bannerbannerbanner
полная версияРазмышления о природе и жизни

Владимир Быков
Размышления о природе и жизни

Полная версия

Текущее состояние общества есть функция его культуры. Это аксиома. Поскольку культура общества (в полном интегральном значении) не может измениться ни в день, ни в год, становится очевидно понятным нами сотворенное за годы советской власти, а сегодняшнее положение есть следствие данного творения. И, наоборот, наше мощное становление в начальные три-четыре десятилетия предыдущего правления, обязано высокой культуре первого (и, отчасти, еще мало испорченного второго) поколений людей, воспитанных прямо (или косвенно) деловой дореволюционной средой.

Почему же сейчас после мощнейшей критики стратегии прошлого ринулись в другую крайность – разнузданности и этакой пропаганды пошло легкой жизни, глупейших фильмов и рекламы, телевизионных игр во все, что только можно придумать? В том же Китае в годы его становления китайское телевидение чуть не половину времени было «забито» уроками и лекциями для учащихся и студентов, для желающих получить знания в самых разных областях. Мы, что глупее китайцев? Разве не ясно, что всеми средствами информации мы должны настраивать народ на преодоление трудностей, на работу, а не пустое времяпрепровождение, танцульки и десятилетнее отгадывание слов в Поле Чудес?

Почему это мы так самозабвенно ринулись в демократию и почему она так сильно защищается не только кое-кем из нас, но и западным миром?

Как ответить на все эти и другие, тут не названные, вопросы? Будь один два – их можно было бы списать на незнание, на ошибки исполнительной власти. В данном случае и само количество, и характер вопросов позволяют нам сделать только одно единственное заключение. Они – результат явно сознательных эгоистических решений и действий вполне определенного круга лиц, следствие предоставленной им системой свободы вне общепринятых и отработанных жизнью правил поведения, отвечающих интересам подавляющего большинства созидательной части общества. Они прямо вытекают из ответов на последние два вопроса.

Эксплуатация, хоть при социализме, хоть при рынке, не есть признак испорченного или несовершенного общества: она – одна из характеристик, почти физиологическая функция, всего живого. Но… до тех пор, пока эксплуатация не превращается, – вспомним больного Ницше, – в цель жизни, в пресловутый продукт «следствия воли к власти», его культ «сверхчеловека», ненависть к «посредственности» и озлобленное противопоставление одного другому.

Жизнь строится на компромиссе, на разумном сочетании всего и вся и дополнении одного другим. В плане нас интересующем следует.

Что имеется в виду такая норма эксплуатации, при которой богатые и умные, знающие и умеющие должны получать несколько, соразмерно, меньше, чем они обществу дают, и компенсировать тем ущербность «несостоявшихся».

Что последние являются продуктом социума, ответственного за всю совокупность живого и, в том числе, за организацию первыми названного компромисса. Что, наконец, сверхэксплуатация рано или поздно вызывает деградацию общества, прежде всего, его «аристократических» верхов, их разложение, ожирение и неспособность к достойному использованию и воли, и власти.

Что отсюда проистекает ненависть «черни», а из нее – жажда мести, террор (о котором все заговорили), бунты и революции.

Вне надлежащей культуры общества установление демократической формы правления чревато колоссальными издержками, соизмеримыми с издержками советской власти. Демократия без культуры – та же утопия, что и социализм. Это грабеж государства и народа, национализм, массовая преступность, бессмысленная политическая борьба, неконтролируемое зверское обогащение меньшинства. Подобная демократия выгодна только этому меньшинству.

Не относится ли в полной мере к нашей развращенной сегодняшней действительности предупреждение Макиавелли, сделанное им 500 лет назад?

«В развращенных городах сохранить республику или же создать ее – дело трудное, а то и совсем невозможное. А ежели все-таки ее в них пришлось бы создавать или поддерживать, то тогда необходимо было бы ввести в ней режим скорее монархический, нежели демократический, с тем, чтобы люди, которые по причине их наглости не могут быть исправлены законами, в какой-то мере обуздывались властью как бы царской».

Не будем говорить о монархии: обратная дорога не легче дороги вперед.

Главный вывод о выходе из создавшегося положения напрашивается определенный.

