Владимир Фёдорович Власов
Волшебное зеркало
Призрак, играющий с петардой
(О чём не говорил Конфуций)
Когда-то особняк был в Шаосине. Он сдавался
Богатым путешественникам для увеселений,
Но вдруг хозяином закрылся без уведомлений,
По слухам, говорили, что там призрак появлялся.
Однажды один путник туда на ночь попросился.
Хозяин объяснил ему, что он не возражает,
Чтоб тот с пожитками в восточной части поселился,
Но только неспокойно ночью там, предупреждает.
Тогда спросил тот, в чём же кроется тут суть намёка?
Хозяин объяснил: «Дом как бы стал местом храненья,
Не знали мы, что где-то рядом есть захороненья,
И вот узнали, там могилы были недалёко.
Вначале стройки двое наших слуг там поселились,
Однажды вечером мы крик оттуда услыхали,
Как будто там у них умалишённые бесились,
Увидели их бледными, когда мы прибежали.
Когда те говорить смогли, то нам всё рассказали:
– «Ложились уже спать мы, и все свечи потушили,
Но вдруг во тьме какой-то шум снаружи услыхали.
Прислушались, есть кто-то в нашей комнате, решили,
Подняли занавесь кровати, сразу обомлели,
Как будто бы с товарищем в другой мы мир попали,
Стоял огромный монстр, его глаза на нас глядели,
А мы словно застыли там, что предпринять, не знали.
А этот монстр хотел к нам как бы присоединиться,
Мы испугались, закричали, бросились наружу.
Мы увидали рядом монстра, можем побожиться,
Такого, что на всех способен навести он ужас».
И после них никто не хочет в зданье оставаться»,-
Закончил свой рассказ хозяин этими словами.
Но путник рассмеялся и сказал: «Зачем бояться
Заранее того, что возникает перед нами?
Я попытаюсь провести здесь ночь и убедиться,
Что монстров в мире нет, и быть не может, в здравом смысле,
А то, что им почудилось, то им могло присниться.
Я ж отдохну в тиши здесь, приведу в порядок мысли».
Хозяин отговаривать стал, но студент остался,
Тогда всё привели в порядок для ночного бденья,
Когда стемнело, он сел в центре, мысленно собрался,
Взял меч, зажёг свечу и стал ждать монстра появленья.
Глубокой ночью, наконец-то, он чудес дождался,
Вначале было тихо, но возникло дуновенье,
Повеяло прохладой, в углу дальнем звук раздался,
Вдруг начал появляться призрак или приведенье.
То приведенье на слугой описанное походило.
Вскочил на стул монстр, средь вещей и книг стал рыться,
Лежащих на столе, затем вдруг начал суетиться,
Открыл сундук и вытащил иголки, нитки, мыло,
Рассматривать стал вещи тщательно, их изучая,
Затем петард взял связку из Хуйчжоу, со вниманьем
Рассматривать стал фейерверк, свечою освещая,
Искра попала на фитиль, случилось возгоранье.
Раздался взрыв, который на пол призрак опрокинул,
Тот стал юлой крутиться, всхлипывая и стеная,
Затем, как обезумевший, студента кров покинул.
А тот аж до утра не спал, всё монстра поджидая.
Но монстр, ночной тот, не вернулся, видно, испугался,
Всё было тихо, лишь сверчки на улице пищали,
Студент хозяину всё рассказал, тот посмеялся.
С тех пор тот особняк уж призраки не навещали.
Очарование Яна Касьона
(О чём не говорил Конфуций)
Был Сиротой Касьон Ян ещё в годы малолетства,
Его отец погиб во время гарнизонной службы,
Был дядей Чжоу взят в его семью, во имя дружбы,
И рос с детьми его всегда, и предан был им с детства.
Командующим Чжоу был в Хэчжоу на заставе,
Над сиротой он сжалился и воспитал как сына,
Когда подрос Ян, все его считали господином,
Владел оружием он, разбирался и в уставе.
