Владимир Александрович Жуков
Бархатный сезон

На следующий день, без пяти минут десять, я был в зале заседаний. Сел почти в последнем ряду, чтобы лучше было наблюдать за происходящим. Сотрудники аппарата заполнили кресла. При появлении Ланцюга в дверях дружно встали и, устремив взоры, проводили его умиротворенными взглядами до стола президиума. Я тоже вынужден был подняться с места, чтобы не выглядеть белой вороной. Опершись руками о стол, Ярослав Гордеевич небрежным жестом велел всем присесть. Удостоверившись, что я на месте, он кинул головой и сообщил:

– Сегодня на нашем совещании присутствует журналист и писатель Жарков Влад Алексеевич. Поэтому прошу всех настроиться на плодотворную работу, вести себя корректно, отвечать по существу, кратко и конкретно, чтобы у него сложилось благоприятное впечатление о плодотворной работе сотрудников нашего аппарата. Отключить всем мобилки, иначе конфискую или разобью. Отставить лишние разговоры.

Я почувствовал себя неловко, оказавшись в центре внимания. Но этот интерес быстро пропал.

– Итак, все ли на месте? Никто не опоздал? – он обвел беглым взглядом притихших, даже затаившихся сотрудников и обернулся к женщине-секретарю из протокольной части:

– Екатерина Павловна, доложите.

– Все, – тихо произнесла она и подала ему список сотрудников с пометками. Мэр убедился в верности ее ответа и поднял, круглую, словно шар голову.

– Мы собрались, чтобы обсудить текущие дела и проблемы. В который уже раз акцентирую ваше внимание на необходимости строжайшего соблюдения исполнительской дисциплины. Все вы находитесь на государственной службе и поэтому должны четко и беспрекословно выполнять все мои указания и распоряжения. Может, у кого-то на сей счет, есть свое мнение, предложения, возражения?

Зал молчал, покорно внимая словам оратора.

– Итак, начнем разминку,– он деловито положил пухлые руки на стол.– Надеюсь, все готовы по своим курируемым отделам и службам держать отчет?

В ответ аппаратчики усердно, словно тараканы ночью, зашуршали бумагой, справками, туго соображая, кому на этот раз отведена роль “именинников”.

– Максим Андреевич,– после трехминутной паузы и изучения лиц подчиненных, поднял с кресла начальника отдела транспорта и дорожного хозяйства. Тот стал, переминаясь с ноги на ногу, беспокойно кивая головой. Разгладил рукой по-цыгански черные усы, тяжело вздохнул.

– Что вы танцуете, как кавалерийская лошадь,– упрек его председательствующий.– Стойте смирно и не отвлекайтесь.

– Я весь внимание,– смутился Максим Андреевич.– Это у меня такая привычка, волнуюсь, нервничаю. О деле душе болит.

– Значит, есть повод для волнения,– с явным удовлетворением заметил мэр. – Бог шельму метит. Я редко ошибаюсь, знаю с кого спрос требовать.

– Не ошибаетесь, – согласился подчиненный, только бы польстить начальнику.– У вас профессиональная интуиция, опыт руководителя высокого ранга.

– Так вот ответь мне, каким транспортом с работы и на работу ездишь? – неожиданно спросил Ланцюг.

– Конечно, автобусами, троллейбусами,– отозвался Максим Андреевич, не ожидая подвоха.– Служебный автомобиль использую очень редко. Сами знаете, лимит бензина.

– А я думал ты на вертолете,– грубо оборвал его начальник.

– Почему на вертолете? – не понял тот.

– А потому что ты не замечаешь или не желаешь замечать в каком скверном состоянии дороги на улицах города, в выбоинах, колдобинах, как стиральная доска, по танкодрому, наверное, приятнее ездить.

–Дороги, как дороги,– пожал плечами Максим Андреевич.– Это же вам не автобан с четырьмя полосами движения.

– Не умничай, – повысил голос чиновник.– Ты знаешь, из-за чего Россия во все века страдала? Из-за плохих дорог и дураков. Намотай себе на ус. Пойми, я не о себе забочусь, на «Аudi» система амортизации надежная, а о простых гражданах. Каково им в переполненных автобусах в тесноте и тряске. Такая поездка всю душу вытрясет. Рессоры лопаются, автобусы выходят из строя. Ты же у нас не только за дороги, но и транспорт отвечаешь.

