Владимир Анатольевич Хозеев
Паранойя победителя

Огненная фигура человека-призрака приближалась к растерзанному телу. Теперь он уже смотрит на меня своими сверкающими глазами. Его страшный и сверлящий взгляд – тогда я видел только его. Я приподнялся на частоколе – но что это? – Страшные зубы просверкали перед моим лицом. Это зубы одной из собак. Она прыгнула вверх – прямо мне в лицо. Ужасный крик услышал я, но кто это кричит – это… я!!!

От невероятности ситуации я, кажется, обезумел. Спрыгнув с частокола с другой стороны, я бросился бежать к караульным дворца.

Я прибежал к охране и заорал:

– Там Тисандр убит!

Охранники спросонья выслушали меня недоверчиво, и пошли со мной. Пять охранников с факелами пришли к частоколу, куда я их привёл.

– Ну и что? Где мёртвый?

– За забором.

– Филипп приказал нам туда не соваться. Даже не знаю, что делать, – охранники были озадачены. Они прошли вдоль частокола.

– Частокол не повреждён, ну давай глянем что внутри.

Один из них встал на плечи другому.

– Тут ничего не видно, очень темно. Давай утром будем разбираться – сейчас мы всё равно ничего не найдём. Так ты говоришь, кто его убил?

– Не знаю, что и сказать – это было… – я не знал, как объяснить, чтобы это выглядело правдоподобно: – Мой друг перелез забор, а я нет… Мы хотели выяснить, кто не спит по ночам, ходит и убивает всех подряд… Он перелез… там был какой-то шум… Что-то там произошло… я не видел, но что-то там с ним случилось, потому что он назад не вернулся…

Утром охрана нашла труп Тисандра, он был весь в рваных ранах. Не стану скрывать – охранники посмотрели на меня с некоторым подозрением, расспросили ещё раз, но ничего не сказали.

Днём, на занятиях по физической культуре я встретил Клеомена:

– Ну что сегодня ночью идём ловить маньяка-извращенца! – Клеомен растянул рот в лучезарной улыбке. Я не мог понять, что ему нужно, неужели он сможет справиться с призраком и его собаками? Он сам не знает, что предлагает! Но что я мог сказать ему?..

Я был под впечатлением от бессонной ночи и возможно выглядел немного напряжённым. Теперь предложение Клеомена звучало как самоубийство, но я ему ничего не сказал о моих ночных злоключениях и всё равно согласился.

Итак, нам предстояло встретиться с ним в полночь. Я поднялся с постели, как стемнело, вооружился копьём и пошёл незаметно от охраны к злосчастному частоколу. Ночь стояла на удивление светлая, веял лёгкий свежий ветерок, я дошёл до того самого частокола и стал прислушиваться к темноте. Ждать долго не пришлось – очень скоро послышался шум травы и хруст в темноте. По силуэту я понял, что ко мне приближается Клеомен. Мне показалось, что в этой темноте есть ещё кто-то. Но кто?..

Подходя к Клеомену, я услышал:

– Иди сюда это я, – Клеомен опять сладко улыбался, по-крайней мере мне так показалось в полутьме: – Вот здесь мы и будем отслеживать того маньяка-убийцу, который наводит ужас на спокойное и мирное население нашего дворца.

– Я уверен, что маньяк должен находиться там, – я указал внутрь частокола: – пошли лучше перелезем.

– Так говоришь, он орудует внутри ограждения? Хорошо! Тогда мы перелезем туда и выследим его изнутри, – лёгкая усмешка слегка скользнула на лице моего спутника.

Он помог мне перелезть – конечно, помня вчерашнюю ночь, я не на шутку испугался, но сдержал себя. Мои подозрения насчёт замыслов Клеомена меня тоже настораживали. При этом я остался без своего копья, пока перелезал забор. Смешанные чувства стали терзать меня в те секунды – особенно когда Клеомен перелез без моего оружия, но при этом он и свой топорик оставил за забором. Я начал испытывать необъяснимое чувство присутствия кого-то ещё кроме нас двоих. Я посмотрел туда, где вчера видел призрака с собаками – нет, их пока нет. Я стал вслушиваться в темноту. Мне показалось что-то… Может быть, это были едва уловимые тени где-то сбоку или сзади, или что-то ещё… Становилось жутко и мрачно, но я собрался:

– А где же моё копьё и твой топор?