Была у Чжоу дочь, всегда к нему благоволила,
По возрасту считалась с ним почти что однолетка,
(А дядя – дальний родственник – имел того же предка)
Питал симпатию Ян к ней, она его любила.
Семья вся Чжоу, строгая, блюла такт и приличья,
Контакты разрешались им во время лишь застолья,
Хоть и смотрел Ян на неё со скрытою любовью,
Но избегал встречаться с ней или общаться лично.
Был родственник ещё У, пользуясь семьи защитой,
Жил в доме их, но спал в покоях, от них отдалённых,
Он в дочь Чжоу, казалось Яну, тоже был влюблённый.
Но вида не показывал и был сам очень скрытный.
Раз как-то осенью не мог заснуть Ян ночью душной,
Решил немного погулять, размять ноги и плечи,
Вдруг видит, Чжоу дочь идёт ему прямо на встречу,
В конце же ночи оба сблизились единодушно.
Наутро встретились, так как все вместе умывались,
Как будто ничего меж ними не происходило.
Слегка оба кивнув, улыбками лишь обменялись,
Как сон всё было то, что их любовь соединила,
Но с этих пор все ночи та была в его постели.
Однажды У проснулся, смех у Яна раздавался
И женских голос, будто там в два голоса запели.
Узнав, чей голос, У от ревности разволновался.
Решил отцу всё сказать, что честь дочь потеряла,
Ведь раньше он, питал надежду с ней соединиться,
Она же планов жизненных его не оправдала,
Когда сказал всё Чжоу, тот не мог не сокрушиться,
Пошёл к жене, стал говорить, жена же удивилась,
Сказав, что о распущенности быть не может речи,
Так как все ночи дочь спит с ней, и очень возмутилась,
Отец не знал, что ему думать, вывал У для встречи.
Тот начал утверждать, что был свидетелем разврата,
И Чжоу Яна удалил из дома под предлогом.
Когда тот уезжал, дочь, встретив с видом, виноватым,
Сказала: «Я найду тебя, поговорим о многом».
Своих средств не имея, лишь поддержку семьи Чжоу,
Ян ограничен в действиях был, не имел работы,
Нашёл убежище в старинном храме лишь Ланчжоу,
Туда и прибыла дочь, чтобы оказывать заботу
Об Яне с возом яств, одежды, денег, украшений,
Сняла большой дом (спали они вместе на кровати)
Свела знакомства быстро с представителями знати,
И как супруги стали жить, не ведая лишений.
Ян счастлив с нею был, испытывая наслажденье,
И ни о чём не думал и ничем не занимался,
Но всё ж спросил, его нашла как местонахожденье,
Сказала та, что её дядя в здесь же оказался:
– «Мой дядя Ву пост получил военного министра,
Он и привёз меня сюда со всей моей поклажей».
И Ян поверил ей, забыл о разговоре быстро,
И то, что сказанное – правда, не проверил даже.
Раз дядя жены Чжоу с Яном в храме повстречался,
Сказав: «Не знал, что здесь вы в этом городе остановились».
Ян пригласил его к себе, тот с Чжоу увидался,
И удивлён был встрече, вместе все повеселились.
Потом же дядя думал, почему не сообщили
Ему о связи Яна с дочкой Чжоу, по секрету,
Как видно, от стыда событье это от всех скрыли,
Так как всем этим делом честь семьи была задета.
Он с молодыми несколько ещё дней оставался,
Потом же по своим делам отправился в Хэчжоу,
Чтоб разузнать подробности все, с братом повстречался,
И сообщил ему о прошлой встрече с дочкой Чжоу.
Но брат был удивлён, слышав это сообщенье,
Сказал: «Не может быть! Дочь моя дома, непременно,
Не может в двух местах же она быть одновременно,
Видать, всё это – магия и лисье превращенье».
Жена его добавила: «Это – лисы уловки,
Которая поступками семьи честь очерняет,
Стараясь выдавать себя за нашу дочь – ход ловкий,
В то время как свою суть лисью от людей скрывает.
