Владимир Гурвич
Острова на реке
По выражению его лица Надин видела, что Олег напряженно старается вспомнить, где он видел зашедшую в его кабинет особу, но пока все его попытки воскресить воспоминания оказывались безуспешными. Жестом он предложил сесть своим гостям в кресла, сам тоже сел напротив. Он внимательно смотрел на Надин, однако когда его взгляд переместился на Патрицию, то задержался на ней значительно дольше. Надин мысленно усмехнулась этому обстоятельству и похвалила себя за то, что прихватила в гости к Мохову дочь. Она поможет ей только одним своим молчаливым присутствием и как знать может даже оказаться её главным аргументом.
– Вы хотели меня видеть, мадам. В таком случае я перед вами и готов вас внимательно выслушать.
– Меня сейчас зовут Надин Клермон, Олег, – сказала Надин, глядя Мохову прямо в глаза. – Ты все еще меня не узнаешь? А мне все говорят, что я почти не изменилась.
– Простите, кажется, я где-то вас видел, но…
– Ты не только меня видел, но ты меня и целовал. Хотя я понимаю, что с той поры ты целовал еще массу женщин и тебе уже трудно вспомнить всех, к кому хоть однажды прижимались твои плотоядные губы. Ты всегда очень любил это занятие. Но все же я занимаю в этом списке особую строчку.
– Черт возьми, ничего не понимаю, – хмыкнул Мохов, – я действительно где-то вас видел и не исключено того, что, может быть, когда-нибудь и целовал. Но…
– Ты хочешь сказать, что это вовсе не повод для встречи. Абсолютно согласна с тобой. И я пришла вовсе не затем, чтобы тебе напомнить о нескольких поцелуях, от которых у тебя не осталось даже воспоминаний. Я пришла к своему самому близкому и старому другу.
– Постойте, вы говорите, что вас зовут Надин Клермон и вы живете во Франции. Бог мой, как же я мог сразу тебя не узнать. – Ну и осел! – Мохов громко расхохотался и стукнул себя по лбу. – Впрочем, – оценивающе посмотрел он на свою собеседницу, – ничего удивительного, ты шикарно выглядишь. Процветаешь?
– Процветаю, не процветаю, но на жизнь в целом не жалуюсь.
– А чем ты занимаешься во Франции?
– Мелкий бизнес, до того мелкий, что не стоит даже говорить о нем. – Надин быстро посмотрела на Патрицию и увидела, что лицо дочери отразило удивление. Ничего, она потом ей объяснит.
– Ну, я чертовски рад тебя видеть. В самом деле, когда-то мы целовались с тобой и я с удовольствием сделаю тоже самое и сейчас. – Он подошел к ней и крепко, со знанием дела, поцеловал ее в губы. – А кто эта с тобой прелестная молодая особа?
– Это моя дочь, Патриция.
– У тебя не дочь, а красавица. – Мохов подошел к Патриции и поцеловал ей руку. – Впрочем, у такой матери должна быть именно такая дочь, – любезно добавил он.
– Ты стал очень галантным, – заметила Надин.
– А что делать, приходиться. Как говорят у нас, должность обязывает. – Он снова и на этот раз с удовольствием громко хохотнул. – Значит, слухи о тебе ходили верные, ты покинула нашу несчастную страну и свила себе гнездышко в прекрасной Франции?
– Да, мое гнездышко сейчас свито на французском дереве.
Мохов наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить.
– Вспомнил! – радостно воскликнул он и стукнул себя по колену. – Тогда пронесся слух, что ты окрутила какого-то француза и удрала с ним за границу.
– Так и было. Только я не окрутила, это было взаимное чувство. И не удрала, а вполне спокойно, с соблюдением всех надлежащих формальностей уехала.
– И как твоя семейная жизнь?
– Я рассталась с мужем уже давно. Мы живем вдвоем с дочерью.
Мохов внимательно посмотрел на Надин.
– А я, как ты видишь, – сделал он широкий жест рукой, – в этой фирме, кручусь целый день, как заводной.
– Я слышала о твоих делах. У тебя большая компания.
– Ну, уж не такая большая, – довольно засмеялся Мохов, – но и немаленькая. Между прочим, я по делам частенько заглядываю в твою Францию. Знал бы, что ты там, непременно навестил.