– Мой топор? Ах да! – тут Клеомен свистнул и из-за ограды прилетел его топор.

– Вот так! – Клеомен улыбнулся теперь уже дьявольской ухмылкой: – Мои друзья помогли мне с топориком. Молодец Килон! Это Килон, ты его знаешь, он предан мне и поэтому всегда помогает. А теперь мы спокойно сможем убить убийцу-психа.

Он медленно двигался ко мне, перебирая в руках топор. Сомнения, что он всё-таки хочет убить меня и так не покидали меня ни на секунду, но тут развязка казалась близкой.

– Можно мне получить моё копьё? Ведь там есть кому перекинуть, – я всё ещё лелеял надежду, что цель убийства – это не моя персона.

– Я бы приказал им кинуть копьё, если бы не был уверен, что убийца – ты! Давай рассказывай, как ты убил их всех или ты будешь говорить, что это сделал кто-то другой?!

– Да… это… я! – я сделал неожиданный ход даже для самого себя. Но мне так хотелось жить, что мысли пульсировали одна за другой. И я решил зацепиться за высказанное им пожелание услышать, как я убивал всех этих людей, чтобы потянуть время… Я говорил, говорил… А призрак фракийца так и не появлялся…

Должен отметить, что перейдя внутрь частокола, я почувствовал какой-то едва уловимый шум откуда-то из-под земли. Какой-то гул или протяжный вой, или всё вместе, а, впрочем, может быть, всё это мне показалось. Может то был мой страх, основанный на вчерашних впечатлениях и ничего более.

Дальше события разворачивались следующим образом. Я начал на ходу сочинять кровавые истории, как я убивал одного за другим, как я постепенно сходил с ума от жажды крови, как я решил попробовать сырого мяса, убитых мной и мне понравилось. Вкусно ли человеческое мясо? Оно похоже… на сырую свинину, политую мёдом… Врать, так врать! Мой оппонент (не знаю, как его сейчас назвать попроще) слушал меня (возможно даже поверил), а его друзья ждали за оградой, когда это всё закончится. К известным убийствам я придумал ещё с десяток вымышленных, «о которых никто не знает», чтобы потянуть время. Я рассказал о том, что чтобы скрыть эти преступления я закапывал трупы в разных местах. Где закапывал? Я могу показать – в лесу, на поляне и так далее. Вы даже и представить себе не можете, как искусно работает воображение, когда ты чувствуешь, что твоя смерть близка.

Откуда ни возьмись, подул резкий холодный даже ледяной ветер. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то вздрогнул.

В центре огражденной территории стояла фигура человека. То есть это был тот самый полупрозрачный образ мужчины огненно-жёлтого цвета. Я понял, что это опять пришёл он, призрак жреца Филарга. Вспомнив разорванный труп своего друга, я пришёл в лёгкий ужас, ведь сейчас я был в опасной близости от него и на его территории.

Клеомен пристально смотрел на меня и не заметил призрака. Наконец, он понял, что я за всё это время не сказал ни слова правды:

– Так ты врёшь гад!!! – интонация в голосе показала его ярость и злобу.

– Ух ты е..! Смотри, – сказал я, когда уставший от моих рассказов, Клеомен уже было сделал замах топором, чтобы одним ударом пробить мне голову, но он всё же повернул голову, чтобы посмотреть туда – куда я указал пальцем.

Мстительный потомок Филиппа остановил свою расправу, его действительно заинтересовало увиденное. Фигура призрака не двигалась. Какое-то время Клеомен не понял, что увидел. Он в угрожающей позе с топором стал медленно двигаться в сторону призрака. Он пытался рассмотреть и понять, что он видит.

– Филипп… – прохрипела фигура фантома.

– Эй, парни! Все сюда! – обернувшись, крикнул Клеомен в темноту. Из-за ограды стали появляться фигуры его друзей – очень быстро вся его банда из семи человек уже оказалась внутри частокола. Кто-то из них нёс зажжённые факелы. Все они были вооружены – дротики, копья и мечи говорили сами за себя – они пришли убивать. Сейчас они тоже видели призрака и хотели подойти поближе, чтобы рассмотреть незнакомую личность.

– Кто это? Во дворце такого нет? Кто это Клеомен? – юноши были решительно настроены, но не знали как вести себя с незнакомцем.

