Не доезжая до города, они повернули направо, на совсем уж узкую дорогу, зажатую подступающим вплотную к ней лесом. Въехали прямо под запрещающий въезд «кирпич» – и метров через пятьсот дорога уперлась в массивные металлические ворота, в обе стороны от которых убегал и терялся где-то меж деревьев нескончаемый высокий забор. По верху забора тянулись проволочные струны сигнализации. Кто-то невидимый распахнул перед ними ворота; машина проехала вперёд – и тут же остановилась, поскольку дорогу ей преграждал невысокий крепыш в белой дублёнке и белых же валенках. Крепыш стоял по-хозяйски твердо, руки держал за спиной, исподлобья разглядывал вновь прибывших, всматривался сквозь стекло внимательно – но вполне доброжелательно, впрочем. Ветер перебирал его редкие волосы, обрамляющие обширную плешь.
– Приехали, – объявил водитель.
Давал понять, что дальше они не поедут, хотя дорога и вела вперед, к угадывающемуся за деревьями большому дому из красного кирпича.
Телохранитель вышел из машины первым.
– Здравствуйте, – сказал ему крепыш в дубленке. – Я – Богданов Андрей Ильич, начальник службы безопасности.
Протянул руку для приветствия, сжал ладонь Анатолия в своей, поинтересовался, все еще руку не отпуская:
– Это вы – Китайгородцев?
– Да.
– Очень приятно. Как доехали?
– Спасибо, нормально.
– Холодно у нас?
– Мы еще не поняли.
– Вы к нам с оружием пожаловали?
Взгляд – внимательный и требовательный. Наконец он спросил о том, что его по-настоящему волновало. С блокпоста ему уже сообщили о вооруженном госте, и он поспешил навстречу.
– С оружием, – кивнул Анатолий.
– Оружие придется сдать.
У дома тем временем произошло какое-то движение, взревел мотор – и через несколько мгновений мелькнул меж деревьев двухместный снегоход. Он пролетел чёрным неудержимым снарядом по недлинной дороге и остановился как раз напротив вновь прибывших. За рулем сидела тонкая как тростинка девушка в длинном свитере и джинсах.
– Рита! Замерзаю! – визжала она, раскрасневшись от восторга встречи. – Садись скорее!
Рита, смеясь, взобралась на снегоход, и черный снаряд умчался, обдав остающихся снежным облаком. Богданов проводил девчонок бесстрастным взглядом и снова обратился к Китайгородцеву.
– Так я насчет оружия, – напомнил он. – У нас тут есть определенный порядок… На время вашего пребывания на вверенной мне территории оружие надо сдать.
Снова примчался снегоход. Как оказалось – за Анатолием.
– Ну, что же вы! – крикнула ему Рита. – Едемте! Нас ждут!
– У меня возникла проблема.
– Какая проблема?
– Оружие…
– Ну, при чем тут оружие? – нахмурилась Алтунина, которой хотелось в дом, в тепло, и совсем не хотелось никаких проблем.
– А что такое? – спросила сидевшая за рулем снегохода девушка.
– У нашего гостя – оружие, – объяснил Богданов. – Надо сдать.
– Ему нельзя сдавать, – вступилась за Китайгородцева Рита. – Он же мой телохранитель!
Её подружка смотрела на Анатолия с уважением и интересом.
– Ну, ладно вам, Андрей Ильич, – сказала она Богданову с просительной интонацией в голосе.
– Не положено, – буркнул тот.
– Я поговорю с папой.
Богданов думал недолго.
– Я сам поговорю с Генрихом Эдуардовичем. Вы пока поезжайте в дом, – указующий жест девчонкам, – а вы со мной, – это уже Китайгородцеву.
И ему же:
– Вы не волнуйтесь, всё с вашей подопечной будет нормально. У нас тут кругом охрана – и никого посторонних.
А девчонки уже всё равно умчались, и поздно было о чём-либо волноваться – так что Анатолию не оставалось ничего другого, как направиться следом за Богдановым. Тот шел впереди и, постоянно оборачиваясь вполоборота, говорил:
– У нас тут – гостевой дом. Вы в нём будете жить. А с оружием вашим я решу. Пока не прояснится, как с вами быть, вы к хозяйскому дому не приближайтесь, пожалуйста. У нас там – охрана, а тут – вы со своим пистолетиком. Нет, я вас не пугаю, поймите, просто у нас порядок такой. А вы постоянно девочку опекаете?