– Но ты только что сам сказал, что тебе было известно, что я уехала во Францию.
– Ну да, – несколько обескуражено проговорил Мохов. – Но я же забыл. А забыть – это то же самое, что и не знать. Разве не так, Надя? Или тебя называть Надин?
– Как тебе нравится, Олег? Что же касается твоего замечательного афоризма, то я с ним не совсем согласна. Если у тебя хотя бы однажды за все эти годы возникло желание меня видеть, ты бы обязательно вспомнил, где я нахожусь. И, быть может, даже отыскал бы меня.
– Ладно, сдаюсь, – поднял руки вверх Мохов, – ты положила меня на лопатки. – Но зачем ты приехала в Россию?
– Ну, например, ради того, чтобы тебя повидать и снова ощутить сладость твоего поцелуя. Как тебе эта версия?
– Вполне, – широко улыбнулся Мохов, смотря при этом на Патрицию. – И мы должны хорошо отметить это событие. Я приглашаю вас посетить мое скромное жилище. И Алена будет очень рада тебя повидать?
– Алена? – сделала вид, что удивлена, Надин. – Ты хочешь сказать, что Алена твоя жена?
– Ах, да, ты, конечно, этого не могла знать. Мы поженились, наверное, через год после того, как ты отчалила в свою Францию. Тебя это удивляет?
– Конечно, ведь я еще не забыла, кто ей нравился.
– Ну, мало ли кто мне нравился в детском саду. Она оказалась разумной девушкой, внимательно сравнила обоих кандидатов и выбрала наиболее достойного.
– А ты случайно ничего не знаешь, где сейчас менее достойный?
– Нет, и по правде говоря, даже мысли не возникало этим поинтересоваться.
– И я так понимаю, что о всех остальных ребятах тоже.
Мохов развел руками.
– Ты же понимаешь: деловой человек.
– Да, деловому человеку всегда не до людей, даже если они самые близкие твои друзья, но при этом не участвуют в твоем бизнесе.
– Не надо, Надюша, ничего преувеличивать. Я вовсе не акула, которая заглатывает всех, кого встречает на своем кровожадном пути. Мой девиз: ешь сам и дай покушать другим.
– А если вы деретесь за один и тот же кусок?
– Ну, тогда уж извини, его пережует тот, у кого крепче зубы. Поэтому я их так и берегу. Вот взгляни на мою пасть. – Внезапно Мохов широко открыл рот, демонстрируя коллекцию из ровных, словно выточенных на станке, белых зубов.
– Зубы у тебя просто замечательные. Хоть на конкурс: «лучшие зубы России». Жаль, что такой не проводится.
– И все остальное тоже, – довольно улыбнулся Мохов. – Слушай, а что мы все сидим, давно пора выпить за твой приезд и нашу встречу. – Он встал, подошел к бару, достал бутылку. – Купил у вас в свой последний приезд. Обожаю этот вишневый ликер. Ты как?
– Я тоже его люблю.
– А твоя красавица-дочь?
– Я выпью с вами с большим удовольствием, – впервые подала голос Патриция.
– Сейчас принесут бокалы.
Знакомая им уже красивая девушка в короткой юбке вошла в кабинет, несся на подносе хрустальные бокалы. Мохов разлил вино и взял в руки свою рюмку.
– Предлагаю выпить за нашу встречу. Ты даже не представляешь, как я тебя рад видеть, Надя. Сколько же лет прошло с последнего раза, когда я имел счастье тебя лицезреть?
– Двадцать, Олег.
– Не может быть! – воскликнул он, и по его голосу она поняла, что впервые за всю их встречу он на мгновение перестал играть. – Черт возьми, я даже и не предполагал, что такой старый.
– Ты хочешь сказать, что я тоже уже не молода.
– Ты, Надя, это другое, – вспомнил, что надо быть галантным Мохов. – Ты стала еще красивее, чем была. Шепни на ухо рецепт.
– Рецепт прост, надо постоянно в кого-то влюбляться. И тогда ты все время чувствуешь себя молодой.
– Ну, тебе проще, ты же холостячка. А у меня семья.
– Бедный, Олег, как же тебе тяжело.
Мохов как-то странно посмотрел на Надин, выпил вино и поставил бокал на столик.
