– Сука! – услышал хрипящий голос и звук падающего по лестнице тела.
Бегом наверх, держа пистолет наготове. Один пролёт, второй, третий. На четвёртом застыл, часто и тяжело дыша.
– Он забрал! Ствол! – Кеша сидел на полу, закрывая живот рукой. – Я к двери! Ножом! Меня! Прятался, – жадно глотал воздух.
Кровь лилась по ногам и дальше, на грязную, зашарканную плитку.
Вытащив телефон, Николай нажал вызов.
– Скорую, срочно! Ранен сотрудник полиции! – прокричал голосу в трубке. – Держи! – передал телефон Иннокентию. – Разговаривай с ними!
Не закрывай глаза! – перешагнув через ноги напарника, стал медленно подниматься.
Дверь на последнем этаже была открыта. Подойдя к ней, прислушался. Стон. Рванув на себя, заскочил в прихожую, и дальше по коридору в гостиную. Дрожа от страха, девушка едва стояла на ногах. Одна рука держала её горло, другая направляла в голову пистолет.
– Отпусти её, – Николай прицелился.
– И ты в меня выстрелишь? – прохрипел худощавый.
– Нет, если положишь пистолет.
– Серьёзно? – парень скривил рот, – Дашь уйти?
Николай молчал.
– Отвечай, мусор! – крикнул парень, оттолкнув заложницу.
Крик ударил по стенам и пространство сгустилось. Выстрел.
Пуля прошла над ухом, задев прядь волос. Николай не ответил. Ждал, в мгновениях, когда девушка упадёт на пол. Второй, прозвучал одновременно с ответным, и жгучая боль прошила левую руку. Николай попал точно, в центр грудной клетки. Ещё выстрел. Ещё. Пятясь в открытую дверь за спиной, худощавы хрипел, захлёбываясь кровью. Оказавшись на балконе, ударился о перила, и перевалившись через ограждение, полетел вниз.
Чай давно остыл, а Николай к нему так и не притронулся. Сидел, наблюдая, как за окном падал мягкий декабрьский снег. Повернувшись к столу, вытащил из лотка чистый лист бумаги, положил перед собой. Взял ручку.
«Начальнику управления…» – начал выводить в правом верхнем углу.
Закончив с шапкой, поставил ручку в центр листа и замер. Вспомнил слова дочери в последнем телефонном разговоре. Он слышал, как она плакала, хоть и пыталась это скрыть. Вспомнил портрет Кеши с чёрной лентой и глаза Татьяны, стоявшей перед кучей земли. Не мог больше. Не понимал. Не чувствовал ничего под ногами.