Владимир Андерсон
Борьба: Вкус власти (книга третья)
Главнокомандующий
Северский стоял перед Зубковым, докладывая о последнем задании. Свет был достаточно тусклый, ведь горела всего одна керосиновая лампа. Не хотелось, чтобы он видел невыспавшиеся глаза своего начальника.
Честно говоря, этот спецназовец уже изрядно надоел ему: слишком вечно рвётся в бой, ещё и со своими понятиями о героизме и воинском долге. Хоть понятно стало, что так с ним мог не поделить Болотников – упёртый на свои представления, а другие стороны дела и видеть не хочет.
– Нужна полноценная операция. По одному я просто буду терять людей. Мы работаем в команде – в том наша сила.
– И потерял бы ты тогда группу, а не одного человека… Не будь дураком, группа бы так далеко не зашла, как один человек. И у него почти удалось всё сделать.
– Товарищ Главнокомандующий, была бы группа – мы бы покосили всех этих вшивых шахтёров до последнего.
– А зачем нам выкашивать всех вшивых шахтёров до последнего? – Зубков встал из-за стола и обошёл его чуть с боку. Чёрт с ним, пусть знает, что от него несёт вчерашним спиртным, которого он немного перебрал. Но хоть будет знать, что спорить тут не о чем. – Мёртвые шахтёры никому не нужны! Твои что ли люди будут добывать уголь и руду? Ну. Скажи мне? Готов ты этим заняться?
– Никак нет. – Северский не хотя прижал губы, понимая, что слегка погорячился. Его ненависть со временем перерастала в глупость, и он сам уже замечал, что ни к чему хорошему это не приводит.
– Вот именно. Что никак нет. – продолжил Зубков и направился в сторону минибара. Что уж тут терять. Раз он уже учуял, что от него разит, так можно и выпить. Он достал из минибара два стакана, взял бутылку старого армянского коньяка и подошёл обратно к столу. – На вот, выпей лучше рюмку за павшего бойца.
Северский посмотрел на рюмку, потом взял её и поднял перед глазами. И стал вглядываться в её содержимое. Выглядело так, будто он вспоминает, очень детально вспоминает этого бойца и всё, что касалось его до этого. А потом, будто вспоминает ещё тех, кто ушёл из жизни до него… Спецназовец махом выпил рюмку и поставил обратно на стол.
«Ну наконец-то», – подумал Зубков. Он уже начинал сомневаться в том, что стоило наливать эту рюмку. Но нет, оказалось, это решение ещё лучше, чем он предполагал заранее. Всё же, в людях разбираться он умеет, как следует. Не то что этот старый хрыч Хмельницкий, который относился ко всем вроде как «большой батя». А надо быть командиром, начальником, большим боссом. Тогда это работает. Тогда тебя не только уважают, а боятся, главное. И только тогда можно проявлять чуть человечности, вроде этой рюмки за упокой.
То, что человек Северского не смог убрать Гору, это не особо удивляло. Это было, скорей даже, более ожидаемо, чем возможный успех. Смысл акции-то был вовсе не в том, чтобы достичь непосредственной цели. А в том, чтобы Гора стал более подозрительным, мнительным, боязливым. Теперь он будет бояться каждой тени в каждом зассаном углу, и осторожней будет принимать любые предложение. У него там хватает разных желающих сменить его на этом посту: хиви, чумы, даже свои. На маки ему тут нечего думать. Маки он же и не нужен толком, ничем особо не мешает.
Даже наоборот можно решить, что только для маки его возвышение и выгодно. Что только маки останутся его верными друзьями, пытаясь сделать жизнь обычных людей лучше. А не просто бодаться за влияние, как все остальные. Он вполне может так думать… А то, что он нам слил вовсе не информатора, а кто под руку попался, так это вообще неизвестно. Может, он сам был в полной уверенности, кого сливает, может нет. Но вряд ли он знает о том, что в итоге это трепло Раньерова мы отпустили, найдя настоящего предателя. Это Горе знать ни к чему. Пусть верит в то, что поставлял нам добротную и своевременную информацию.
