Владимир Германович Корешков
Почему Я? Часть 2

– Я не ослышалась и правильно вас поняла? – переспросила Гелла. – Вы хотите обратно?

В ее всегда выдержанном, спокойном, я бы даже сказал, пресном голосе отчетливо проступали нотки недоверия и недопонимания.

– Да, вы все правильно поняли, – еще раз зло гаркнула Алина, как будто хотела докричаться до глухого.

– Это ваше общее желание? – опять те же нотки сомнения в голосе. Не ослышалась ли она, часом?

– Да, – хором ответили все мы.

В ответ последовало гробовое молчание. Видимо, Гелла была ошарашена, такого от нас она точно не ожидала. А вы бы ожидали, если бы кто-то из ваших знакомых или друзей в двадцать первом веке со всей ответственностью заявил, что хочет, чтобы его по собственной воле во что бы то ни стало отправили этак на триста пятьдесят тысяч лет назад в прошлое, в компанию неандертальцев? Вы бы точно так же были в полном замешательстве и смотрели на вашего знакомого как на человека, у которого явно не все дома, и неважно, чем бы он аргументировал свое экстравагантное желание и какие доводы при этом приводил, пусть даже с пеной у рта доказывал вам с его точки зрения прописных истин: что в прошлом был прекрасный, не испорченный продуктами прогресса чистый воздух, свежайшее незамороженное наивкуснейшее мясо мамонта и прочих экзотических зверушек, приготовленных на открытом огне, – вкус незабываемый. Экологически чистые фрукты и овощи без всевозможных генно-модифицированных добавок, сейчас таких не найдешь ни в одном супермаркете, да и вообще столько всего, а сами неандертальцы – народ крайне гостеприимный и очень отзывчивый, со своим богатым внутренним миром. И не надо ехидно ухмыляться, да, возможно, они не сильно следят за личной гигиеной, не умеют читать и писать, ну и что, это не показатель, они по-своему очень даже культурны, просто так, без веских причин, никого по репе дубиной не шандарахнут. Несмотря на все эти железобетонные контрдоводы, как бы выстроенные в довольно четкую логическую цепь, вы бы все равно решили, что вашему знакомому пора «чинить крышу», поскольку она у него окончательно протекла. Наконец после довольно продолжительной паузы, затянувшейся донельзя, Гелла вследствие долгих и мучительных раздумий пришла к какому-то выводу.

– Я к вам сейчас подойду, – выдохнула она.

Я, конечно, не экстрасенс, но почему-то на все сто уверен, что Гелла все это время, не веря своим ушам, гадала, что с нами произошло. Они там что, на Грелиоссе перегрелись или переохладились? А может, вообще с местного дуба рухнули или подверглись воздействию какого-то странного неизученного агрессивно настроенного вируса, что сильно сказалось на их умственных способностях? В общем, заболели головой, бедолажки, а возможно также, что они редкие оригиналы или конченые извращенцы-мазохисты. Их там, на чужой планете, пытали, убивали, а они обратно просятся. Короче, в этом во всем надо разобраться со всей дотошностью, поэтому ей, как ученому, просто необходимо самой воочию взглянуть на этих ненормальных, и лучше бы, конечно, под микроскопом, как на диковинных, доселе не изученных бактерий.

Буквально через несколько секунд она уже стояла перед нами. Высокая, статная, как будто высеченная из цельной породы гранита, в своем белом, облегающем как родная кожа комбинезоне, который не скрывал, а, наоборот, открывал взору, подчеркивая каждую извилинку и изгиб ее совершенного натренированного тела, и, что на Геллу было уж совсем не похоже, таращилась на нас с любопытством своими огромными серыми глазами.

Алина тут же решила взять быка за рога, сделала решительный шаг вперед, пытаясь подойти к ней как можно поближе, чтобы сразу, не теряя времени, обозначить нашу позицию, дабы больше не было никаких разнотолков, и Гелла сразу «всосала», так сказать, что от нее хотят. Несколько раз объяснять ей, что да как, у Алины времени не было, ей самой надо немедленно отправляться на Грелиосс спасать любимого, но невидимая стена не дала ей возможности приблизиться вплотную к Гелле. Та подняла руку кверху.