– И все же, зачем ты приехала в Россию, ты мне так и не сказала?
– Ты помнишь то лето, которое мы все вместе провели у меня на даче?
– Помню, конечно, хотя, признаюсь, довольно смутно. Это было самое сумасшедшее в моей жизни лето. Мы были молоды, как новорожденные, все были в кого-то влюблены.
– У нас с тобой был пылкий роман. Надеюсь, ты не забыл эту небольшую деталь.
– Ну что ты, это я как раз помню лучше всего. Однако что было, то прошло. Мы же не собираемся начинать все сначала.
– Как знать, – заявила Надин, улыбаясь.
Мохов в очередной раз громко и раскатисто, как весенний гром, рассмеялся.
– Жизнь во Франции пошла тебе на пользу.
– Тебе в России – тоже.
– Скажу честно, не жалуюсь. – Мохов достал из кармана сигареты. – Ты куришь? – спросил он, протягивая ей пачку.
– Да, курю, спасибо, Олег.
– А вы, мадмуазель? – наклонился к Патриции чуть ниже, чем требовала ситуация Мохов.
– Спасибо, – поблагодарила Патриция, извлекая кончиками пальчиков сигарету из ровного сигаретного ряда.
– Нет, серьезно, – проговорил Мохов, – обволакивая себя сигаретным облаком, – все-таки, зачем ты явилась в наши края? Или это большой секрет?
– Так и быть, не стану тебя больше томить. Помнишь, тогда, мы решили, что соберемся ровно через двадцать лет и подведем итоги прожитой за эти годы жизни.
Мохов удивленно посмотрел на Надин и наморщил в обычном состоянии почти гладкий лоб.
– Что-то на самом деле было такое. Но послушай, дорогая, уж не собираешься ли ты сейчас выполнить… Но это, прости меня, несерьезно. Мало ли какую чушь мы тогда городили. Я даже сейчас вспомнил, что мы дали с тобой клятву стать мужем и женой. И что же мы должны в этом случае делать?
– Я думаю, что если мы честные, уважающие сами себя люди, то должны данную клятву выполнять.
Внезапно Мохов откинулся на кресло и громко захохотал.
– Нет, ты просто великолепна. Ничего забавнее никогда не слышал. Выходит, ты приехала для того, чтобы выйти за меня замуж?
– Не беспокойся, Олег, я не собираюсь ни за кого замуж. Я побывала там один раз там и пока с меня довольно.
– Но тогда, прости, но я ничего не понимаю. А как же клятва?
– Вот я и хочу пригласить тебя к себе на дачу, чтобы обсудить этот и другие вопросы.
– Мы там будем вдвоем?
– Почему же? Я же не могу позвать тебя одного, без твоей жены. И, кроме того, я собираюсь пригласить всех остальных наших друзей тоже. Ведь тогда мы были все вместе.
– Знаешь, Надя, я чертовски рад был тебя видеть, но ехать на дачу к тебе никак не могу. Ты же видишь эту контору, без меня она, как ребенок без родителей. Если ты тоже занимаешься бизнесом, то отлично знаешь, до чего это хлопотливое занятие. Нет ни то, что ни одного свободного дня, даже свободной минутки. Я даже ночью вместо того, чтобы спать, думаю о делах. Иногда мне все это представляется сплошным и бесконечным кошмаром.
– Я понимаю тебя. Но ведь ты здесь не один. У тебя, наверное, есть куча заместителей. В прошлом году ты уезжал на целых полтора месяца на Канары. И ничего страшного не случилось.
Мохов с удивлением взглянул на Надин.
– Откуда тебе это известно? – с подозрением спросил он.
– Известно. Ты крупный бизнесмен, а у нас во Франции внимательно следят за их передвижением по свету. Ты не до оцениваешь свою популярность в мире, Олежек. О твоем путешествии писали наши газеты. И я радовалась, что у тебя есть возможность отдохнуть в этом райском уголке. Я тоже там иногда провожу свой отпуск.
Мохов все еще с недоверием и подозрительностью смотрел на нее, но она уже поняла, что тщеславие – это тот рычаг, с помощью которого ей удастся управлять этим мужчиной. Конечно, до определенного предела, но пока и этого достаточно. Потом она непременно найдет другие рычаги для воздействия на этого самовлюбленного в себя человека. Интересно, поверит ли он в сказку о том, что о нем действительно писали французские газеты?