А главная проблема в том, что теперь его прикрывают хиви. Вместе у них может быть даже очень удачный симбиоз. Пока он будет питать их экономически и предоставлять свои, хоть и скудные, возможности в области транспортировки, хиви будут успешно оборонять его от любых опасностей. И лучше всего, если бы он подумал о только что сделанном акте в виде покушения на него, как акте со стороны хиви, которые хотят занять его место и самостоятельно всё контролировать. Надежды на это немного, но всё же это лучше, чем просто ждать, пока их конгломерат будет набирать обороты.
И, думается, что некогда Шакал не всё рассказал, что знал про своих и про префекта. Думается, что не надо было эту работу доверять Северскому, который кроме грубой силы больше ничего не знает. Вон и ссадины у него заживают на раз, пока у того раскроена голова пополам. Он бы всё же пригодился ещё. Хоть бы для видимого обмена… Они ж ведь обращались по закрытым каналом к нему с предложением обменять Шакала на тридцать наших бойцов. А отдавать-то нам уже было нечего… С другой стороны, и наших этих 30 бойцов пришлось бы всех отдать в штрафбат и только усилить этим Хмельницкого… У всего вечно есть две стороны. Одной стороны не бывает…
– Я убью его сам. – грозно сидя на стуле и смотря на пустую рюмку, сказал Северский.
– Кого?
– Префекта. Приду сам и перережу ему глотку.
Да нет, он на всю голову больной. Вообще не думает ни о последствиях, ни о данности. Его там точно узнают – кто такой, откуда. И всем будет понятно, с чьего разрешения он туда припёрся. Про все заговоры и интриги для шахтёров можно будет просто забыть.
– Командира спецназа отряда 14 кто-нибудь да узнает… – начал было Главнокомандующий.
– И пусть узнают! Им тоже перережу.
– Ну как знаешь… Как голову сложишь, у меня не будет сложностей с тем, чтобы поставить Болотникова за место тебя. Вояка он знатный. Твоих парней в обиду не даст…
Северский достаточно грозно посмотрел на своего командира и встал:
– Я ещё найду способ достать префекта… Разрешите идти.
– Разрешаю.
Северский откланялся. По крайней мере, на какое-то время он притихнет и задумается над не только своим будущим, но и будущим всего своего любимого спецназа, который он уже не отделял от себя самого. Бывает всё же, когда и взрослые мужики с чем-то доигрываются и начинают относится к этому чему-то не вполне объективно. А как к своему детищу… Словом, опять Хмельницкий… Также отнёсся к Отряду 14, как к своему детищу, и побоялся его раскола. Слабость это, а не сила. Когда боишься, что дело прогорит, и потому отдаёшь его другому… Сила как раз в том, чтобы дело без тебя не жило. Тогда и удержишь ты всё, как следует.
Даже вон Болотникова к месту получилось указать. Конечно, ж не такой я дурак, чтоб ставить на место командира спецназа опального Болотникова. Но к тому ж знает, что у меня на уме. Это и со зла можно сделать. Сделаю – не сделаю. Это никто не знает, что я сделаю, а что нет. Кроме меня. А поугрожать последствиями всегда можно. Тем более пустоголовых солдафонов типа Северского…
И самое время поговорить и с ним… Раз уж они так успешно нашли этого предателя себе не в пользу. Предатель оказался из штрафного батальона, и даже несмотря не то, что нашли они его сами, за сам факт получили выговор. Справедливо? Справедливо. Они ж ведь и не пожалуются… Но заодно и это можно спросить…
Зубрилов снял трубку и приказал своему адъютанту вызвать к себе майора Болотникова. Тот явился чуть ли ни в пару минут, буквально за мгновение до того, как Зубрилов успел выпить ещё рюмку и убрать бутылку с уборами себе в тумбочку стола.
– Майор Болотников по Вашему прикажу прибыл.