– Нет. На эту поездку меня наняли.
– Чтоб в дороге ничего с ней не случилось? Понятно. У нас собаки бродят по ночам, обратите внимание. А вы – как частное лицо? Или от агентства?
– От агентства.
– От какого?
– «Барбакан».
– Это в Москве?
– Да, в Москве.
– Учились где-то?
– Курсы специальные заканчивал.
– Телохранителей?
– Да.
– А в армии служили?
– Служил.
– Какие войска?
– Пехота, – сказал Китайгородцев после краткой, в одно мгновение, паузы.
Богданов хмыкнул, некоторое время шел молча, думая о чём-то своем, потом сказал понимающе:
– Ну, ведь врёшь же!
– Вру, – не стал отпираться Анатолий.
– А зачем врёшь?
– Не люблю о себе рассказывать.
– Но воинское-то звание у тебя есть?
– Есть.
– Какое?
– Старший лейтенант.
– Запаса?
– Да.
– Опять врёшь – что в запасе, мол?
– Нет, не вру.
– Ладно. Считай, что я поверил.
Они вышли к двухэтажному дому, окна первого этажа которого были сплошь забраны решетками. Решетки Китайгородцеву понравились. Прочные. Богданов своим ключом отпер входную дверь.
– Скоро начнут съезжаться гости, – сказал он. – А пока тут пусто. Так что выбирай любую комнату, пока есть такая возможность.
– А две комнаты можно занять?
– Зачем тебе две?
– Одна – для меня, вторая для моей подопечной.
– Ну, в общем, можно. Потом мы вас уплотним, если потребуется.
– Мне нужно осмотреть дом.
– Да-да, – кивнул Богданов. – Это – пожалуйста.
– Вы через часок сможете сюда подойти?
– Зачем?
– Я дом посмотрю, и у меня, может быть, будут замечания.
– Ну, ты шустрый! – покачал головой Богданов. – Не успел в дом войти, а уже замечания готовишь? Ладно, я подойду попозже.
Телохранитель Китайгородцев:
«Замок входной двери – исправен… Решётки на окнах первого этажа – без повреждений, укреплены прочно… Фонарь… Огнетушитель… Освещение коридора – исправно… Где телефон?.. Второй этаж… Окно в коридоре… Щеколда… Огнетушитель?.. Освещение коридора – и тут исправно… Задвижка двери… Вид из окна… Шторы… Да, и вот еще замок двери. Сквозной… Спросить про ключи… Комнаты – смежные… Дверь из комнаты в комнату… Нормально… Опять шторы… Выход на чердак… Замок… Все-таки вот это окно… А в целом – нормально. После некоторых переделок жить можно… Бывало и похуже…»
Для Андрея Ильича Анатолий заготовил целый список пожеланий и прямо по списку ему перечислил:
– Фонарь у входа – неисправен; нет связи с основным домом, надо бы или телефонный провод пробросить, или поставить двустороннюю радиостанцию; на втором этаже отсутствует огнетушитель; задвижка двери в комнате охраняемой слабовата – заменить; заменить и замок…
– Замок-то тебе чем не нравится? – удивился Богданов.
– Сквозной, – пояснил Китайгородцев. – Через скважину замка возможен поджог. Далее. В двери отсутствует глазок; шторы заменить в обеих комнатах…
– А со шторами что?
– Не очень плотные. В тёмное время суток при включенном в комнате свете снаружи видно все, что происходит внутри. Далее. В коридоре второго этажа окно не запирается на щеколду. Щеколду – тоже поменять. На лестнице, ведущей на второй этаж, ступенька не закреплена. Закрепить. И еще. Надо бы какую-нибудь лестницу – складную или веревочную. Сюда, на второй этаж. На случай пожара и прочих непредвиденных обстоятельств.
– Я понял, – с кротким видом кивнул Богданов, затем аккуратно взял из рук Анатолия бумажный лист с перечнем неотложных дел, смял его – и демонстративно бросил на пол.
– В общем, никого не бойся, – покровительственным тоном посоветовал он. – Всё будет нормально, вот увидишь. Пуганые вы все какие-то там, в Москве. А у нас тут – жизнь спокойная.
Китайгородцев наклонился, поднял с пола бумажный комок, расправил его и снова вручил своему собеседнику.