– Обо мне, в самом деле, писали. Не знал. Ты случайно не сохранила ту газету?
– Увы.
– Ну ладно. Сожалею, но я не могу принять твое приглашение. Сейчас самый пик дел. Обойдетесь на этот раз без меня. Может быть, через следующие 20 лет я присоединюсь к вам и охотно поделюсь своим богатым жизненным опытом. К тому времени я, наверное, уже подчистую выйду в тираж, и у меня не будет иного занятия, кроме как рассказывать о своем бурном жизненном пути. А пока я буду с вами только мысленно.
– Ты даже не представляешь, как ты меня огорчаешь. Я так надеялась, что многое из того, что было, повторится.
– Я тоже был бы рад кое-что повторить, дорогая. Но бизнесмен, как и раб, не принадлежит самому себе, он принадлежит своему делу. Оно-то и является его настоящим хозяином. Но я надеюсь, что мы еще увидимся. Приезжай ко мне. Алена будет счастлива встретиться с тобой. Вот моя визитка. Предварительно позвони, и мы устроим тебе великолепную встречу. Договорились?
– Договорились, Олег. И все же я не оставляю надежду. Мой опыт говорит, что в жизни все так часто меняется.
– Никогда не говори никогда, – засмеялся Мохов. – Очень верное правило. Я тоже стараюсь его придерживаться.
– Именно, никогда.
– Честно, я был чертовски рад тебя повидать, – сказал Мохов, вставая. – Я жду тебя у себя. Вместе с твоей прелестной дочерью. Как там у вас говорят: «A biеntot».
– Ты выучил французский?
– Мне кажется, что я выучил все языки мира. Но только в очень небольших пределах.
Они снова поцеловались, но если в первый раз губы Мохова крепко вжались в ее рот, то сейчас они лишь слегка прикоснулись к нему.
* * *
Несколько минут Мохов неподвижно сидел за своим столом, смотря на дверь, за которой скрылись гости. У него было такое чувство, что его только что посетили визитеры с того света. Он давно уже трижды успел позабыть и о Надин и о всех остальных ребятах, о том жарком лете, когда его рано пробудившаяся чувственность вдруг заговорила с ним на языке страсти. Нет, он правильно поступил, что не принял этого странного приглашения; не говоря уже о том, что он не обманывал её, дел действительно по горло. Да что он будет делать на этой старой даче? Вспоминать прошлое, выяснять, должны ли они быть верными старой клятве или её можно послать куда-нибудь подальше? Полный бред. Для него это все уже давно решено. И возраст уже не тот, когда забавляются подобными вещами. Хотя надо сказать, что Надя чертовски хорошо сохранилась, и он не прочь при других условиях приударить за ней. Тогда это была миловидная, только-только начинающая расцветать девушка, а теперь это женщина в самом высшем цветении своей красоты. И дочь у нее очень недурна собой; если бы ему пришлось выбирать, кого предпочесть: мать или ее дитя, то он оказался бы в немалом затруднении. А поэтому не стоит искушать судьбу, зачем создавать себе дополнительные трудности. Или у него и без этих француженок не хватает женщин?
Мохов вдруг подумал о жене. А вот она уцепится за предложение Нади и станет непременно уговаривать его отправиться со всей шоболой на дачу. Он сделал промашку, что пригласил Надю к себе домой. Надя – хитрая баба, начнет действовать через Алену. Она поди уже смекнула, что это единственный способ изменить его решение. Может, отменить приглашение? Но как? Он даже по глупости не спросил, где остановилась эта парочка? Да и неудобно. Все же как никак первая любовь. Хотя с другой стороны, что из того. Первая, вторая третья. Какая, в сущности, разница? Все это осталось в давно растаявшем, как прошлогодний снег, прошлом, а все, что в прошлом, то мертво.