– Сейчас мы это выясним! – Клеомен не верил в призраков, ему казалось, что это мой знакомый. Он обратился ко мне:

– Это что, твой друг? Почему он такой… ненормальный?..

– Нет, я вижу его впервые…

– Парни! Давай схватим его – он тоже какой-то подозрительный, – он указал в сторону огненной фигуры.

Парни поставили свои факелы к забору, обнажили свои мечи, подняли копья и стали приближаться к светящемуся силуэту.

Я услышал вой собак, одновременно какие-то непонятные тени стали двигаться со всех сторон. От страха, я помню, что волосы на моей голове начали шевелиться. Чёрная волна туч стала двигаться по небу. У простого человека от страха, возможно, отнялись бы ноги, но я понял, что появилась возможность убежать. Я сделал прыжок, но ограда была слишком высокая, и я упал на землю. Клеомен обернулся, он понял, что я хочу перепрыгнуть забор и бежать.

– Далеко не убежишь! Схватим и убьём твоего друга, затем убьём тебя!

Он решил быстрее покончить с призраком, впрочем, видимо он не верил, что имеет дело с призраком:

– Кто ты скажи перед своей смертью! – он обратился к призраку, фантом что-то шипел.

После этого с диким рычанием из-под земли выскочили три огромные собаки и с ходу стали валить с ног этих недоверчивых головорезов.

Собрав все силы я попытался допрыгнуть до края забора, но у меня ничего не получалось, шансы спастись стали таять на глазах. Собаки уже разорвали нескольких из друзей Клеомена, а я всё ещё был здесь. Уцелевшие от первых атак псов-призраков юноши стали разбегаться в разные стороны. Они, как и я кидались на забор, но страшные животные и здесь настигали их и оттаскивали от забора. Крики и стоны умирающих, хрип призрака и рык собак – всё смешалось в тот момент. Ко всему этому от неудачно поставленных под забором факелов начался пожар – забор загорелся.

У меня была ещё секунда, чтобы собрать силы в кулак и перелезть ограду. Я сделал очередную попытку и – о счастье! – я одной рукой ухватился за забор. Рука оказалась зажата между досками, но я, преодолевая боль, потянулся вверх и ухватился второй рукой. Собаки разорвали всех и были уже у меня под ногами, я чувствовал их дыхание. Я оглянулся – призрак приближался ко мне. Оставшись совсем без сил, не знаю как, я запрыгнул на частокол. В этот момент забор обдуваемый ветром заполыхал с новой силой – моя одежда загорелась. Я спрыгнул на противоположную сторону и бросился бежать. Одежду я быстро потушил – это меня пугало меньше всего – сейчас я боялся призраков-монстров.

Немыслимо! Но собаки прошли сквозь забор насквозь и устремились догонять меня. Я понял, что ещё ничего не закончилось, и кинулся бежать изо всех сил по полю подальше от этого злополучного места. Какое-то время я слышал дыхание собак за спиной, и старался бежать как можно быстрее, я боялся обернуться, я не хотел замедлить свой бег, чтобы не дать злобным псам шанса как-нибудь зацепить себя, а потом звуки за спиной неожиданно исчезли, я стал бежать тише и тише. Я обернулся: собаки стали отставать, а потом и вовсе исчезли где-то в темноте. Что это? Они стали невидимыми или действительно ушли туда, откуда пришли? Что делать? Я уже не слышал и не видел ничего, но мне хотелось бежать – бежать подальше отсюда. Потом я понял, что убежал уже достаточно далеко. Вокруг был лес, какие-то кустарники, небо стало чистым и на нём появились звёзды. Я стал понемногу успокаиваться и понял, что пора возвращаться.

Потом, ближе к утру я вернулся. Ещё издали я увидел огромное зарево. Но это было не из-за солнца – это был огонь. Горел наш огромный дворец. Все люди, жившие в нём повыскакивали, и теперь стояли, и задумчиво смотрели на огонь. Огонь был так силён, что никто не пытался его тушить. В огне сгорело всё, крыша, стены, а также тот самый частокол, в котором произошли описанные события.

В дальнейшем мы все переехали на другое место жительства. И я стал понемногу успокаиваться и забывать о тех событиях, будто их и не было никогда.