– Всё-таки попрошу это сделать, – сказал он твёрдо. – Потому что так вот – не годится…
С этими словами он взял двумя пальцами язычок задвижки и без особого труда вывернул её из двери вместе с куцыми шурупами. Потом вздохнул:
– Не работа это, а самая настоящая халтура. Надо исправлять.
Уже под вечер, когда стало темнеть, пришел с бутылкой водки Богданов.
– Для знакомства, – пояснил он. – Посидим вечерок, выпьем. С подопечной твоей всё нормально, кстати. Чаёвничают с дочкой хозяина, всё никак наговориться не могут. Обещала часам к девяти вернуться. Да ты не дрейфь! У нас тут – охрана по усиленному варианту. Сигнализация всюду, телекамеры. Денег в это дело вколотили немеряно. Из самого Красноярска специалистов привозили, они с этой техникой месяц возились, прежде чем всё отладили. Ну, и охрана, ясное дело. Мы им ружья закупили… В прошлую зиму к нам из леса вышел шатун двухметровый…
– Медведь?
– Ну. Так парень наш, из охраны, жахнул по нему из своего ружья, свалил с первого выстрела наповал. А уж если человеку в голову попадет – оторвет башку к чёртовой матери.
– А что – приходилось уже по людям стрелять?
– Не-е, – засмеялся расслабленно Богданов. – Тихо тут у нас. Тихо и спокойно.
– Тихо – а из дома крепость сделали, – уловил несоответствие Китайгородцев.
– Это на всякий случай. Чтоб недоумков разных в искушение не вводить. У нас же тут не дом престарелых и не пионерский лагерь. У нас тут резиденция самого богатого человека в крае, – Андрей Ильич поднял указательный палец, подчеркивая значимость то ли охраняемого им лица, то ли произнесённых им слов. – У тебя из закуски, кстати, есть что-нибудь?
– Сухпаёк. Вермишель быстрого приготовления, тушенка.
– Нет, не годится, – улыбнулся Богданов. – Ладно, я сейчас распоряжусь.
Извлек из кармана своей дубленки переносную радиостанцию с короткой обрезиненной антенной и заказал кому-то невидимому съестное.
Уже через несколько минут парень в чёрном, очень похожий на тех ребят, которых Китайгородцев видел днем у шлагбаума, принес горячий ужин.
– Я спросить хотел, – сказал Анатолий, когда парень ушел. – В таких же точно куртках я видел ребят километрах в десяти отсюда…
– Наши, – подтвердил Андрей Ильич. – Закрыли мы город. По личному распоряжению Тапаева. Чтоб – никого посторонних и чтоб криминогенную обстановку разрядить. Для спокойствия горожан, в общем, и работников нашего комбината – что, как понимаешь, одно и то же.
– А власти как же?
– Какие власти?
– Городские.
– Вот ты чудак-человек, – присвистнул собеседник. – Как власти могут быть против, если Тапаев распорядился? Вот здесь город, да? На весь город – одно только наше предприятие, горнообогатительный комбинат. Хозяин комбината – Тапаев. Так кто же здесь кормилец и поилец? Да и мэру спокойнее, когда город закрыт. Преступность – мизерная, люди – довольны…
– А когда Тапаев город закрыл?
– В прошлом году.
– Был повод?
– Нет, – отмахнулся Богданов. – Нормально всё. Не дрейфь. Неси стаканы.
– У меня – кружка.
– Дело твое. Можешь хоть из ладошки пить. Кто ж тебе запретит?
Богданов налил водку: себе – в стакан, Китайгородцеву – в кружку.
– Ну, за встречу! – провозгласил тост.
«Стакан опорожнил одним махом. Дело явно привычное», – подумал Анатолий.
– Я с Генрихом Эдуардовичем на твой счёт переговорил, – сказал Андрей Ильич, сочно хрустя соленым огурчиком. – Не нравишься ты ему со своим пистолетиком, так что всю неделю тут и проведёшь, на выселках, – засмеялся, а глаза-то не смеялись. – В хозяйский дом тебе дорога заказана, в общем. Не обижайся.
– Я не обижаюсь.
– Это ты молодец. Наше дело подневольное. Охрана – как собаки. Когда нужны, держат рядом. А коли ты им без надобности, гонят прочь, – Богданов сказал это без печали.
Анатолий подлил водки своему собеседнику. Себе – совсем немного.
