bannerbannerbanner
полная версияСестра самозванца

Владимир Александрович Андриенко
Сестра самозванца

Полная версия

Глава 11
Путивль.
Ноябрь 1604 года.

Путивль.

Ноябрь 1604 года.

Князь Василий Мосальский товарищ воеводы Путивля Салтыкова был сражён красотой незнакомки с первого взгляда. Она была прекрасна даже в грубой одежде. Князь представил себе эту женщину в польском придворном наряде.

«Такая может блистать при дворе короля. Больше того, будь я королем Польши, не пропустил бы такой панны! Все же их порядки много приятнее наших. Можно ли сравнить вот эту женщину с моей боярыней?»

Но вслух князь произнес только:

– Панна оправдала слухи о красоте польских женщин.

Елена усмехнулась в ответ. Знал бы князь, что она русская.

Мосальский продолжил:

– Я не могу поверить, что панна служит самозванцу. Что связывает панну с этим человеком?

Елена подумала:

«Он мой родной брат и это я посоветовала ему назваться именем царевича Димитрия. Но тебе, князь, про это знать не стоит».

Она ответила вопросом на вопрос:

– Самозванцу? Но если он истинный царевич?

Мосальский, высокого роста крепкий мужчина в расшитом серебром кафтане с откидными рукавами и воротом, засмеялся. На его коленях – дорогая сабля-карабела. Рука князя лежала на золоченой рукояти, и его пальцы гладили рубин, украшавший эфес.

–Панна явилась убеждать меня в происхождении самозванца? Тогда это напрасный труд.

–Значит, пан не верит?

–А сама панна тому верит?

–Я могу сказать, во что верю. И пришла я не убеждать пана в происхождении царевича. Я не столь глупа.

–Так во что верит панна?

– Я верю в скорое падение династии Годуновых! Или пан князь доволен тем, что Годуновы облепили трон и приказы в Москве! Словно иных людей и вовсе нет.

– Сие верно, – согласился князь.

– Так я предлагаю князю стать боярином нового царя! И князь сможет занять место подобающее его знатности и его смелости.

– Мне предать моего государя?

– Годунов для пана есть государь?

– Я целовал ему крест!

– Князь! У меня нет времени на пустую болтовню!

– Но панна забывает, что я могу не отпустить её из моего дома. Панна прибыла из стана врагов. Я должен задержать панну.

Елена не испугалась. Она только одарила князя своей улыбкой. Мосальской снова залюбовался красавицей. Таких глаз и губ он не видал в жизни.

«Вот за кого и полжизни не жаль, – думал князь. – Не девка – огонь. Словно и не человек она – ангел небесный».

– Князь, я пришла не для того, чтобы тратить время на пустое. Я пришла предложить – почет и славу в будущем. Но если князь прикажет меня схватить, то станет врагом царевича.

– Путивль не город самозванца. Это крепость его царской милости Бориса Федоровича.

– Князь! Я не так глупа! Я уже посетила посадского старшину Тогоумова. И он ждет меня у твоего дома. И с ним больше ста человек посадских, тех, кого давно обворовывает твой воевода Салтыков.

Мосальский пугал красавицу просто так. Не собирался он доносить на неё. Ему самому не было дела до Годунова и его наследника.

– Я ведь недруг Бориске, моя панна, – уже дружелюбно произнес он. – Годуновские родичи престол облепили словно мухи. Всюду они. В том панна права. А род-то Годуновский не велик. Чем мой род хуже?

– И я про то, князь. При Димитрии Ивановиче станешь ты в государстве по чести и роду твоему, а то и выше.

– Что делать прикажешь?

– Скоро здесь будут воеводы Димитрия. И тебе следует помочь царевичу быстро захватить город.

– То дело трудное.

– Но сие дело тебе по плечу, князь.

Мосальский самодовольно усмехнулся. Он знал себе цену.

