(О чём не говорил Конфуций)
Е некий из столицы и Ван-сы друзьями были,
В седьмой день раз седьмой луны (1) у Ван-сы в день рожденья
Шести десятков лет, кому подарки все дарили,
Е на осле отправился в Ичжоу с поздравленьем.
Когда он проезжал через Фаншань (2), уже стемнело,
На лошади подъехал вдруг к нему большой детина,
К седлу была привязана огромная дубина,
Спросил, куда тот едет, Е сказал ему несмело.
– «Ван-сы мой брат двоюродный, – тот подскочил на месте,
Я тоже с днём рождения поздравить вот собрался
Его, пред тем, как встретить вас, к нему и направлялся».
Обрадовался тоже Е, путь продолжали вместе.
Детина отставал всё время, ход свой замедляя,
Е пропускал его вперёд, всё сзади быть стараясь,
Тот соглашался, но всегда был сзади, отставая,
Уж не грабитель он ли, Е подумал, озираясь.
Совсем стемнело, облик спутника скрыт темнотою,
Гроза тут началась, по небу молнии сверкают,
Вдруг видит, тот на лошади висит вниз головою,
А ноги вверху двигаются, будто он шагает.
При каждом таком шаге удар грома раздаётся,
А изо рта пар валит, язык длинный и весь красный,
Е испугался, но ему страх скрыть всё ж удаётся,
Подъехал дому Ван-сы, с ним – детина тот, ужасный.
Ван вышел к ним навстречу, свою радость выражая,
Велел подать вино. Спросил Е, чтобы убедиться:
– «Кто этот спутник мой»? Ему сказал Ван, объясняя:
– «Он брат двоюродный мой Чжан, живёт, как ты, в столице,
На улице Верёвочной, сам – мастер украшений».
Е успокоился, решил, что всё то показалось,
Когда приблизилось то празднованье к завершенью,
То для ночлега одна комната лишь оставалась.
Е не хотел остаться вместе с гостем в помещенье,
Ван стал настаивать, слугу тогда к ним пригласили.
Е не спалось, когда легли, светильник погасили.
Слуга уснул, гость, лёжа, стал вдруг излучать свеченье,
Сел на постели, высунул язык, всё озарилось,
К лежанке Е приблизился, стал ждать, слюну глотая,
Затем стал пожирать слугу, на части раздирая,
Е закричал, не в силах вынести то, что случилось:
– «Великий государь, ниспровергающий всех бесов (3),
Приди, где ты»? И неожиданно вдруг гул раздался,
Послышался бой барабанов из-за занавеса,
И в комнате в тот миг Гуань-ди великий оказался
С мечом в руках, детину острым он мечом ударил,
Тот превратился в бабочку, в размерах возрастая,
Как мотылёк, крылья свои огромные расправил,
И ими отражал удары все меча, летая.
Исчезли бабочка с Гуань-ди, когда гром вновь раздался,
Упал на пол Е и его сознанье отключилось,
Настал уж полдень, с гостем Е ещё не поднимался,
Пришёл Ван в комнату узнать, что с ними приключилось.
Е рассказал всё, на полу след крови сохранился,
Гонца послали к Чжану тут в столицу с донесеньем,
А тот работал в мастерской, узнав всё, удивился.
В Ичжоу он в тот день не ездил к Вану с поздравленьем.
Пояснения
1. Действие рассказа происходит в седьмую луну, когда по китайским поверьями, открываются двери иного мира и голодные духи мёртвых (которым не приносят жертвы) могут бродить в течение целого месяца где им угодно.
2. Фаншань – юго-западное предместье Пекина.
3. Великий государь, ниспровергающий бесов – Гуань-ди (Фумо дади) – посмертный титул, присвоенный в XIII в. Гуань-юю – полководцу времён Троецарствия (III в. н. э.), почитавшемуся в народе как национальный герой и божество.
(согласно размышлениям Чжуанцзы)
Когда Ханьгун царь на болоте слуг везде расставил,
Начать чтобы охоту, то вдруг духа он заметил.
Спросил Гуань Чжуна царь (тот колесницей его правил):
– "Сейчас ты духа видел"? – "Нет", – слуга ему ответил.
Домой вернувшись, заболел царь, потеряв сознанье,
Дней несколько лежал в горячке, бредил повелитель,
Среди мужей один даос был, обладавший знаньем,
Его все звали Хуанцзы – Гордыни Обвинитель.
– "Как повредить царю мог дух? – тот очень удивился. –
Царь повредил себе сам и от этого хворает,
Рассеялся эфир от гнева и не возвратился,
Поэтому сейчас его ему и не хватает.
Эфир если поднялся и не может опуститься,
То человек от этого впадает в раздраженье,
Когда ж он опускается, то муж может забыться,
А если – посредине, то ему нужно леченье".
– "Но если только болезнь кроется моя в эфире, -
Спросил даоса царь, в себя пришедший, удивлённо, -
Тогда не ясно мне, а существуют ль духи в мире?
– "Да, духи существуют, – тот ответил убеждённо. –
У озера живёт Башмак Соломенный огромный (1),
У очага Высокая Причёска обитает,
А в куче мусора Гром обретает дом укромный,
Лягушка же своё жилище у реки скрывает.
В жилищах наших Домовой свой образ дивный прячет,
А в реках Водяной облюбовал омут глубокий,
И Разноцветная Собака по холмам всем скачет,
В горах скрывается, живя повсюду, Одноногий.
В степях Двуглавая Змея под солнцем тело греет,
А на болотах Извивающийся Змей резвится,
Но мало видели его, никто и не боится
С ним встречи, поэтому он всё более смелеет".
– "А как он выглядит"? – спросил, качнув, царь, головою.
– "Одетый в платье фиолетовое и шлем красный,
Он толщиной со ступицу, с оглоблю хвост длинною.
А по природе злой он, и имеет нрав опасный.
Как только где-то он услышит грохот колесницы,
Встаёт стоймя, и видом устрашает своим славным,
А плащ как крылья распускает на подобье птицы,
Тот кто его увидит, то царём стаёт державным".
– "Его-то я и видел там", – царь вдруг расхохотался,
Он тут же встал с постели, возле Хуанцзы уселся;
Оправил на себе одежду, шапку, причесался.
Болезнь прошла совсем, и страх души куда-то делся.
Пояснение
1. Соломенный Башмак (Люй), Высокая Причёска (Цзи), Гром (Лэйтин), Лягушка (Валун), Домовой (Иян), Водяной (Вансян), Разноцветная Собака (Шэнь), Одноногий (Кунь), Двуглавая Змея (Фанхуан), Извивающийся Змей (Вэйшэ) – являлись не только духами, но и "божествами" китайского пантеона времён жизни Чжуанцзы.