– Моя служба не виновата, – мягче, чтобы не вызвать на себя гнев, произнес Максим Андреевич. – Ремонтники едва успевают дыры латать, асфальт укладывать. Водопровод, канализация то в одном, то в другом месте рвутся. Да еще частники, владельцы пивных баров и других курятников самовольно норовят подключиться к водопроводу. Грунт оседает, отсюда и выбоины.

– О курятниках мы еще поговорим, хорошо, что напомнил,– заметил Ланцюг. – Даю тебе срок, месяц на устранение недостатков. Не выполнишь – полетишь с должности. Екатерина Павловна запишите в протокол мое предупреждение. Затем небрежным жестом велел Максиму Андреевичу присесть.

– А ты что скажешь, Наум Яковлевич? – поднял он седовласого, но не по годам прыткого начальника жилищно-коммунального хозяйства.– Почему твои подчиненные довели водопроводно-канализационную систему до такого плачевного состояния. Фекалии, прочие отходы город заливают, загрязняют речку Приморскую. Вместо аромата роз, сирени и акации горожане вынуждены вдыхать зловония. Благо хоть морской ветер, норд и бриз с пролива освежает, а то совсем бы люди очумели от "ароматов".

– Ярослав Гордеевич, я ведь и раньше перед вами ставил вопрос ребром,– вздохнул Наум Яковлевич.– Требуется не текущий, а капитальный ремонт водопровода, канализации, насосных станций, очистных и других сооружений. На некоторых участках разводящие сети, которым уже четверть века, не подлежат ремонту, требуют срочной замены. Вы же знаете, какая агрессивная среда, изоляция не спасает, коррозия ест металл. Трубы не выдерживают давления, лопаются. Отсюда частые порывы, разрытия дорог…

– А ты не повышай давление, чтобы трубы не лопались, – посоветовал мэр. – Может, специально вредишь, устраиваешь саботаж, чтобы настроить против меня людей? Так я поручу органам разобраться.

– Упаси Господь, что вы такое говорите, – встревожился Наум Яковлевич.– Если я понижу давление, то до верхних этажей вода не дойдет. И без того жители сел Аджимушкай и Опасное страдают из-за дефицита воды. Доставляем ее водовозками. Все инстанции жалобами завалены. Приходится из двух зол выбирать меньшее. Нужен основательный ремонт, большие капвложения, а не латание изъеденных коррозией труб.

– На это денег в казне нет, – хмуро отозвался мэр.– Мобилизуй свои внутренние резервы, если тебе, Наум Яковлевич еще дорого кресло, а то живо подыщу замену. Ты у нас уже три года, как на пенсии. Сядешь на голую пенсию, по-другому запоешь, узнаешь, почем фунт лиха. Подумай, как использовать артезианские скважины в поселках Аршинцево и Баксы.

– Я вас понял, можете не продолжать, – засуетился тот. – Постараюсь изыскать резервы. Я еще не стар, женщинам нравлюсь и чувствую в себе силы и энергию.

– Так и трудись, а не дремли, если такой энергичный. Не забывай засыпать я и укладывать асфальт. Запишите ему тоже срок, что и Максиму Андреевичу, по ликвидацию недостатков. Пусть сообща подумают, как выйти сухими из ситуации. Я бездельников на казенных деньгах долго держать не буду. А теперь поговорим о курятниках.

В зале воцарилась напряженная тишина. Взоры устремились на Ланцюга, в гордом одиночестве восседавшего за столом президиума. «Да он ощущает себя в бюрократической среде, как рыба в воде,– подумал я.– Каждому дает понять, что его судьба зависит от его настроения и воли. Не хотел бы я оказаться на месте этих запуганных, но изворотливых аппаратчиков. Но, как говорится, каждому свое».

– А куда вы смотрите, Клара Львовна?– поднял он с места начальника управления торговли и бытового обслуживания полнотелую, коротконогую женщину с высокой медно-рыжей прической—шиньоном, едва уместившаяся в кресле. Она со страхом и трепетом уставилась на него своими по-воловьи большими глазами. Оглянулась по сторонам, ища поддержки и сочувствия.

– Куда вы смотрите, возомнив себя барыней? – повторил он властно.