– Я многое могу, моя панна. Есть среди прибывших в город дьяк Сутупов. Привез он из Москвы 10 тысяч рублев серебром. Сие государево жалование служилым людям в крепости.

– И что сей дьяк? Верен Годуновым?

– Верен до поры. Все мы верные до поры до времени, панна. Но знаю точно, что Сутупову своя голова дорога.

– Своя голова всем дорога, князь. И выгода своя. Пусть сей дьяк отправиться к государю Димитрию Ивановичу и примет от него честь!

– Так путь панна сама и скажет про сие дьяку.

– Охотно, пан князь…

***

Воевода Путивля Михайло Салтыков расположился в трапезной и вкушал пищу в компании своего товарища князя Василия Мосальского.

Толстый Салтыков раскраснелся от выпитого вина и бахвалился.

– Слыханное ли дело! Они угрожают мне! Идут с горсткой людишек, и думают взять сей город, где воеводой сидит Салтыков!

Мосальский не разделял оптимизма воеводы.

– Они взяли Монастырский острог. Подумай про то воевода. И взяли быстро. Без единого выстрела. Смекай! Затем Чернигов! Тоже крепость!

Князь осушил кубок залпом и поставил его на стол. Хмель не брал его.

– Сие город и крепость с пушками!

– Воевода! Ты слышал ли меня?

– Слышал, князь. Как не слышать.

– Дак ворам ворота открыли изменники и здесь тоже будет. Али думаешь, что за Бориску Годунова кто станет воевать?

Салтыков поперхнулся и закашлялся. Такое молвить про царя. В уме ли князинька?

– Ты вином упился, али как? – спросил он Мосальского.

– Не берет меня вино! Так вот, воевода. И ты не зыркай. Али напугать меня вздумал? Так сие напрасно, воевода. Я дело молвил.

– Но сие измена!

– Да ты не ори так. А то дом переполошишь. Ты меня слушай. Прибыл в Путивль дьяк Сутупов с государевым жалованием служилым людишкам. 10 тысяч рублев серебром.

– То верно! – кивнул толстый воевода. – Борис Федорович повелел раздать жалование стрельцам и казакам.

– Но ты прошлое жалование стрелецкое всегда половинил и стрельцы наши того не забыли. И вспомни, как они тебя на копья поднять хотели. Не забыл?

Воевода сердито сопел. Еще бы ему сие забыть. Сколь страху тогда натерпелся.

– Ты говори дело, князь Василий.

– Я и говорю дело, Михайло Иваныч. Против тебя посадские людишки давно зубы точат. Им дай лишь повод, и они и тебя, и всех кто рядом с тобой перережут.

– Того не дам! – вскричал воевода и бахнул кулаком по столу.

Мосальский лишь засмеялся.

– Ой, ли! Не дашь! Они спрашивать не станут. Как только самозванец подойдет к Путивлю, твоей власти здесь конец.

– Неужто все изменники? – спросил Салтыков.

– Не все, но многие. И города нам не удержать. Разве если из Москвы придут полки дворянской конницы и три приказа московских стрельцов.

– Да разве даст царь нам такие силы? – спросил воевода.

– То-то что не даст. Бориска-то не видит из Москвы того, что нам грешным видно. У нас полк в 500 пищальников30 и все ненадежны! Про то Бориска думает ли? Я ли не говорил, что надобно сей полк из детей боярских набирать? Но кто слушал меня? Набрали туда казаков да беглых людишек без роду племени! И чего теперь?

– Не станут за нас стоять?

– Какое там! – махнул рукой Мосальский. – Тебя первого на копья и поднимут!

– Чума на тебя, князь. Каркаеш как ворон! У нас есть 700 московских стрельцов! Про сие помни!

– И что? В городе ворья полным полно! Все они уже славят Димитрия. Чего смогут твои стрельцы? Да и среди них не все станут стоять за Годунова.