– Заходи майор. Присаживайся…
Болотников прошёл и сел на стул напротив. В его лице не было видно ни злобы, ни ненависти, ни даже какого-то порицания. Он определённо держал себя в руках и, видимо, был готов ко всему.
– Знаешь, зачем я тебе вызвал, майор? – поглаживая подбородок сказал Зубрилов.
– Не могу знать, товарищ Главком.
– Это всё правильно… Что ты не можешь знать… А я вот у тебя что хочу спросить… Вот вы только что выявили предателя среди своих. В штрафбате… Стучал он чумам значит… Так?
– Так точно.
– Так точно… – протянул Зубрилов, и его рука уже было потянулась к бутылке в тумбочке, чтобы налить себе ещё, но вовремя остановилась. – А скажи мне, майор, что хуже стучать чумам или работать на них?
– И то и то – преступление. Здесь нет смысла делать разницу. Как ни помогай врагу, а если это делаешь, то ты и сам враг.
– Да… – главком понял, что в нужную сторону склонить майора не удастся, и решил перейти к другой тактике. – Это всё так… Ну да ладно… Спрошу напрямую. Как, по-твоему, то, что сейчас происходит в группировке «Донецк-Макеевка», когда они добывают и поставляют чумам в два раза больше, чем раньше. Это предательство?
Болотников взглянул на него прямо и уверенно. Очень оригинально, что уже второй человек подряд на него смотрит каким-то таким образом. Они больше похожи на фанатиков, чем на солдат, воюющих с чумами. Надо ж понимать, что мир совсем не чёрно-белый, а имеет множество оттенков. И кто этого не понимает, всегда будет в проигрыше вместе со всеми своими идеалами.
– Много, что можно назвать предательством, товарищ Главком. – ответил Болотников. – Но называть предательством работу людей, которые получают удары камнями за невыполнение плана – я бы не стал. Гриша сдавал свои, находясь среди своих. Шахтёры делают всё, чтобы выжить, и только.
– А ты не в курсе, я полагаю, что Раньерова неправильно сдал нам именно Гора?
– В курсе. Гора сдал того, кого считал предателем, исходя из своих расчётов…
– Вот-вот… Правильно ты подмечаешь… Исходя из своих расчётов… А какие ж у него расчёты, когда он из бригадира стал префектом. А став префектом получил под свой контроль не одну шахту, а семь… Скажи мне, какой у него теперь расчёт?
По глазам Болотникова было прекрасно видно, что он понимал, к чему клонит Зубрилов. Понимал и не мог не понимать. Потому что с определённого момента это стало понятно всем. Обретающий силу и влияние со временем будет только больше хотеть и того и другого. И совершенно неуместно это отрицать, когда со временем только и видишь, что одни подтверждения этому.
– Мне нет дела до его расчётов. – ответил Болотников также спокойно, как и раньше. – Я воюю с чумами, чтобы освободить людей. Других целей у меня не может быть.
– А хиви ты тоже скажешь, что воюешь за людей? Или, по-твоему, они тоже получают удары камнями за невыполнение плана? В Кременчуге же именно хиви воевали с тобой. И как тебе? Показалось, что их кто-то заставляет?
– Если Вы хотите отдать приказ, товарищ Главком, так отдавайте его. А такие разговоры не по мне. – майор встал и стал смотреть ровно перед собой. Убедить его в чём-то явно не удалось. Но хоть зёрнышки сомнений, мы ему явно посадили. Сколько вот только расти им. Этим зёрнышкам.
– Задание тебе пока одно, майор. – сказал Зубрилов, поглаживая подбородок. – Найди место. Место в группировке «Донецк-Макеевка», где ещё можно повоевать с чумами, а не с людьми.
