Владимир Чуркин
Исповедальное. Стихотворения. Поэмы
© Владимир Чуркин, 2024
ISBN 978-5-0064-2267-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Стихотворения
О моих стихах
Поскольку нет в них идеала,
Бесспорной истины святой,
Я вижу в них залог немалый,
Что я – живой.
***
Весь век влюбленный —
В тебя, мой стих.
Я углубленный —
В себя старик!
Старик, но мысли —
Наивный бред.
В них прелесть жизни —
Без груза лет.
Жизнь наша…
Жизнь наша вся —
Этапы, рубежи
Успехов, неудач —
Все вперемежку.
И трудно разобрать,
Что в ней всерьёз,
А что, как – будто бы, —
В насмешку.
Пророк
Пиши, поэт. Словесны наши души.
Они подскажут нужные слова.
Пиши, поэт. И никого не слушай:
Живи как придорожная трава.
Из века в век людей жестоки игры:
Их брань и ложь, а пуще клевета…
Не Будда и Христос… твои кумиры —
Комочек сердца твой, твои уста.
Пророческим глаголом первородным
Пронзи заледенелые сердца.
Рожденный провидением Христа,
Среди рабов ты первым стал свободным —
И от родителя-отца,
И от людей – невежественно-злобных.
Тайна
Что жизнь моя? Откуда и куда
Стремит ее поток неудержимый?
Что встретит на пути ее звезда?
Какой конец ее неотвратимый?
Кто знает? Может, нет конца —
Всему, что населяет мирозданье.
Конец, начало – у яйца —
В одном сосуде не случайно.
Вот зернышко упало в землю,
Проклюнулся росток не импотентно.
Вот вырос он, и корни его съели —
Родительницу-мать без сантиментов.
Природа-мать – хранительница тайн,
Скрывает то, что скрыто не случайно.
Гадаем, как попасть бы в рай,
Живя в раю.., но это для нас тайна.
Нечто ребуса
Я Бога трепетно благодарю.
Какая разница, в каком обличье.
Какая разница, с кем говорю,
Лишь был бы результат отличный.
Когда в неведении глуп и смел,
И, кажется, все в мире мне подвластно…
Но вот за поворотом сел на мель
Корабль мой – горе мне, несчастье.
Я простираю руки к существу
Невидимому мне в далеких высях.
Я поклоняюсь духу, естеству,
Чей разум растворен в моих и ваших мыслях.
Так, что же Бог: он плоть иль дух?
Эфирный ветер над землею?
Иль, может, он наш мозг и слух,
Что властвуют над плотью и душою?
Ах, мне такие ребусы – зачем?
Начертан путь один нам всем:
Ты родился и тем уже счастливец.
А на столе лежишь не ты, а труп в гробу на вынос.
По аллее я иду…
По аллее я иду;
Солнце сбоку, рядом.
Мне мигает сквозь листву
Шаловливым взглядом.
Вот на мушку пойман я —
Глаз его пристрелян.
«Поцелуй же ты меня,
Чтоб душа запела».
Прямо в сердце – наповал.
Бог мой! – я безбожник:
На Земле я увидал
Рай, вполне возможный.
Как природа хороша,
Девственно прекрасна.
И поет моя душа
Вместе с ней согласно.
Запоздавшее бабье лето
Тишина. Воркует голубь.
Сонные дома.
Солнце радуется вволю —
Впереди зима.
Расслабление в природе —
Отдых и покой.
Позабыл я все невзгоды…
Будто неживой.
Все слова ленивы. Мысли —
Беззаботный вздор.
Знать, меня волшебник взбрызнул
Ключевой водой.
Ну ж, денёк. С ума сойти.
Всё забыл на свете.
Так на маминой груди
Засыпают дети.
Старуха
Согнувшись в три погибели,
Идет она с клюкой.
Ходячий труп египетский —
Старуха предо мной.