– Напоминаю, друзья: вы пока на недельном карантине, поэтому все сношения с внешним миром, и в том числе со мной, могут иметь место только через заградительную карантинную стену. Вы меня услышали?

– Да, – хором ответили мы.

– Теперь я вас внимательно слушаю.

Алина быстро, очень сбивчиво и крайне непоследовательно, глотая отдельные слова и даже фразы, перепрыгивая с одного на другое, часто забегая вперед, начала объяснять, для чего нам нужно назад, на Грелиосс. Видимо, получалось у Алины это не очень – слишком сумбурно, Потому что Гелла смотрела на нее как-то странно, казалось, что Алина говорит на каком-то непонятном для нее диалекте да еще и с диким акцентом и она ее поэтому совсем не понимает. Подумав, что от переизбытка чувств Алина не может внятно и доходчиво все довести до нашего куратора, девчонки подскочили к ней на помощь. Теперь уже в три голоса начали втолковывать Гелле тот план, что я набросал ранее. Стоя перед ней сплоченной стеночкой, девушки доказывали всю необходимость захвата звездолета целионов, при этом они активно жестикулировали, видимо, считая, что так ей будет более понятно. Я только сейчас сообразил, что к Ане вернулось зрение. Пока мы спали в анабиозе, возвращаясь на Землю, индивидуальная капсула позаботилась о ее здоровье и подлечила Всадницу без головы.

– В общем, Гелла, вы должны вернуть нас на Грелиосс, а там мы все сделаем сами, – дружно, на уверенно-оптимистичной ноте закончили девчонки.

В ответ Гелла только отрицательно покачала головой.

– Нет, – бесстрастно, но твердо сказала она.

– Что значит нет? – опешили девушки. – Вы вообще слышали, о чем мы тут только что распинались и что конкретно предлагали?

– Я все слышала и повторяю – нет. Это невозможно.

– Как невозможно? Почему? – словно ужаленная пчелой, закричала Алина.

Гелла смотрела на всех нас с ноткой глубокой печали, как на маленьких несмышленых детей.

– Я очень хорошо понимаю ваше желание любой ценой спасти своих друзей, но, к сожалению, должна повторить вам еще раз – это невозможно, – произнесла она усталым ровным голосом.

– Но почему? Объясните, – отчаянно заголосила Алина. Она была прилично на взводе, и по ее теперешнему состоянию я никак не мог определить, чего от нее в данный момент можно ожидать. То ли она сейчас готова разрыдаться, то ли накинуться на Геллу с кулаками, доказывая таким образом необходимость нашей скорейшей отправки на Грелиосс. Гелла с жалостью посмотрела прямо в глаза Алины – так смотрит хирург на пациента, которому предстоит серьезная операция, но тон ее голоса был бесстрастен, а от этого казался даже жестким.

– Потому что все, что вы тут изложили и предложили, называется бредом сивой кобылы, кажется, так говорили в ваше время.

– А что не так-то? – раздраженно спросила Аня.

Гелла тяжело вздохнула.

– Вы вообще понимаете, кому вы собираетесь объявить войну?

– Почему сразу войну? – резко и опять с вызовом переспросила за всех Аня.

– А как иначе квалифицировать действия по реализации вашего так называемого плана? Это и есть война. Вы ведь, насколько я поняла, собираетесь силой осуществить захват звездолета целионов – высокоразвитой расы, которая стоит на неимоверно высокой, недостижимой для вас ступеньке технического и интеллектуального прогресса. Цивилизации, эволюционировавшей до самой пиковой точки, до которой вообще могут дойти в своем развитии живые разумные существа. Естественно, у вас ничего не получится.

Аня попыталась что-то возразить. Гелла остановила ее взмахом руки.