Мы должны жесточайшим образом усилить роль государства, причем не только в плане упомянутого обуздания всякого рвачества, но и в плане организующего влияния, вытекающего прямо из требований переходного периода жизни страны, периода не установившихся связей и не полностью отработанных процедур. Того влияния, которое необходимо было бы сохранить и обеспечить с первых дней всех наших перестроек.

Для ускорения строительства социально справедливого и самостоятельного государства, бросить все силы на подъем культуры людей, подчинить ему среднюю и высшую школы, поднять престижность преподавательского труда и привлечь в эту сферу наиболее талантливых людей, подчинить средства массовой информации и пропаганды настрою на учебу и созидание, на повышение культуры жизни и работы. Сегодня ищут общенациональную идею. Начать всем учиться, начать строить собственными силами, – не есть ли эта самая объединяющая всех идея?

Дабы уменьшить хаос, исключить заведомо ошибочные волевые шаги и не создавать нежелательных ситуаций для противоправных и нечестных поползновений, подчинить все наши решения, постановления, иные организационные мероприятия и даже наши желания инерционным возможностям хозяйственной системы по скорости ее перевода из одного состояния в другое. Наглядный пример обратного – все финансовые пертурбации последних лет, что не соответствовали текущему реальному состоянию хозяйства страны и потому становились базой для безобразных своей открытостью разных махинаций.

Добиться таких государственных решений, которые бы максимально соответствовали интересам делового большинства населения. Пока не будет хотя бы видимого соответствия между интересами государства и личности – не будет ни доверия между ними, ни настроя на дело. Люди будут обсуждать проблемы их обмана, надувательства или ущемления интересов, а не думать о работе. Между государством (представляющей его организацией) и конкретной личностью должен иметь место определенный минимум адекватности в оценке того, что касается их интересов. Чем больше последние будут сближены между собой, тем более созидательным будет дух народа. В этом деле, когда нет возможности сделать как нужно, всегда лучше самая плохая правда, чем любая ложь. Сейчас, похоже, эта житейская истина предана полному забвению.

Наконец, мы никуда не двинемся и никого по настоящему к себе не привлечем, если не сделаем свое государство государством законопослушных людей, не создадим обстановку неотвратимости наказания за совершение противоправного. А в плане последнего, не выработаем систему наказания должностных лиц за любые антинародные действия по оценке их конечного результата – только результата, вне причин его возникновения. Незнание, неумение, ошибка, не все прочие защитительные атрибуты существующего судопроизводства не должны приниматься во внимание при рассмотрении служебного проступка должностным лицом, если только он не вызван форс-мажорными обстоятельствами. Общество в подобных случаях должен интересовать только результат, а не его подоплека. Не знаешь, не умеешь, – не садись за руль государственного управления. Впрочем, и за любой другой руль.

За финансовую аферу 1998г, в недельный срок извлекшую из кармана подавляющей части населения две трети его дохода в угоду обогащения ничтожной кучки людей, должны были бы понести самое жесточайшее наказание вполне известные, однозначно к сему делу причастные, должностные лица. Преступно оправдывать их действия некими привходящими обстоятельствами. Должно действовать, аналогичное давно признанному, правило: любое «незнание» должностного лица не должно освобождать его от ответственности за должностной проступок. Другого выхода из вакханалии преступлений, в которой оказалась наша страна, кажется, – и нет.

Что касается остальных предложений, то они прямо вытекают из мной поставленных выше вопросов. Их нужно просто снять соответствующими решениями и действиями».

Сегодня получил хотя и казенный, но вполне корректный ответ от президентской команды на это письмо Путину.

«Ваше обращение на имя Президента Российской Федерации Путина рассмотрено. Поставленные Вами проблемы, несомненно, являются одними из самых наболевших и находятся в центре внимания как самого Президента Путина, так и Администрации Президента России. Но, как верно отмечено, совокупный результат этих усилий пока еще не устраивает общество и необходимость активизации государственной политики в области информации, образования, госуправления ощущается довольно остро. В настоящее время эти проблемы постоянно находятся на контроле российского руководства, а мнения и предложения граждан России по этому поводу обобщаются и учитываются в нашей повседневной работе. Благодарим Вас за присланные материалы.