И все же он чувствовал, что визит прежней подруги выбил его из колеи. Во-первых, словно фонтан, забила мощная струя совершенно ненужных ему воспоминаний, а во-вторых, он никак не может изгнать из своего воображения лица Патриции. Он просто физически ощущает, как начинает закипать его кровь. Всю жизнь ему мешала его любовь к женщинам, пару раз он даже терпел немалые убытки, когда забрасывал дела из-за очередного увлечения. Не случайно же он нашел Веронику, придав ей статус постоянной своей любовницы, чтобы попытаться раз и навсегда покончить со спонтанными страстями. И вот опять его, кажется задел любовный осколок. Но черт с ним, он не собирается обращать на эту свою новую сердечную рану никакого внимания. День, другой – и она зарубцуется, как неглубокая царапинка.
Его вдруг охватило раздражение. У него действительно важные и срочные, а главное неприятные дела, а он сидит и занимается неизвестно чем.
– Пусть зайдет ко мне вице-президент, – сказал он по селектору секретарше.
В кабинет вошел вице-президент компании Михаил Сомов. В свое время Мохов долго искал себе главного заместителя и нашел его в одной конторе, где тот томился от безделья на чисто символическом окладе. Но Мохов, пообщавшись с ним, понял, что от этого парня может быть толк и толк немалый – и взял к себе. И быстро убедился, что не прогадал.
– Есть новости, – не скрывая тревоги, спросил Мохов.
– Пять минут назад пришел факс, наши партнеры требуют, чтобы мы немедленно приступили к выполнению своих обязательств и вернули бы им с обговоренными процентами деньги.
– А что с товаром?
– К сожалению, все по-прежнему, он лежит на таможне, и его не пропускают в страну. Повторяют, как припев, что неправильно оформлены документы.
– Черт, – процедил сквозь зубы Мохов. – Ты хоть понимаешь, чем это нам грозит.
Сомов пожал плечами.
– Я был с самого начала против этой сделки, – напомнил он.
– Да, я ошибся, не надо было заводить с ними дела. Но в случае удачи мы бы получили небывалый навар. Кто же знал, что товар контрабандный.
– Мы знали, – спокойно сказал Сомов.
Мохов молча взглянул на своего заместителя, и у него возникло искушение запустить в него чем-нибудь тяжелым. Он знал в себе одну черту, ему всегда было крайне трудно признаться в том, что он не прав или в том, что допустил оплошность.
– Если ты знал, что мы совершаем ошибку, то должен был меня в этом убедить.
– Я убеждал.
– Ладно. – Мохов сказал эту фразу с единственной целью, хоть таким путем выплеснуть из себя раздражение на своего заместителя. Он хорошо помнил, как убеждал его Сомов отказаться от этой рискованной затеи. – Единственный у нас выход – это тянуть время. Составь им какой-нибудь ответ, дескать возникли небольшие непредвиденные затруднения, на решение которых необходимо несколько дополнительных дней. И давно надо было завести на таможне своего человека.
– У нас был, а нового найти еще не успели. Так быстро такие дела не делаются.
– Ладно, сам знаю. Сейчас нам дорога каждая минута задержки. Поэтому отправь им факс с нашим ответом завтра.
Вице-президент ушел. Оставшись один, Мохов достал бутылку вишневого ликера, из которой недавно угощал своих прелестных посетительниц, налил вино в рюмку и выпил. Кажется, он серьезно влип, подумал Мохов. Никогда нельзя связываться с мафией. А он нарушил это святое правило. Пока он не имел с ней ничего общего, его дела шли более или менее благополучно. Его подвела жадность, сделка обещала принести ему столько, сколько он зарабатывал чуть ли не за целый год. А теперь он у них на крючке, если не удастся растаможить товары, то за свою жизнь он не поставит и ста рублей. Эти ребята церемониться не станут, принцип у них один: если не выполняешь взятых на себя обязательств, плати за это кровью. А он почему-то не испытывает никого желания возмещать таким образом понесенные этими подонками потери.
Он понял, что работать сегодня совершенно не в состоянии. Он всегда гордился тем, что его трудно выбить из колеи, но сегодня это удалось. Сначала внезапное появление Нади со своей дочерью-нимфеткой, затем факс с откровенными угрозами от его деловых партнеров. Надо немного развеяться, иначе он окончательно скиснет. А с таким настроением из этой пиковой ситуации не выкрутиться.
Он набрал номер и проговорил в трубку: «Я скоро приеду. Никуда не уходи». Затем вышел из кабинета в холл.