– За работу спасибо, – вспомнил Китайгородцев. – Ваши тут всё, о чем я просил, за два часа исправили.
Богданов в ответ только махнул рукой. По нему было видно, что, хотя он просьбу гостя уважил, считает всю эту суету бессмысленной. Не было тут дверных глазков с самого момента постройки дома – и дальше без них запросто обходились бы. Не горит фонарь у входа – так и нечего по ночам тут шастать, только охранников пугать…
– Давай за нашу работу! – предложил тост Андрей Ильич. – Чтоб она была поспокойнее да поприятнее. Хотя…
Вздохнул, выпил, закусил, только потом продолжил свою мысль:
– Скоро беспокойные деньки начнутся. Гости съедутся.
– Тапаевские?
– Ага. Полтинник нашему Генриху Эдуардовичу. А его Анютке – двадцать. Ты представляешь? Сплошные круглые даты.
– Да, праздник не рядовой, – признал Анатолий. – Гостей много будет?
– Немного. Человек пять-семь. Только самые близкие родственники.
Китайгородцев посмотрел на собеседника долгим внимательным взглядом. Тот на взгляд внимания как-то не обратил.
– Людей мало, а суеты все равно будет много, – вздохнул Богданов. – Не привык я – чтоб мельтешение. Привык, чтоб по-тихому. Без суеты и спешки.
– Тут мало кто появляется? – полувопросительно-полуутвердительно произнес Анатолий.
– Ага. Не любим мы тут чужих. Одно беспокойство от них только.
Телохранитель подлил еще водки Андрею Ильичу.
– А как вообще обстановка вокруг Тапаева? – спросил он, придавая голосу выражение деловитой будничности.
– Нормальная обстановка… Ну, давай за тебя? – предложил Богданов и выпил. Начальник службы безопасности уже выглядел захмелевшим.
– Угроз не было? – прямо спросил Китайгородцев.
Богданов поперхнулся огурцом.
– К-каких угроз? – посмотрел внимательно.
– Я про Тапаева спрашиваю.
– Нет. Не было.
«Кажется, коснулись неприятной темы», – подумал Китайгородцев и продолжил:
– Тут такое дело… У меня всё-таки эта девчонка под присмотром. Я за нее отвечаю. И мне надо быть в курсе того, что вокруг происходит. Я оперативную обстановку должен знать как свои пять пальцев.
– Значит, так! – с хмурым видом произнес его собеседник и склонился вперед, упершись грудью в столешницу. – Оперативная обстановка спокойная, потому что находится под постоянным контролем Богданова Андрея Ильича!
Он стукнул кулаком по столешнице. Звякнули в тарелках вилки.
– И если кто-то попытается… Ну, хотя бы только замыслит… Мы того порвём на куски к едрёной фене!
Он слишком сильно подался вперёд и потому вдруг увидел содержимое эмалированной кружки Китайгородцева.
– Ты что же это! – опешил Богданов, неприятно удивлённый нечаянно сделанным им открытием. – Ты не пил, что ли?
– Я на работе не пью, – развел руками Анатолий. – Вы уж извините.
– Брат у нее – ужасный, – сказала Рита. – Просто мерзкий тип.
Она только пять минут назад пришла от подружки и сидела сейчас в кресле перед своим телохранителем: поза расслабленная, глаза блестят, щеки пунцовые. Анатолий понял, что там, в хозяйском особняке, девчонки баловались не одним только чаем…
– А что такое с братом? – спросил Китайгородцев, обозначая лишь дежурный и неискренний интерес к ее словам.
На самом деле братец Анютки его интересовал по-настоящему. В тех бумагах, которые ему еще в Москве дал почитать Хамза, Роман Тапаев характеризовался как наркоман.
– Наглец, – кратко описала родственника своей подруги Рита. – Вошел к нам в комнату, сел напротив меня, ноги положил на журнальный столик. Мне показалось, что он был пьян.
– Почему?
– Не знаю, – она пожала плечами.
«Наркотическое опьянение? Вполне возможно. Просто ей никогда прежде не доводилось встречаться с подобным, и она не обратила внимание на симптомы – только на общее состояние…»
– Мы ушли, – сказала Рита. – А он даже не шелохнулся. Наверное, заснул.
– Что говорит Аня?
– О чём?
– Не о «чём», а о «ком»… О своем брате она что говорит?
– Ничего. Кажется, собственный братец – это неприятная тема для нее.
