Владимир Александрович Андриенко
Гладиаторы: Идущие на смерть
Он вышел на средину арены и поднял свой меч, приветствуя народ. Толпа сдержанно его поприветствовала.
– И его неустрашимые противники! Три гладиатора из Капуи. Арис, который, одержал уже три победы в цирках Рима! Нис, одержавший три победы в Каруе. И Милон с двумя победами в Капуе!
С другой стороны арены появились вышеназванные гладиаторы. Двое были вооружены точно так же как и Децебал, третий был одет в пластинчатый панцирь, и на голове его вместо шлема была бычья голова, увенчанная парой длинных рогов.
Спину Децебала покрыла испарина. Он, конечно, не показал вида, но все естество его трепетало. Особенно при виде громадной фигуры с головой быка, напоминавшей ему сказочного Минотавра, о котором когда-то рассказывал Юба.
Теперь он понял Акциана. Если он победит, то сразу же выйдет в кумиры, а если проиграет, то и жалеть о таком рабе не стоит. Жаль только, что ланиста не объяснил, как выиграть такой бой. Хотя план у дака в голове уже сложился.
Децебал понял, что его спасение в быстроте. Он сразу же после сигнала бросился в бой, пока его противники не атаковали вместе. Он действовал по примеру Юбы и одним прыжком достиг первого воина, которого звали Нис. Тот выставил щит и успел приготовиться к нападению.
Дак метнулся ему под ноги и свалил на землю. Один взмах мечом и острый клинок «гладиус» вошел в ничем не защищенный живот противника. Второй гладиатор налетел на Децебала и нанес удар, когда тот еще не успел подняться на ноги.
Он отразил удар клинка щитом и перекатился в сторону. Тот снова напал и его клинок, в очередной раз не найдя тела врага, глубоко вонзился в песок. Децебал вскочил на ноги. С другой стороны на него налетел детина с бычьей головой. Он раскрутил над головой тяжелый топор, и готовился обрушить его на противника. Децебал вынужден был отступить.
Топор обрушился на его щит и отскочил назад. В этот момент меч второго врага полоснул его по предплечью. Выступила кровь.
– Добить его! – послышался возглас с трибуны.
– Добить! – вторили ему другие.
Эти зрители явно ставили не на Децебала. Услышав их, дак зарычал как лев. В нем проснулась ярость. Он собрался и метнулся к противнику с бычьей головой. На сей раз, его необычный шлем сослужил ему плохую службу. Это громоздкое и неудобное сооружение было годно только для запугивания противника, но сам его обладатель из-за него стал неповоротливым.
Воин не сумел снова раскрутить над головой для нового удара свое оружие. Децебал оказался прямо перед ним и вогнал клинок гладиуса в просвет меду пластиной панциря и шлемом. Послышался хрип и воин рухнул на колени. Меч дака вырвался на свободу и вслед за ним последовал фонтан крови.
Теперь только один противник.
Но и Децебал смертельно устал и был ранен. А оставшийся воин был сильный бойцом. Он тоже сменил тактику и стал действовать, замкнувшись в обороне. Он хорошо понимал, что дак сильный боец, но ранен и будет быстро терять силы.
Мечи снова высекли искры и разошлись на этот раз не попробовав крови. Затем они снова сошлись и снова неудача. Бой теперь шел на равных. Децебал понял, что пробить такую защиту ему не удастся. Нужно было что-нибудь придумать и придумать побыстрее. Однако в голову ничего хорошего не приходило. Этот воин не откроется просто так.
На помощь Децебалу пришел счастливый случай. Его противник поскользнулся на луже крови и упал. Дак воспользовался случаем и выбил меч из руки поверженного самой Фортуной гладиатора. Он понимал, что это не совсем благородно, но поступить иначе не мог.
Однако убивать противника Децебал не хотел. Это предстояло решить не ему, а толпе. Он приставил свой меч к горлу поверженного и поднял глаза на трибуны. Первые ряды единодушно подняли большой палец вверх. Амфитеатр взорвался единодушным возгласом:
– Жизнь!