– Меня сегодня не будет, со всеми делами обращаться к Сомову, – сказал он секретарше. – Затем кивнул сидящему в кресле телохранителю: – Поехали, Николай.
Они сели в машину.
– К Веронике, – бросил Мохов шоферу. «BMV» мягко тронулась с места и покатила по дороге.
Мохов то и дело поглядывал на сидевшего рядом ним телохранителя. Также как долго он подбирал себе вице-президента, также долго и тщательно он искал себе охранника, пока не остановился на этом не очень разговорчивом и совсем редко улыбающемся парне. Почему он выбрал его, этого он сказать себе доподлинно не мог, просто когда он увидел Николая, внутренний голос неожиданно ясно сказал ему: это тот человек, который тебе нужен. Он даже особенно не расспрашивал его, кто он и откуда, чем занимался до их встречи – какой в этом смысл – сказать можно все, что угодно, при желании легко сочинить самую привлекательную легенду. А раз ему посоветовала взять к себе этого парня его интуиция, значит, надо выполнять ее указание. А своей интуиции он доверял больше, чем даже своему разуму, не говоря уж о советах и рекомендациях других людей.
– Николай, у нас появились проблемы, – негромко, чтобы не слышал шофер, произнес Мохов. – Учти это, надо быть настороже.
Николай спокойно посмотрел на него и кивнул головой. Мохов же почувствовал себя немного более уверенно; по крайней мере он как-то, но защищен. И если те решат, что с ним надо поговорить на языке пуль и гранат, то так просто им его не взять. Пусть не надеются. И все же это не выход, даже целая толпа телохранителей не может гарантировать полную безопасность своему хозяину. Нужно искать другое, более эффективное решение.
– Ты меня понял? – снова и также тихо сказал Мохов скорей не из желания напомнить своему телохранителю об его служебном долге, сколько для того, чтобы не пребывать в нервирующей его полной тишине.
– Понял, патрон, – отозвался Николай.
Мохов едва заметно улыбнулся; почему-то ему очень нравилось, что телохранитель называет его патроном. Так повелось у них с первого дня их совместной работы; это слово в их переговорный и очень небогатый лексикон принес Николай, И оно не только прижилось, но и стало для них неким условным паролем, свидетельствующим о существовании между ними каких-то более глубоких, неформальных отношениях, которые, впрочем, до сих пор никак не проявлялись на практике.
Ехать было недолго. Машина подвезла Мохова к многоэтажной кирпичной башни. Николай открыл дверцу автомобиля, а затем поднялся с ним на лифте до квартиры. Мохов позвонил условленным звонком в дверь, и когда она открылась, и Мохов исчез в пещере квартиры, телохранитель стал спускаться на лифте вниз.
Мохов поцеловал Веронику в тугую щечку и прошел в квартиру. Эти роскошные двухкомнатные апартаменты в этом престижном доме обходились ежемесячно ему в кругленькую сумму. Но это было гораздо лучше и приятнее, чем встречаться в случайных местах.
– Как у тебя дела, миленький? – спросила Вероника. Она была в халате, который щедро распахивался при каждом ее шаге, показывая ее ног почти до бедра. Обычно эта демонстрация лучше любых ласк воспламеняла фитиль его пыла, но сейчас ему было не до того. – Я тебя сегодня не ждала.
– А кого ты ждала? – буркнул Мохов. Он сел в кресло. – Налей мне что-нибудь выпить.
– Вишневый ликер?
– Нет, покрепче.
Вероника подала ему рюмку коньяка, положив на тарелку присыпанную сахаром дольку лимона. Он выпил и положил лимон в рот.
Она села ему на колени и привычно стала расстегивать его брюки.
– Не надо, – резко сказал он. – Сегодня я не хочу. Нет настроения, – пояснил он в ответ на удивленный взгляд девушки. И что за создание, даже не в состоянии представить, что человек может хотя бы изредка не хотеть трахаться, мысленно чертыхнулся он.