Инквизитор
Карательную буру священной инквизиции по форме одежды от инквизиторов отличали только тяжёлые бронежилеты и военные шевроны на предплечье с изображением Чёрного Камня на белом фоне. Её готовили лучше командиры имперской армии и СЧК. Все бывшие. Уже после выслуги лет церковь привлекала их к индивидуальной работе. И давала все ресурсы. Абсолютно все, чтобы достигнуть одной цели – карательная бура священной инквизиции должна быть лучше любой буры армии, СЧК, хиви или маки. Чумы в этой буре должны знать все приёмы и тактики ведения боя, которые могут знать любой из противостоящих им противников. И это был не вопрос престижа или конкуренции – это был вопрос выживания. Тех, кто не выдерживал ритма или не мог дотянуть до необходимых стандартов не просто выгоняли, его казнили собственные сослуживцы путём забития камнями до смерти. Так послушание формировалось у чумов из «негласного ресурса», и именно так это подразделение и стало первым невидимым боевым звеном империи.
В планы Самоха входило проломить себе узенькую дорожку в позициях внешнего периметра к главному административному зданию сектора «Диза», а потом в быстрой перестрелке убить Ананхр, чтобы всё выглядело как неудачное сопротивление действия инквизиции. Но когда он увидел, что стоявшее на их пути подразделение хиви стало передислоцироваться, оставив дорогу пустой, то план несколько изменился. Теперь узенькую дорожку делать было не нужно, и подход к здания мог стать совершенно неожиданным для находящихся в нём чумов. Это было куда более удачным стечением обстоятельств.
Местность была с большим количеством оврагов и утёсов, что позволяло добираться достаточно незаметно, хоть и с приличным увеличением сроков. Колонна из карательной буры, шести послушников митрополита и самого Самоха вытянулась в длинную нить, и спустя примерно час пути все уже были измазаны в топкой грязи.
Самох в очередной раз подумал о том, что ему только ни приходилось делать, чтобы выполнять дела угодные святой церкви. Он смотрел на свою роскошное облачение, сейчас перепачканное снизу коричневой глиной, и думал, что это не самое оригинальное, что выпало на его век.
На прошлой своей должности жреца центрального аппарата церкви, он отвечал за досье церковных служителей и выполнял отдельные поручения Невроха, бывшего тогда ещё митрополитом, ответственным за СЧК и высшую администрацию. Досье эти периодически надо было подтирать в одних случаях и добавлять нужное в других. Так однажды ему случилось лично следить за одним из жрецов, а потом устраивать показательную облаву, чтобы тот отказался от своих претензий на один из важнейших постов священной церкви, отвечающей за финансы организации. В досье его добавили отметку о том, что он не способен должным образов следить за своими финансами и приложили его записку, написанную под диктовку Самоха, в которой он приносил извинения своему отцу за то, что потратил значительную часть вверенных ему некогда средств на подарки своим женщинам, коих в данном документе указывалось целых три. Разумеется, с такими фактами, жрец потерял все шансы на какой-либо пост связанный в чем-то материальным.
И эта грязь на парадных туфлях, которые были сейчас на нём, и уже запекающаяся глина на сутане напомнила ему ту самую слежку девятилетней давности. Тогда он измазался примерно также, карабкаясь по склону возле дома своего объекта. Тот жил в пригородах Чум-бату, и почва там была такая же чёрная, как и здесь, такая же густая и жирная словно промасленная чем-то. Вон сколько времени прошло, какой пост он занимает сейчас, а всё равно реалии службы не сильно изменились. Разве что тогда его не окружали сто пятьдесят отборных бойцов «негласного ресурса».
И, как и тогда его неожиданное появление удивило многих. Охранные отряды СЧК завидели инквизиторов уже на самых подступах к администрации, и что-то предпринимать было поздно. На таком расстоянии уже видно, кто это, и случись начаться стрельбе обвинят в этом именно СЧК, которым с одной стороны придётся признать, что подпустили к себе без ведома целое подразделение, а с другой стороны, что, узнав это подразделение, открыли по нему огонь осознанно. Первое означало, что они не способны контролировать территорию вокруг своих объектов, второе, что они открыто объявляют войну Церкви. Полномочий на это у Ананхр не было, кроме того, и уверенности не было никакой, что её бура одолеет буру иневизиции, поэтому, когда ей доложили о появлении церковных служителей, она дала зелёный свет на их проход.