С уважением. Заместитель начальника Главного управления внутренней политики Президента Российской Федерации А. Ситнин».

Часто говорят о якобы некоем принципиально особом мышлении человека и ему противоположном, основанном лишь «на приобретенном опыте», мышлении остальных животных (имеется в виду – высших животных – например, коровы). А я думаю, что таким способом мыслит даже червяк. Дело только в масштабах мышления, в сложности решаемых задач, а отнюдь не в принципиальной его основе. Пример. Волк разумно уходит от погони, собака срезает путь и бежит по диагонали с явным расчетом на упреждение. Более сложный, случай. Мой дог на лыжне, с полуметровой палкой в зубах, определял расстояние в свету между двумя соснами с точностью до ста миллиметров. Если оно превышало 600 мм, то бежал прямо по лыжне, а если менее 600 мм, то сходил с лыжни и обходил одну из сосен, дабы гарантированно не врезаться концами палки в сосны и не ударить по своим зубам. Чувствовал и оценивал не размеры своего тела, что понятно, а размеры постороннего предмета – палки.

 

Не надо думать о человеке, как об особенном чуде природы. Животных инстинктов у нас не менее чем у других обитателей. Нам только кажется, что мы все делаем осознано, на основе «логического мышления». Часто, полагаю, с его помощью лишь объясняем сделанное.

Несколько слов о Боге и религии. Мое отношение к данным категориям известно. В мире есть более магическая, расставляющая все по местам, такая субстанция, как Бесконечность. В ней все: и таинства мира, и открываемые человеком частные законы жизни и полная непознаваемость последней, прежде всего, относительно исходных причин устройства вселенной. Кстати, применительно к данной «проблеме» математик Вейл выразился аналогично, и даже элегантнее. «Бог, как завершенное бесконечное, не может и не будет постигнут разумом. Ни Бог не проникнет в человека путем откровения, ни человек не постигнет Бога путем мистического восприятия. Но… это завершенное Бесконечное может быть точно выражено математически». Вот почему я не мучаюсь и не задаю подобных вопросов. Я не против даже самых необычных гипотез, но только для направления ума и сил на конкретное исследование в целях попытки открытия еще одной частности в сфере созидания.

«О книге А. Яковлева «Омут памяти» и о нем самом. Моя исходная позиция. Судить и делать выводы о человеке, на что-то в жизни претендовавшего и в какой-то степени ее ход определявшего, – можно только по конкретным делам, а не по им пропагандируемому, к тому еще и после «драки». Тем более, когда речь идет о политике,

Яковлев, критикует первичность бытия перед сознанием, хотя для него – типичного представителя когорты прожженных политиканов – бытие, наоборот, только и определяло сознание. Тридцать с лишним лет он ревностно служил системе, в которой, по его установлению, чуть не главным было «подхалимничать, разоблачать и уничтожать». Где все его герои, исключая, конечно же, только автора, «демонстрировали безнравственность и готовы были ради сохранения собственной шкуры (уточним: «шкуры» – может при Сталине: во времена Яковлева – уже ради дворцовых благ) разорвать на куски любого, на кого направлен указующий перст побеждающего вождя». А «недостойная молодежь, в отличие от стариков – догматиков, вроде Молотова и Кагановича, в могущество марксистско-ленинских идей верила только в те минуты, когда ее допускали на трибуну, а в жизни боготворила только власть и личное благополучие».

Нормальный человек не только работать в подобном «омуте» (название-то какое придумал!) – представить пребывание себя рядом с ним не способен. Наш же автор, как истый марксист, служил системе ревностно, холопски униженно, но с усердием.