Найдутся, знаю, судьи
Прожитых ею дней…
Ей безразличны люди,
Их шум пустых затей.
Ничто не беспокоит,
Хотя еще жива.
Дорогу переходит.
Не скажешь, что мертва.
Вот оглянулась строго,
Нажав на «посох» свой.
Конец пришел дороги —
Закончен путь земной.
Какого ждать ей крова
За смертною чертой?
Не дай Бог – то Голгофа,
Ах, если б – рай святой.
Не зная – умираем,
Что ждет нас впереди.
Как с горними мирами
Нам навести мосты?
Явились – ниоткуда,
Уйдем все – в никуда.
Надежда вся на чудо,
Не нашего – Христа.
Старуха на дороге.
Подумать в самый раз:
Совсем мы что ли лохи,
Что ждёт иное нас.
Подарите себе цветы…
Слов не надо только пустых…
Когда сердце ваше разбито —
Подарите себе цветы
И себя всерьёз полюбите.
Перестаньте выть на Луну.
Разве вас она разлюбила?
То, занянчив ветер волну,
Паруса её обессилел.
Не пришла она – ну и что ж.
Разве сердце ваше остыло?
Где теряешь, там и найдешь —
Кладезь чувств невиданной силы.
Волк тамбовский – сердце чужое.
Как его ты не приручай —
Словно будешь жить с геморроем…
Душу выест, как саранча.
Подарите себе цветы,
Чтобы стать хозяином сада
Удивительной красоты.
И любовь вам будет отрадой
К самому себе, как награда.
А другой любви и не надо.
Подарите себе цветы…
Наполеон и тайна жизни
Бонапарт Наполеон
До того обожествлён…
Про него сказать – злодей —
Будешь заклеймён – пигмей.
Македонский Александр —
Он не сват нам и не брат.
Он героев всех – герой.
Ну, почти что Бог, святой.
Ну, а кровь что проливали,
Землю ею удобряли?
Ну и что? Они – вершина —
Без корней обречены.
Посмотри: вокруг и ныне
Дух и плоть царит войны.
И выходит: виноваты
Я и ты, и мы с тобой.
Потому что не из ваты
Сделан человек живой.
Негодяй, ну да, он подлый,
Честный он и благородный.
Будет ли когда иной:
Миром жить, а не войной?
Этого сказать не можем.
Замысел, проект он божий.
Всего легче – проклинать,
Очень трудно – понимать.
Что же делать? Как нам быть?
Ненавидеть и любить?
Милосердьем исходить,
Чтоб затем людей губить?
В Бога верить, в чудеса?
Рушить церкви без конца?
Строить новые, молиться,
Беспрерывно пить, глумиться
Над духовным и прекрасным?
Патриотом красно – квасным
Быть? Предателем земли?
Опуститься ниже тли?
Сжечься в пламени огня,
Чтоб продлить сиянье дня?
Друг мой, ставить так вопрос —
Напрямую, во весь рост —
Верный признак верхоглядства.
Лучше мне с тобой не знаться.
Тайну нашего творенья
Ты пытаешься узнать.
Легковесным самомненьем
Смысл всей жизни угадать.
В этой тайне ключик жизни.
В ней загадка бытия.
Может никакого смысла
В том, что ты живешь и я.
Ну, а если он и есть —
Не твоё собачье дело.
По уму тебе и честь:
Знай ума его пределы.
Ум – болезнь людей, зараза.
Мучаясь в когтях орла,
Прометей в горах Кавказа
Сердце сжёг свое дотла.
Краски осени
Как лампочка в сто сорок солнц
Сгорела на пределе,
Так осень бросилась в глаза,
Как девка на панели.
Вон ярко-желтый лисий хвост,
Искристый мех ондатры…
Березка-скромница и та —
Царица Клеопатра.
Есенинский медовый клён
С дурашливой улыбкой,
Как забулдыжник – хулиган,
Раздел себя до нитки.