– В доме много людей?
– Нет. Там вообще пустынно. Даже не по себе немного. Дом большой, а никого нет. Я видела только двоих парней.
– Охрана?
– Наверное.
– А как вам Анин папа?
– Никак.
– То есть? – вопросительно приподнял бровь Китайгородцев.
– Я не видела его.
– Но он был в доме?
– Я так поняла, что – да. Но за весь день не появился ни разу.
Ночью за окном залаяли собаки. Анатолий, не зажигая света, приблизился к окну. И увидел, что к дому подъехал легковой автомобиль. Свет фар упирался в ослепительно белые сугробы. Первым из машины вышел Богданов. Китайгородцев узнал его по светлой дубленке и неловкой походке человека, всей остальной обуви предпочитающего валенки. Потом из машины вышла женщина. И еще один мужчина – тот, который вел машину. Из багажника достали сумки. Телохранитель понял, что гости Тапаева начали прибывать… Вошли в дом. Неясный шум, приглушенные голоса. И только через полчаса всё стихло. В окно Анатолий видел, как уходил из дома Андрей Ильич. Скрипел снег. Полная луна заливала всё вокруг неживым, призрачным светом. Залаяли, но вскоре смолкли собаки. И снова наступила тишина.
…Утром Китайгородцев столкнулся со вновь прибывшими в коридоре первого этажа. Мужчина и женщина. Похоже, что супруги. Вежливо с ними поздоровался. Они ответили ему – но скованно, как будто пребывали в напряжении. Или он лично был им несимпатичен. Его это удивило – но вида не подал.
Рита ушла к подруге. Приблизительно через час появился Богданов. Увидел Анатолия, хмыкнул, поинтересовался:
– Как служба?
– Нормально.
– Ну, давай, бди, – напутствовал его Андрей Ильич.
Прибывшая ночью женщина ушла с ним. Мужчина остался. Вышел к своей машине, поднял капот и стал возиться над ним, не обращая внимания на мороз. Номера у машины были не местные, как отметил про себя Китайгородцев.
Парень из охраны принес завтрак: для Анатолия и для того мужчины, который приехал на машине. Пока парень выставлял на стол завтрак, телохранитель успел кое о чем его расспросить.
– Ты из охраны?
– Да.
– Слушай, собаки спать мешают.
– Мы привыкли.
– Давно вы собак держите?
– С прошлого года.
– А раньше без них обходились?
– Да.
– Что такого случилось, что пришлось их завести?
– Нашего одного убили.
– Кого?
– Охранника.
– Кто?
– Я не знаю. Не нашли.
– Здесь убили? На территории?
– Да.
– В прошлом году?
– Да.
– Понятно.
Когда парень ушел, Китайгородцев неспешно позавтракал, думая о своём. Из состояния задумчивости его вывел шум – это пришли девочки. Он слышал их голоса и голос того мужчины, что оставался в доме. По некоторым репликам догадался: мужчина – родственник Тапаева. Ехали ночью… Города еще не видели… А хотелось бы посмотреть… Не покажет ли Аня? Ехать можно прямо сейчас – вот она, машина… И Риту возьмем, конечно!
Пришлось выйти на сцену и Анатолию. В город Риту без сопровождения он бы не отпустил.
– Мы едем, – сказала она ему.
Подразумевалось, что Китайгородцев должен их сопровождать. В голосе Риты улавливались хозяйские интонации – у нее же есть свой телохранитель! Кажется, это возвышало её в собственных глазах.
Через пять минут они выехали. У въездных ворот не было никого, но они открылись автоматически. Глазок телекамеры проследил за тем, как они покинули территорию тапаевского поместья, и ворота закрылись.
– Тетя Люда похудела, – вздохнула Аня.
– Да уж, здоровья у нее не прибавляется, – произнёс её родственник с неожиданной для Анатолия желчью в голосе.
Аня отчего-то смутилась, посмотрела на дорогу и сказала тихим голосом:
– На перекрестке – направо.
Некоторое время ехали молча.
– Кто еще будет? – спросил в полной тишине Анин родственник.
– Дядя Юра…
– Брат?
– Да. Потом еще Скворцова…
– Ну-ну, – сказал мужчина.
Очень неодобрительно, как показалось Китайгородцеву.
– С сыном? – помолчав, спросил родственник.
– Вряд ли, – покачала головой Аня.