– Я хочу, чтобы вы меня дослушали до конца, не перебивая, – сказала она жестко. – Мало того что это форменное самоубийство для вас, но вы, пытаясь претворить свой безумный план в жизнь, толкаете к краю пропасти все нынешнее человечество, ставя его на грань кровавой бойни между двумя, пусть и противоположными в своем выборе и идущими разными путями, цивилизациями. Поскольку мы всецело отвечаем за вас, целионы воспримут ваши действия не просто как ничем не спровоцированный акт агрессии своенравных и самонадеянных исполнителей, выдернутых из прошлого при полном молчаливом попустительстве с нашей стороны, а, скорее всего, они решат, что именно мы науськивали и натравливали вас, заставляя развязать войну, и тогда начнут защищаться всеми доступными имеющимися у них в арсенале средствами. В конечном итоге получается, что решив любым способом спасти своих товарищей, вы столкнете лбами две самые могущественные и техногенные цивилизации во Вселенной, начнется полномасштабный военный конфликт. И тогда это будет уже не остановить. Я, честное слово, не знаю, кто победит в этом побоище и будут ли победители вообще.

Все это она говорила четко, медленно, почти по слогам, очень внятно проговаривая каждое слово – так говорят с маленькими глупышами, пытаясь им разъяснить прописные истины, типа того, что надо писать в горшок, а не мимо.

– Надеюсь, я смогла вам все объяснить и вы меня услышали. Посему то, о чем вы просите, не-воз-мож-но, и дискуссий на эту тему больше не будет, – отрезала она, подытожив разговор.

Наступила томительная тишина.

– Да-а-а-а, полный пипец, – резюмировал Андрюха. – Я примерно себе все так и представлял.

Девчонки разом обернулись ко мне, видимо, ища в моем лице хоть какую-то поддержку. Сказать, что они выглядели подавленно, – это ничего не сказать.

– И что теперь? – спросила Алина меня трясущимися губами, готовая вот-вот разрыдаться от полной беспомощности.

– Олег, это что за фигня? – взорвалась Жанна. – Ты говорил, что все будет по-другому.

– Что ты молчишь как истукан? – поддержала ее Аня. – Это же был твой охренительный план. Ответь, нам что теперь делать?

Я молчал, как в рот воды набрал, и не потому, что не хотел отвечать на поставленный ребром, почти по Чернышевскому, вопрос девчонок, и не потому, что не представлял, что теперь делать дальше, и даже совсем не потому, что не знал, какие контраргументы противопоставить Гелле.

Просто я сейчас сосредоточенно прорабатывал тактику и стратегию своего дальнейшего поведения в разговоре с нашим куратором, как правильно донести до ее сознания смысл, саму суть, убедить в своей правоте и в конечном итоге склонить на свою сторону, сделать нашим единомышленником. Поэтому, пропуская через себя все то, что она сказала ранее, я искал в ее доводах слабые стороны, и я их уже видел, зная, на что сделать упор, где надавить, мне осталось совсем чуть-чуть, и мои мысли будут приведены в полный порядок и рассортированы по полочкам.

Я, как тот полководец перед решающей битвой, проводил рекогносцировку своих войск: хорошо ли они организованы, маневренны, готовы ли атаковать и, если придется, обороняться, прикрыты ли тылы, ну и прочее по списку. Вот поэтому я никак не реагировал ни на один вопрос, заданный мне разъяренными девушками. Я ни хрена не Гай Юлий Цезарь, это ему, по слухам, составленным якобы со слов его современников, удавалось делать по несколько дел одновременно. Есть, пить, трахаться, решать важные государственные дела, а по ходу еще и смертный приговор кому-то из вороватых патрициев подмахнуть. Я обычный пацан, все сразу не могу, так что извиняйте, девчата.

– Олег, сколько можно молчать? Тебе все равно не удастся увильнуть от ответа. Ты командир или чучело огородное? Ну, ты выдавишь из себя хоть что-то? Ты вообще что-нибудь можешь сказать? Ты же слово мужика давал, клялся – все будет именно так, как ты нам обещал, или твое слово ничего не значит, так, пустой звук? – продолжали наперебой тиранить меня девчонки.