Децебал со вздохом облегчения убрал свой меч.
– Тебе подарили жизнь, друг, – произнес он.
– Пусть Тартар поглотит эту мерзкую толпу и весь Рим, – ответил тот.
Но сейчас дак совсем не разделял его мнения относительно толпы. Трибуны дружно скандировали:
– Дакус! Дакус! Дакус!
Он стал кумиром толпы и властелином амфитеатра! Еще несколько таких боев и ему могут подарить деревянный меч – символ свободы!
Глава 7
Каждый сам кузнец своей судьбы.
Помпеи.
An nescis longas regibus esse manus? 35
Децебал как победитель в двух сложнейших схватках, получил право посещения города. Это было в первый раз, когда он смог посмотреть Помпеи не из повозки для гладиаторов.
Дак боялся, что Акциан не даст своего позволения на его выход в город, но ланиста не стал препятствовать Децебалу получить стандартный набор удовольствий гладиатора-победителя.
По случаю победы ему выдали новый хитон, серый плащ и сандалии на деревянной подошве. Оружия гладиатору вне арены не полагалось.
– Иди в винную лавку Диокла, – посоветовал ему Крисп. – Там и вино неплохое и девки как на подбор.
– Место как раз для подонков, – вмешался Юба. – Но девки там действительно отменные. Да и наш многоуважаемый ланиста бывает в этой лавке. Она называется «Борода Агенобарба».
– Я бы хотел начать осмотр Помпей совсем не с винной лавки.
Но планам молодого гладиатора не суждено было осуществиться именно в этот день. Осмотр города пришлось отложить.
За Децебалом пришел сам хозяин школы Акциан.
– Сегодня тебе выпала большая честь, дак, – высокопарно произнес он. – Ты будешь сопровождать меня в моем путешествии по городу. А направляюсь я в винную лавку кривого Диокла. Кстати, это станет нашим с тобой окончательным примирением. Я вернул сегодня все деньги, затраченные на тебя, и даже получил прибыль.
Децебал покорно склонил голову. Придется посетить заведение со странным названием.
– Я боялся сегодня только одного, – сказал Акциан.
– Того что меня убьют?
– Нет. В том, что ты победишь, я не сомневался. Я боялся, что великодушная толпа помпеянцев, опьяненная победой над капуанцами, подарит тебе свободу.
– А резвее подобное бывает после первого же выхода на арену? – спросил дак.
– До сих пор не было. Но все может произойти в первый раз!
– Однако, этого не произошло, и твои опасения оказались напрасными, господин.
– В твоих словах звучит обида и горечь, Децебал. Напрасно! Не стоит обжаться на мои слова! Сегодня я угощу тебя отменным вином, дак. Хоть и говорят, что папаша Диокл хитрая бестия и постоянно разбавляет его водой и часто выдает отвратительную кислятину за хиосское, но для меня у него найдется пара амфор настоящего и выдержанного. Идем.
Они вышли за ворота казармы, и пошли по пустынной в эти часы улице. «Слепые» стены, «повернувшихся» спиной к улице домов, выражали полное равнодушие к путникам.
– Смотри на это, – ланиста указал своей тростью на надпись на одной из стен. – Это объявление о твоем бое36. Вот эта надпись впервые оповестила о твоем существовании мир. До этого о тебе никто не знал. Но теперь ты стоишь на пути к большой славе. О тебе сегодня узнали Помпеи. А завтра узнает Капуя. А послезавтра – Рим!
– Если я переживу достаточное количество боев.
– Переживешь. Я вижу настоящего бойца. Еще когда ты там дрался с Балом и проиграл, я видел, что ты станешь побеждать. Мы идем сейчас по пути, которым проходили многие сотни гладиаторов до тебя. Эта таверна манит их как свет далекой свободы, которой они не дождутся никогда.
