Владимир Евгеньевич Псарев
Три ночи в Стамбуле
Ноги устали и еле несли тело под чужими звёздами. По дороге встретилось ещё несколько русских, явно подвыпивших. Сутки вольницы перед отправкой дальше дорого стоят. Кто выжил в мясорубке на Перекопе, тому жизнь – как птице.
Как же спутывается сознание от всей этой чуши, что творится в мире. Крупная брусчатка сменилась брусчаткой помельче, а это значит, что Золотой Рог уже близко. Заглянул за угол – кабак. Написано что-то вязью – неважно. Зашёл внутрь.
За столиками сидят такие же офицеры, только форма у них почище. Курят и пьют. Тоже нужно чем-то смочить горло. Кто-то узнал его в дальнем углу.
– Володя, – послышался знакомый голос, – айда к нам.
В дыму и полумраке он не мог разглядеть лиц за столиком, но уверенно пошел на звуки своего имени.
– Айда, айда, присаживайся напротив.
– Господи, это ты, Вань, – воскликнул Володя.
– Ну а кто еще?! Нашелся! Товарищи, вина плесните! Не откажешься?
– Не откажусь!
Чья-то рука с сигарой подтолкнула к нему стакан, а другая налила в него густую красную жидкость.
– Здесь такие виноградники! Пей!
Вино показалось крепким. Скорее, это портвейн, но так даже лучше.
– Нравится?
– Нравится!
– Отлично! А ты сам как сюда забрел? И почему грустный такой? Я все вижу, Володь!
– Пароход жду с невестой.
– С Дашей со своей?
– Точно, – Володя отхлебнул еще.
– Через пару часов придет, не беспокойся, – послышался голос справа. – А пока с нами подождешь.
– Всех успели вывезти, Володь, – сказал его знакомый.
– Да, Крым чуть не стал нашим могильником. Но знаете что? Все еще будет! Советской власти долго не простоять. Не смогли съесть ее мы, она сама себя съест рано или поздно. И Россия снова станет великой.
– Колчака жалко, – вздохнул Иван.
– Всех жалко. Но пластинку с начала не поставишь.
– Не успели мы с прошлой жизнью попрощаться, – улыбнулся Володя.
Володя – звучит так странно. Уже четвертый десяток разменял, а всё ещё все зовут Володей, как няня тридцать лет тому назад.
Иван был за столом за старшего, и по его указанию принесли ещё вина и папирос:
– Главное ловить каждый час своей жизни, дружище! Главное – ловить! – констатировал он. – У Антона Ивановича вообще жена погибла, – похлопал он товарища по плечу.
– Соболезную.
Голова мутнела с каждый глотком. Мучила мысль о том, как хмельному встречать любимую и как не потерять в толпе.
– Да мы все вместе пойдём туда. Я же её видел! Найду! – подбадривал Иван.
Ночь тянулась и тянулась, словно она последняя и за неё нужно всё успеть.
– Они просто остановились у тебя, – кто-то слева указал Володе на его часы. – Уже скоро. Заведи их пока. Сейчас половина четвертого. И ещё минутка.
Пальцы не слушались и с трудом справились с механизмом. Захотелось в уборную.
– По очереди, – весело скомандовал Иван. – Ты после меня, Володь.
Голова кружилась в облаке дыма. Вдруг в толпе ему почудилась какая-то девушка, очень похожая на его Дашу. Она помахала кому-то рукой и устремилась к выходу.
– Даша!
В ответ только хлопок двери. Володя резко выбегает из кабака, но понимает, что на улице совсем не ночь, а скорее вечер. Снова вечер. И часы снова остановились. Он озирается по сторонам, пытаясь понять, что произошло. Может он много выпил? Но воздух свеж и моментально его отрезвил.
2.
На солдатах, проходящих мимо, совсем другая форма. Но они тоже говорят по-русски. Район совершенно обветшал, и неизменными остались только минареты Ай-Софии.
– Что произошло? – Володя ловит за руку прохожего.
– Ты чего, дружище?
– Я где?
– Стамбул.
– А что на тебе надето?
– Ты чего, перепил? Вроде трезвый. На тебе такая же, советская!
Володя осматривает себя и с ужасом признает, что одеты они со случайным собеседником одинаково, а заодно замечает, что никакого кабака за его спиной нет – просто дом. Солдат уходит.