И вдруг…

Разносная озлобленная критика. Говорит, что прозрел, но когда? А тогда, когда возникли другие условия, появились эгоистические соображения, его устраивающие и отвечающие личностным интересам. Миллионы простых людей, никаких не политиков, а обычных представителей «серой» интеллигенции, вне марксистско-ленинской ортодоксии, все видели и давно определились с действующей системой, ее минусами и плюсами, а этот умный мужик (этого у него не отнимешь) впервые стал задавать себе вопросы на данную тему лишь в середине 80-ых годов – и все в одном ключе. На самом деле так, или врет (поскольку теперь пишет, что и раньше уже вместе с остальной «номенклатурой жил двойной, а вернее тройной жизнью») – не имеет значения. Книжка его по своей направленности ничем не отличается от Горбачева оправдательных писаний. Не отличается и от таковых, например, Волкогонова или того же Бурлацкого, учившихся и подвизавшихся (касается двух последних), как и Яковлев, всю свою активную жизнь на заказном сочинительстве для вождей. Однако Яковлев по хитрости на голову выше своих коллег. С учетом этого замечания – книжка ничего, – расширяет кругозор. Интересны отдельные ее частности.

Как постепенно, при правильной оценке творческого труда интеллигенции в сталинские времена, этот труд был в дальнейшем низведен по оплате до уровня труда слесаря. Как бездарно страна тратила валюту на покупку зерна. Как коррумпирована была власть. Как автор часто отдыхал и принимался вождями в разных, недоступных для простого люда, санаториях, дачах и прочих местах. Правда, о последнем и другом подобном приобщении к царским благам писали и остальные, но писали всегда с некоей отстраненностью, а если с критикой, то, упаси Бог, только не себя. Есть и другие достойные внимания факты. Но ведь не из-за них сочинял он свою книжку.

Недостаток книги, в деловом ее плане, – один. Все в ней представлено помимо действительных исторических причин. Хотя бы, к слову. О поражающей автора «жестокости» революции никакой не политик – Гончаров – за 150 лет до него писал, что рядом с неразумным богатством, тщеславием, роскошью и прочими излишествами власти и ей служащих «всегда таится нищета, которая сторожит минуту. Когда мишурная богиня зашатается на пьедестале, она быстро, в циничных лохмотьях, сталкивает царицу и садится на престол». И далее, к сожалению, с той же философией «от живота», начинала то же самое, что и ее предшественники. А что стоят несколько строчек Виктора Гюго. «Восстание возникает из постепенно накопившегося электричества, из внезапно вспыхнувшего пламени, из бродящей силы… наперекор деспотизму, наперекор законам благополучия счастливых и наглости нескольких богатеев». Бесподобное по своей простоте объяснение истинных причин террора, кровавых народных бунтов и «жестоких» революций! Вот откуда проистекает зверство и все другое аналогичное зло жизни! Не потому ли, почти одновременно с Гончаровым и Гюго наблюдательный француз Астольф де Кюстин, насмотревшись на помещичью дикость, предрекал России «страшную революцию», не в пример многим теперешним, в том числе и Яковлеву, проповедникам, что считали ее чуть ли не контрреволюционной случайностью и плодом больной головы Ленина.

Через 50 лет, в начале прошлого века, писал о том же накопительстве богатых и ненависти к ним бедных – Толстой. А потом разносил роскошь и упоминал о причинах увлеченности марксизмом величайший борец за здравый смысл Витте. Это он отметил, что «когда народ делается в части своей, сознательным, невозможно вести политику несправедливого поощрения меньшинства за счет большинства», и что «политики и правители, этого не понимающие, готовят революцию, которая взорвется при первом случае». Да, наконец, разве о том же самом не говорили другие здравомыслящие люди? Не во времена ли Французской революции Гракх Бабеф призывал погрязшее в роскоши и праздности «пресыщенное меньшинство» к разумному компромиссу с «изголодавшейся массой»? А разве сегодня такое же меньшинство, ограбив в мгновение ока собственный народ, не погрязло в мишуре и не приступило тем самым «срочно» к подготовке почвы для возмущения и ненависти. Той, о которой времен революции 17-го года, уже совсем наш современник писатель Б. Васильев говорил словами царского генерала Олексина что «цивилизованность привилегированного сословия зиждется на угнетении всех прочих сословий», что нам «пришла пора возвращать награбленное».

Контрреволюционная случайность, плод больной головы Ленина! Надо придумать такую ахинею.

У Яковлева, несмотря на часто вполне воспринимаемые рассуждения «теоретического» порядка, – несуразная зашоренность во взглядах на реальную жизнь. И потому: с одной стороны, – как у всех ему подобных устремленность выдать желаемое за действительность, а с другой, – исключительно предвзятая оценка событий и «творцов» истории. А ведь в, ней известно, нет ничего мазаного одним цветом.