– На вас,– робко улыбнулась дама.

– Я не икона, чтобы на меня смотреть, вы лучше исполняйте свои функциональные обязанности, – посоветовал он.

– Планы по товарообороту и внедрению новых услуг выполнены,– начала было отчитываться Клара Львовна, шевеля ярко накрашенными помадой губами.– Несмотря на низкую платежеспособность покупателей с поставленными задачами работники прилавка и сервиса успешно справляются…

– Да я не о том спрашиваю, проснись,– грубо оборвал ее чиновник.– У вас под носом, на каждом шагу курятники-киоски, как грибы после дождя, вырастают, а вы и бровью не ведете. Блошиные стихийные рынки, антисанитария. Мало того, что портят архитектурный облик города, так еще и налоги в бюджет от прибыли не платят. Развели анархию, поэтому и казна пуста.

– Так это, любезный Ярослав Гордеевич не по моему адресу критика и претензии,– облегченно вздохнула она пышным торсом.– Эти вопросы в прямой компетенции архитектора, санэпидемстанции и налоговой инспекции, а моя забота – товарооборот, ассортимент и прибыль.

– Ах, как вы изловчились стрелки переводить. Моя хата с краю, ничего не знаю, – осадил ее мэр.– С ними я еще разберусь, но и вы не должны оставаться в стороне. Попросили бы в ДРСУ бульдозер и сгребли бы к чертовой матери все курятники, я бы вас только поощрил за решительность. А вы ждете, пока гром не грянет. Гляжу, тяжелы вы стали на подъем, эко разнесло, словно на дрожжах. Всех заставлю спортом заняться и нормативы по легкой атлетике сдать. Обросли лишним мясом, жиром мозги заплыли, плохо соображают, поэтому и работаете вяло из-под палки.

– Какая из меня спортсменка в пятьдесят то лет,– едва не плача, прошептала Клара Львовна.– Разве что ядро или диск метать, на первых шагах удар хватит.

И густо покраснела, закрыв лицо белым в кружевах платочком. “Круто он взял ее в оборот,– подумал я. – Да и с другими не церемонится.

–Господа чиновники, если кого-то из вас не устраивают работа, мои законные требования – заявление на стол и шагом марш на все четыре стороны.– сурово изрек Ланцюг, не проявив к женщине милосердия.– Свято место пусто не бывает. Претендентов на каждое кресло хоть отбавляй. В шеренгу выстроились в ожидании очередной вакансии. Может, кто-то недоволен, есть возражения?

Мэр, на секунду-другую задерживая взгляд на лицах, зорко оглядел подчиненных и с удовлетворением произнес:

– Молчание – не только золото, но и знак согласия. А теперь живо по рабочим местам, дорога каждая минута. Шагом марш!

Я надеялся, готов был услышать следующую команду “ с песней”, как в армии, но мэр смолчал. Аппаратчиков из зала заседаний, словно ветром сдуло. Видимо, никто из них не рискнул замешкаться, дабы не попасть под горячую руку ретивого начальника. Он ведь мог нерасторопного чиновника задержать и дать ценное указание.

– Ну, как, Влад Алексеевич? – довольный собою, поинтересовался он у меня. – Поддал я им жару, теперь будут работать с энтузиазмом. Хотя бы раз в неделю им нужна взбучка, стимулятор, иначе обленятся, на шею сядут и станут погонять. Это, как в поговорке, когда собакой вертит хвост. Не так ли?

Если бы он не призвал меня в союзники своей методы, то я бы, наверняка, воздержался от комментария, негативного впечатления от совещания. Но мэр намеревался услышать от меня лестный отзыв. Я выдержал паузу, собираясь с мыслями и решая, стоит ли мне откровенничать. Впрочем, я не его подчиненный, чтобы испытывать патологический страх за потерю рабочего места и другие неприятные последствия.

– Ярослав Гордеевич, я не вправе вмешиваться в дела вашей компетенции, в методику управления и отношения к подчиненным. У вас и без меня хватает советников,– начал я не спеша.– Но мне кажется, что вы жестоко обошлись с этой начальницей управления торговли Кларой Львовной. Незаслуженно обидели женщину, задели ее внешние качества.