А если мы ему дочь настоящую покажем?
Посмотрим на реакцию, и как он удивится.
Хотим мы замуж выдать за него, ему так скажем,
Что тогда делать будет он, как с нами объяснится»?
Решили оба брата, что идея превосходна,
И занялась семья вся свадебным приготовленьем,
И объявили о дне свадьбы людям принародно.
О своей свадьбе получил Ян вести с удивлением.
А дома женщина, его невестой оказавшись,
Спросила: «Смотришь, будто что-то ты не понимаешь»?
Он рассказал о своей свадьбе, и та, рассмеявшись,
Сказала: «Расскажу тебе всё то, что ты не знаешь.
Лиса – я, мой секрет поведаю тебе, как другу,
Знай, я из чувства благодарности здесь появилась.
Когда-то раньше твой отец мне оказал услугу,
Которая мной до сего момента не забылась.
Когда отец твой, генерал, был жив, то всего более
Любил охоту он, считал её своей судьбою.
Но вот, раз как-то, я была поранена стрелою,
Он её вынул из меня и отпустил на волю.
За доброту его, и чтоб в долгу мне не остаться,
Искала я возможность, чтоб с тобою подружиться,
Чтоб долг исполнить, за добро добром же расплатиться,
Чтоб мне клейма неблагодарности не опасаться.
Я поняла, что на пути – осуществить желанья -
Есть трудности в семье с сватовством с твоей любимой,
Поэтому я применила все свои старанья,
Чтоб не были твои препятствия неодолимы.
Кончено, раз друг другу предназначены судьбою
Вы оба, то судьба вас обязательно б связала,
Но вдруг бы что-то вам соединиться помешало?
Вот сватовство улажено для вас и было мною».
Слова эти сказав, лиса исчезла в то ж мгновенье,
Но Яна всё ж ещё сомнения одолевали.
Он услыхал на улице какое-то движенье -
К его особняку друзья с невестой прибывали.
Трансформация души собаки Хуа
(О чём не говорил Конфуций)
В Пекине юноша жил, симпатичный, Чаном звали,
Имел собаку с именем Хуа, был к ней привязан,
Как неразлучные друзья, всегда вместе гуляли,
И как-то раз своим спасением ей был обязан.
Случилось как-то, что одним днём солнечным, весенним,
Они отправились в Фэньтай цветами любоваться,
А вечером домой уж поздно стали возвращать,
Народа почти не было – луна везде и тени.
К несчастью, проходил их путь через поляну,
Немного в стороне от всех и общего гулянья,
А там на ней лежало трое хулиганов, пьяных,
Которые и начали свои к ним приставанья.
От них ряд непристойных получил Чан предложений,
Но он ответил им достойно и с большим презреньем.
Отказ услышав, перешли те к мерам устрашенья,
А вслед за этим совершили трое нападенье:
Набросились на Чана и на землю повалили,
И стали целовать его, срывать, что на нём было,
Хоть он сопротивлялся им, но сил всё ж не хватило
Их одолеть, и наконец, они его скрутили.
Когда же поняла Хуа, что Чану смерь грозила,
То бросилась к нему на помощь, лая и кусаясь.
Один из тех пьянчуг бросать стал камни, защищаясь,
Разбил ей череп, и та пала ниц, дух испустила.
Потом все трое вместе, связав руки, ноги Чана,
Лицом на землю вниз несчастного перевернули,
Рубашку, брюки и трусы с него стянули,
И собирались приступит к осуществленью плана.
Один из них разделся и достал свой «корень силы»,
Хотел его ввести уже в проход между ногами,
Но тут, откуда не возьмись, собака вдруг завыла,
Их начала кусать, и корень вырвала зубами,
Затем ему, пах разорвав, яички откусила.
А хулиган орал от боли, кровью истекая,
Друзья его, оставив Чана, другу жизнь спасая,
Домой поволокли, спеша, а там смерть наступила.