Дуб к ноябрю забронзовел —
Кряжист и неуклюж.
Неладно скроен, крепко сшит —
Герой из «Мертвых душ».
Каштан не ярок. Красен он
Плодами. Шоколадки,
Как ядра на земле лежат;
Бока блестят и гладки.
Рябина, страх свой не тая,
Пунцовая от жара;
Охальник леший напугал —
Запыхавшись, бежала.
Ольха, сирень – о боже мой! —
В застиранной одежде.
Смотреть на них – тяжелый крест:
Перед кончиной – Брежнев.
Шиповник вывернул себя —
На паука похожий.
Боярышник под стать ему —
Весь красный. Ну и рожи.
Калина – словно век жила
В неоновой рекламе,
Сережки – фонари на ней,
Как в грешном Амстердаме.
В плаще зеленом на посту,
Дозором у разъезда,
На свадьбе осени сосна
Уж точно – не невеста.
Цыганску юбку распустив,
Покончив счеты с жизнью,
Подол взметнув павлиньим веером, —
Бесстыжа и неистова.
Вопросы???????
Проклятый змей! Неужто он
На самом деле был влюблен?
Где был Адам? Куда смотрел?
Быть может, Еве надоел?
Хотя мир – замысел и божий,
Но так ли безупречно сложен?
Зачем свободу Бог дал людям?
Чем прокуроры лучше судей?
И адвокатов? Что с того? —
Все люди теста одного.
Свобода – змей наш – искуситель.
Ужели Бог не мог предвидеть,
Что бесы, дьяволы сильны?
Что? Нету здесь его вины?
Не знаю, может быть и так.
Я только спрашивать мастак.
Вот наболевший мой вопрос,
Каких нам ждать ещё угроз?
Эдема! Рая! Всем нам ждать?
Как прежде жить? Не унывать?
Любить? Рожать? И убивать
Себе подобных? Линчевать —
Животный мир? Леса? Поля?
И океаны? И моря?
Все изничтожить?..
Легкий прах
По миру на семи ветрах
Покружит. А затем пластом
Безжизненным на землю ляжет.
И никогда уже живьём
Не засмеётся, не заплачет
Природа-мать.
А человек —
Сполна ответит за свой грех.
И, где-то там, на небесах,
Навек замкнут его уста.
И, может быть, проект иной
Там приготовлен – не земной.
Предчувствие весны
Сам себе рассказывая сказки,
В задушевной близости с людьми,
Словно пробудился я от спячки
Затяжной докучливой зимы.
Зиму всю молился и постился,
Я сегодня – самый волевой.
Крылья появились, как у птицы
Сокола, парящим над землёй.
Мне бы знать, откуда эта радость
И души взволнованный покой?
Оттого ль, что надышаться всладость
Можно только раннею весной?
Да, быть может, в эту пору года,
Тайну жизни и любви тая,
Нам дает почувствовать природа
Прелесть жизни, радость бытия.
Так тревожно
Почему, почему так тревожно в груди…
Люди, чувствуя счастье, страдают.
Может быть, от предчувствия, что впереди
Люди где-то его потеряют.
Поезд бешено мчит, догоняя пути.
Глупый поезд.… Ну кто же не знает:
Люди счастье встречают однажды в пути.
Только счастье не всех замечает.
Почему, почему так тревожно в груди…
«Мимолетное» не удержал я.
Может быть, от предчувствия, что впереди
Все равно я его потерял бы.
Доколе?
Стреноженная лошадь на юру,
Беспомощна она и неуклюжа.
Ей седока б, подобного Петру,
Да свежего овса сполна на ужин.
Да выбраться из грязного тряпья,
Попариться, отмыться в русской бане,
Понять, кто есть враги, а кто друзья,
Чтоб не садиться ей в чужие сани.
Пустое дело – злиться на Европу.
В убыток ей ребяческий каприз.
Ей верности, терпенья Пенелопы —
Не занимать – хватило бы на жизнь.