– Не жестоко, а жестко,– с явным недовольством поправил он. – Вам бы, как литератору, следовало различать нюансы. Это мой стиль руководства. А вы предлагаете нянчиться с ними, играть в бирюльки. На шею сядут и кнутом погонять станут. Поэтому для пользы дела лучше, если этот кнут будет в моих руках. А требую строго с целью профилактики, чтобы на будущее неповадно было. Пора вам, инженеру человеческих душ, понять, что женщина, когда у нее нет веских аргументов в свое оправдание, прибегает к такому эффективному средству, как слезы, обмороки и т.д. Но Москва слезам не верит, я тоже. У меня эти штучки не проходят.

– Но все-таки она женщина, тонкое, ранимое существо. Надо было бы мягче, с уважением и доверием к людям,– не согласился я с его доводами.

– Для меня в аппарате нет разделения на мужчин и женщин. Есть сотрудники, призванные четко исполнять свои функциональные обязанности.

– Словно бездушные роботы, – усмехнулся я.

– Прошу не утрировать,– оборвал он.– Вы думаете, что меня вышестоящее начальство по головке гладит, комплименты нашептывает? Как бы, не так. По всей вертикали власти жесткие требования, иногда доходит до матерщины. Я со своими сотрудниками еще деликатно обращаюсь. За три с половиной года, которые я правлю, еще никто из них добровольно не подал в отставку, не написал заявления. Значит, их вполне устраивает мой стиль, конечно, не без закручивания гаек. Крепкое слово быстрее доходит до сознания исполнителя. Сентиментальностью, сюсюканьем и заигрыванием с подчиненными любое дело загубишь, хорошей каши не сваришь.

“ Да, суровый кашевар,– подумал я с грустью.– Его похлебка в горле колом станет и когда-то терпение людей может лопнуть.”

–Все же люди заслуживают достойного обращения и уважения, – не отступал я. Он хмуро исподлобья взглянул на меня, словно впервые увидел и медленно процедил:

– Влад Алексеевич не отвлекайтесь на мелочи, не акцентируйте на них свое внимание. Быстрее вживайтесь в образ. Время не терпит. Наверное, привыкли писать по настроению, вдохновению, а для меня оно на вес золота. Книга должна быть написана в срок. Это вопрос принципа и долга.

3. Прелестное создание

—Влад Алексеевич! – ни свет, ни заря разбудил меня телефонный звонок Ланцюга. – Вы меня в работе видели?

– Да видел, имел такое счастье,– ответил я иронично, не зная, куда он клонит.

– Правда, хорош, убедителен, тверд, как кремень?

– Силы воли, твердости характера вам не занимать.

– Время такое, всех в кулаке надо держать, иначе дело не сдвинется с мертвой точки. Чиновник, бюрократ ленив по своей природе, потому что в отличие от людей, работающих на сдельщине, высокая зарплата, премия и другие надбавки ему гарантированы. Нет смысла слишком напрягаться. Это, как в армии, солдат спит, а служба идет, – пояснил он. – А позвонил я вот по какому поводу. Приглашаю на рыбалку с ухой и шашлыками. Заодно увидите, как в очень редких случаях, провожу свой культурный досуг.

– Я планировал поработать над очерком,– произнес неуверенно, не испытывая желание часто общаться с заказчиком.

– Еще успеете поработать. Вы получите массу ярких впечатлений и положительных эмоций, вдохновитесь на творческий интенсивный труд, – пообещал чиновник.– Даю вам десять-пятнадцать минут на сборы. Машина будет ждать у подъезда.

– Что с собой взять? Рыбацкие снасти, провиант?

– Все есть, и деликатесы, и напитки, и снасти,– рассмеялся он.– Прихватите с собой плавки, если изъявите желание покупаться и позагорать. Яхта в нашем полном распоряжении.

– Яхта? Не слишком ли расточительно? – заколебался я. – Можно было бы обойтись весельной лодкой или с берега поудить, как это делаю на Бочарке. За яхту ведь потребуют плату?

– Эх, Влад Алексеевич, о чем вы печалитесь,– снова рассмеялся он.– И много вы с берега наловите? Разве что с десяток мелких бычков, да зеленух. Мы с вами не туземцы, чтобы натирать мозоли на веслах, заслужили отличный отдых, который надолго запомнился. Не надо себе отказывать в земных удовольствиях. Если даже нам потребуются теплоход или катер, то по первому звонку предоставят. У меня с этим осечек не бывает, все в наших крепких руках. Ничего лишнего не берите. Главное – ваше присутствие для точного и тонкого восприятия событий и яркости впечатлений.