Собака же исчезла, как внезапно появилась,
Чан, от ремней освободившись, на ноги поднялся,
Всё пережитое на него разом навалилось,
Себя превозмогая, он домой еле добрался.
Наутро он отправился на место преступленья,
Нашёл убитую Хуа, как другу, поклонился,
Затем по правилам всем совершил там погребенье,
В ту ночь, когда он спал, ему печальный сон приснился,
Хуа с ним говорила: «Я всегда тебя любила,
Ты добр ко мне всю жизнь был, и когда всё то случилось,
Хоть умерла я, но моя душа во пса вселилась,
Что был в бобовой лавке, и тем пьяным отомстила.
Теперь, когда я умерла, могу я быть спокойной,
Так как осознаю, что хорошо я послужила
Тебе, за всё хорошее хоть чем-то отблагодарила,
Спокойно буду спать в моей обители покойной».
В тот день Чан побывал в бобовой лавке рядом с местом,
Спросил хозяина о псе, сказал тот: «Что он знает,
Такого пса, и кормит изредка творожным тестом,
Но это – старый пёс, и никого он не кусает.
Но, ночью этой он в крови весь где-то извалялся,
Что с ним произошло, я не имею представленья».
Потом узнал Чан, что скончался от кровотеченья
Той ночью человек, который часто напивался.
Хозяин перекрёстков и дорог пресеченья
(О чём не говорил Конфуций)
В году пятнадцатом Цзянлуна царского правленья (1745)
Торговец шёлка из Чжэньцзяна Чэн раз возвращался
К себе домой, в пути в пустынном месте оказался,
Гора Цзо серебрилась вся при лунном освещенье.
Вдруг выбежал из-за кустов, из-за плиты, могильной,
Ребёнок, маленький, и заслонил собой дорогу,
И начал в сторону к себе его тянуть за ногу,
По лошади похлопал стороной ладони, тыльной.
Чэн понял, что он – призрак, пнул его и стал ругаться,
Тот усмехнулся лишь, и от него не отцепился,
А вскоре и другой ребёнок рядом появился,
Стал за руку тянуть его к себе и рассмеялся.
Один тянул к стене, всю затенённую тенями,
Откуда на него летели грязь и испражненья,
Другой тянул ко рву, всему заросшему кустами,
Оттуда градом камни сыпались и оскорбленья.
Из глубины рва крики приведений доносились,
Как будто с лошади они его стянуть желали,
А вскоре рядом и другие дети появились
От дёрганий с толчками Чэна силы оставляли,
Они, его толкая, над ним стали насмехаться,
При этом все они с разных сторон его лупили,
Из-за него между собой начали духи драться,
В конце концов, его с коня на землю повалили,
Конь убежал, готовился Чэн с жизнью уж расстаться,
Вдруг духи закричали: «Мастер Лэн сюда несётся,
Поэтому должны мы все с дороги разбежаться,
Иначе встреча с ним нам всем несчастьем обернётся.
Ведь он пытается помочь всем путникам и нищим,
И он хоть и начитан, но весьма для нас опасен,
К тому же, отвратителен, и вместе с тем, ужасен,
Уж лучше мы попрячемся все по своим жилищам.
В тот миг мужчина по дороге шёл большого роста,
Слегка при каждом шаге его плечи поднимались,
Он по ладони веером бил, такт считая просто,
И песню громко пел: «По речке волны растекались…»
Он направлялся к Чэну и нисколько не боялся,
С дороги в это время же все духи разбежались,
Мужчина, посмотрев На Чэна, громко рассмеялся,
Спросил: «Что? Эти духи вас немного домогались?
Не беспокойтесь за себя, вы – под моей охраной,
Не бойтесь их, вас защитит мой сопровожденье,
Я провожу вас и покину на рассвете рано,
Идёмте, может, вместе мы продолжим наше пеньем»?!
Поднялся Чэн, и вместе они путь свой продолжали,
Запели. Понял Чэн, что ничего уж не боится.
Прошли так вёрст десяток. Горизонт начал светиться,
И ночь закончилась, лучи всё небо освещали.