Самох прекрасно видел эту расстановку. Ананхр оказалась загнанной в угол, и теперь ничто не могло помешать ему закончить свою игру в секторе «Диза». Сейчас они не могут его не впустить, а потом не смогут отказать в его просьбах, если он будет проводить их пошагово. А это он умеет прекрасно, что недавно удалось отточить на Базанхре.
Внутренний периметр был огорожен сеткой рабицей, и эсчекисты открыли ворота. Их было явно немного, а снаружи дежурило всего чумов десять, и прохождение мимо них изрядно вспотевших, но совершенно не уставших чумов карательной буры вместе с митрополитом, выглядело чуть ли ни как сдача лагеря после осады.
Инквизиторы заняли позиции внутри периметра, затем продвинулись в здание и заняли позиции там, пока никак не угрожая эсчекистам, а просто создавая вид укрепления безопасности для присутствия своего патрона. Почти сразу к Самоху подошёл один из офицеров и предложил помощь в размещении солдат:
– Вы так неожиданно, Ваше Преосвященство… Здесь неподалёку только что была стрельба. Маки атаковали. Позвольте предоставить Вам убежище в наших стенах.
– Это очень любезно с вашей стороны. – Самоха это несколько повеселило, но он не подал виду. – Проведите меня к начальнику сектора.
Внутренняя архитектура и планировки ничем не отличались от планировок сектора «Корса», но убранство не походило вообще. Собственно, его в общем-то и не было. Голые стены без каких-либо картин или украшений, лишь изредка попадавшиеся служебные и агитационные плакаты, которые обычно висели скорей в рабочих подсобках нежели в помещениях СЧК. Никаких бронзовых бюстов или статуй. Никаких ковров и лакированной мебели. Всё очень строго, чинно и аскетично. Словно это не административное здание, а монастырь, напичканный фанатиками, где не может быть места ничему мирскому.
Такой же был и личный кабинет Ананхр. Личная её охрана из шести чумов внутри и четырёх перед дверью остановила митрополита и его послушников, и отдельно доложила об их появлении. Тут же последовал приказ их пропустить.
Сама Ананхр сидела за небольшим столом и наблюдала в панорамное окно за окрестностями, смотря в окно. Их него простирался вид в сторону промышленной трубы и окружающие её степи. Выражение её лица ни о чём не говорило, а тишина в кабинете и вовсе казалась смиренной.
Самох знал, что некогда в этом кабинете застрелили Манхра, карака сектора. А потом пытали повстанца, который выдал какую-то информацию, детали которой знали только в СЧК. И по слухам, эта информация оказался весьма неудачным приобретение. То, что Ананхр сидела так спокойно могло говорить либо о её пустой глупости, либо о каких-то далеко идущих и много раз выверенных планах.
– Что же до вас так трудно добраться, госпожа Ананхр? – спросил митрополит, ровно ступая к её столу. По сторонам от него то и дело отлетали куски глины и со стуком бухались на паркет.
– Называйте меня по званию, жрец-митрополит. – не глядя на него ответила Ананхр. – Так с чем Вы к нам пожаловали?
Самох присел на стул в то время, как его послушники выстроились полукругом за его спиной:
– Что ж Вы так с ходу, полковник… Вот Ваши сослуживцы обычно очень учтивы к представителям Церкви.
– Да, и горят потом они тоже учтиво. – Ананхр повернулась и посмотрела прямо ему в глаза.
– Горят они учтиво. С этим не поспорить… Но ведь суд святой инквизиции в первую очередь справедлив. А уж только во вторую – снисходителен… Не буду тратить Ваше драгоценное время, полковник… Я здесь по такому делу, чтобы благословить Вас и Ваше подразделение на будущую службу… Дорога была не близкой, и всё только ради нашего общего дела. Дела угодному священному Чёрному Камню…
– Так благословляйте, Ваше Преосвященство. Или Вам нужна помощь со стороны руководства СЧК?