Ей встать бы дружно на крыло – как птице.
Вспарить легко под звезды в высоту.
Доколе ей – напиться и забыться,
И нянчить на руках свою беду?
Понять Россию
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Федор Тютчев
Ума не надо, если тьма
Нас укрепляет в мнимой вере.
Понятно: чувства без ума.
Нам остаётся только верить.
Неужто мы себя не знаем:
И наш аршин, и нашу стать?
И малодушно позволяем
Себе не думать, а гадать.
Какая тайна в наших бедах?
Яснее ясного, как день —
Мы кузнецы своей победы,
Нам ни к чему – тень на плетень.
И пораженья, что знавали,
В них тайны нету никакой:
Мы с той же страстью добывали
Своею собственной рукой.
На смертный бой идут смиренно,
Отвагой изнутри горя.
Не задирают нос надменно:
Мол, нам, пскопским – до фонаря.
Россия – Родина медведей.
Не удивляемся! Слонов!
Нас оскорбляют. Но ответить —
Не можем. Значит – и ослов!
Обидней всех слова поэта:
«Умом Россию не понять».
Твердим бездумно. На полсвета
Раскинулась Россия-мать.
А сколько подвигов, свершений…
От Бреста до Амур-реки!
Нас упрекают в вечной лени
Заморские клеветники.
Мол, пьяницы и дебоширы,
Не мыт, не чесан сей народ,
А чистых, вымытых сортиров
Во всей стране наперечёт.
А как набило всем оскому:
«Цари – тираны. Ванька-раб».
А втайне мыслят по-другому:
«Как сладить с ним? – уж больно храбр».
Карл, Гитлер и Наполеон —
Все испытали нашу силу.
Под колокольный перезвон
Нашли у нас свою могилу.
Всем миром признанный наш гений:
Толстой Лев, Достоевский, Пушкин,
Чайковский, Мусоргский, Есенин…
Яга в лесной своей избушке.
Наш скорбный лучезарен путь:
Страна лаптей – и вдруг звездой
Кружит над миром русский спутник,
Развеяв миф очередной.
Потом наш мальчик светлозубый,
Наш символ счастья и труда.
Он совершил такое чудо —
Похлеще самого Христа.
А преступленья и ошибки?
Крыть нечем. Весла, мол, суши.
Но это плоти нашей сшибки.
Дела страстей, а не души.
И, наконец, Октябрь и Ленин,
И Сталин, сорок первый год…
Известно: наш российский гений —
Он и Христос, и бес, и чёрт.
Не станем бисер мы метать…
Предательство не наша прибыль.
Нам не простит Россия-мать
Кликушеств на свою погибель.
Себе, другим мы не позволим
Нас хаять, свиньями считать.
Хоть жили в рабстве и неволе —
«У нас особенная стать».
Нам все известно о России.
Её величие и стать,
Как и бессилие, и силу,
Мы научились понимать.
Понять ее и ей поверить,
Не сбиться с верного пути.
«Аршином общим не измерить»…
Не дай нам Бог с ума сойти.
Я не виню поэта слово.
Поэт – художник до костей.
Он призван – я скажу не ново,
«Глаголом [жечь] сердца людей».
А ум и чувства в теле нашем —
Непримиримых два бойца:
Чем больше крови, тем отважней,
Неукротимей их сердца.
«Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить».
А надо лишь покорно ждать:
Согласно православной вере
Нас осчастливит благодать.
Века прошли, а мы всё дети.
Нам в радость посох и сума.
Мы уникальны на планете:
В нас чувство есть, но нет ума.
Эстафета
В жизнь вгрызаемся, как волки
В плоть и кровь – мы ненасытны.
Жизнь бурлит, как в бурю волны,
Как в разгар кровавой битвы.
Мир спасём без силы божьей,
Без попов, монахов свиты.
Всех врагов мы уничтожим,
И не нужен нам Спаситель.