С высоты прошедшего времени, я готов со всей ответственностью заявить – в тот момент, когда Клеомен решил расправиться со мной, он уже тогда потерпел поражение. Боги, я просто уверен в том, отвернулись от него, он был слишком плохим человеком, чтобы получить возможность победить меня. Как говорил наш преподаватель Теофраст: «Все злые поступки совершённые вами, обязательно вернутся к вам, даже если вы умрёте, зло придёт к вашим детям».

Если говорить о призраке жреца и его собаках, то в дальнейшем я о них ничего не слышал. Возможно, они ещё и появляются там по ночам до сих пор, но мне о них ничего неизвестно. Царь Филипп перенёс свою главную резиденцию в более крупный дворец, он забрал с собой и всех нас. И никто уже не вспоминал о том, что был когда-то такой провидец по имени Филарг, и что царь Филипп разгневался на него и казнил. А я в дальнейшем никогда не упоминал об этой истории, не желая навлечь на себя сомнения в моём рассудке. Про смерть Клеомена я также никогда ничего не рассказывал, давая пищу слухам и кривотолкам, но это для меня было гораздо проще, чем поведать о том, что произошло на самом деле. Впоследствии самого Клеомена никто уже не вспоминал, летописцы о нём не успели ничего записать, и имя его кануло в лету.

Глава 4: Набег (есть ли у меня шанс?)

4.1. Введение

Я, Александр Македонский, царь царей, правитель Запада и Востока ну и так далее… хочу рассказать вам ещё об одном случае в моей жизни. Об этой истории никто не знал даже тогда, когда она произошла. Так случилось, что все участники её либо были убиты тогда же, либо погибли впоследствии по разным причинам – такова судьба всех воинов, участвовать в том, в чём обычный мирный человек участвовать не сможет, да и не станет. А все участники этой истории были воинами, профессией которых было участие во всех военных операциях своей страны. Поэтому ранняя смерть их – дело вполне нормальное, и рассказать они ничего не успели. Так что о ней не знает совершенно никто, и не знал в ту пору. Просто рассказывать было некому и записывать не из чьих уст. А я о ней тоже не рассказывал никому, желая забыть всё как можно быстрее. Эта история, как и предыдущие, существенно повлияла на меня, на моё сознание и мировосприятие. Я получил определённый урок жизни. Скажу больше, этот урок стал рубежом, который я перешёл. Я превратился в другого Александра. Того, о котором в будущем скажут «Великий». Именно тогда были брошены зёрна, которые в дальнейшем дали свои всходы.

4.2. «Простое задание»

Немного фантазии…

Я иду по длинному тёмному коридору – слева и справа двери, но я знаю – они не откроются, выход только там… впереди. Я иду – иду долго, очень долго. Я уже сам не верю в то, что выход впереди. Теперь я толкаю все двери, которые мне встречаются, но как я и думал – они не поддаются. Я толкаю даже стены, поворачиваюсь назад – там уже не видно входа, я так далеко прошёл. Что же делать?! Идти вперёд – в неизвестность и пустоту? Или может вернуться назад, туда, что исчезло далеко сзади? Куда, может быть, нет возврата. А сзади кромешная тьма – впереди немного светлее. Что ближе, вход позади или выход впереди? Не знаю, но начинаю бежать. Вперёд, конечно вперёд! Какой длинный коридор! Какой огромный дворец! Я бегу, бегу всё быстрее и быстрее. Неожиданно я споткнулся обо что-то и упал. Что здесь может быть на полу? Я медленно встал, глянул на пол – на нём ничего нет. Я посмотрел вперёд – там, где должен быть выход просто стена. Выхода нет?! Я проделал путь в никуда! Я с разбега бросился на эту стену, желая её пробить – удар – меня отбросило. Тут я проснулся от невероятной боли. О…х!.. У…х! Неужели это был такой сон?!!! Почему всё болит?!!! Особенно шея и голова… Нет, на этот раз это не сон – я участвовал в ристалищах (гонках на колесницах), колесо наскочило на камень и я, вылетев из колесницы, неудачно упал и ударился головой о землю. При этом я потерял сознание, и почему-то мне очень ярко пришло это видение. Не знаю, к чему оно было, но я его запомнил и решил сейчас озвучить.