– Да. Мне нужна Ваша помощь…
Установилась тишина. Ананхр смотрела на него, не показывая никаких эмоций. Было видно, что она давно умеет управлять своими действиями и вывести её из себя не представится возможным. В конце концов её брат – член Центрального Комитета Империи. И воспитание у неё должное. Воспитание и характер. Да, не просто так её отправили сюда, в один из самых важных сейчас участков Империи.
– Оставьте нас. – сказал инквизитор своим послушникам. Они быстро ушли, и в кабинете Самох остался наедине с Ананхр и её охраной. – Я доверяю Вам, полковник. Видите, своих я отпустил.
– Это отлично. – ответила Ананхр. – Если Вы намекаете на то, чтобы и я отпустила своих, то этого не будет. Их задача охранять меня круглосуточно. Где бы я ни находилась… Так что Вы хотите?
С каждым новым шагом Самох понимал, что его задача становится всё сложнее и сложнее. Она достаточно прямолинейна, и вместе с тем, нельзя её в чём-то упрекнуть. Всё строго, чётко и по правилам. Это самые любимые слова Инквизиции. И когда эти слова в руках противника, то и карать особо нечего.
– Вы в опасности, полковник. И это не пустые слова… Мне есть, что поведать о некоторых бывших подробностях этого сектора… Например, подробности восстания болгарской сомы на этой шахте, что возможно послужило одной из причин образования автономии…
Ананхр молчала. Её выражение лица и глаз всё также не менялось. В какой-то момент он осознал, что она очень красива, и было даже удивительно, как он мог не замечать этого раньше. Женщины-чумы обычно отличались округлыми чертами лица и достаточно грубым носом – у неё лицо более очень аккуратным и нос тонкий и прямой добавлял какой-то сексуальности её натуре. Самох продолжил:
– Почти год назад мой патрон Неврох дал команду организовать это восстание. У нас были внедрены два человека как руководители их сомы. Это были настоящие провокаторы, которые всеми силами подначивали свою сому на открытое выступление против Империи. И выступить они должны были там, где мы дадим команду. Мы и дали её в секторе «Диза»… Выбор был неслучаен, ведь именно здесь маки ликвидировали карака и на его место поставили Вас… Восстание должно было смести ваши подразделения, убить Вас лично, а подоспевшие части имперской армии подавили бы мятеж и вернули бы гражданской администрации Блуха контроль над сектором… План сорвался из-за Вашего нынешнего протеже, которого вы зовёте префектом… И будьте уверены, скоро мы его уберём своими силами, а на шахте будет новое восстание, похлеще старого, которое уж точно сметёт СЧК во всей округе… Разумеется, и Вас в том числе…
– Какая трогательная история, Ваше Преосвященство. – вздохнув, ответила Ананхр. – Так и зачем Вы мне её рассказываете, раз у Вас так всё складно идёт?
– Я же сказал… Мне нужна Ваша помощь… Следовательно, и Вам – моя.
– Учитывая, в каком Вы, в буквальном смысле слова, сейчас сидите дерьме, Ваше Преосвященство… – ответила Ананхр, глазами показывая на полы мантии митрополита. – Как-то не совсем к месте предлагать свою помощь. Уж не говоря про то, как Вы в таком виде будете кого-то благословлять.
Это всё игра на грани. Причём мастерская. Вроде как она обвиняла его в неподобающем виде, а с другой стороны – это очевидная забота о святых таинствах Церкви, которые нарушать не дозволялось никому, даже патриарху. Иначе бы это низвело на нет и их святость, и святость тех, кто их исполняет. Хоть и не ей было об этом говорить, но она была права, а значит и ответить тут нечем.