Салтыков получал известия о том, что делается на Москве. Там хватали всех, кто даже произносил имя царевича, жестоко пытали, а затем бросали на плаху.

– На Москве казнят за такие речи, князь. Бориска-то наш нынче государь великий.

– Слыхал я про казни на Москве. Бориска и жена его, дочь кровавого Малюты совсем ума от страха лишились. Сколь крови уже пролито. А за что?

– Я про свою голову думаю, князь. Мне своя голова дорога.

– Вот я и предлагаю тебе сохранить твою голову. И не только голову, но и имение. А можно будет еще и от царевича получить кое-что за верность.

– Чего ты его царевичем величаешь?

Мосальский ответил:

– Ты не так молод, воевода. Ты помнишь Грозного царя хорошо.

– Как не помнить.

– Тогда вспомни, как он посадил на трон татарина Симеона Бекбулатовича31 И ты тогда кланялся татарину до земли!

Салтыков вскипел:

–А ты не стал бы кланяться? Ты тогда пешком под стол ходил и не состоял при дворе на Москве!

– Я не о том, воевода. Коли кланялись знатные бояре царства московского татарину, то отчего царевичу Димитрию не поклониться? Какая разница кто он, ежели есть и пить станет из наших рук?

– Все верно молвил ты, князь. Верно! Мой отец в давние годы говаривал мне, что и сам царь Иван Васильевич не царского рода. Ведь мать его Елена из роду Глинских не сколько старого великого князя Василия ублажала, сколько молодого князя Овчину Оболенского.

– Вот и я про сие говорю, воевода.

– Это коли сядет царевич на трон. А коли нет?

– Сядет тот, кого на трон посадят.

В покой воеводы ворвался стрелецкий сотник. Он снял шапку и низко поклонился воеводе.

– Беда, воевода!

 

– Что? – спросил Салтыков.

– Бежал дьяк Сутупов!

– Бежал? Куда?

– К самозванцу! – произнес Мосальский.

Воевода посмотрел на князя. Затем повернулся к сотнику.

– А жалование? Казна государева?

– С собой увез, – ответил сотник.

– Началось, – ответил Мосальский. – Теперь жди открытого бунта!

– И что делать? – спросил Салтыков.

– Выход есть! Целовать крест (принести присягу) Димитрию Ивановичу.

– А коли Борис потом одолеет самозванца?

– Дак сие потом будет, воевода. Потом. А думать надобно, как ныне уцелеть.

– Оно так, князь. Кто против сего спорить станет. Бегство дьяка решает все за нас…

***

Путивль.

Декабрь 1604 года.

Прошло не так много времени, и в Путивльском лагере царевича быстро собирались войска. Вчера прибыли больше тысячи казаков с Дона. Понемногу росли отряды князя Сумбулова. Но больше всего приходило беглых крестьян.

Эти не пользовались расположением командующего Юрия Мнишека. Но они и не стремились стать по его начало. Они избирали своих атаманов и воевали с полками Годунова как могли.

Теперь в свите царевича были русские воеводы князь Мосальский и князь Сумбулов. Димитрий Иванович сделал их боярами своей ближней думы…

***

Мосальский был невысокого мнения про Сумбулова. Кто он был по отцу? Столь ли высоко сидели его предки, как князья Мосальские, в думе и на воеводствах? Нет! Не прыгали они выше царских спальников и мыльников. Никто из Сумбуловых даже окольничим не был. Да и большими талантами князь не блистал, только и того, что на саблях был рубиться мастер. Дак это можно про любого сотника государева стремянного полка сказать. А Мосальские род свой вели от великих князей Черниговских и были Рюриковичами.

Но ныне Мосальский вынужден был смириться и забыть о своей боярской спеси. Сумбулов пользовался доверием самозванца и при особе его появился раньше.

– Скажи мне, князь, – спросил Мосальский, – слыхал ты про девицу некую именем Елена?