Ага, надо же, наконец вспомнили красавицы, что я командир и, оказывается, мужчина. Хотя до этого с легкой руки наших красотулечек был наречен импотентом, и не простым, а бездушным. Вот интересно, импотент тоже считается мужчиной или все-таки нет? Потому как кое-чего из мужского начала, являющегося, с точки зрения каждого уважающего себя альфа-самца, чуть ли не самым главным достоинством и основополагающим фактором, отличающим настоящего мужика от других особей, стоящих, опять же по их личному мнению, гораздо ниже в пищевой цепочке, у импотента не функционирует как должно. Это самое у него находится, ну, как бы это помягче обозначить, в постоянном бессильно висячем состоянии – на полшестого… Ну, короче, не работает, и они, альфа-самцы, а также альфа-самки из-за такой мелочи не считают его мужчиной в полном смысле этого слова. И тогда получается: если ты импотент, то, наверное, и слово уже мужское можно не держать – это вроде как во время произносимого тобой клятвенного обета скрещенные пальцы за спиной прятать. Вот как тут быть? Кто даст конкретный ответ на этот очень непростой и крайне животрепещущий вопрос? Возможно, если бы кто-то случайно в данный момент подслушал мои мысли, то с удивлением обратил бы свое внимание на то, почему я так болезненно воспринял именно это оскорбление со стороны девочек. Мусоля его и перебирая как четки, то в одну, то в другую сторону, ведь в меня было брошено еще как минимум с десяток достаточно преобиднейших эпитетов, обозначающих… нет, даже про себя не хочу озвучивать и прояснять, что они обозначают.

Почему я зациклился именно на обвинении в бездушной импотенции? Да потому, черт побери, что меня конкретно задело, мое мужское эго получило незаслуженную пощечину, и я категорически не согласен. Ну, ладно, это так, отступление. Мысли не вслух, а про себя. Теперь мой выход.

– Вот что, мальчики и девочки, – громко, чтобы все меня услышали, строгим командным голосом сказал я, – а не пойти ли вам отсюда куда подальше?

– Это еще зачем? – возмущенно зароптали девушки.

– Затем, славные мои подчиненные, что мне надобно с Геллой Батьковной с глазу на глаз потолковать. Так вот, ноги в руки – и дружненько пошли отсюда.

– Куда?

– В сад, все в сад, милые мои. Ну или на крайняк – по своим комнатам. Тебя, Андрюха, это тоже касается. Извини, брат.

– Мы никуда отсюда не уйдем, – заупрямились девчонки. – С места не сдвинемся, пока все конкретно не определится. И вообще, что нас ждет дальше? Как мы сможем помочь нашим?

Это их заявление сильно попахивало ультиматумом.

– Пожалуйста, мои хорошие, вот только не надо делать мне нервы. Очень вас прошу, если я сказал «Пошли», значит, пошли. Можно даже в колонну по двое встать, так удобнее и быстрее. Давайте, милые, времени спорить у нас совсем нет.

Девчонки в замешательстве переминались с ноги на ногу и не знали, что им предпринять: то ли препираться дальше, то ли послушаться меня, переложив тем самым все бремя ответственности за дальнейшие переговоры с Геллой исключительно на мои плечи, и покинуть белую комнату.

– Андрюш, будь добр, помоги девочкам найти выход из этого помещения, – обратился я к Андрею. Тот согласно кивнул и, разведя широко руки в разные стороны, пошел к девочкам.

– Идем, девчонки, – говорил он. – Олег здесь справится без нас. Все будет «хоккей», вот увидите.

Сам он в это время ненароком подталкивал их к выходу, так пастух загоняет упрямых козочек в стойло. А у него неплохо получается. Молодец.

– Я сейчас вас догоню, – вырвалась одна из коз из цепких рук пастуха Андрея. – Мне буквально пару слов надо сказать, – бросила она остальным и направилась прямиком в мою сторону четким шагом, конечно, это была Аня. Походняк уверенный, глаза горят недобрым огнем. Подойдя вплотную ко мне, уставилась своими карими глазами, не мигая, как гюрза на мышь.

– Я так поняла, убеждать собираешься? – кивнула она в сторону Геллы.

– Ты удивительно прозорлива, радость моя.