Да, в наши дни все знатные греки участвовали в самых разных состязаниях. Всем хотелось показать свою силу, выносливость, упорство, ну хоть как-нибудь отличиться – показать, что ты лучший, не такой как все, необычный, если кто был слаб физически, то осваивал музыкальные инструменты и играл перед публикой. Я тоже был таким. Пару раз я выигрывал в беге, один раз в метании копья, в борьбе я тоже всегда участвовал, выигрывал правда не всегда, но это только бодрило меня, я старался больше тренироваться, музыкальные инструменты тоже не обошли меня стороной. Главный принцип здесь – учи всё, потому что каждый грек должен уметь делать всё, настоящий человек должен быть универсален, как говорят римляне нужно из гражданина делать «homo universum» (человека универсального).

Ну, а самые богатые время от времени состязались в таких вот гонках на колесницах. Я говорю, самые богатые – потому что колесницы и кони стоили в Греции очень дорого, за одного хорошего коня давали двадцать рабов, а за новую двухколёсную колесницу – не меньше пятнадцати. Я, конечно, не был богатым: никакими средствами не располагал ни я, ни моя мать, но меня уже считали частью царской семьи, а это значит, я считался на попечении царя и пользовался всеми благами человека при дворе. Но это было не просто. Все придворные работали на «одно дело» и на «одного человека».

Работа на «одно дело» – это работа на усиление царской власти, веса государства, авторитета царского двора. А работа на одного человека – это конечно, повседневная и повсеместная помощь и служение конкретному человеку, царю Македонии. Если простые македонцы уважают царя, то и нам хорошо, а если все уважают придворных – это значит, мы всё делаем правильно. Царь и придворные – это сплочённая связка, где все должны помогать друг другу. При этом царь в любую секунду мог выгнать тебя из дворца, и ты автоматически становился изгоем везде. Ведь пока ты жил при дворе, о тебе забыли все твои родственники, ты как бы ушёл из своего рода. То есть тебе просто некуда было бы идти. Поэтому, с одной стороны, ты всячески угождаешь царю, а с другой, ты всем вне дворца показываешь, что ты являешься средоточием власти и силы, чтобы окружающие уважали и боялись «людей из дворца».

Я уже в шестнадцать лет стал частью этой связки и поэтому пользовался некоторыми привилегиями. Я уже выполнял разные поручения («съезди – привези»), которые сыпались на всех придворных. Так меня воспитывали и вводили в разряд опытных придворных. За моей физической формой и образованием тоже следили пристально, то есть преподавателям я тоже подчинялся – начальников надо мной было не мало. Но такое воспитание дало мне право руководить самому в последующем.

С окраины Македонии Филипп получил известие, что в одной маленькой крепости у западных границ ремесленники оставили небольшой арсенал оружия, заказанный царём. Сами ремесленники не обязаны были привозить свои изготовленные изделия к царю. К тому же, опасно было перевозить оружие по стране без охраны, стоило оно дорого, нуждались в нём все (в Македонии практиковалось свободное ношение любого оружия). Тогда ещё правил Филипп, а мне было лет шестнадцать, но я уже выполнял разные важные поручения и старался быть ответственным. Так вот, царь поручил мне привести это оружие.

Я взял себе в помощь десять воинов в качестве сопровождения. Переход должен был представлять собой примерно два дня пути туда, и два обратно – ничего сложного и опасного. Я не мог предположить, что что-нибудь может помешать этому предприятию, хотя бы потому, что крепость стояла даже дальше от границы с иноземцами, чем, то поселение ремесленников, которое поставило это самое оружие в крепость. Никаких разбойников тогда в Македонии не было – за порядком следили армейские гарнизоны в поселениях и общинная оборона (это когда мирные жители в критических ситуациях объединяются в отряды и решают любые вопросы обороны и розыска преступников). Царь очень жёстко расправлялся с бесчинствами, а армия контролировала всю страну, так что порядок и спокойствие были нормой.

Жизнь была настолько хорошей и спокойной, что по городам постоянно гастролировали иностранные музыканты, цирковые и драматические актёры, показывали крупные спектакли и небольшие сценки (за деньги конечно), так что жизнь процветала, в том числе и культурная. Добавлю о процветании: процветать жизнь стала именно при Филиппе, он отвоевал у иллирийцев и фракийцев очень богатые регионы – золотые, серебряные, медные и железные рудники, а также лесные массивы кораблестроительной ели. Торговля этими ресурсами превратила Македонию в самое богатое государство на Балканах. Скажу больше, именно это время отложилось у меня как самое счастливое время в моей жизни и жизни всей Македонии.

Но вернусь к своему заданию «привезти оружие к царю».