Тогда тот Мастер Лэн промолвил, к Чэну повернувшись:
– «У вашего мы дома, ну и нам нужно прощаться».
Чэн поклонился и спросил: «Но прежде чем расстаться,
Скажите ваше имя». И сказал тот, улыбнувшись:
– «Меня зовут Лэн Чю-цзян, я живу на перекрёстке
Дорог пересеченья всех, что у Ворот Восточных».
Он повернулся и исчез в светящейся полоске
Светила и оставил нитку из следов песочных.
Домой Чэн хоть и без коня вернулся с облегченьем,
Дней несколько его в семье от грязи отмывали,
Когда пришёл в себя, послал слуг, чтобы отыскали
Спасителя дом, чтоб к ему пойти с благодареньем.
Но дома не нашли там, само место пустовало,
Лишь позже он узнал, что там имение стояло
В эпоху Шуньчжи, Чю-цзян был главой того именья -
Хозяин перекрёстков и дорог пересеченья.
Нерадивый студент У
(О чём не говорил Конфуций)
В году тридцатом императора Цянлун правленья (1760)
Глава уезда Лу Шичан, известный средь учёных,
Был послан для географического уточненья
Карт местных с результатами исследований новых.
Со стороны он переписчиком проекта нанял
Студента У из Сучжоу, который поселился
В Фэн резиденции уезда, комнату где занял,
Перед работой за день всем коллегам поклонился,
Сказав: «Умру я скоро, и боюсь, что вам придётся
Доканчивать всё то, что я здесь делать буду с вами».
Все удивились тут, спросив, ему как удается,
Так будущее знать, где он ждёт встречи с небесами.
Сказал он им «Когда сюда я только направлялся,
Через уезд Пэй ехал, женщина меня спросила,
Молу ли взять её я в экипаж, я растерялся,
Сказав ей, у меня нет полномочий и нет силы,
Чтоб пригласить её, ведь рядом места не хватало,
Я путь продолжил дальше, к удивлению, большому,
Заметил, что она от экипажа не отстала,
Бежала двадцать ли по спуску горному, крутому.
Когда я кучера спросил, что мыслит он об этом,
То он ответил мне, что никого не замечает,
И тут я понял, что нас сзади призрак догоняет,
Поэтому у кучера был свой резон ответа.
Когда же я решил в гостинице остановиться,
То ночью эта женщина мне на кровать подсела,
Сказала: «Почему бы нам сейчас не поженится?
Обоим нам по двадцать лет. Ты против? В чём же дело» ?!
Я был убит её присутствием и предложеньем,
Но всё, что я мог сделать, запустить подушкой с пухом.
В мгновенье ока тут она исчезла приведеньем
И всю ночь её голос слышал я над своим ухом.
Всю ночь она слова о нашей свадьбе повторяла,
Я спать не мог, та как она меня заговорила,
Но имени, как меня звали, не произносила.
Известного лишь каллиграфа имя называла.
И не было уже конца её надоеданью.
– «Оставь меня в покое, у меня просить всё можешь,
Что хочешь, – я сказал ей, – откуплюсь любою данью»!
Она сказала: «Двести златых на чердак положишь,
Тогда отстану, можешь на меня ты положиться».
Я сделал то, но деньги там на чердаке остались,
Нетронутыми, домоганья ж дальше продолжались.
И я не знаю, как всё может у меня сложиться».
Услышав эту повесть об ужасном положенье,
Коллеги наблюдение за ним установили,
И двух его друзей побыть с ним рядом попросили,
Но через день пришли все от несчастья в потрясенье.
Из комнаты студента крик ужасный вдруг раздался,
Друзья к нему ворвались, и картину увидали,
Лежал в крови он на полу, и весь от боли сжался,
Живот разрезан был, кишки оттуда вылезали.
А рядом нож лежал, но комната была пустая,
Никто кроме него в ней там не находился,
И горло было перерезано, язык ввалился,
А из артерии лилась по горлу кровь густая.