– Учти, Олежек, – она больно ткнула меня в грудь ногтем своего длинного пальца, – ради твоего же блага убеди. Если облажаешься, я тебе такое устрою, век меня помнить будешь.

– Я так понимаю, речь идет не о чудесах в постели.

– Чудеса будут, а вот про постель с престарелыми потаскухами, без которых ты не представляешь своего существования, сможешь забыть – тебе ни то, ни другое больше никогда не понадобится, потому что, если ты уж и сейчас накосячишь, я тебе яйца оторву вместе с корнем.

Опять неприкрытая угроза… Да что такое?! Почему мой организм, все так или иначе хотят лишить репродуктивной функции? В связи с этим недвусмысленным предупреждением я не стал гнуть пальцы и рвать на себе рубаху, пытаясь доказать, что никакой я не извращенец-геронтофил, а Светка, моя бывшая, совсем не престарелая, а женщина в самом соку, в свои сорок с хвостиком выглядит просто потрясающе и безумно сексуально.

– Хотя… – Аня зло прищурила глаза, видимо, прочитав в моих скрытый протест, – надо было это сделать раньше. Сволочь ты такая, кобель паршивый. Ну, ничего, никогда не поздно исправить эту досадную ошибочку. Да, и еще, Олежек.

– Что, солнце мое?

– Лицо попроще сделай и помни, пожалуйста, дорогуша, о том, что я тебе сейчас пообещала. В случае твоей очередной неудачи я это сделаю с тобой обязательно, – проворковала она елейным голоском, нехорошо при этом улыбаясь.

После чего резко повернулась ко мне спиной и направилась к выходу, густющий хвост каштановых волос качался из стороны в сторону в такт ее шагам, развеваясь как стяг драгунского полка – красивая, гордая, независимая.

– Я тоже тебя люблю, рыбка моя, – прокричал я ей вслед.

Она, не оборачиваясь, подняла правую руку, сжатую в кулак, с оттопыренным вверх средним пальцем.

Интересно, это она мне что, свой безукоризненный маникюр показывала? Тогда почему только на отдельно взятой руке и только на одном среднем пальце? Или все-таки у этого жеста был какой-то иной тайный смысл? Непонятно.

После того как силуэт Ани вместе с остальными растворился за стеной, я обернулся к Гелле.

– Кажется, вы, Олег, не очень популярны у части своего экипажа, – произнесла она.

Казалось, это замечание, слетевшее с ее губ, было произнесено, как всегда, бесстрастно, без каких-либо даже намеков на оттенки или полутона, сколько-нибудь мало-мальских проявлений эмоций с ее стороны, но я уже научился улавливать и распознавать все нюансы ее натуры. По небольшому, слегка заметному дрожанию в уголках губ, по тем далеко спрятанным в глубине огромных серых глаз пляшущим смешливым огонькам я понял, что она улыбается.

– Если вы хотите попробовать убедить меня в необходимости захвата звездолета целионов, то не стоит. Я уже высказалась по данному вопросу и не вижу смысла продолжать дискутировать на эту тему. Так что, боюсь, Олег, Ане придется применить свои угрозы в действие, – продолжила Гелла.

– Она может, – согласился я.

И действительно, зная упертый своенравный характер и безудержно бешенный взрывной темперамент Всадницы без головы, можно предположить, что она вполне сможет совершить попытку претворить в жизнь то, что вдруг ни с того ни с сего втемяшится в ее хорошенькую головку, даже если это будет законченная глупость, типа сляпать из меня по-быстрому евнуха путем жестокой безнаркозной кастрации без каких-либо сопутствующих инструментов, вручную… Это больно.

– И все-таки, Гелла, я хотел бы украсть немного вашего драгоценного времени и рассказать более детально о том, как прошла наша миссия на Грелиоссе. Выслушайте меня, пожалуйста. Мне кажется, это архиважно.

– Да, Олег, конечно, я вас слушаю, – она уселась передо мной прямо в воздухе, закинув свои бесконечно длинные крепкие ноги одна на другую. – Я вся во внимании, – она сфокусировала на мне слегка усталые серые глаза, в бездонности которых отражалась сама вечность.