Мы выступили в полдень, при этом ничего не предвещало никаких проблем. День стоял тёплый. Была поздняя весна. Слышался щебет птиц, стрекот кузнечиков и жужжание пчёл. В воздухе витал запах цветов. Казалось, природа шепчет тебе – наслаждайся жизнью, она прекрасна, расслабься – и не о чём не думай! Я вспомнил о своей девушке. Да, у меня тогда уже была девушка по имени Ариадна («совершенно чистая»). Это имя ей дал я сам, родители её звали Антуса («цветок»), она была дочерью дворцового конюха и служанки, она была очень милой и наивной. Её каштановые волосы и голубые глаза говорили о том, что её предки родились где-то в северных странах. Коренные македонцы, мужчины и женщины, чаще всего имели карие глаза и волосы тёмного цвета. Но у всех греков была мода на северных жён, то есть все мужчины Греции покупали на рабских рынках рабынь с Севера и делали их своими жёнами. Дети от таких браков рождались, как правило, высокими, крепкими и смышлёными. Были, конечно, у некоторых греков жёны и из Африки, негритянки, но они были совсем не обучаемы, а их дети обучались плохо и поэтому интерес к этой стороне света пропал.

Так вот, Ариадна, она была такая!.. Как бы это объяснить… я боялся к ней прикоснуться, чтобы не навредить, и в то же время меня тянуло к ней неимоверно. Но конечно на момент, о котором я сейчас рассказываю, мы с ней уже прошли этап разговоров по душам с пристальным изучением всех родинок и морщинок, незаметным обнюхиванием друг друга, как это бывает у собачек, и о чём не принято говорить у людей, но что обязательно происходит у них, а также этап обнимания и поцелуев с длинными паузами и поглаживаниями, и даже следующий этап, но это только сблизило нас. И сейчас я вспоминал её запах, её мягкие плавные движения, интересно, что она участвовала в женских спортивных состязаниях и победила среди метательниц копья в возрасте девушек до восемнадцати лет. Они метали копья в щит на расстоянии тридцати шагов, кто точнее метнёт, тот и молодец. Как я уже говорил, девушки и женщины у нас проводили свои женские соревнования, и те кто выигрывал, имел некий авторитет или статус.

Я вспоминал её красивые… как бы это сказать, когда платье короткое, и при этом видны красивые белые ноги от середины бедра и ниже… Да… При этом я страшно ревновал, если кто-нибудь из мужчин тоже видел эти ноги и высказывал ей всё, что думал. Она отвечала, что пока не моя жена, и я не могу приказывать ей, что делать. Вот если бы я взял её в жёны, то она бы подчинялась мне. Я даже было сходил к маме и сказал, что хочу жениться, то та мне ответила, что сначала нужно сделать карьеру, получить какой-нибудь чин, должность, заработать себе имя, познать не одну, а несколько женщин, а затем выбирать из них ту, которая тебе больше подойдёт, ту, которая поможет подняться тебе ещё выше. Я немного повыступал, говорил, что я сам решу, что мне надо, и если сказал женюсь, значит женюсь, но потом успокоился и пришёл к выводу, что пусть всё остаётся так, как есть сейчас. Мне и так всё нравилось – я любил Ариадну, она любила меня и это было великолепно! И можно было ничего не менять. Зачем менять, если и так хорошо!

Так мы двигались на конях, и я был весь в своих мыслях. День прошёл обычно – мы спокойно совершили переход, с нами было четыре телеги для оружия. Постепенно вечерело. Начало темнеть. Я посмотрел на небо.

– Ни одной звездочки! Ночь будет очень тёмной, – сказал Диодор, один из моих людей.

– Немного отъедем от дороги и переночуем на телегах, – сказал я.

Ночь мы встретили в полной тишине, если не считать редкие крики сов и отдалённый волчий вой. Я лежал и глядел на небо – не было ни луны, ни звёзд. Странно… Так я заснул.

Неожиданно в полусне я услышал конский топот. Вначале мне показалось, что я слышу это во сне, звук копыт отчётливо давал понять, что это два коня. Затем к топоту коней прибавились скрипы, скрежет и всхлипывание. Я вскочил с телеги, хватаясь за что-нибудь из оружия. Пика – я схватил и сильно сжал её в руке. Я стал вглядываться в темноту. Ничего не видно! Мрак стоял такой, что я не мог видеть собственных ног. Где-то неподалёку, где должны были стоять остальные телеги со спящими воинами, шла какая-то возня.

