни разу не заходил. Зачем? Я и так все знаю про Бога, церковь… ангелов, там, всяких… Смерть он мне пророчит… Чертовщина какая! Разве может со мной что-то случиться? Конечно, нет! Нет, и еще раз – нет!

Я гнал тревожные мысли, не желая верить ни Богу, ни церкви, ни ангелу, ни черту, ни себе самому. Но при этом чувство тревоги и внутренней пустоты нарастали все больше и больше. Прощальное восклицание гостя не давало покоя: " В пять часов пополудни…" Эта фраза вертелась и вертелась в голове, как заевшая пластинка. Где-то глубоко в душе я со страхом понимал: так и будет!

В подтверждение этой ужасной догадки опять заныло сердце, словно его сковали железным обручем. Боль наполняла пустоту в душе ядом обреченности и усиливала страх смерти.

Всеже, сделав усилие, я, как пьяный, поднялся с кровати и кое-как оделся.

– И что дальше? – потухшим голосом спросил у себя. Посмотрел на часы: четверть восьмого. Впереди целый день. Надо бы прожить его как-то, со смыслом, что ли. А как это "со смыслом"? Память неожиданно вытолкнула из глубин подсознаия слова писателя-классика "… чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы"…"

– Легко сказать, – возразил я автору строк, – "годы"! Остался один-единственный день. И в чем цель жизни? Где ее искать теперь?

Один день… один день… один день… – зазвучало в голове навязчиво и неприятно. Так бывает, когда привяжется в жару овод – не отгонишь. Кружит и кружит над тобой, хоть беги.

Я застонал и стал кричать:

– Хватит! Надо что-то делать! Возьми себя в руки! Слезами горю не поможешь!

И тут пришла первая спасительая мысль:

– Пойду – напьюсь! Нажрусь в стельку! В хлам!

Это решение перебило заевшую пластинку про "один день…" и она умолкла.

Обрадованный я кинулся к холодильнику и схватился за ручку дверцы, как утопающий за спасательный круг. И даже усмехнулся, приговаривая:

– Первая трезвая мысль за все тро! Давно бы так!

Налил из недопитой бутылки стакан до краев, поднес к губам и… стало противно. Жизни осталось с гулькин нос, а я за пойло! Идиот!