Он внимательно поглядел на нее. Он не изменил своему неукоснительному правила и в этом случае, долго и тщательно, как скаковую лошадь, выбирая себе любовницу. Он поставил перед собой непростую задачу: найти женщину в точном соответствии со своим вкусом. И после долгих поисков отыскал её. Вероника была именно такой, какая возникала в его самых захватывающих эротических видениях: высокой и тонкой, но одновременно с пышной грудью, которая призывно подпрыгивала, словно мячик, при каждом ее шаге. При этом у нее было очень тонкое и строгое лицо, придающее ей вид аристократической недоступности. Она обладала неплохим вкусом; за все время их знакомства он не раз не видел, чтобы она была бы плохо одета, а когда они вместе с ней подыскивали для нее очередной подарок, то его всегда поражало то, насколько безошибочно выбирала она вещь. Ну а если они изредка отправлялись куда-нибудь вместе пообедать или посмотреть модное шоу, то он с тайным удовлетворением отмечал, что практически все, причем, не только мужчины, но и женщины, не сводили с нее глаз. Правда, в начале, она разочаровала его как любовница; в постели она была, хотя и страстной или изображала из себя таковую, но уж очень неизобретательной и, как луч, прямолинейной. У нее почти начисто отсутствовала сексуальная фантазия, умение разнообразить ласки, внести в них элемент неожиданности и импровизации, и он понял, что если положение не будет изменено в самое кратчайшее время, то она ему быстро приестся, как вкусное, но слишком часто подаваемое блюдо. Пришлось открыть ему курсы по обучению её науки любви; по началу она даже не совсем понимала, что от нее хотят, но он оказался неплохим учителем, и она быстро смекнула, что от неё требуется, и даже вошла во вкус. Само собой разумеется, что содержание ее помимо платы за квартиру обходилось ему в кучу денег, но он не очень жалел о затратах; они стоили того. Без Вероники ему было бы гораздо сложнее терпеть те физические и психологические перегрузки, которые приносил ему бизнес и вообще вся его жизнь. Все это правда не означало, что у него не было других женщин, но все эти связи были мимолетные, случайные, подобно знакомству в поезде, и он забывал об этих коротких встречах едва ли не на следующий день.
– У тебя что-нибудь случилось? – спросила Вероника, демонстрируя все своим видом, что обижена тем, что ее порыв оказался неоценен, как того он заслуживает.
– Ничего не случилось, если не считать, что немного устал. Захотелось чуть-чуть расслабиться, посидеть в приятной обстановке. Надеюсь, ты не против, если мы сегодня ограничимся только содержательной беседой?
– Как я могу быть против, ты же мой хозяин, – кокетливо сказала Вероника.
– Тем лучше. – Может, ей рассказать о том, что на самом деле привело его сюда, подумал Мохов. Нет, конечно, не стоит, ей об этом знать совсем ни к чему. Да и что он не понимает, что ей абсолютно плевать на все его тревоги и заботы. Её волнует лишь одно – будет он давать ей деньги или нет.
– Скажи, а если со мной что-нибудь вдруг случится, что ты будешь чувствовать?
Мохов поймал настороженный и одновременно удивленный взгляд Вероники. Вопрос явно застал её врасплох, и сейчас она решала непростую задачу, как на него отвечать.
– А что с тобой может случиться?
– Ну откуда я знаю, – мгновенно наливаясь раздражением, проговорил Мохов. – Камень на голову упадет.
– На твою голову камень не упадет, – уверенно проговорила Вероника.
– Это еще почему?
– Ты же почти не ходишь пешком, все время ездишь в машине.
– Ну, значит, разобьюсь в машине. Так что же ты будешь чувствовать на моих похоронах?
Он видел, что Вероника задумалась. К нему вдруг пришла несколько странная мысль: ей, поди, самой интересно узнать, что же она станет испытывать, когда к ней в эту уютную квартирку, придет известие об его гибели.
– Ну не знаю, – вытянула она губки бантиком – Буду плакать.
– Еще бы, тебе же в таком случае придется отсюда вытряхиваться. А идти тебе некуда. Или уже есть куда?
Вероника молчала, делая вид, что обижена такими ужасными и несправедливыми подозрениями. Но он знал, ни черта она не обижена, просто размышляет, к чему он клонит и как ей себя вести в этих обстоятельствах. Ему даже стало досадно оттого, что его любовница настолько глупа, что не в состоянии скрыть ни одной своей мысли, и все они, как титры на экране, отражаются на её красивом, но пустом и гладком, словно у фарфоровой куклы, личике.