– А я бы хотел достичь свободы. Разве не может гладиатор получить её? Там на арене? – больше самого себя, чем ланисту спросил Децебал.
– Может. И такое случается. Но редко. Толпа может в секундном порыве великодушия даровать деревянный меч. Вот как раз сегодня у неё был подобный момент великодушия, и хватило бы всего одного выкрика «Свободу храброму Децебалу» и ты получил бы её! Но никто не сделал этого выкрика. Видишь, от какой малости иногда зависит судьба человека?
– И ты, господин, считаешь, что я этого не достигну? Эта ситуация разве не может повториться в будущем?
– Почему? Ты можешь получить свободу. Но к тому времени, когда это случится, тебе она станет не нужна.
Они подошли к невысокому, но просторному зданию с почерневшими колонами и портиками.
– Вот мы и на месте, Децебал. Таверна «Борода Агенобарба».
Над входом красовалась большая вывеска, изображавшая толстого мужчину с огненно-рыжей бородой. Под самой вывеской раскачивался фонарь, служивший маяком для выпивох, затерявшихся во тьме.
– Мрачное место, – огляделся вокруг Децебал. – Только один фонарь.
– Сейчас только сумерки, а когда совсем стемнеет, то будут гореть еще десяток факелов. Но от них это место не станет менее мрачным. Идём.
Они вошли в низкую дверь и спустились по каменным ступеням в просторный зал, где за столами сидело человек 50. Здесь пахло сыростью и какой-то гарью.
Им навстречу вышел высокий и толстый мужчина в засаленном хитоне. На его помятом и исполосованном морщинами лице играла приветливая улыбка.
– Акциан! – он хлестнул руками себя по ляжкам. – А я давно тебя поджидаю. И даже велел приготовить жаркое под крепким соусом.
– А вино? – улыбнувшись, спросил Акциан. – Уже разбавил водой?
– Я приготовил для тебя амфору фалернского, которая достойна стола самого императора.
– Ну, веди меня и моего товарища к очагу. Вечер холодный и мы продрогли.
Диокл подвел их к грубо сколоченному столу у самого очага, который горел у левой стены пиршественного зала. Новые посетители сели за стол и выпили по кубку вина.
– Отменное вино, – похвалил Акциан.
– Еще бы! – воскликнул Диокл. – Оно хранится уже больше 30 лет. Я не угощаю своих друзей дрянью.
– Ну, неси нам свое жаркое, – ланиста бросил на стол несколько сестерциев.
– Будет исполнено, – широкая ладонь сгребла деньги, и хозяин таверны удалился.
– Ты удивлен, что я пригласил тебя, Децебал? – ланиста внимательно посмотрел в глаза даку.
– Если честно, то да. Ты не балуешь гладиаторов подобным обращением. Да и никто из ланист и рутиариев не балует нас. Мы рабы, годные лишь для того, чтобы умирать в угоду толпе и потешать её своими предсмертными криками.
– Это почему же? – ланиста налил еще вина. – Я лично уважаю вас. Все гладиаторы в этот месяц кумиры толпы. Да и деньги вы мне стали приносить немалые. И живыми вы остаетесь, убивая капуанцев. Поэтому я получаю прибыль вдвое против ожидаемой.
– Значит ты, господин, ценишь нас только за это? – Децебал выпил свой фиал до дна.
– Странный ты человек, дак. Очень странный. Да разве люди ценят другу друга не из-за выгоды, что могу получить друг от друга? Посмотри на купцов, которые больше всего уважают своих партнеров по торговле. И именно потому, что эта торговля приносит им взаимную выгоду. Вот и наше с тобой сотрудничество приносит нам с тобой выгоду. Ты победил на арене и принес мне деньги. А я угощаю тебя хорошим вином.
– Но ты больше не держишь на меня зла?
– Нет, но я знаю, ты все еще думаешь о бегстве. Ты точно не успокоился. С такими как ты – тяжело, – взгляд Акциана вперился в гладиатора. Ланиста словно хотел проникнуть на самое дно помыслов своего раба.