– Кто здесь?!!! – крикнул я, как можно более грозно, напружившись всем телом: – Быстро говори или я убью тебя!!!

Я расслышал, как чёрные силуэты засуетились, скрежет усилился, стало ясно – в этой темноте нас кто-то пытается убить. Я толкнул лежащего рядом воина в бок, чтобы тот проснулся и, схватив щит, бросился вперёд. Быстро сообразив, что тени на конях бьют копьями в моих спящих людей, я ребром своего щита ударил ближайшего коня незнакомцев в район коленного сустава – тот присел, тут же пикой я ударил всадника в торс со спины. Пробить с одного удара защитную одежду противника мне не удалось, однако на ноге его повис раненный Эвклид, опытнейший из наших воинов, чем отвлёк врага.

– Я держу его! – Эвклид, бесспорно, помог мне.

Чёрный всадник пикой добил его, но из-за этого он потерял момент – я ударом пробил одежду и воткнул своё оружие в спину врага. Тот слетел с коня. Спящие повскакивали и бросились на второго (их действительно оказалось двое) всадника, но тот успел ретироваться, через секунду топот его копыт был уже еле слышен, а силуэт его затерялся где-то в темноте.

– Кто ты?! Что вам было нужно?!!! – кричал я умирающему налётчику.

– Кто из вас Александр? – прохрипел умирающий и когда услышал ответ, заявил:

– Тебе не дожить до утра, Александр… – в лице незнакомца скользнула презрительная усмешка (её я увидел даже в этой темноте), после чего он отключился навсегда. Мы зажгли факел, чтобы осмотреться. Убитый был одет как одеваются далматы – горный иллирийский народ к западу от Македонии. Что здесь делали далматские всадники? Было непонятно. И главное, откуда он знал меня и зачем я был нужен им. В войнах с далматами я ещё не принимал участия. Я ничего не сделал, чтобы заставить кого-то из них ненавидеть себя. Мы рассмотрели потери – двое убитых, Эвклид и Афобий; Ипатий был ранен – пробита пикой рука. Мы перевязали её.

– Думаю, нам нужно уходить отсюда, проведём ночь в другом месте, – приказал я своим. Труп незнакомца мы бросили, а своих убитых забрали, чтобы похоронить.

Так как было темно, хоть глаз выколи, далеко мы не пошли, зашли за холм, чтобы на нас не совершили повторное нападение. Я поставил дозорного, чтобы тот следил за обстановкой и положил всех спать дальше. Но сон мне уже не шёл. Не скажу, что я испугался, но напряжение теперь не покидало меня. Я вздрагивал и хватался за меч при каждом шорохе кустов, вздохе коней и тому подобном. Остаток ночи показался вечностью – я перебирал всех, кому я мог навредить настолько, чтобы те мечтали убить меня и главное, могли привести своё желание в реальное исполнение. У всех есть враги, более или менее ненавидящие. Я думаю, каждого человека кто-нибудь хочет за что-нибудь убить, но не каждый приводит эти свои мысли в действие. Когда вы на виду у всех, вас обязательно кто-нибудь ненавидит. Не скажу, что я до этого был ко всем добр, и у меня не было завистников, но ярых врагов у меня тоже не было. По-крайней мере, так я тогда думал…