В сердце, голове сомненья —
Нет; уверенны и твёрды.
Впереди, что ждёт нас – тленье?
«Замолчите и не вздорьте».
Так живем и тем мы дышим —
В светлой половине жизни.
И себя, других не слышим.
На все сто – бескомпромиссны.
Но вот нам за пятьдесят.
Оглянулись – боже мой!
Беды нам в глаза глядят.
«Как же так? Я ж был герой»!
Брат мой, не печалься сильно.
Ты и, правда, был герой.
И недюжинная сила
Током гнала в венах кровь.
И от игр чертей и бесов —
То подбрасывало вверх,
То ввергало в жар телесный,
Ускоряя жизни бег.
А теперь другие мы:
Разрывает грудь аорта,
Все почти глухонемы,
А в глазах – виденье чёрта.
Неизбежного исхода —
Как принять нам? Невозможно!
Как бы жизнь не сумасбродна,
Как бы ни была ничтожна.
Умираем, спору нет,
Без возвратного билета.
Но сказал один поэт:
«Все уйдём. Но суть не в этом».
Русь
Мне так хочется проникнуть в каждый дом,
И увидеть там приветливые лица.
Всю семью за праздничным столом,
На столе глазуревую пиццу.
Медный антикварный самовар,
Что, вспотев, пыхтит, добряк, со свистом.
Тихая беседа, как бывало встарь:
По душам и с откровенным смыслом.
Мало ли, что хочется, дружок.
А увидишь – пьяненький задор,
Крики: «на дорожку – посошок».
Это Русь… и кончим разговор.
Босх, Рафаэль и Леонардо
О, как мы драконим друг друга.
Мы – монстры, безжалостны, злы.
Льдяные, свинцовые вьюги;
Кипят в преисподней котлы.
Я плачу о ней – о Мадонне,
О жертве её мессианской.
Земля вся в раздорах и войнах
И нету на жизнь у ней шансов.
Безжалостно время и грозно.
Повсюду, что вижу я нынче:
Ожили полотна Босха —
Не Санцио и не да Винчи.
Поздняя осень
Осень. Слякоть. Моросит.
На душе так мерзко.
Атмосфера – день убийств —
Здесь и повсеместно.
Я иду, бреду по лужам,
Чертыхаясь невпопад.
Мне камин бы, легкий ужин,
За окошком – снегопад.
А луна, как соглядатай,
Крадучись, за мной идет.
Тучи виснут грязной ватой.
Не иначе – пьяный сброд.
Согревает лишь одно:
Помнит сердце солнце,
Да еще камин, вино…
Подождать придется.
Твоя заслуга
Не родившись – ты не умрёшь.
Потому, дружок, и живёшь,
Что прошел головой чрез чресла,
Женской плоти отведав грешной.
Придет время – ты станешь взрослым,
И обронишь в женское лоно
(По рожденью тебе знакомое)
Семя жизни… Твоя заслуга —
Жизнь пойдет колесом по кругу.
Птичьи свадьбы
Дождь прошел. В лесу прохладно.
С новой силой и ухваткой
Птицы песни вновь запели,
Вновь в лесу рулады, трели.
Пир волшебных голосов,
Словно Моцарт на эстраде.
Жаль не видно женихов,
Изнывающих в экстазе.
Но запрета нет для уха.
Право, это ж – не порнуха:
Завлекать лесных подруг,
Модулируя лишь звук.
Я оглох от этих звуков:
В них страдание и мука,
В них отчаянье, надежда
И божественная нежность.
Боже, как же я утешен —
Майский птичий кавардак.
Я друзей боюсь насмешек —
Я ведь, дурень, холостяк.
Грозный царь
Власть как «сила греха»
является нам олицетворением
палача и жертвы.
Михаил Пришвин
Пропитана ложью
И кровью земля…
И церковь-храм божий —
Заложник Кремля.
Отравлен отец,
Отравлена мать.