– Я не скажу, что готовлюсь к побегу, но в своей жизни я еще не разобрался. Я много думаю о Римской империи и причинах её могущества. О своем месте в этой империи.
– Думающий раб, – произнес ланиста, отведя взгляд в сторону. – Что может быть хуже этого?
– Шрамы на твоем теле выдают в тебе воина, Акциан? – перевел разговор в другое русло Децебал.
– Да кем я только не был в своей жизни! Многие пути я исходил и многое понял. Знаешь, как я начинал свою жизнь? Ну, в то время когда мне было столько же лет сколько тебе?
– Нет. Об этом в казармах не говорят.
– Еще бы. Об этом совсем никто сейчас не помнит. Но тебе я хочу рассказать о начале своего жизненного пути. Я сам родом из Аримина. Это городок в Северной Италии, на побережье Адриатического моря. Мои родители были людьми незнатными и совсем небогатыми. Но брат моего отца сумел перебраться в Рим и даже кое-чего там достичь. Отец, однажды, сказал мне, что если я хочу быть удачливее его в своей жизни, то должен также отправиться в Рим и попытать там счастья.
– И что? – спросил Децебал ланисту.
– И я приехал в Рим! И стал искать своего дядю, который служил у самого императора в преторианской гвардии.
Акциан выпил вина и продолжил:
– В нашем маленьком городке дядю считали важной персоной, но в Риме, когда я искал его, оказалось, что его никто не знает. Таких как он в Вечном городе были тысячи. Кто не видел Рима, тот меня не поймет. Поэтому не стану много говорить об этом тебе. Ты ведь не видел крупных городов?
– Помпеи для меня громадный город. На моей родине таких нет.
– Вот я и говорю, что не поймешь. Я бродил по ночным улицам Рима и не знал, где голову приклонить. Да и денег не было. А есть ужасно хотелось. И вот тогда Фортуна мне и улыбнулась. А это капризная богиня и она редко дарит свои улыбки смертным.
– И как она улыбнулась? – Децебал заинтересовался рассказом ланисты.
– Я увидел, что шайка грабителей напала на рабов, несших крытые носилки и освещавших дорогу факелами и лампадариями. Трусливые рабы сразу же разбежались, и грабители стали вытаскивать человека из носилок. Я бросился на них, ибо у себя в Аримине считался неплохим кулачным бойцом. Я разбил носы двоим из нападавших, и тогда на меня бросился третий. Это был рыжий детина, который хотел угостить меня своим кулаком. Я приготовился к защите, но другие воры повалили меня на землю. Они словно оберегали этого рыжего. Меня трахнули чем-то по голове, и я потерял сознание.
– И это все? – спросил Децебал, когда Акциан замолчал. – И где улыбка Фортуны?
– Погоди! Не перебивай. Не всегда в этой жизни то, что начинается плохо также и заканчивается. Вот так было и со мной. Казалось, попал в уличную драку и получил легкие ушибы. Что здесь особенного? Но затем этот случай изменил мою жизнь. Я проснулся в чужом доме, лежа на отличном ложе с лепными украшениями. Рядом со мной был седой старик в белой тоге. В этом старике было что-то величественное и суровое. Он спросил меня:
– Впервые в Риме?
– Да, – ответил я, разглядывая шикарную обстановку вокруг.
– Я сенатор Квинт Цецилий. А ты я вижу, смелый юноша и не побоялся шутников, хотя и был один, – ответил мне старик. – И ты смело вступил в схватку один против многих.
Я был страшно удивлен словом «шутники». Ведь на него напали настоящие грабители. Я еще подумал, что же это за нравы в Риме, когда можно напасть на сенатора, избить его рабов, ограбить, а он мило пожурит грабителей ласковым словечком – шутники.
Децебал сам удивился рассказу Акциана. Его распирало любопытство, узнать, что же случилось дальше. Но ланиста молча стал пить вино большими глотками.