Друзья его подняли на кровати уложили,
Он утверждал, что боли им ничуть не ощущалось.
Об этом случае сразу префекту доложили,
Когда пришёл Лу, то расследование началось.
У в воздухи иероглиф начертал «судьбы несчастной».
Префект Лу у него спросил тут: «Что это такое»?
Сказал тот слабым голосом: «Влеченье роковое,
Из-за чего и стала жизнь моя такой ужасной.
Она ночной порой пришла ко мне и предложила,
Чтоб я, покинув этот свет, чтоб поженился с нею,
Я ей сказал: «Я ничего с собою не имею».
Тогда она передо мной нож этот положила.
Его воткнул себе в живот я, закричав от боли,
Она смотрела на меня и видела страданья.
Массаж мне сделала в том месте, приложив старанья
И всё прошло, и боли не почувствовал я более.
Но я не умер и спросил, что делать дальше нужно,
Она рукой на своём горле жестом показала,
Я полоснул по горлу, и опять кровь побежала,
Но смерть не шла всё, я от боли корчился натужно.
Она опять массаж мне горла быстро совершила,
Чтоб я больше не мучился, и боль прошла мгновенно,
Она мне показала место, где смерть непременно
Могла прийти, но тут меня оставила вся сила.
Но смерть не приходила всё, и это было диво,
Тогда она, на меня глядя, очень рассердилась,
Сказав: «Всё бесполезно! И какой вы нерадивый,
Убить себя даже не можете», и удалилась.
В то время в комнате, друзья мои все появились»
Префект Лу выслушав, послать врачей распорядился,
Врачи все раны осмотрев, что жив он, удивились,
Зашили все порезы, У в сознанье находился.
Прошло немного времени студент У поправлялся,
Когда здоровым стал, работу ту возобновили,
Об этом случае потом все много говорили,
Но призрак тот, исчезнув, больше уж не появлялся.
Патриарх всех магов лисьих
(О чём не говорил Конфуций)
В деревне Дай уезда Яаньчэн дева молодая
Была соблазнена, и заколдованной вдруг стала
Обычным демоном, но вскоре от его всех чар устала,
Решив бороться с ним, свою невинность сохраняя,
Направила в храм бога Гуанди своё прошенье,
Который находился в части, северной, деревни,
Сожгла письмо, как и предписывал обряд всем, древний,
И демон сразу прекратил свои поползновенья.
Раз ночью после этого её родным-домашним
Приснился сон один, где бог в военном снаряженье
Сказал: «Я – Чжоу, генерал, я по распоряженью
Гуанди пришёл вам сообщить всем, что днём, вчерашним,
Я обезглавил демона, которого к ответу
Привлечь просил один из членов вашего семейства,
Преступника судил я за свершение злодейства,
Чтоб не было повадно демонам всем всего света.
Но тем казнённым демоном лис старый оказался,
И он имел средь демонов друзей, довольно сильных,
И за него для мщенья весь подземный мир собрался,
Мне битва с ними предстоит в глубинах бездн, могильных.
Нужна поддержка ваша мне, вы завтра приходите
В наш храм бога войны, иметь мне вашу помощь важно,
И цины с барабанами с собою приносите,
Сражаться вместе с демонами будем мы отважно».
И утром члены той семьи все к храму поспешили,
Позвали и соседей, чтобы те им помогали,
Свирели, барабаны, гусли, цины прихватили,
Народ в большом количестве у храма там собрали.
Услышали вдруг в небе топот лошадей, небесных,
Доспехов звон, раскаты огненных мечей, сверкавших,
Ударили и барабаны, гимн войны игравши,
Стоявшие у храма люди сред рогаток, тесных,
А вскоре дымом храма двор заволокло и выси,
И на деревню падать с неба тела лисьи, стали.
Той ночью генерала Чжоу лик все увидали,
Сказал он: «Оскорбил я Патриарха магов лисьих,
Забив так много воином и слуг из его рода,
Он подал на меня в небесный суд иск с обвиненьем.