Он с самого детства —
Христос и Пилат.
Бояр род дремучий,
Охочий до власти,
Ивана научит
Убийству со страстью.
С годами усердней,
Молитвы шепча,
Под дых бил, под сердце —
Верней палача.
О, Фрейд благоверный,
Скажи, что почём?
Какой шаг неверный
Клеймит палачом?
Но если тираном
Зовём мы Ивана,
Хоть поздно, хоть рано,
Без лжи и обмана,
Решимся и скажем,
Кто лучше, кто гаже:
Бояре иль царь? —
Сегодня и встарь.
В какие нам святцы
Поклонами бить?
С политикой знаться —
Себя лишь губить.
Да, очень опасно,
Но жизнь вся заразна.
С апломбом уместным
Начнем разговор.
Открытым и честным,
Пусть будет наш спор.
Без крови хоть миг
Прожит на земле?
И кто, что достиг
В грехе и во зле?
Народы, как тучи,
Волна за волной,
Как горы, все круче,
Бросалися в бой.
Где совесть, где милость?
Где честность? Порок,
Ну чтоб ни случилось,
Пороку – все впрок.
Придуманы мифы.
Как лживы они:
Мол, мы не Сизифы,
Деревья – не пни.
Исчезли народы,
Следа не оставив.
В звериной охоте,
В сраженьях кровавых.
Бессильна душа:
Материя душу
Сожрёт, не спеша,
За милую душу.
Что Сталин? Что Ленин?
Что Грозный? Что Пётр?
Не их ли злой гений
Вскормил наш народ?
Как высятся гордо
Верхушки дерев,
В красе непокорной
Вокруг всех презрев.
Но тот, кто не сдрейфил,
Уж плавит металл…
И вот по деревьям
Топор застучал.
Где гордость? Где спесь
Дерев непокорных?
Топор-Ахиллес
Врубился им в горло.
Топор – он палач?
А жертвы – деревья?
Не знаю, хоть плачь,
Что ложь, а что верно.
Тревоги и беды
Ушли на задворки.
А нам за ответы,
Как школьникам – двойки.
За спесь и за гонор,
За куричий ум,
Ничтожных и вздорных
Тех горестных дум.
Но вижу воочью:
Заря занялась,
И день вслед за ночью
Явился в свой час.
Иного не нужно. Спасибо Ему!
А знать, что к чему —
Умножить печали.
Конец. – Все сначала.
Зима
Жизнь такая неумытая:
И не видна, и не слышна.
Утром встал – земля облитая
Молоком, цветущей вишней.
Снега столько, что я слепну
От лучей его искристых.
С крыш порошей – чуть заметной —
Задувает серебристой.
Словно из огня деревья,
Молчаливы и скромны.
Но с надеждою и верой
Затаенно ждут весны.
После долгих, злых метелей
Все дома – боготворимы,
Как обломки Колизея
Императорского Рима.
Нам тягаться ли с природой?
Нам гордиться ли собой?
Чуть навалятся невзгоды —
Поднимаем крик и вой.
Посмотри, как держит вожжи,
А дорога – как стрела.
Ямы, кочки – бездорожье —
Починила, прибрала.
И летит как птица-тройка,
Заметая шубой след,
Как бы ни было ей горько,
Сколько б ни было ей лет.
Наполеон, Гитлер и Иван
Он нередко безрассуден,
Легкомыслен он и пьян.
Но с железною уздою —
«На коне» всегда Иван.
Приходили к нам французы.
Шведы были тут как тут.
Немцы, турки, и другие.
Янки случая лишь ждут.
А какие полководцы!
Бонапарт Наполеон!
Бесноватый фюрер Гитлер! —
Лезли словно на рожон.
Где они и где Россия?!
Вот тебе и пьянь, и рвань!
Под железною уздою —
«На коне» всегда Иван.
Только очень сомневаюсь…
Без узды железной той,
Сможет он в стране свободной
Жить своею головой?