Я отыскал свою походную амуницию – потертые джинсы, малинового цвета футболку, кепку и солнцезащитные очки. Взял с собой блокнот и ручку. Вдруг из разговоров удастся выудить россыпи народной мудрости, интересные присказки, афоризмы. Пригодятся для очерка или других произведений.

Сказывают, что в свое время Шолохов в станице Вешенской устраивал праздники, нечто вроде сходов донских казаков с застольями, песнями и танцами. Десяток стенографисток записывали народный фольклор, шутки-прибаутки, пословицы, поговорки. Эти золотые россыпи казацкой мудрости и культуры писатель органично вплетал в яркую сочную ткань своих произведений. Так это было или нет, утверждать не берусь, но способ достойный подражания. Вдруг Ланцюг и те, кто будет на рыбалке, блеснут остроумием, либо поведают какую-нибудь интересную байку.

Когда я с пятого последнего этажа, где находилась однокомнатная квартира, спустился в подъезд, то увидел черную “Аudi” с четырьмя переплетенными кольцами. Навстречу вышел водитель – коренастый мужчина лет сорока от роду.

– Вы писатель Жарков? – спросил он, я кивнул в ответ.– А меня зовут Георгием, Жорой. Хозяин велел доставить вас на причал. Все в сборе, яхта готова к отплытию. Прогуляетесь с удовольствием.

– Все, это кто? – спросил я, утонув в мягком кресле.

– Через пять минут будем на месте, увидите, – ответил он и тронул с места, уставившись через лобовое стекло на дорогу. Когда нерасторопные водители создавали помехи, Жора включал сирену, машины съезжали на обочину. «Audi» свернула с улицы в переулок, а затем на набережную и остановилась у причала, метров на пятьдесят вдавшегося в залив.

С левой стороны на бетонных сваях, прикасаясь бортом к подвешенным для амортизации старым черным шинам, была пришвартована яхта. Паруса были опущены, но в туго натянутых канатах звенел норд-ост. На борту красовалось название “Пантикапей”. Я направился к группе людей, среди которых узнал Ланцюга и его помощника Устюжина.

Они познакомили меня с капитаном яхты бывалым рыбаком Петром Евсеевичем Шелестом. Он был в полосатой тельняшке и темно-зеленых шортах. Я прикинул, что капитану лет под шестьдесят, но выглядит он бодро. У него суровое лицо, седые просоленные морскими ветрами и волнами пышные усы. Ощутил его крепкое рукопожатие, заметив узловатые, жилистые руки.

– А эта юная леди, моя дочь Инга,– представил мэр стройную девушку.– Услышала, что среди нас будет писатель, вот и напросилась на рыбалку, непоседа. Студентка, девятнадцать лет. Выше среднего роста в белой блузке и фиолетовых джинсах. Милое овальное лицо, обрамленное каштанового цвета волосами. Она с нескрываемым любопытством взглянула на меня зеленовато-голубыми глазами, протянула изящную руку и, приоткрыв сочные нежные губы, произнесла:

– Инга.

– Влад Жарков,– ответил я, почувствовав ее теплую ладонь, и задержал ее дольше обычного. Она не отняла, только загадочно улыбнулась.

– До сих пор бы, наверное, в постели нежилась,– пояснил Ярослав Гордеевич.– Но слово «писатель» на нее подействовало, как звук боевой трубы. Вот как вашего брата, Влад Алексеевич, почитают, любят, даже зависть берет. Чиновников, бюрократов хоть пруд пруди, а писатель, довольно редкая и загадочная персона. Так ведь, Инга?

– Ценю мастеров литературы и искусства,– дипломатично ответила девушка.– Они окружены аурой таинственности, а меня привлекают загадочные личности.

– Остальной экипаж матросы, машинист, радист, обслуга,– указал Ланцюг на нескольких бравых шоколадно загоревших ребят, снующих по палубе. Я обратил внимание на безупречный вид чиновников: белые сорочки, светлые брюки в “стрелочку” и итальянские туфли. Собрались, словно на светский банкет.