Ну, хотя вспоминается один нелицеприятный случай, когда парень по имени Зопирион, сын офицера-сотника македонской армии начал приставать к моей Ариадне, а может просто разговаривал, а не приставал. Это было полгода назад. Ему семнадцать лет, он на год старше меня… Мне показалось, что он пристаёт к ней и я вдруг испытал прилив ревности… Да, я напал на него. Так получилось, что он был немного навеселе, то есть выпил вина и поэтому заторможен… Я со всей силы ударил его три раза – он схватился за лицо, пара синяков была обеспечена… Но он сказал, что обязательно отомстит мне, он собрал парней и пришёл ко мне, у меня тоже были друзья – пятеро против четверых… Нас остановили и обо всём доложили кому надо. Филипп тогда отсутствовал и приказы по нашему воспитанию давал его наместник Антипатр. Этот особо разбираться не стал, он решил всех наказать физическими тренировками. Все мы, и мои друзья, и враги, неделю должны были отжиматься каждый день по тысяче раз и пробегать расстояние по сто стадиев (примерно восемнадцать километров). Да, пришлось пройти через всё это, но я не в обиде на Антипатра, я принял эти тренировки за счастье, ведь обычно я мало тренируюсь и много отлыниваю, а тут такой случай. К тому же все из нас, кто был наказан, так выдыхались на этих тренировках, что неизбежно как-то сблизились (ну кроме нас с Зопирионом). Зопирион, наоборот, после этого ещё сильнее обозлился на меня. Моя мама Олимпия отнесла родителям Зопириона пирог, с просьбой забыть обиду и те уверяли её, что инцидент исчерпан. Но сам Зопирион всегда отворачивался, увидев меня, да и я как-то не стал извиняться за нападение. Но здесь… – взрослые подготовленные воины, да ещё иностранцы, не мог же сын сотника нанять несколько далматов, чтобы ликвидировать меня! Или мог? Совсем забыл!.. В последние дни отец Зопириона Андромах стал тысячником – это не просто подъём в карьере, это взлёт. Говорили, он со своими воинами раскрыл и арестовал группу заговорщиков, которые хотели убить Филиппа, за это тот его и поднял… Если Андромах станет полководцем и отдаст своего сына Зопириона за дочь царя, то оба они станут приближёнными при дворе… Это уже родственные отношения… В этом случае я буду реальным конкурентом для обоих…

Вспомнил ещё одну историю… Когда мы с друзьями купались в речке, то к нам подошли какие-то неместные, по виду они были нашего возраста (около шестнадцати лет) и напоминали каких-то деревенских. Они тоже стали купаться вблизи нас. При этом они так громко кричали, что один из нас не выдержал, подошёл к ним и сказал (немного, наверное, грубовато), чтобы они не орали, а очень быстро собрали свои шмутки и валили отсюда, пока мы им не навешали. Нас было семеро, а их десять, но они были примерно нашего роста и довольно худосочные. В-общем, началась драка, мы стали забивать чужаков – годы изощрённых тренировок, придуманных царём Филиппом, дали о себе знать. Поняв, что им придётся плохо, трое из них, выплюнув выбитые зубы и вытерев рукавом обильно залитые кровью лица, вытащили кинжалы и с яростью бросились на нас. У нас ничего не было – мы стали отступать, кто-то просто убегал. Но тут я увидел на песке длинный шест-заготовку для копья… Я поднял его и атаковал чужаков… Ну что тут можно сказать… – ничего хорошего… Они были очень агрессивны, а я сильно испугался или лучше сказать перевозбудился… Одному я проткнул живот, второму вонзил своё копьё в глаз, третий тоже кинулся на меня… Он ухватился за копьё и пытался зарезать меня… Копьё сломалось надвое, а от удара кинжалом я увернулся… Интересно, что все вернулись к исходным позициям и сейчас наблюдали за происходящим, ожидая развязки. Прошло несколько минут, мне не удавалось ничего, а незнакомец оставил на моих руках несколько глубоких порезов, мои парни уже стали нервничать, но я сумел переломить ход боя – один конец копья вошёл в горло моему противнику, а второй я забил ему между рёбер… Да, очень грубо и жестоко… Но он бы убил меня, если б смог… Незнакомцы убежали, а мы пошли во дворец и сказали, что на нас напали вооружённые парни, но мы смогли отбить атаку… Все мужчины собрались вокруг нас и внимательно выслушали. Я не ожидал такого эффекта. Нам предложили взять оружие, сесть на коней и догнать обидчиков. Начальник охраны дал нам в подмогу сотню воинов. Я уже и так насладился кровью и поэтому не хотел никуда ехать, но мои друзья сказали, что обязательно нужно догнать оставшихся семерых, если мы оставим всё как есть, то все во дворце поймут, что виноваты мы сами – напали на беззащитных парней и даже троих убили, а так мы будем демонстрировать праведный гнев и желание, из чувства справедливости, наказать непрошенных бандитов, чем заслужим уважение всех во дворце. А то, что мы первые начали тот конфликт, не должен знать никто – они напали, а мы защищались, затем трое были смертельно ранены, мы их добили и вернулись во дворец. На том и порешили. Поймите меня правильно: все во дворце поверили, что на придворных было совершено нападение. Этот факт нельзя было проигнорировать и поэтому была организована погоня.