Короче, книга Яковлева – есть полная, в принципиальном плане, антитеза тому, что о временах перестройки приведено у меня.

Он настолько ограничен в представлениях, что не осознает, как его тенденциозно-теоретизированные характеристики бьют, прежде всего, по нему самому. Вроде, например, его утверждения, что будто «большевистское государство с самого начала строилось на удушении работающих и возвышении бездельников». Декларативное в целом, оно прямо относится к Яковлеву – действительно превосходному бездельнику, созидавшему всю жизнь, по его же признанию, только сплошные глупости. Причем в полной мере, и дважды: как в годы прежние «тоталитарные», так и теперь им обратные – «демократические». А что стоит его фраза о «шкодливой смелости тех, кто смотрит на драку со стороны, из-за угла и готов прислониться к победившему, и в очередной раз облизать его»? Не про себя ли у него тут опять?.

По интернету прочитал статью о Сталине – первый серьезный отголосок на публикации о нем. Удивительное совпадение с моей, в отличие от многих других, давно выработанной и остающейся неизменной его оценкой.

Автор статьи «Вперед, к Сталину» А. Лежнев признает (с отдельными моими сокращениями), что «Ознаменованный Сталиным исторический период завершился, и настала пора подвести итоги, обусловленные не сиюминутными нуждами борьбы за власть, а необходимостью уложить его в оболочку «корректных дефиниций». Именно фигуры Сталина (а не Ленина), поскольку он фактически стал создателем работающих советских структур, обусловивших на многие десятилетия вперед жизнь России. Попытки развенчивать его, по любому из трафаретов, «хрущевскому или ультралиберальному», – лишь способствуют осознанию грандиозных масштабов его фигуры и дел, хотя бы и при мрачном ореоле.

Сталин отождествил личный интерес, как политика, с нуждами государственности, а потом переориентировал на это служение и партию. Он унаследовал от Ленина, пусть и гибкого политика, но одновременно и жестокого фанатика, Россию во мгле. Объявил войну без ума болтающей «ленинской гвардии, и взял курс на созидание государства, его «реконструкцию, а не на разрушение и строительство замков на песке». Он был в рядах тех, кто делал революцию, но, по сути, революционером не являлся. В сталинской догматике наблюдался явный прагматизм, ничего общего не имеющий с романтической революционностью и религиозной преданностью марксизму.

Остается фактом, что без мощного его нажима в середине 30-х годов у нас, даже и формально, не были бы провозглашены общедемократические ценности. Не введено всеобщее избирательное право. Разумеется, Сталин видел тут интерес в том, чтобы контролировать, успевшую укорениться партбюрократию среднего звена, которая ему противодействовала.

Она не способна была измениться, и была уничтожена за ненадобностью, ввиду вредности для государства ее разрушительных поползновений. Это того сталинского зла, которое я назвал своеобразным Соломоновым судом – судом истории».

Теперь, по мере ухода из жизни «обиженных» в сталинскую эпоху, следует ожидать, давно предсказанного мною, все нарастающего процесса более объективной оценки той эпохи. Статья Лежнева тому неплохое подтверждение.

Интересное совпадение позиций у меня и философа И. Ефимова. У него человек действует из-за необузданного стремления расширить и укрепить «царство я могу». Жажды обладать, владеть, царствовать и т. д. – как функции личной природной устремленности человека. У меня по конечной результативности то же самое, но, считаю, более точно, – как функции социальной, связанной с устремленностью человека к власти и влиянию во всем многообразном их проявлении. Не простая природная страсть к проявлению человеком своего Я, а именно соревновательная, порой самим субъектом неосознанная, борьба за свое место в жизни, борьба за то, чтобы быть первым, быть выше окружения, подчинять его себе любыми способами. Не просто проявление своего Я, а таковое как продукта, порожденного, в моем понимании, всей совокупностью социального механизма, определяющего движение человека по жизни. Не полная свобода, а свобода, ограниченная, диктуемая рамками социальной системы, в которой проявлять активно себя могут далеко не все, а вернее, явное меньшинство.