– Я почти никуда не выхожу отсюда, – со скрытым вызовом произнесла она и как-то странно посмотрела на Мохова.
– Не выходишь, так не выходишь. А может, чтобы горе у тебя было не столь великим, стоит оформить квартиру на твое имечко. – Он увидел, как радостно блеснули, словно два маленьких фонарика, ее глаза и усмехнулся про себя: а не сделать ли ему действительно такой широкий жест. Черт с этой квартирой, если сейчас все пойдет прахом, она его не спасет; ему понадобятся средства на целый порядок больше, чем можно выручить, продав это уютное гнездышко.
Теперь Вероника пристально смотрела на него, и он отлично понимал скрытый смысл этого взгляда: она всеми своими не слишком богатыми умственными возможностями силилась понять, серьезно он это предлагает или так, шутит и что надо сделать, что эта его идея воплотилась бы в жизнь в виде договора.
Вероника нежно прильнула к нему и стала мягко водить своими тонкими длинными пальчиками по его щеке и волосам.
– Ты стал в последнее время реже приезжать ко мне, а я так скучаю без тебя, – замурлыкала она. – Противный. – Она слегка ударила его по кончику носа, а затем тут же поцеловала это место. – А я тут, бедняжка, скучаю одна и только и делаю, что гадаю, заедешь ты ко мне или нет. Ты даже запретил звонить тебе.
– У меня и без твоих звонков в офисе целый день телефон не смолкает. Не хватало только, чтобы ты еще звонила мне. Хотя вот что: если ты вдруг заметишь что-нибудь подозрительное, то сообщи мне немедленно.
– А что может быть подозрительного?
– Откуда я знаю. Может, кто-то станет крутиться тут или начнут раздаваться какие-нибудь странные звонки.
– Какие звонки?
– Ну, например, кто-то звонит, а ничего в трубку не говорит. Тогда спеши этот телефон с определителя номера и сразу сообщи мне. Ты меня поняла?
Вероника кивнула головой и снова прильнула к его груди, и он понял, что ее по-прежнему занимает лишь одни вопрос: что ей надо сделать для того, чтобы он перевел бы квартиру на ее имя. По-видимому, эта мысль не будет ей давать покоя все ближайшее время. Тем лучше для неё, будет хотя бы чем заняться на досуге. Да и весьма интересно посмотреть, что она предпримет, дабы претворить эту заманчивую идею в жизнь.
Вероника продолжала мурлыкать, словно кошечка устроившись на его коленях, и он постепенно начинал чувствовать, что успокаивается, острие опасности уже не так сильно колет его в бок. Девушка снова сделала попытку забраться рукой ему в брюки, и на этот раз он отнесся к этой ее инициативе более благосклонно. Внезапно он ощутил прилив желания, он резко встал, донес ее на руках до кровати, а затем бросил Веронику, словно мешок, на цветастое одеяло.
Перед тем, как выйти из квартиры любовницы, Мохов позвонил в машину и дождался, пока Николай поднимется на этаж. Они спустились вниз и сели в автомобиль.
– Домой, – приказал Мохов.
Был самый час пик, когда тысячи автомобилей везли своих владельцев обратно в их жилища, а потому их машина медленно двигалась в этом густом потоке разноцветного металла и стекла, то и дело застревая в пробках. Он чувствовал себя немного спокойней, чем утром, и все же тревога не уходила, она уже прочно поселилась в нем, как в своем доме, и он понимал, что пока ситуация не разрешится благополучно, она не покинет это новое для себя обиталище. Но надежды на то, что все закончится хорошо, у него почему-то было немного, каким-то шестым чувством он ощущал, что на этот раз до сих пор благоволившая к нему фортуна отворачивается от него. Хотя, если быть честным до конца, дело, конечно, не в фортуне, а в нем самом, он переоценил себя, потерял чувство реальности, ему стало казаться: все, что он делает, непременно должно завершиться удачей. Вот в итоге и совершил самую настоящую оплошность. Он нарушил правило, которому до сих пор следовал неукоснительно, – не ввязываться, какие бы золотые горы они не сулили, в сомнительные дела. А он легкомысленно решил, что раз ему везет постоянно, то повезет и на этот раз. А вот и не получилось. А поэтому ему следует предпринять все находящиеся в его арсенале меры предосторожности.