– Отличное вино, у этого мошенника. Но насчет того, что ему 30 лет, это он врет. Ему не больше 15, а то и всего 10 лет. Клянусь Юпитером, он содрал с меня за него вдвое больше того, чем положено. Мошенником был, мошенником и остался.
– А дальше, что произошло?
– Дальше? – Акциан поднял глаза на гладиатора.
– Ну что ответил сенатор?
– Сказал, что я еще молод и многого не понимаю. Затем он пообещал отправить меня к моему дяде. Он, видите ли, подобрал табличку с его адресом, когда я валялся на мостовой без сознания.
– И что? – торопил рассказчика Децебал.
– Как что? Отвел меня к моему дяде. Он тогда находился в театре Помпея. Я же говорил тебе, что мой дядя служил в преторианской гвардии императора?
– Да.
– И тогда я подумал, что мой дядя действительно важная птица в Риме, раз его знают сенаторы. И он отвел меня к театру, где я впервые увидел солдат-преторианцев. Особенно меня привлекла их обувь. Это были крепкие, подкованные гвоздями калиги. Я страшно тогда хотел и себе такие. Видишь как малы были мои желания, Децебал. Я хотел всего лишь калиги. А теперь я желаю приобрести весь мир. Иногда хочется знать, а человек когда-нибудь сможет насытиться? Скажет, что ему уже хватит почестей, власти и золота?
– Не знаю. Я никогда особенно не мечтал о богатстве и власти.
– Это еще придет в твою жизнь, дак. Каждый человек созревает постепенно, как плод с фруктового дерева.
– А твой дядя, господин, действительно служил в преторианской гвардии? – спросил Децебал, возвращая беседу в прежнее русло.
– Не совсем. Он оказался театральным цирюльником и в тот момент причесывал самого императора.
– Театральным цирюльником? Но разве императора причесывал театральный цирюльник?
– А ты разве еще не понял, кто был этот император? Гай Клавдий Нерон! И назвали его Агенобарбом. В честь него и названа эта таверна. Агенобарб значит – рыжебородый. И этот Нерон страстно любил выступать в театре как актер.
– Да разве такое возможно? – удивился Децебал. – Сам римский император выступал как базарный мим? Наши дакийские цари никогда бы не смогли сделать такого. Этим они бы унизили свое величие.
– Именно так. Но здесь не Дакия. Здесь Римская империя. И наши императоры способны еще не на такое. А Нерон, эта меднобородая обезьяна, еще и гордился своими выступлениями в театре, словно Гай Марий37 победой на тевтонами и кимврами. Ничуть не меньше.
– Но если так, то может появиться и император-гладиатор38? – усмехнулся дак.
– Еще как может. В Риме все может быть. О времена! О нравы! Как говаривал старик Цицерон. И я тогда присутствовал на выступлении Нерона перед публикой. В правой руке он держал скипетр, на его голове была отливающая драгоценностями корона. Лицо его было покрыто маской, но она была столь искусно сделана, что тогда я её даже не заметил. «Император!» – мелькнуло в моей голове.
– Ты видел его среди зрителей, господин?
– Нет. Я был за кулисами, куда меня провели. Да и не знал я тогда, что готовится спектакль. Я вообще мало, что понимал в происходящем. Я не думал, что это всего лишь наряд для спектакля, а полагал, что это была обычная одежда императора. К Нерону подошел коротконогий человек и доложил, что зал полон. Даже прямо на полу сидели зрители. Как потом оказалось их согнали насильно.
– А кто был тот человек с короткими ногами?
– Софоний Тигеллин командир преторианской гвардии императора. И он тогда заявил Нерону, что успех ему обеспечен. Но император сказал, что успех в руках Фортуны. И он вышел к публике. Я никем, не замеченный, обо мне тогда все забыли, притаился там же за фальшивыми колонами. Если бы я тогда знал, что это спектакль. Но Нерон играл так натурально, что я, неискушенный юнец из провинции, ничего не заметил.