– Ну это уж так у вас тут обстоят дела с транспортом. – ответил инквизитор. – И с безопасностью…
– А Вас предупредили, Ваше Преосвященство. Что ради Вашего же блага, Вам стоит повременить с визитом… но так ведь нет. Вы явились сюда во что бы то ни стало, и признались мне в том, что его Святейшество Святейший патриарх занимается подрывной деятельность, которую следует понимать не иначе как попыткой государственного переворота… Признаться, это несколько удивляет…
– Я служу святой Церкви… Святой Церкви, а не патриарху. Случается и так, что и патриарх может оступиться, затем и есть Священный Сейм, чтобы можно было заменить патриарха при необходимости на более достойного… Я Вам сказал об этом, лишь затем, чтобы предостеречь, и не более.
– Так значит, начни мы процесс против него, и Вы выступите в качестве свидетеля?
– Безусловно. – Самох принял самый что ни на есть непримиримый вид. – Патриарх не должен позволять себе лезть в мирские дела, тем более путём подобных неприемлемых акций.
Ананхр медленно утвердительно покачала головой, посмотрела в панорамное окно, затем снова повернулась к митрополиту:
– Хорошо. Так если Вы на стороне интересов Империи, а не чьих-то личных интересов, так что Вы скажете в отношении недавней экзекуции полковника Базанхра?
– Роковая случайность. Вашему коллеге, по всей видимости, совершенно нельзя пить. Он перебрал лишнего и стал публично осквернять святую веру, а когда ему попросили остановиться, то он перешёл к прямым угрозам убийством членам святой инквизиции… Я бы, разумеется, пропустил это мимо ушей, но, вы понимаете, вокруг было множество свидетелей, которые бы потом доложили, что я не принял должных мер… Не представляю о чём думал Базанхр, когда творил все эти безумства.
– Понимаю. – покивала головой Ананхр. – И всё же я хочу ещё раз Вас спросить о намерениях святейшего патриарха Невроха… После успешного бунта он планировал получить доступ к прямому управлению группировкой «Донецк-Макеевка» или посредством гражданской администрации Блуха? Блух был с ним в сговоре?
– Этого я не знаю, полковник… – несколько замялся. – Я лишь знаю точно о его причастности к организации восстания с целью уничтожить СЧК и Вас лично… Это я могу сказать точно. О его дальнейших планах мне неизвестно.
– Этого вполне достаточно, Ваше Преосвященство… Чтобы привлечь Вас как свидетеля. – красивые глаза Ананхр повернулись к стоявшему справа от неё охраннику. – Взять его под стражу.
– Вы не имеете права! – Самох вскочил с места. – Я митрополит!
Он обернулся в сторону двери и закричал своим подчинённым, недавно вышедшим из кабинета.
– Не суетитесь. – сказала Ананхр, пока её охрана скручивала его. – Уж как-нибудь четыре вооружённых спецназовца справят с шестью безоружными оборванцами.
– Вы забываетесь, полковник. – с уже меньшей степенью горячности произнёс Самох. – Со мной прибыла карательная бура святой инквизиции. Стоит мне приказать, и они сметут здесь всё!
– Да, стоит Вам только приказать… – Ананхр поднялась со своего места, и вышла из-за стола. В чёрном платье с нашивками СЧК на рукаве она выглядела очень привлекательно, и было несколько странно, что в этот момент именно такие мысли лезли в голову. – А пока Вы этого не сделали, то они будут стоять на месте как истуканы, пока не помрут с голоду… У вас ведь там послушание – краеугольный камень этих подразделений… А чтоб вы ненароком не сказали, что Вас не просят, так для этого у нас есть свои чудесные препараты. Совсем не такие топорные, как те, что Вы любите подсыпать своим собеседникам… От наших препаратов Вы будете пребывать в таком блаженстве, что не подумаете даже о том, что что-то идёт не так… А Вашей замечательной буре негласного ресурса, мы найдём достойное применение…
Как ни странно, но при всех этих словах выражение её глаз и лица ничуть не отличалось от выражения десятиминутной давности. Всё такие же спокойные, уверенные и сдержанные. Воспитание и характер. Никак не иначе, что такого можно было добиться только одновременным сочетанием двух факторов.
– Ах да, простите. – решила договорить Ананхр. – Не мы, а Вы найдёте замечательное применение буре негласного ресурса… С нашей помощью.