Сумбулов усмехнулся в ответ.

– И тебя зацепила красавица?

– Видал её только раз, но не выходит из моей головы сия полячка. Кто она?

– Полячка? Да с чего ты взял, князь, что она полячка? Она русская.

– Русская? – удивился Мосальский.

– Ты, князь, ничего не знаешь.

– Так скажи мне, что я должен знать?

Сумбулов рассказал:

– Сия Елена у нас вроде как дочь дьяка Порошина. А сей дьяк крепко ненавидит род Годуновых.

– Дочь дьяка? А роду какого сей Порошин? Из боярских детей?

– Ты не понял, князь. Порошин считается отцом красавицы. Но он ей не отец. Она роду Отрепьевых.

– Что?

– Роду Отрепьевых.

– Тогда получается, что…

– Она сестра самого. Но не может же он признать её сестрой. Вот и стала она дочерью дьяка Порошина. Но ты, боярин, брось думать про красавицу.

– Это еще почему? – спросил Мосальский.

– Ведь ты женат.

– И что с того?

– У сей девицы в поклонниках ходит пан Бучинский.

– Секретарь царевича?

– Он. А пан сей весьма мстителен, и на многие пакости способен. Такого лучше иметь другом, а не врагом, коли хотим на трон царевича Димитрия посадить.

– Сие верно, князь. С Бучинским пока ссориться нет резона.

– Здраво рассудил, боярин. Мало ли красивых девок на Руси?

Мосальский подумал про себя:

«Может и много, но такая одна. Хотя становиться поперек дороги секретарю самозванца не стоит. Здесь Сумбулов прав. Пока можно повременить. Никуда она не уйдет от меня…»

***

В покоях царевича собрались воеводы для обсуждения дальнейших планов ведения войны. В последнее время противоречия в мятежном стане обострились. Мнишек с тревогой смотрел на рост отрядов из черни, которые прикрывались именем царевича. Казаки с недоверием относились к полякам, и считали, что они лишние в борьбе за московский трон. Противоречия необходимо было сгладить в преддверии больших битв.

Все уже были в сборе. Явился царевич Димитрий Иванович, и не было лишь главного начальника армии пана Мнишека.

Царевич тихо, чтобы больше никто не мог его слышать, обратился к Бучинскому:

– Пан Мнишек заставляет себя ждать.

– Все равно нам известно, что он скажет. Можем начать и без воеводы.

– Не стоит сейчас его раздражать. Покуда потерпим.

– Но он слишком нагло себя ведет, государь.

– Он мне нужен, пан Бучинский. Его время еще не прошло. Мне нужны еще крылатые гусары и немецкая пехота.

Пан воевода Сандомирский вошел в покой с гордо поднятой головой. Он всегда подчеркивал, кто здесь главный. Его малинового цвета кунтуш с вышивкой был опоясан шелковым шарфом. В руке у воеводы был декоративный буздыган32, украшенный драгоценными каменьями – знак его власти над армией.

Вокруг Юрия Ежи Мнишека сразу столпились разодетые шляхтичи и гусарские офицеры. Здесь сверкали шелка и парча. Поляки и литовцы выполняли приказ своего вождя не сливаться с холопами.

Отдельно стояли русские воеводы царевича из знати. Эти также не желали мешаться с казаками. Одевались они скромнее поляков, считали, что не время теперь выделяться и кичиться богатством.

Казачьих атаманов на совет, на сей раз, не пригласили. Царевич не хотел ссор среди своих сторонников.

– Я против мужицкого бунта! – заявил Мнишек. – Я пришел сюда не поднимать мужиков на князей!

– Да кто про сие говорит? – возразил князь Сумбулов.

– Но вчера в наши отряды влились сущие мужики! Вы рожи их атаманов видели, князь? И их допустили во дворец к царевичу!