В ногах правды нет, поэтому я последовал ее примеру и также откинулся в невидимое глазу воздушное кресло. Надо же, чертовски удобно. Кто бы мог подумать? Здорово они, конечно, тут, в будущем, придумали: натоптался, устал, захотел примостить пятую точку – не надо искать, где присесть, или таскать с собой повсюду раскладной стульчик, стоит только подумать о том, что хочешь сесть, и смело бухаешься назад на задницу, а тебя там уже какая-то хрень подхватывает, заботливо обволакивая, расслабляет каждую мышцу, можно еще и массаж заказать.

– Так что вы хотели мне поведать? – напомнила о себе Гелла.

И я тут же не спеша, вдумчиво, детально и поэтапно рассказал ей все наши приключения. Ну, почти все. Кое-что я оставил на потом, на закуску, так сказать, так опытный игрок оставляет, пряча в своем рукаве, козырной туз.

Гелла слушала чрезвычайно внимательно и за время моего повествования ни разу не перебила. Когда я закончил, она тяжело вздохнула.

– Я вас очень хорошо понимаю, Олег, терять родных и близких тебе людей невероятно тяжело. Но вы также должны понять и нас, – тут она начала тщательно подбирать слова, видимо, как бы ненароком не задеть мои чувства и постараться не оскорбить. – У нас с целионами своего рода действующий договор. Я бы обозначала его как некий пакт о ненападении. Да, конечно, ваших ребят и ребят из других наших групп убили. И сделали это исполнители целионов, но существует некая красная линия, за которую ни они, ни мы заходить ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не имеем права.

– Вы об убийствах членов вашего или их сообщества, к которым мы, так называемые исполнители, никаким боком не относимся? Я правильно вас понял? – спросил я.

– Да, правильно, Олег. Только не обижайтесь, ради бога.

– Я не обижаюсь.

– Я на это очень надеюсь, Олег.

«Это как бойцовые собаки с остервенением вгрызаются в глотку друг другу ради личных интересов своих хозяев», – подумал я, проведя своеобразную аналогию, вспоминая последний бой со Светкиными подчиненными.

– Для них и для нас худой мир лучше войны, – продолжила она. – Вот почему, Олег, мы не можем позволить вам сделать то, о чем вы так горячо просите. Потому как это будет расценено целионами так, будто мы все-таки преступили красную черту, разорвав тем самым договор, существующий уже несколько столетий. Вы меня понимаете?

– Без сомнения, – бодро ответил я. – Скажите, Гелла, а кем для вас был тот погибший на Грелиоссе космонавт, останки звездолета которого мы должны были уничтожить?

Задавая вопрос, я внимательно следил за ее реакцией. Как будто ничего в ее лице не изменилось. У Геллы великолепное самообладание, но я был крайне сосредоточен, вглядываясь в нее, поэтому от меня не укрылось то, как буквально на какую-то микродолю секунды тень печали как погребальным саваном покрыла ее чело, а в глазах промелькнула смертная тоска. Значит, я был прав. Но она тут же, моментально справилась с собой и абсолютно бездушным, отрешенным голосом ответила:

– Это неважно.

– И все-таки я настаиваю. Ответьте.

Я повторяю: это не имеет никакого отношения к нашему разговору.

– Вот тут вы не правы, Гелла. Имеет, и, уверяю вас, самое непосредственное.

Она очень холодно взглянула на меня.

– О чем это вы, Олег?

– О том, что пока одни любой ценой, наступая себе на горло, даже во вред не только своим интересам, но и интересам всего того, что отождествляет во Вселенной слово «добро», несмотря на то что им постоянно плюют в лицо, пытаются не замечать этого и держаться в рамках договора, в это же самое время другие находят любые лазейки, дабы этот договор нарушать. Пока еще по чуть-чуть, тайно, но шажок за шажком продвигаясь в нужном им направлении, сея по всей Вселенной семена зла, и в очень скором времени, когда посеянные семена взрастут, все будет более чем явно. Уверяю вас. Но тогда, боюсь, будет очень поздно.

– Я не совсем вас понимаю, Олег.