Сегодня в «Литературке» статья А. Кивы подтверждает то, к чему многие пришли в начале перестроечных лет.

Только сейчас, на 15-ом году российского раздрая известный политолог и журналист удосужился признать.

Что «демократическая революция, приняла явно антикоммунистическую направленность, вылилась в тотальный передел собственности в пользу небольшой кучки лиц и оказалась революцией обманутых надежд».

Что «прорабы перестройки», российские демократы первой волны не просто проиграли, но оказались на обочине общественной жизни и маргинализовались, а многие просто исчезли из поля зрения».

Что только «либеральные дурачки да отпетые негодяи могут утверждать, что рынок сам все расставит по местам».

Что «неуемную алчность новой буржуазии можно ограничить только силой законного принуждения и только с помощью государства».

Что, наконец, могут серьезно ошибиться «те, кто сделал вывод, что Россия, обескровленная революциями и войнами, измордованная грабительскими реформами младореформаторов, не раз ими обманутая, разуверившаяся во всем и вся, дезорганизованная и деморализованная ни на какие революционные действия больше не способна». Нет… «Чем дольше длится терпение народа, тем больше в нем накапливается гнева и ненависти к тем, кто его довел до такого состояния, тем с большей силой и яростью рано или поздно произойдет социальный взрыв».

 

Со всем согласен. (Более того, думаю, а не у меня ли он все это заимствовал, из того, что я многократно в полемике забрасывал на различные интернетовские сайты, в том числе и «Литгазеты»). Все из области давно осознанного. Однако у Кивы (и, к слову, на него похожего другого признанного политолога и экономиста Ципко) это, как бы на уровне следствий, а не истинных причин происшедшего с нами.

А потому и такие детсадовские перлы.

Будто все пошло не так потому, что не поставили… у руля перестройки Григория Явлинского, что «именно он с командой был наиболее подготовлен к проведению рыночных реформ. Во всяком случае, он и его команда… «вряд ли допустили бы подмену понятия «реформа» простым переделом собственности при резком падении производства, нарастании нищеты и вывоза капитала». И вообще дело в том, что «Ельцин почему-то выбрал Гайдара, и все те, от кого непосредственно зависел раздел гигантской государственной собственности, исчисляемой триллионами долларов были близки Чубайсу»!

А в конце, в чисто интеллигентском звучании, и совсем не в унисон приведенному, что «пока остаются высокими цены на экспортируемые нами энергоносители, остается президентом страны Путин и остается у него беспрецедентно высокий рейтинг, новая революция… наверняка нам не грозит»!

Вот что можно сочинить в отрыве от исходных причин нас интересующего. Вот до чего может договориться совсем не глупый, но оторванный от живого дела, человек – гуманитарий, воспитанный и обученный школой страны Советов.

Сегодня начали трепаться об Александре , как великом реформаторе – освободителе крестьян. А кто подготовил отмену крепостного права? Не подготовил ли ее Николай , когда стал «по-отечески» наказывать таких возмутителей спокойствия, как Пушкин, ссылкой в его родовое имение? Не в их ли эпоху она готовилась? Повторю,Революции (как плохие, так и хорошие) готовятся не марксами и ленинами, а предшествующей эпохой. Наша 17 года – прямой результат народного бунта, результат элементарной ненависти бедных к богатым, о чем так образно и наглядно поведал нам Гончаров и другие, упомянутые в моей книжке.

Доказательство убогости государственной собственности (в стратегическом плане) в том, что после революции первое поколение, воспитанное в недрах противной, но деловой системы, способно было, несмотря на известный негатив советской власти, успешно строить и созидать, а теперешнее первое, воспитанное в предшествущем ему режиме, – только грабить и разрушать. Соцобщество по большому счету «производительно и устремленно» готовило чуть ли не одних только активных подлецов. Почему?

Представим себе собаку с одной сиськой и семью щенятами. Кого мы вырастим при таком явно ограниченном и противоестественном праве щенят на борьбу за свое существование? – Одного, максимум двух бандитов. Так вот система с государственной собственностью, а значит, с одним хозяином, это та самая собака с одной сиськой. Вот откуда тот многочисленный негатив. Социалистическое общество лишает его членов возможности здоровой, продиктованной природой живого, естественной борьбы.