– Вот и я думаю, что вряд ли. Хорошо она твоего папку за жабры взяла…
Аня снова смутилась. Разговор был ей явно неприятен.
– Что тут у вас интересного можно посмотреть? – сжалился над ней родственник.
– Центр. Площадь. Потом еще – парк. Там ледяные фигуры. Можем в музей местный…
– Не нужен нам музей, – оборвал ее мужчина. – Там – пыльные чучела и по всем стенам лапти развешаны. Знаю я эти ваши музеи. Ни уму ни сердцу.
– И ещё Виталий Степанович приедет, – вдруг сказала Аня. – Из Москвы.
– Это какой Виталий Степанович?
– Врач, который Романа лечил.
– Романа-наркомана, – едва ли не песней пропел жестокосердечный Анин родственник.
И в следующую секунду их автомобиль с хрустом сминаемого бампера въехал в так не-кстати резко затормозивший прямо перед ними дряхлый «Москвич».
Телохранитель Китайгородцев:
««Москвич»… 2140… Номерной знак «Н 573 КР»… Цвет – бежевый… Заднее правое крыло – перекрашено… Четверо… Мужчины. По 22–25 лет… Стоп! Крыло – перекрашено?!! Подставили?! Бригадой работают? Вышли из машины все одновременно… В руках – ничего… А у нас – иногородние номера… Да, специально подставили свою рухлядь! Трое заходят со стороны водителя… Там будет прессинг… Один – здесь… Этот – для подстраховки… Ничего, нормально… Город маленький, люди бедные… Много не потребуют…»
– У вас есть деньги? – обратился Анатолий к водителю.
– Что?
– Да не волнуйтесь вы… Всё нормально. Деньги есть у вас? Дайте им сколько попросят, и пускай едут.
– Они же специально! Специально подставили машину! Вы разве не видите?! Ничего я им не дам! Это же рэкет! Да я на них милицию!..
«Так! Открыли дверцу со стороны водителя… Только с ним будут разбираться? Только с водителем… Надо отдать деньги… Закончить этот балаган и увозить Риту…»
– Ну, ты чё, мужик, какая милиция? Ты нам машину разбил! Посмотри, как задницу раскурочил! Ты чё, платить не хочешь?
– А это что за девки? Ванюха, гля, девки какие!
«Ага… Тянет ручку задней двери… Там – Рита… Пора… Предохранитель… Из кобуры… Дверцу – ногой…»
– Ложись! Поубиваю! – заорал Анатолий.
«Замешкались… Выстрел в воздух… Теперь ствол – в лоб ближайшему… Упал с перепугу…И все остальные – сразу же, как по команде…»
– Лежать! Не шевелиться! Стреляю без предупреждения! Ноги шире! Шире, я сказал! Руки – за голову!
«Дверца… Ох и рухлядь… Отвалится скоро… Ключ – в замке зажигания… Ключ – в бензобак… Бросить в бензобак… У «Москвича» горловина бака – за номерным знаком… Крышка горловины… Открыто… Ключ – в бензобак… Не скоро они теперь отсюда уедут… Если только провода напрямую… Но мы уже будем далеко…»
– Считать до ста, пацаны! Потом можно подняться!
«Так! В машину… Рита – бледна, но все нормально… Пистолет пока в руке… Предохранитель…»
– Поехали! И чем быстрее, тем лучше!
– Куда? – Водитель бледный.
– Домой! Теперь только домой!
Богданов пришел сразу, едва только прослышал о случившемся. Вошел в комнату к Китайгородцеву, сказал со смешком:
– Ну, рассказывай, как ты наших рэкетиров недоделанных уму-разуму учил.
– Шалят на дорогах, да?
– Шалят, – засмеялся Андрей Ильич. Словечко это ему явно понравилось.
Это у вас там, в Москве, мол, кровь настоящая и звериная жестокость, а у нас тут – так, шалости одни, все по-детски… Вот и рэкетиры у нас какие-то недоделанные…
– Дурью маются, понимаешь. Как увидят на дороге машину с чужими номерами, так тут же под неё свою подставляют, чтобы деньги на ремонт стребовать. Ремонтируют-то потом сами, а деньги пропивают. Такой вот нехитрый бизнес.
– Я там стрелял, – напомнил Анатолий. – Теперь мне положено об инциденте в органы сообщить.
