Завод работал. Приближался полдень жаркого весеннего дня, и площадь перед заводом притихла. Лачуги, где жили семьи рабочих, глядели на площадку подслеповатыми маленькими окнами. Движения не было. Казалось, заводская слободка томится в ожидании обеденного свистка…
Начальник завода Доримедонт, или, как его звали рабочие, – Дормидон Иваныч Бахрушин, вышел из своего просторного и светлого, но довольно скромного дома и направился через площадь к заводу. Каждый день в это самое время выходил он из дому и проходил через площадь обычной неторопливой походкой, глядя на молчаливую, хорошо знакомую слободку несколько заплывшими добродушными глазами. Это был мужчина немолодой, довольно тучный, с красным лицом, еще более красным носом и большими опущенными вниз усами. Одет он был в старую полушинель с потускневшими медными пуговицами, а на голове у него, несмотря на жару, была надета косматая баранья папаха.
Пройдя менее четверти пути, Дормидон Иваныч остановился, прикрыл глаза ладонью от солнца и присмотрелся к фигуре, бежавшей по боковой дорожке наперерез.
– Поп бежит… – констатировал он, и легкая улыбка шевельнула его усы. За попом, слегка упираясь, бежал какой-то мальчишка, которого он тянул за руку, и другой, бежавший в нескольких шагах сзади.
– Здравствуйте, батюшка, куда так торопитесь?.. – произнес Дормидон Иваныч, подойдя к тому месту, где дорожка пересекалась.
– К вам, Доримедонт Иванович, – к вашей милости прибегаю… – ответил запыхавшийся священник… – Не угодно ли будет?..
И он протянул начальнику завода табакерку.
– Отроков вот хочу на завод определить…
– А чьи они? – спросил начальник, взяв из табакерки священника порядочную понюшку. Он старательно закладывал табак, закрыв одну ноздрю и прижмурив один глаз. – Священник, рядом с которым стояли два маленьких оборванца, только что собрался ответить, как вдруг Дормидон поднял голову, сделал ужасную гримасу и громогласно чихнул.
– Здорово чхнул… – простодушно заметил один из оборвышей, ширококостный загорелый мальчишка с черными, несколько дикими глазами.
– Что сказал? – спросил начальник завода, склоняя ухо, чтобы лучше слышать, и уставившись на мальчишку добродушными заслезившимися глазами. При этом большой пунцово-красный нос, еще разгоревшийся от только что принятого заряда, привлек на себя наивную наблюдательность маленького дикаря.
– Нос у тебя… ну, и красный же!.. – сказал он и покачал головой.
– Ах ты шельмец, – заворчал начальник брюзгливым голосом. – Тебе, негодяю, какое дело… А! Скажите, пожалуйста!
И он протянул было руку, чтобы схватить мальчишку за вихор. Но юркий дикарь ловко увернулся.
– Сиротки-с, – вздохнул священник, отвечая на первый вопрос начальника и стараясь замять неловкую выходку мальчишки.
– Нет, вы посмотрите-ка… Нос ему не понравился, изволите видеть!.. – жаловался Дормидон, обиженно глядя искоса на мальчика, который стоял в трех шагах. Маленький дикарь понял, что старик с красным носом осердился, и потому он держался настороже, видимо готовясь в случае крайности к побегу.
– Простите несмысленного… – кротко заметил священник. – Сиротки оба, некому было научить… – И он опять протянул начальнику табакерку.
– Откуда? – спросил Дормидон, смягчаясь.
– Моего приходу. Один из Палихи, вот этот (и он указал на черного дикаря). Мать недавно умерла, а отец, может, слыхали, – духовного звания человек, расстрига, где-то по свету шатается. Неведомо, жив ли, или принял уже безвестную кончину. А другой, – священник наклонился и добавил шепотом: – происхождения, можно сказать, благородного.
При этих словах отец Иоанн тряхнул свою широкую рясу, точно желал из нее вытряхнуть жука или таракана. Действительно, сзади, стараясь укрыться в складках, прильнул к священнику худой белокурый мальчишка. Два больших глаза, испуганных, точно у пойманного голубя, уставились на Дормидона, и мальчик опять потянулся к священнику грязными худыми ручонками.
– Вот оно что… – кивнул Дормидон головой. – Как же это… а?.. случилось-то?..
Священник опять наклонился к уху начальника.
– Была тут, знаете, духовного звания вдовица… в бедственной своей жизни совратилась с пути… Вероятно, изволили знать господина Пандектова, инженера…
– Знал… От него, подлеца, можно ожидать.
Священник вздохнул и слегка возвел глаза к небу.
– В Петербурге теперь, говорят… наслаждается жизнию, а несчастная сия, приняв многое бесчестие и тяжко искупив свой грех, недавно скончалась. Так вот я к вашей милости прибегаю с заступничеством. Примите сирых на ваш завод…
Дормидон опять принял понюшку, прочихался, на этот раз без всяких замечаний со стороны дерзкого Сеньки, и затем кликнул проходившего мимо чернорабочего.
– Эй ты, как тебя…
Рабочий подошел и, неповоротливо сняв фуражку, ответил:
– Аксёном звали.
– Куда идешь, Аксён?
– Да вот, Дормидон Иваныч, от монтера теперича…
– Ну ладно, от монтера после сходишь. А пока веди вот этих двух к шорнику. Слышишь? Скажи: начальник прислал. Пусть пока в сторожевской живут. Кормить их там… понимаешь?..
– Понимаем… – кивнул рабочий головой. – Ну ступай, пострелята, вперед!