– Или я вас неправильно понял,– сконфузился я, окинув свое затрапезное простецкое одеяние.– Мы, кажется, собрались не в театр, а на рыбалку. Господа, где ваши удочки, спиннинги?

– Вы, что всерьез собираетесь рыбу удить?– на сей раз, удивился Ярослав Гордеевич.

– А как же в этом суть рыбалки, ее азарт и восторг.

– Вы меня удивляете. Без нас, есть, кому рыбу ловить. Пожалуй, уха и шашлыки из краснюка готовы,– сообщил он. – Не царское это дело сидеть с удочкой, наша забота – дегустация и отдых. Но, если вы желаете ощутить азарт рыбака, то ради Бога. Удочка или спиннинг у нас найдутся, так ведь, Петр Евсеевич?

– Верно, всегда при мне, на яхте, – отозвался капитан.– На досуге иногда забавляюсь. Коту Степке десяток-другой бычков промышляю. Не все же ему масленица в виде заморских кормов в пакетах. Вот выплывем в Азов и там вы, Влад Алексеевич обязательно отведете душу. А в заливе бычков не густо. Ну, что, Ярослав Гордеевич, прикажите отчаливать?

С причала по мостику мы поднялись на палубу яхты.

– Отдать швартовые! – приказал матросам Шелест. На палубу полетели концы канатов, пойманные на лету ловкими матросами. Ровно заработал двигатель и яхта, взбурлив гребным винтом воду, отошла от причала.

– Хочу плыть под парусами,– через несколько минут, когда набережная с белой ротондой-беседкой и с домами на склонах горы Митридат отдалились, заявила Инга. Лазурная волна ласково плескалась и билась о корму судна.

– Как скажите, начальник?– обернулся капитан к мэру.

– С дочерью лучше согласиться, – улыбнулся он.

– Так бы и раньше, – просияли глаза девушки.– Зачем жечь топливо, когда есть паруса. С ними красиво, романтично.

– Поднять паруса! – приказал капитан и трое матросов бросились выполнять команду. Вверху, сначала на грот-мачте, а затем на фок и бизани захлопали белые полотнище и, пойманный ими ветер, слегка накренил судно.

– Великолепно! – воскликнула Инга, запрокинув вверх голову к упруго зазвеневшим под напором ветра парусам.– Вот если бы алые, как у писателя Грина…

– Но тогда пришлось бы Петра Евсеевича поменять на капитана Грэя, а вас, Инга назвать Ассолью,– напомнил я ей героев знаменитой феерии “Алые паруса”. Яхта, словно ножом разрезала набегавшие от таманского берега волны. По правому борту остался мыс Ак-Бурун и плоский остров Тузла с рыбацкими строениями.

В отдалении виднелась в золотистой дымке солнца обрывистая желтовато-бурая полоса таманского берега. Где-то там юная контрабандистка чуть не утопила Печорина. Наша яхта пересекла маршрут дизель-электрохода, курсирующего между пристанями паромной переправы «Крым – Кавказ» и, обогнув мыс Еникале со старой турецкой крепостью, вошла в Азовское море.

– Сейчас вместо легкого завтрака маленький фуршет,– сообщил Ланцюг, пригласив в кают-компанию.– Вы, Влад Алексеевич, наверное, не успели позавтракать?

– Увы, нет, даже чашку кофе не выпил, – ответил я.– Вы ведь меня по тревоге подняли.

– Оперативность в любом деле полезна, – улыбнулся он.– Лучше аппетит будет, сейчас наверстаете упущенное.

Спустились в небольшую кают-компанию с холодильником и телевизором. Инга помогла накрыть на стол: шампанское, коньяк, сухое и крепленое вино, пиво, бутерброды с икрой и сыром, овощи, фрукты.

– Давай, Артем, разливай,– велел мэр Устюжину. – Начинай с шампанского.

Тот наполнил бокалы, но Шелест свой бокал прикрыл ладонью.

– Что ж ты, морской волк, не примешь на “грудь? – с укоризной взглянул на капитана хозяин.

– Я при исполнении, сухой закон,– отказался тот.

– Так и выпей сухое, или Алиготе. Для здоровья полезно, врачи рекомендуют.