– Сии мужики не часть нашего войска, пан воевода, – спокойно возразил Сумбулов. – И с нами плечо к плечу воевать они не станут. Они пойдут отдельными отрядами и привлекут к нам еще людей.

– Солдат или восставших холопов? – спросил Мнишек.

– Какая разница? Лишь бы с людьми Бориса воевали.

– Странно мне слышать от пана князя такие слова, – сказал Мнишек.

– Да чего здесь странного, воевода? – вмешался самозванец. – Нам нужно власть у Бориски Годунова отнять. А для сего все средства хороши. Король Сигизмунд не торопится нам помогать. Где его войска? Где обещанная помощь?

– В Самборе формируются новые полки! – сказал Мнишек.

– Не более пятисот всадников пришло к нам из Самбора! – возразил царевич. – Остальных ждем! А сколь ждать? Бориска не ждет, дворянское ополчение собирает!

– В Новгороде-Северском новый воевода сел, государь, – доложил Велимир Бучинский. – Басманова отозвали в Москву. Говорят, большие милости его ждут от Годунова.

– Я сего воеводу знаю, государь, – сказал Сумбулов. – Он весьма храбрый и нам может пригодиться.

– Нам? – Мнишек посмотрел на князя. – Он сражается на стороне Годунова. Пока нам от него один вред.

– Но его можно переманить на нашу сторону, пан Мнишек. Басманов падок на почести.

– К нему уже посылали людей, но он приказал моих посланцев повесить! – сказал царевич.

– Людей посылали малых. Басманов почет любит.

Димитрий подумал, что с сим делом могла бы справиться Елена. Но Басманов в Москве. А там как в осином гнезде – опасно. Люди Годунова там лютуют.

– Басманов не командует армией Бориса, – заявил воевода Мнишек. – Годунов поставил над войском большого воеводу князя Мстиславского. К нему присоединился князь Шуйский с отрядами стрельцов и немецкая наемная дружина Розена.

– Что с того? – возразил Димитрий. – О том, как переманить Басманова стоит подумать.

– А что делать с армией, которая выступает против нас? Вот что главное, царевич. Наши отряды все чаше возвращаются с поражениями. Не все спешат под твою высокую руку, государь.

– Не думаю, – заявил Димитрий, – что все солдаты Мстиславского станут воевать против своего законного государя. Я сам стану в ряды бойцов под большим государевым знаменем!

– Сие слишком опасно для государя! – возразил Мнишек. Его раздражало бахвальство самозванца.

– Ничего! Бог сохранит меня, как сохранил однажды!

Глаза Димитрия светились, и в этот момент он сам верил, что он сын Ивана Грозного.

– Государь, воевода прав. Твоя жизнь нужна верным подданным, – поддержал Мнишека пан Бучинский.

– И потому я должен сесть на отцовский трон, панове!

Шляхта и русские дворяне поддержали его приветственными выкриками…

***

В дом к купцу Назару Рогову явился человек. На нем польский дорогой кунтуш и было видно, что он из свиты самозваного царевича.

Рогов испугался. А если они дознались, что он служит Годунову?

– Ты купец Назарка Рогов? – строго спросил незнакомец.

– Так, милостивый пан.

– Чего испугался-то? Не дрожи. Я знаю, кто ты есть. Потому и пришел к тебе.

Рогов испугался еще больше.

Стало быть, кто-то предал его. Донесли самозванцу!

– Я, государев дьяк посольского приказа Василий Шишкин. Слыхал про меня?

Рогов вздохнул с облегчением. Перед ним человек окольничего Клешнина.

– Я ждал тебя, сударь. Но никак не мог предположить, что ты явишься вот так.

– Я в свите царевича Димитрия Ивановича. Что есть для меня?

Рогов ответил:

– Просили передать, что тобой недовольны.

– Недовольны? Это с чего же?

– Я сказал только то, что мне велено!

Шишкин стал горячиться:

– Я все сделал как надобно. Но само провидение спасло самозванца. А ныне к нему подобраться не так просто. Видал, что в городе деется?