А также Императору небесного народа.
И вскоре судьи начинают дела изученье.
Надеюсь я, что вы поможете мне защититься».
Сказав так, генерал селянам низко поклонился,
Назвал всем место с временем, где суд должен совершиться.
Услышав те слова, народ деревни возмутился,
Решили все за генерала Чжоу заступиться,
Пришли в тот день, выстраиваться стали у врат храма,
И ждали с замираньем в сердце, чтобы поклониться.
А в полночь прибыл Император с личною охраной,
А с ним со слугами седой старик на паланкине,
С дощечкой из алмазов: «Патриарх всех лисьих магов»,
Имел он зубы острые с резцом посередине,
И брови белые. Все слуги шли степенным шагом.
Затем сам бог войны Гуанди шёл, всех приглашая
В свой храм, гостям показывая всем своё смиренье.
И Лисий Патриарх тут сразу начал обвиненья,
Своею пылкой речью выиграть суд, полагая.
Сказал он: «Жажду, чтоб всё прояснилось в этом деле,
Конечно же, лис, молодой, заслуживал расправы
За действия, развратные. Вы в этом были правы,
Но его подданные ведь вины же не имели,
Но были все убиты вашим славным генералом.
За что? – я спрашиваю. – Разве это справедливо?
Ведь праведность и справедливость правят тем началом,
Где каждое добро всех, как неоспоримость, живо.
Что сделал генерал, то – непростительно жестоко»!
При этом бог войны кивнул, как будто согласился,
Себя все люди тут почувствовали одиноко,
Упали на колени все и начали молиться,
Просить, чтоб жизнь их генералу судьи сохранили.
Один студент меж них, имевший имя Чжоу тоже,
Сказал: «Седы вы уж, но, как и раньше, хитрым были,
Но хитрецом таким быть в вашем возрасте негоже!
И это лично вы должны просить здесь снисхожденье
За ваших подданных, не видящих в разврате края,
Которые здесь женщин соблазняли, развращая,
Ведь только вы ответственны за всё их поведенье.
Вы ж были патриархом тех постыдных извращенцев!
И это нужно лично вас казнить, всем в назиданье»!
С улыбкой старец обратился к общему собранью:
«В разврате вы хотите нам отдать ряд преференций?
Но сами-то вы разве не развратны по природе?
Чисты ли вы все с жёнами, друг другу изменяя?
И разве речь может идти здесь о моём народе?
Вы сами этим занимаетесь, от всех скрывая.
И если уж зашла речь о разврате, то скажите,
Какое наказанье есть за это преступленье?
Не казнь у вас за это же, а просто избиенье?
Так что же, вы за это всё нас всех казнить хотите?
И генерал ваш не прибег ли к чрезвычайным мерам?
Когда мог просто выпороть его и кончить дело?
Но он не сделал так. Где ж справедливость вашей веры?!
Так поступая, можете дойти вы до предела».
Пред тем как слово Чжоу дать, вердикт всем зачитали:
– «Наш Император, разобравшись в деле, так считает,
Хоть и порок каким-то образом мы наказали,
Но Император справедливо всё же полагает:
«В законах, чтоб не поддаваться увлеченьям новым,
Чтоб злоупотребленье не было закономерным,
Считаем в деле этом бденье против зла чрезмерным,
А наказанье за то преступление суровом,
Но все ж, заслуги Чжоу во вниманье принимая,
Что помогал всему селу он не из пользы личной,
От приставанья лис всех сельских женщин избавляя,
Сослать в Хайчжоу в ссылку Чжоу из гвардии столичной,
И в наказанье один год оставить без оплаты
За службу его, без материального довольства,
Чтоб осознал всё, чувствуя себя, как виноватый,
Не применял бы впредь жестокость никакого свойства».
Крестьяне, слыша это, радостно завосклицали,
Хвалу воздали Небесам коленопреклонённо,
За мудрость Неба, на колени встав, молиться стали,
Потом отправились домой все удовлетворённо.