– Разве что пиво “Петрович”, – согласился капитан.

– Уважаю людей твердых, принципиальных,– похвалил его Ярослав Гордеевич. Мы выпили шампанское, затем коньяк, закусили бутербродами с сыром, колбасой. Я наблюдал за Ингой. Ей явно не сиделось на месте, хотелось действовать.

– Айда, на палубу, – весело предложила она, увлекая меня за собой. Я вопрошающе поглядел на Ланцюга.

– Чем бы, дитя не тешилось, – разрешил он, приподнявшись из-за стола.– Надо и нам передохнуть, на свежий воздух, здесь душно.

– Петр Евсеевич,– тронул я за руку капитана.– Вы, кажется, обещали удочку и спиннинг?

– За этим дело не станет,– улыбнулся он в усы.– Не только дам удочку, но и проведу инструктаж, поделюсь опытом.

По трапу, следом за Ингой, поднялся на палубу. Капитан ушел в рубку за удочкой.

– Я буду загорать,– сообщила девушка, оказавшись со мною рядом. Она сняла с себя джинсы и блузку и осталась в оранжевом, словно шляпка подсолнуха, купальнике. Он плотно облегал ее красивое стройное тело, невысокую аккуратную грудь, округлые бедра. От нее, от цвета купальника исходило знойное сияние.

Я невольно любовался и она это почувствовала. Улыбнулась, взмахнула рукой, ловко подхватила ступнями пляжные тапочки, так как палуба яхты успела нагреться. Я ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулся и увидел, как Ланцюг поспешно поднес к глазам бинокль. Наверняка, от него не ускользнул мой слишком откровенно восхищенный взгляд на Ингу.

– А я буду ловить рыбу,– громко произнес я, заметив Шелеста с телескопической удочкой в руке.

– Я тоже,– с детским восторгом отозвалась девушка.

– Но удочка одна, – вздохнул капитан.

– По очереди будем рыбачить. На спор, кто больше выловит, кому улыбнется удача,– нашел я выход из ситуации.

– Вот приманка,– Петр Евсеевич подал консервную банку с мелко нарезанными красными кусочками мяса и пояснил. – Это прежде бычки, когда их было вдоволь, ловились, даже на голые крючки, а нынче лучше ловить на мидию, но он ее быстро сбивает, бисус не держит. Креветку тоже ловко с крючка снимает, особенно кругляк. А на кусочек мяса, не меняя приманку, можно с десяток бычков подцепить.

– Говорят, что в Азове и Черном море обитают несколько видов бычка? – подкинул я вопрос бывалому рыбаку.

– Да, – охотно подхватил он тему, налаживая удочку. Инга устроилась в шезлонге, подставив под лучи солнца красивые длинные ноги с слегка загоревшей нежной кожей. На лице очки с перламутровыми стеклами, на прелестной голове – белая шляпка. Я уловил себя не мысли, что хочется прикоснуться к девушке, ласково погладить по бархатистой коже ладонью. Возможно, что истосковался по женскому теплу и ласкам. Вся энергия и чувства уходят в творчество.

– Бычок, довольно интересный вид рыбы. В Бердянске ему недавно установили памятник,– неспешно продолжил рассказ капитан. – В Азовском и Черном морях, в основном обитают пять его видов. Кругляк достигает двадцати пяти сантиметров. В зависимости от сезонности, он отличается по таким видам, как буц хорошо упитанный, кашник – икряной, черныш – самец в брачном наряде и хляк – истощенный после нереста. Кроме того песчаник – белый бычок, травник – зеленчак лиманский, подкаменщик – ратан. Обычный их размер до двадцати пяти сантиметров в длину. А самым крупным считается мартовик, или его еще называют жабой, кнутом. Он при весе восемьсот граммов достигает длины тридцати семи сантиметров. Кроме осетра и севрюги, в Азове водится кефаль, пиленгас, керченская сельдь, барабулька, камбала-глосса, ставрида, сарган и разная мелкая рыбешка, хамса, килька, тюлька, моллюски…

– Вам бы, Петр Евсеевич, на кафедре ихтиологии преподавать,– заметил я.