– Я позвоню им, – махнул рукой Богданов. – Ты не волнуйся. И вообще не надо шума. Ну, было, ну, случилось. Пацаны те тихо будут сидеть. Так что можешь забыть про эту историю. Нам всё это ни к чему. У нас тут – тихо. У нас – без стрельбы.
– А я вот о чем спросить хотел, – вспомнилось кстати Китайгородцеву. – Что тут у вас за история была в прошлом году?
– Что у нас за история была в прошлом году? – переспросил Андрей Ильич, а у самого веселье стремительно таяло во взгляде.
– Охранник погиб.
– Когда?
– В прошлом году, – терпеливо напомнил Анатолий.
– Та-а-ак, – протянул Богданов. – И кто же это тебе рассказал?
– Ну, какая разница?
Андрей Ильич ответил ему красноречивым хмурым взглядом.
– Тебе-то это зачем? – спросил он после паузы.
– Интересно.
– Погиб – и погиб.
– Мне сказали, что здесь, на территории.
– На территории.
– При каких обстоятельствах?
– Ты что – следователь?
– При каких обстоятельствах? – повторил Анатолий.
– Застрелили его.
– Кто?
– Если бы я знал!
– Застрелили днём? Ночью?
– Ночью.
– В ту ночь Тапаев был в своем особняке?
– Да.
– Могло быть так, что убийца шел к Тапаеву, но случайно наткнулся на охранника?
– Откуда я знаю?! – сказал с нескрываемой досадой Богданов. – Откуда я знаю, если убийцу не нашли?!
Хамза в Москве показывал Китайгородцеву справку о здешней криминогенной обстановке. За весь прошлый год в этих краях совершено лишь четыре убийства. Три – раскрыты. Одно – нет. Вот оно как раз – нераскрытое. Тапаевский охранник.
Анатолий скучал в одиночестве, как вдруг дверь открылась нараспашку – на пороге стояли Рита с Аней. Аня смущалась, а Рита была смешлива и в руке держала коробку. Торт? Ему?
– В знак благодарности, – сообщила Рита, – за чудесное избавление от злодеев. Вы же – наш благородный спаситель. Теперь вот мы пришли знакомиться.
«Будет представлять подружке своего телохранителя, – подумал Анатолий. – Сама Аня, возможно, и придумала это чаепитие с тортом. У её отца тоже есть охранники, но они – из местных, их Аня знает едва ли не с самого детства, прожила с ними бок о бок много лет, ещё и в школу вместе ходили, быть может… А тут настоящий телохранитель, безмолвная тень Риты! Когда понадобилось, в одну секунду четверых местных крутых пацанов уложил на снег…»
– Чай у тебя есть? – спросила у Китайгородцева Рита. – Кипяток – на первом этаже.
«В присутствии подружки бестрепетно перешла на «ты». Окончательно освоилась с ролью хозяйки?»
Но Анатолию было не привыкать. Клиентов он перевидел множество. Экземпляры попадались самые разные. Рита – это ещё очень даже ничего. Немного избалована папиными деньгами… А в целом, кажется, неплохая девчонка. Не выросла еще, не сформировалась. И даже в её стремлении повелевать угадывается что-то детское. Как в игрушки играет.
Он принёс кипяток. Закрытая коробка с тортом покоилась на столе. Девчонки сидели на диванчике, терпеливо ожидая, пока Анатолий все устроит наилучшим образом. И это Китайгородцеву тоже было знакомо. Что-то происходит с людьми очень скоро после того, как у них появляются первые по-настоящему большие деньги, а с теми деньгами – возможность пользоваться услугами личных водителей, домработниц, официантов и продавцов из дорогих бутиков. Как будто люди утрачивают некоторые элементарные навыки, которыми они владели прежде, и теперь уже не могут самостоятельно распахнуть дверцу автомобиля, поджарить для себя утром яичницу, своей рукой зажечь свечи на праздничном столе или повесить аккуратно на плечики пиджак, который только что примеряли в магазине. Люди охотно перекладывают на других эти мелкие заботы, отстраняясь тем самым, возводя невидимую преграду между собой и всеми остальными.
Только когда чай был заварен и разлит по чашкам, а торт порезан на куски, девчонки подсели к столу.
– Вы сегодня – герой дня, – сказала Аня. – А я испугалась, если честно, когда эти неприятности начались.
– Ну, что ты? – закатила глаза Рита. – С нами же был телохранитель!
Ёрничала и подзуживала Китайгородцева.