– А чего тут понимать? Целионы нарушили паритет и перешли границу, это они сбили ваш звездолет над Грелиоссом и убили вашего космонавта, – выпалил я.

Гелла отпрянула назад, как от удара.

– Как? Этого не может быть. Вы понимаете, о чем вы говорите?

– Прекрасно понимаю и отдаю отчет в своих словах.

– У вас есть доказательства?

– У меня нет на руках прямых доказательств того, что они сбили звездолет, но того, что именно они причастны к гибели вашего парня, – есть.

Я увидел, как напряглась Гелла, чуть подавшись ко мне, она вся превратилась в слух, боясь пропустить хоть слово.

– Продолжайте.

– Итак, Гелла, я вам только что рассказывал про то помещение, в котором находились личные вещи погибшего космонавта и которые мы должны были во что бы то ни стало уничтожить, дабы висбуки во вред себе и своей планете пусть даже поверхностно, но не смогли разобраться в доставшихся по случаю гаджетах и найти им хоть какое-то применение, как та обезьяна с гранатой.

Она лишь молча чуть заметно кивнула.

– Так вот… в этом помещении были не только личные вещи, но и тело вашего космонавта. Он лежал рядом со своей индивидуальной капсулой. Она была аккуратненько открыта, а он застрелен в упор – прямо в сердце. Капсула, как вы, наверное, уже догадались, была открыта не ее хозяином изнутри, а кем-то с внешней стороны. Гелла, вы ведь прекрасно понимаете, что полуграмотные, с вашей точки зрения, висбуки при всем желании открыть запечатанную индивидуальную капсулу никак не смогли бы. Для них это просто неподъемная задача при любом раскладе, будь они даже семи пядей во лбу, а значит, это сделал тот, кто мог. Кто поумнее и потехнологичнее на несколько порядков. А теперь вопрос «в студию»: подскажите-ка мне, пожалуйста, кто бы это мог быть? Бинго. Хоть вы и не ответили на мой скорее риторический, вопрос, но по глазам вижу, что ваши мысли текут в верном направлении. Все правильно – это целионы. Потому как, насколько мне известно, других настолько высокотехнологичных цивилизаций, которые могут посостязаться с вами во Вселенной, кроме целионской, больше нет. Поправьте меня, если я не прав.

Гелла молчала.