Император метался по сцене и говорил так пламенно и вдохновенно, что публика ревела от восторга. И в этот момент к нему подкрался человек с кинжалом в руках. Я еще подумал, как это ему удалось подкрасться к владыке столь близко? И никто бы уже не спас его, ибо солдаты стояли довольно таки далеко. Рядом с Нероном и его убийцей был только я.
– И что? – глаза Децебала прямо светились любопытством. Так интересно не мог бы рассказать даже Юба.
– Я метнулся к убийце и столкнул его в театральный люк на сцене, что был открыт в это время. Затем я быстро, ногой захлопнул его крышку. И только тогда, попав в свет факелов, я увидел, что руки владыки скованы цепями!
Ко мне бросились четверо нубийцев и попытались схватить, но я сбил двоих с ног ударами кулаков. И тогда Нерон произнес: «Здорово, ты их расшвырял!» и жестом удалил слуг.
Зал взорвался неистовыми криками и аплодисментами. Тогда он был подлинным кумиром толпы. Он поприветствовал зрителей поднятыми руками и снова повернулся ко мне.
Ему с трудом пояснили, кто я такой и почему оказался за кулисами. Нерон взял меня за подбородок и спросил:
«Ты узнал во мне императора даже в этом театральном наряде персидского деспота? Видишь, Тигеллин, – он повернулся к командиру гвардейцев, – даже в этом нелепом наряде я по-прежнему их любимый Нерон. Народ любит меня, и я плачу ему тем же».
Тигеллин ответил, что юнец едва не сорвал такой блестящий спектакль и достоин наказания. Император посмотрел на него, потом на меня и произнес:
«Этот юноша не мог вынести покушения на мою особу, пусть даже с театральным ножом. И он достоин поощрения. Объяви народу, что я дарую ему 400 тысяч сестерциев и принимаю на службу в преторианскую гвардию».
Затем император скинул маску и я узнал в нем того рыжего парня, что напал на сенатора. Вот почему, Квинт Цецилий назвал его шутником, а не разбойником.
– И что же было потом? Ты стал преторианцем, господин, и получил деньги?
– Да. Правда не 400 тысяч как было приказано, а только 50 тысяч, но и это была для меня громадная сумма.
– И долго ты нес службу в гвардии?
– Долго. Там я стал настоящим солдатом. Я рассказал тебе это с целью показать, что такое Лик Фортуны. Ты сегодня тоже смог его увидеть, но счастливая звезда только восходит над твоей головой. Поэтому не торопи события и дай им течь своим чередом. Фортуна не терпит торопыг.
– Но ты, сейчас судя по всему, совсем невысокого мнения о Нероне? – продолжал допытываться дак.
– Нет. Теперь я понимаю, что это был не император, а простая ряженная обезьяна. Но тогда он был для меня богом. Вот почему я так люблю эту таверну. Нас с Диоклом связывают те события.
– Диокл? – удивился Децебал.
– Он был тем самым актером, что играл императорского убийцу в том представлении. И именно его я тогда сбросил в театральную яму. С тех пор мы друзья. И потому он назвал свою таверну «Борода Агенобарба». Однако я поведал тебе эту историю, не для того, чтобы кто-нибудь еще узнал о ней. Ты понял?
– Да, господин.
– Я надеюсь на твою скромность. Об этом знаем я, Диокл и ты.
– Я умею хранить тайны, господин. На моей родине в Дакии не любят болтунов.
– И подумай над тем, что может подарить тебе Фортуна. Я ведь рассказал тебе историю моей жизни совсем не просто так, потому что я напился. Нет. Это поучительная история, из которой думающий человек сумеет сделать необходимые выводы. А ты ведь стал думающим, не так ли?
– Да, господин. Я слишком часто в последнее время думаю.
– Хорошие мысли отвлекают нас от дурных поступков. Тогда прощай, Децебал. Мне пора, а ты оставайся и получай наслаждения от жизни в Италии. Ты сегодня заслужил это!