– Слишком много берут нашего брата в городе. Вчера только слуги царевича забрали Аксака Нилова.

– Знаю, – ответил Шишкин. – Донос поступил на Аксака, что де он человек Бориски Годунова. И виноват в том сам Аксак. В кабаке распустил язык и похвалялся, что де на Москве к нему высокие государевы люди прислушиваются.

– Пытали? – с тревогой спросил Рогов.

– А как же. Пытали, и много чего рассказал Аксак с пытки. Но про тебя он не знает.

– Дак я осторожен. Языком не мету по кабакам.

– Это хорошо. Но я пришел не просто поболтать. Есть у меня новости важные, купец.

– Говори, дьяк. Если что важное, то сразу передам, кому следует.

Шишкин сказал:

– Посылает царевич Димитрий вперед себя одну девицу, и она способна многих на его сторону склонить.

– Вон как? – удивился Рогов.

– В Путивле так и было и в Чернигове. Девица та армии стоит.

– И что за девица?

– Елена. Она приходится сестрой самозванцу. Они сие родство скрывают, но в свите царевича про то многим известно.

– Девица роду Отрепьевых? – спросил Рогов.

– Точно так. Хитра как сто чертей. Кем угодно прикинуться может.

– Приметы записал?

– Чего там приметы. Я сказал, что она прикинуться может и мужиком, коли надобно. Штаны да кафтан одела, волосы под шапку и вот те и молодой казак вместо девки.

– И как опознать девку?

– Есть человек один, именем Лукьян Одоевский дворянин и сотник в ополчении дворянском. Он сию девку в каком хош обличье распознает.

– Что так? – спросил Рогов.

– А женихом он той Елене Отрепьевой приходился. И крепко его сия девка зацепила. И слух прошел, что скоро объявится она на Москве.

Рогов усмехнулся.

– На Москве? Да мало ли там татей33 да разбойников что людей именем самозванца смущают?

– То тати, а то Елена. Слышно, что к Басманову её подсылают. И скажи кому надобно, что поймать девку нужно. Она многое показать сможет.

– Да что в той девке? Не возьму в толк.

– А толк в том, что все дела самозванца она ведает. И коли раскроет рот, то все узнают, кто есть «царевич Димитрий».

– Да к про сие и так знают многие. Али в Путивле начальные люди, что присягнули самозванцу, почитают его за истинного царевича? Али Василий Сумбулов верит в него? Не верит, но присягу самозванцу принес.

Рогову надоело рисковать здесь своей жизнью. Но и вернуться в Москву он не мог. Там его люди Клешнина запытают. Отчего де пост свой покинул?

– А скажи мне, дьяк, доколи мне терпеть?

– Ты про что?

– Да про то, что моя башка мне дорога. Все что сказал ты, я в грамотке напишу да на Москву отправлю. Но коли гонца перехватят? И тот гонец про меня скажет.

 

– Государева воля. Служба.

– Кто заплатит за сию службу, коли самозванец в Москве окажется?

– Что болтаешь? Ополоумел?

– То-то что в своем уме. Семейка моя на Москве бедует. Клешнин ничем не помог им. Сказал бабе моей, что пришла припасу кормового просить, муж не расторопен! А детишкам харчить надобно! Вот и смекай.

– Али измену предлагаешь?

Шишкин схватился за рукоять сабли.

– Ты тише! – предостерег его Назар Рогов. – Шум ни к чему. Коли хотел бы изменить, то тебя ждали бы здесь. Совета прошу.

Шишкин убрал руку от оружия. Его положение было таким же, как и у Рогова. Что дал ему Клешнин? Почти ничего! Все средства пошли на подкупы и посулы (взятки). А он сам стал ли богаче? Ни на грош. Больше того, все, что есть в его карманах, дал ему самозванец. Тать и вор Юшка Отрепьев.