В качестве реакции на серию статей, напечатанных в Комсомолке под названием «Жупел Сталина» направил туда статью «Еще раз о Сталине».

«Сегодня не только товарищи, но и господа, которые так рьяно боролись за демократию и рынок во время горбачевской перестройки и писали о советском государстве, как исчадии ада, а о главном строителе Сталине не иначе, как о палаче, вдруг начали осознавать, что там при «деспотии» было кое-что привлекательное и, во всяком случае, вполне пригодное для сравнения с нынешней действительностью.

Публикация А. Сабовым материалов о Сталине на основании его разговоров с историком Ю. Жуковым есть попытка придания объективной оценки этому имени. К сожалению, составлена она в столь сенсационном духе и на основе столь великих авторских домыслов, что в глазах серьезных людей не воспринимается, и впечатления от нее, думаю, будут у них весьма далеки от авторских ожиданий.

Начнем с демонстрации читателю образца избирательного бюллетеня и самой Конституции, как уникальной сталинской придумки по устранению от власти ему неугодных через альтернативные выборы. Надо догадаться выдать пропагандистский сталинский прием со всеми этими конституциями и «демократизированными» бюллетенями за «мощнейший» политический прием! И это про 1937 год, когда Сталин еще 10 лет назад смешал с грязью своих противников и успел создать подчиненный лично, безупречно исполняющий все его замыслы, аппарат власти.

Или, авторская версия о том, что к «новому курсу» Сталина подтолкнул будто приход к власти Гитлера в 1933 году. Это про времена, когда фактически вопрос о программе индустриализации страны во всех ее аспектах обсуждался на XV съезде партии в 27 году, а, значит, замышлялся и готовился еще раньше.

А «шахтинское дело», выдаваемое за плоды творчества Бухарина, задача которого, на протяжении всей жизни, заключалась в том, чтобы присутствовать в истории в качестве партийного ортодокса. Без Сталина тогда вообще ничего не делалось, а тем более там, где это хотя бы сколько-то было связано с борьбой за власть.

В том же духе представлены другие факты, вроде «открытия» причин убийства Кирова на почве ревности, записки Эйхе с проявленной «инициативой» и просьбой в политбюро «разрешить» начать ему массовый террор, тут же «вдруг» поддержанной многими другими секретарями обкомов, и т. д.

Из всего написанного в этих статьях, может быть воспринято с удовлетворенностью лишь одна верная и точная негативная характеристика послесталинских правителей, особенно, первого – Хрущева.

В остальном авторы строят свои рассуждения весьма односторонне на уровне следствий происшедшего, без анализа их первопричин.

Да, Сталин был палач. Но в какой исторической обстановке и при каком окружении? – Политических болтунов, приспособленных, кажется, лишь к бойне и разрушению, митингам, собраниям и грязной борьбе за влияние и личную власть, заведомо естественную после смерти их главного лидера. К революции по большому счету пришли бандиты. Они жили по законам шайки. Ничего святого, ни честности, ни чести: и Троцкий, и Зиновьев, и Бухарин, и все остальные, за исключением «щепок», которые, по всем правилам, должны были лететь при рубке леса. Вот ему и пришлось, придумав метод нагло-цитатной полемики со своими ортодоксальными противниками, доказать кто из шайки, хитрее, умнее и сильнее.

В реальной жизни нет ничего однозначного, и зло здесь сочетается со своеобразным соломоновым судом над первыми лицами, формально не подсудными, когда за все свершенные ими дичайшие преступления их наказывали сами события, сама история. То, что при этом гибли невинные, – печально. Но тут дело не только в одном Сталине, а и в многочисленных его «помощниках».

По первому каналу ТВ выступил с пространной лекцией Э. Радзинский. На протяжении часа он, демонстрируя экспромтные способности, рассказывал миллионам зрителей о не изменяемых с сократовских времен законах мироустройства и движения человека по жизни, об одном и том же фактически спектакле, разыгрываемом человечеством на протяжении всей истории.

Рейтинг@Mail.ru