– Я все произошедшее вижу так, – продолжил я. – Ваш звездолет целионами был подбит не случайно, а умышленно, специально для того, чтобы он попал в руки невежественных висбуков. Я так понимаю, что для вашего космонавта сам факт того, что его могли атаковать, тоже был чем-то экстраординарным, диким, невозможным. Допускаю, он решил: произошла какая-то чудовищная ошибка, поэтому и ничего не передал на землю, кроме сигнала, SOS, возможно, решил разобраться во всем сам. Осознав, что его звездолет стал неуправляем и терпит бедствие, он успел экстренно закрыться в индивидуальную капсулу и наверняка спасся бы, но свидетели целионам были не нужны, поэтому они, захватив капсулу, открыли ее, а самого пилота застрелили. И они же, чтобы вы ничего не заподозрили, обтяпали это дело как случайную катастрофу. Теперь поясню, для чего это было сделано. Целионы, как известно, верные приверженцы Великого Уравнителя. А у того уже давно не детские амбиции – желает сравняться во всем с Создателем, а еще лучше – в конечном итоге подвинуть его и изменить все устои и каноны. Сейчас ему понадобился, уж не знаю для чего, вы же сами в курсе, что пути Уравнителя неисповедимы, для каких-то своих целей этот кусочек галактики, где проживают висбуки. Для этого и была разработана далеко идущая комбинация. У висбуков в руках оказывается страшное оружие, они, естественно, ни сном ни духом, что это такое и с чем его едят, но попытаются поднатужиться и разобраться, что это за хреновина им досталась, свалившись с неба, по глупости нахулиганят, и тут два пути, причем оба Уравнителя очень устраивают: либо висбуки сами себя погубят и потянут за собой на тот свет других обитателей Грелиосса, или же, зная крутой нрав Создателя, он, увидев, что творят эти безумцы, сотрет неудавшийся с его точки зрения проект со своего полотна, то есть разрушит мир висбуков до основания, устроив всемирный потоп или там еще какой армагеддец. В общем, это уже неважно, все будет сделано его руками, а Уравнитель как бы и ни при делах, а своей цели добился. Откуда я это знаю? Все это мне стало известно из приватной беседы с командиром исполнителей, подчиняющимся целионам и являющимся их доверенным лицом, я бы назвал ее консильери. Кстати, о птичках, вы не поверите, это моя старая знакомая, тоже из прошлого, с Земли, как и вся ее бригада, и это тоже является еще одним хоть и косвенным, но подтверждением того, что целионы не придерживаются оговоренных правил, поскольку вломились на вашу территорию. В общем, все у них было бы шито-крыто, вы, оставаясь в неведении, думали, что с вашим парнем случилась какая-то авария, посылали бы на Грелиосс группу за группой из таких, как мы, исполнителей, а их исполнители, в свою очередь, благополучно уничтожали бы эти команды, пока или Создателю вся эта канитель окончательно не надоела бы, или висбуки додумались бы, как вытащить чеку из гранаты, итог все равно один – бабах – и нет Грелиосса, «писец котенку». Во всяком случае, все было бы именно так, но тут вмешался его величество случай в лице нашей команды. Мы не только выполнили поставленную задачу – раскопали и разузнали всю эту неприглядку, но еще и часть нашей группы не погибла, а вернулась на Землю, отказавшись сдохнуть там, на Грелиоссе, и этим спутала ребятишкам все карты. Вот браслет, – я содрал его с руки. – Он постоянно был со мной, все записывал и протоколировал, ничего не пропускал. Забирайте, изучайте, делайте выводы, – я бросил его в сторону Геллы, стена плавно всосала браслет, и он оказался в руках Геллы.

Конечно, в этом браслете была не только полезная информация для наших кураторов, но и всякое такое, о чем мне совсем не хотелось бы распространяться и выставлять на всеобщее обозрение и обсуждение, как, например, постельные сцены со мной и Светкой, а также со мной и Аней. Все-таки это совсем личное, но что поделаешь, приходится чем-то жертвовать. Я думаю, мой интимчик не сильно подпортит морально-этический дух людей из будущего и не убьет веру в прекрасное. Хотя… Во всех случаях мы с моими партнершами резвились по-взрослому, от всей души, безудержно, без запретов и тормозов. Вряд ли наши кураторы при просмотре этого материальчика откроют для себя что-то новенькое или совсем уж непотребное. В конце концов, люди всегда и во все времена, правда, каждые по-разному, но делали это. Мы сексуальные твари, что тут поделаешь, иначе на матушке-земле давно наступил бы конец нашей популяции. Как в свое время изрек старина Фрейд: «Единственное извращение – это отсутствие секса, все остальное – дело выбора каждого». Хорошо, конечно, что при передаче браслета не присутствовала Всадница без головы, а то точно не только оторвала бы напрочь мне мое хозяйство, но еще и голову в придачу отделила бы от туловища. И ссылка на Фрейда в этом случае не помогла бы.

Гелла сидела как громом пораженная. Лишь в замешательстве как-то чересчур аккуратно, с опаской крутила в руках мой браслет, так, будто это был не аксессуар, а гремучая змея. Ее потерянный взгляд все время бегал от меня к браслету и обратно.

Я ее прекрасно понимал.

Живешь себе в светлом будущем, являешься венцом творения, вся такая «трататушки-тралала», на глазах розовые очки, поэтому мир вокруг также воспринимается в розовых тонах, и вдруг перед тобой появляется человекообразная обезьяна из глубины прошедших веков и на пальцах быстренько объясняет, что не все так сладенько, как ты себе это представляешь, а тебя, такую умную и продвинутую, конкретно наебали и развели как конченую лохушку, и получается, что малообразованная человекообразная обезьяна в курсе, а ты, законченный венец творения, ни сном ни духом. Мне бы тоже от осознания этого было бы как-то не по себе.