– Только я одного не пойму, – призналась Рита. – Ты пригрелся там в машине, что ли? Не сразу проснулся? Почему сразу не вышел?
– Для чего?
– Чтобы нас защитить.
– Моя защита не требовалась.
– Как это не требовалась? – возмутилась Рита. – Бедного водителя так запугали…
– Лично вам защита не требовалась.
Повисла пауза. Девчонки переглянулись.
– Ну, хорошо, допустим, – недоверчиво протянула Рита. – Ты охранял меня. Да?
– Да.
– А на водителя тебе, получается, было наплевать?
– Я бы вступился за него, если бы началось что-то серьезное. Но только – если серьезное. У меня есть охраняемое лицо, и меня более всего волнует ваша личная безопасность, а не безопасность тех, кто волею случая временно оказался рядом с вами. Пока вы лично не втянуты в конфликт, я тоже в этом не участвую. Моя задача – не пистолетом всех вокруг пугать, а не допустить того, чтобы вы пострадали.
– Циничная философия, – оценила Рита. – Ты не находишь?
Вопрос был обращен к подруге.
– Всё логично, – пожала плечами та.
Признавала правоту Китайгородцева, хотя в глубине души, наверное, хотела, чтобы он и её защищал тоже. Анатолий испытал некоторую неловкость и сказал, будто извиняясь:
– Наверное, да, это – цинично. Но эмоции тут противопоказаны. У нас несколько лет назад был такой случай. Наш охранник сопровождал клиента в его загородный дом. На шоссе они увидели аварию: автомобиль, перевёрнутая детская коляска, обезумевшая молодая женщина мечется по шоссе. Дорожная авария по пути следования охраняемого лица – это самый расхожий пример из наших учебников. Останавливаться нельзя, даже если тебе показалось, что лежащая на дороге сбитая женщина – твоя родная мать. Типичная ловушка. Но тут – коляска, женщина в шоке, водитель другой машины стоит над сбитой им коляской на коленях… Клиент приказал остановиться. В результате его расстреляли в упор.
Через некоторое время Аня вызвала охранника, и тот принес бутылку вина. Ей тут явно нравилось, и Китайгородцев подозревал, что сегодняшнее чаепитие завершится очень не скоро.
– А пистолет у вас настоящий? – спросила Аня.
– Да.
– Можно посмотреть?
Анатолий никогда никому постороннему не давал в руки свое оружие. Но не хотелось разрушать хрупкую атмосферу беззаботности, витавшую над их столом. Извлек пистолет из кобуры, вытащил обойму с патронами, протянул пистолет Ане – но оружие вдруг перехватила Рита. По-киношному ухватилась за рукоять пистолета обеими руками, прицелилась в угол комнаты, где стояла никогда, похоже, не видевшая цветов ваза, и «выстрелила»:
– Бах!
– У моего папы тоже есть пистолет, – сказала Аня.
– Газовый?
– Почему газовый? Настоящий.
– Зачем ему настоящий? – удивилась Рита.
Китайгородцев тоже хотел бы знать ответ на тот вопрос.
– На всякий случай.
– Боится, да? Богатые тоже плачут? – хихикнула Рита, у которой, похоже, было слишком хорошее настроение для того, чтобы о чём-то говорить серьезно. – Спит, небось, с ним в обнимку?
– Почти, – не приняла шутки Аня. – Он все время носит его с собой.
– Ему угрожает опасность? – с показным равнодушием в голосе осведомился Анатолий.
– Он не говорит.
– А сами вы как думаете?
– Всё возможно.
– У вашего папы есть враги, Аня?
– Мы никогда не говорим с ним на такие темы.
– И вы никогда не слышали про угрозы в его адрес?
– Нет, никогда. Но жизнь сейчас неспокойная. И он тревожится, я чувствую.
– Он прячется ото всех, – произнесла Рита, и в ее голосе Китайгородцев что-то уловил. То ли насмешку, то ли осуждение.
– Он занят работой, – вступилась за отца Аня.
– Да, но за два дня, что я здесь, он ни разу к нам не вышел. Я даже не знаю, как он выглядит.
– Он действительно очень занят, – сказала Аня. Кажется, она испытывала неловкость за своего отца, хотя его и защищала.
Анатолий спрятал пистолет в кобуру.
– Они заняты! – всплеснула руками Рита. – Они все очень заняты!