– А-а, этим делом есть, кому заниматься,– усмехнулся он добродушно.– Хватает и без меня специалистов в ЮгНИРО и КМТИ с учеными степенями кандидатов и докторов наук. А у меня своя нынче кафедра по судовождению, вот эта великолепная яхта. Я на ней чувствую себя Колумбом.

– Как это все интересно, – произнесла Инга.– Вы, наверное, и о других обитателях морей и океанов многое знаете, о разных там приключениях?

– Да-а, довелось на своем веку всякое повидать. Ходил на траулерах производственных объединений «Керчьрыбпром» и «Югрыбпоиск», промышлял в Атлантике, в Индийском океане, не говоря уже о Черном и Азовском морях на сейнерах, так называемого, тюлькиного флота, – улыбнулся бывалый рыбак. Он подал мне удилище, я нанизал на оба крючка по кусочку мяса.

– Здесь глубина метра три-три с половиной,– подсказал он.– Поэтому поплавок можно не регулировать. Клев вы почувствуете по дерганию удилища и напряжению лески.

И, действительно, едва свинцовое грузило успело достичь дна, как я ощутил резкий клев. Вскинул вверх удилище, оно изогнулось, а леска напряглась и зазвенела, как тетива лука. Из водной зеленовато-желтой глубины серебром блеснул бычок – кругляк и затрепетал на палубе.

– Ой, я тоже хочу,– девушка живо поднялась из шезлонга. Наклонилась гибким станом и подхватила в руки бычка с фиолетово-тусклыми зрачками. Я снял его с крючка.

– С почином,– поздравил меня капитан и подал садок из мелкоячеистой зеленой рыбацкой сети. Следующую рыбешку плоскую камбалу-глоссу со светлым брюшком мы с Ингой вытянули вместе. Я положил свою ладонь на ее теплую руку, держащую удилище, близко ощутил ее горячее дыхание и трепет тела. Мы так увлеклись рыбалкой, что за короткое время выловили более десятка бычков, две камбалы и серебристого длинного саргана.

– А почему не ловятся кефаль и пиленгас? – поинтересовался у Шелеста.

– Э-э, это хитрая, осторожная рыба, – лукаво подмигнул он. – Она признает только особую наживку – морского червя. Его не просто достать. Опытные рыбаки добывают в лиманах и плавнях или в речке Приморской. Как-нибудь в другой раз припасу для вас эту наживку, – пообещал капитан и поднял садок. – О-о, молодцы. Хватит на уху, да еще и коту Степке достанется. А этого малька отдадим чайке.

Он ловко подбросил мелкого бычка вверх и одна из нескольких чаек, поджидавших гостинец, сверкнув белым крылом, на лету схватила рыбешку.

– Делу время, а потехе – час, – суровым тоном произнес, появившись за моею спиною, Ланцюг, и велел неотступно следовавшему за ним Устюжину. – Свяжись по мобильнику, все ли у Ашота готово, а то засиделись мы здесь на якоре.

Артем Силантьевич достал из-за пояса мобильный телефон «Panаsоnniк», вышел на связь и через минуту доложил:

– Босс, заждались они нас. Все готово к приему гостей. Ашот начал было волноваться, не изменились ли наши планы.

– Не изменились. Полный вперед, капитан! – приказал мэр.

– Я хочу порулить штурвалом,– попросила Инга.

– Это уже баловство, еще на мель яхту посадишь,– не разрешил он. Девушка, с грустью взглянув на меня, поняла, что упрашивать бесполезно. Ярослав Гордеевич был чем-то озабочен. Я собрал удочку, смотал леску, чтобы ненароком кто-то не поранился о крючки. Из рассказа Шелеста кое-что почерпнул для себя, значит, не зря согласился на рыбалку. Общение с Ингой мне доставляло удовольствие.

Приятно было видеть рядом прелестное, по-детски восторженно создание. Яхта, оставив по левому борту бухту Булганак, а затем и бухту Рифов, взяла курс на мыс Зюк. В отдалении в золотистой дымке виднелся мыс Казантип, едва различимые корпуса не построенной Крымской АЭС. Яхта, не поднимая паруса, взяла курс на берег, уверенно работая гребным винтом. С каждой минутой берег с сооружениями пансионата и домами селения приближался. Инга выпросила у Ланцюга бинокль и, приставив окуляры к глазам, любовалась морским простором, сейнерами, уходящими на промысел.