– Так чего присоветуешь? – спросил Рогов.

– Служи государю верно.

– Какому государю?

– Государь един – Борис Федорович Годунов!

– Оно так, – с усмешкой согласился Рогов. – Но вот надолго ли? Слышно плохо ныне государю. Лекари подле него постоянно дежурят. А коли призовет его Господь?

– Так есть наследник! Царевич Федор Борисович.

Назар Рогов только усмехнулся в ответ на такие слова.

– А признают наследника-то?

– Что? – Шишкин посмотрел на купца.

– Я спросил, а ты не ответил. Признают наследника?

– Как можно не признать?

– А как можно было младенца убить? И не простого, но царского сына? Но нашлись люди и подняли руку на царскую кровь. А таких рук, что на Федора нож поднимут, много найдется…

***

Димитрий Иванович зашел к Елене. Она читала книгу при свете свечей.

– Сестра!

– Здравствуй, брат. Что на ночь глядя?

– У меня к тебе важный разговор.

– Без этого бы ты не пришел.

Самозванец запер двери, прошел в комнату и сел в кресло.

Он протянул ноги в сафьяновых сапогах к камину. В комнате Елены было холодно.

– Так что ты хотел сказать, Юрий? – спросила она, назвав его настоящим именем.

– Ты не думала, отчего я так некрасив, а ты такая красавица? Мы дети одного отца и одной матери.

– Я женщина, а ты мужчина, Юрий. Что у меня есть кроме моей красоты?

– Если сяду на трон в Москве, у тебя будет все. Но Годунов шлет войско на меня. И не могу знать, что ждет нас, Елена.

– Юрий, скажи, что тебе нужно. Я все сделаю для того, чтобы ты сел на трон. Я сама того добиваюсь.

– Тебе надобно ехать в Москву, Елена.

– В Москву?

– Может так статься, что мне придется отступить. Если не выиграем мы битву у Милославского.

– И что мне делать в Москве? Соблазнить царевича Федора?

– Нет, перетянуть на мою сторону воеводу Петра Басманова. Дело сие трудное и опасное.

– Но отчего именно Басманова? – не поняла Елена. – Не он главный воевода. Роду он не сильно знатного.

– Это так, но именно ему Годунов доверит своего сына. Знатным он не сильно довериться сможет. Они продадут его за грош.

– Ты про что говоришь, брат? О смерти Бориса?

– Рональд Гаршильд, иезуит, сказал мне, что недолговечен Бориска Годунов. И нам к тому надобно подготовиться.

– А Гаршильду это откуда известно?

– Он не просто иезуит, сестра. Он астролог. И так сказали ему звезды.

– Когда мне ехать?

– Как можно скорее, Елена.

– Ты стал часто рисковать моей жизнью, Юрий.

– Мы рискуем всем, сестра. Мы решились на отчаянное дело. Проигрыш для нас – смерть.

– Я всё сделаю! Не нужно меня убеждать, брат. Главное не забудь потом моих услуг.

– Ты моя сестра.

– Но ты теперь царевич. И, возможно, скоро забудешь о нашем родстве.

– Я обещаю тебе, Елена, что отблагодарю тебя по-царски…

30*Пищальник – солдат вооружённый пищалью, Пищаль – вид огнестрельного оружия.
31*Исторический факт. В 1575 году царь Иван Грозный отказался от трона и венчал на царство касимовского хана Симеона Бекбулатовича. Сам Иван тогда стал величать себя Иванец Московский и выехал из Кремля. Но все нити власти по-прежнему оставались в его руках. Эта комедия продолжалась до 1576 года, когда Иван снова стал именоваться царем всея Руси.
32Буздыган – разновидность булавы, с яблоком усаженным шипами или гвоздями. От тюркского слова «бузды» – «разрушать». Аналог – моргенштерн, шетопер, пернач.
33Тать – лихой человек, вор.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru