Владилен Елеонский
Проклятие Баскервилей. Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла
Глава третья. Проблема
Мы взошли на мраморные ступени и миновали солидного швейцара. Роскошные помещения напоминали апартаменты Древнего Востока. Я, как видно, напрасно ожидал, что «Семирамида» произведёт неприятное впечатление. Здесь погиб человек, которого мы не смогли уберечь, однако сияние отеля в лучах солнца, которое вдруг выглянуло из-за низких туч, сняло гнетущее чувство. Где-то в глубине души у меня всё же теплилась надежда, что кончина сэра Чарльза вызвана всего лишь трагической случайностью, спровоцированной затяжной депрессией, однако Холмс походил на гончую, почуявшую след, и по опыту я знал, что обыкновенные несчастные случаи такую реакцию в нём не пробуждали.
Портье, юркий брюнет средних лет, увидев визитную карточку моего друга, кивнул и повёл нас в прохладный затемнённый коридор, устланный мягким персидским ковром.
Холмс замедлил шаг.
– Здесь всегда такое плохое освещение?
– Да, сэр, хозяин считает, что оно создаёт атмосферу вавилонской сказки.
Мы двинулись дальше и скоро остановились перед массивной дверью под номером 1А.
– Вот здесь он остановился и провёл свой роковой день.
– Когда вы видели его живым в последний раз?
– Я говорил полиции, в десять часов вечера или чуть позже.
– При каких обстоятельствах?
– Где-то в девять вечера наш хозяин, узнав, кто оказал честь своим присутствием в отеле, пригласил сэра Баскервиля на чашку кофе, он пробыл вместе с нашим хозяином в его кабинете, наверное, около получаса, после чего вернулся к себе. В начале одиннадцатого он вышел из номера, попросил обновить чернила в чернильнице, после этого заперся внутри. Больше живым я его не видел.
– Кто обновлял чернила?
– Я, сэр.
– Окно было открыто?
– Кажется, оно было немного приподнято, поскольку в номере слегка сквозило.
– Кто-то из служащих отеля видел его живым после этого?
– Нет, сэр.
Щёлкнул замок, распахнулась дверь, и в нос ударил запах нежилого помещения. Холмс, поведя ноздрями, шагнул внутрь.
– Как видно, здесь нечасто останавливаются.
– Вы правы, сэр, все хотят на солнечной стороне, а эта комната выходит в затенённый глухой внутренний двор. Кроме этого, мы планируем провести ремонт, и пока намеренно никого сюда не селим.
– Выходит, что со дня трагедии здесь никто не останавливался?
– Никто.
– А после того, как обнаружили тело под окном, вы заходили сюда?
– Да, сэр.
– Кто-то из служащих отеля заходил сюда до вас после того, как обнаружили мёртвое тело?
– Нет, сэр. Мой напарник дежурит у входа, а я нахожусь у стойки и контролирую этажи. Больше из служащих на ночь никто не остаётся.
– А где расположен кабинет хозяина?
– В цоколе.
– Хозяин остался на ночь?
– Нет, выпив с гостем чашку кофе, он уехал домой. Я лично проводил его, и видел, как он сел в экипаж.
– Когда вы подошли к номеру, дверь по-прежнему была заперта изнутри?
– Нет, она была распахнута настежь.
– Хм, дверной замок, как я вижу, цел.
– Цел и невредим, сэр.
– А окно?
– Было открыто так, что, в самом деле, можно было вывалиться наружу или выпрыгнуть с разбега головой вниз.
Мы вошли внутрь. Комната отличалась роскошной обстановкой, в которой в то же время не было ничего лишнего, – слева располагалась высокая двуспальная кровать из вишнёвого дерева, справа возвышался впечатляющий платяной шкаф, а напротив у единственного окна стоял дубовый рабочий стол с лампой и письменными принадлежностями – чернильницей, пером и листками чистой бумаги, аккуратно сложенными в стопку.
Холмс указал кончиком трости на окно.
– А это что такое?
Оконный переплёт состоял из девяти ячеек. Три средние ячейки несли горизонтальную надпись, сделанную очень крупными буквами какой-то полупрозрачной тёмно-бордовой краской. В левой ячейке было вписано – KEEP AWAY, средней – THE HOUND OF, а правой – BASKERVILLES.
– Держи в отдалении Собаку Баскервилей, – сказал я, машинально прочитав вслух текст, выведенный на оконном стекле. – Что за бред?
Портье засуетился так, словно это он сделал надпись.
– О, наш плотник, он ремонтирует соседний номер, собирается менять там трухлявую оконную раму, и мы просим его заодно стереть эту глупую надпись, не знаю, откуда она появилась, вот, теперь ждём, когда он, наконец, соизволит.
– Когда вы обновляли чернила, надпись была?
– В комнате царил полумрак, жилец почему-то не зажигал свет, поэтому я не обратил внимания, сэр.
Холмс мягко, как леопард к добыче, приблизился к подоконнику.
– Когда появилась надпись?
– После того, как в номер заселился сэр Чарльз Баскервиль, это было, если не ошибаюсь, пятнадцатого сентября. Поговаривали, что он смертельно боится собак, всюду, даже в туалетную комнату, ходит с палкой, и у него, кажется, не всё благополучно с головой. Я лично ничего такого особенного за ним не заметил, кроме того, что с тростью он, в самом деле, не расставался и всегда держал её так, словно намеревался врезать по зубам незримому врагу.
– А кто говорил, что у него что-то с головой?
– Детектив Скотланд-Ярда Лестрейд, он приезжал осматривать место происшествия. Я грешным делом думаю, сэр, что наверняка это сам покойный сделал надпись на стекле, когда на него, как говорится, нашло…
– Окно традиционное, створка отодвигается вверх. Вы видите, что надпись сделана снаружи?
– Да, сэр, вижу. Думаю, он поднял створку, высунулся и написал. Такие люди, знаете ли, очень странные! Вот у жены моего брата есть одна странность, она давно живёт с ним вдвоём под одной крышей, детей нет…
Пока портье рассказывал про жену брата, дрожащую, как кролик, от одного лишь мерцания внезапно гаснущих в одно и то же время газовых фонарей и странным образом теряющую, а потом обнаруживающую свои вещи в самых неожиданных местах, Холмс поднял створку и высунулся из окна. В таком положении, в самом деле, можно было что-то написать снаружи, если бы квадраты оконного переплёта не уходили в щель между поднятой створкой и самим окном. Холмс попробовал опустить её вниз, однако она прижала его к подоконнику, не давая выпростать вверх руку. Очевидно, что, находясь в комнате, написать что-либо снаружи на стекле было практически невозможно.
Мой друг посмотрел в безмятежное лицо портье.
– Ваш брат – нехороший человек, у него отсутствуют всякие моральные принципы. Он делает вид, что уходит из дома, а сам снаружи крадётся в темноте под окна и незаметно подкручивает газовые фонари во дворе. Кроме того, он таскает у жены личные вещи, а затем подбрасывает их ей, желая свести её с ума и сдать в пансион для душевнобольных, поскольку у него давно появилась хорошенькая замена.
– Какой кошмар! А как вы узнали?
– Пустяки! Вы лучше скажите, полиция видела надпись на окне?
– Нет, когда они вошли в комнату, окно было открыто, и надпись была не видна. Я обнаружил её только после ухода полиции, когда опустил оконную створку вниз перед тем, как запереть комнату.
Холмс тщательно исследовал раму и подоконник.
– Полиция осматривала личные вещи покойного? Там были какие-нибудь плотницкие инструменты?
– Нет, только бельё, бритва и всё такое.
– Бритва? Нет, бритва не подойдёт.
Портье с изумлением уставился на моего друга, однако он, не обращая на него никакого внимания, принялся осматривать дверь, косяк и всю комнату, при этом не забыв заглянуть под кровать и шкаф.
Наконец, он подошёл к столу.
– Вы присутствовали при полицейском осмотре?
– Да.
– Можете вспомнить, что на момент осмотра находилось на столе?
– И вспоминать нечего, всё было так, как сейчас.
Мой друг поманил меня пальцем, и я подошёл к нему. Справа в тени настольной лампы притаилась бронзовая пепельница, на краю которой лежала недокуренная сигара, похоже, та самая, которую зажигал у нас сэр Чарльз.
– Да, Ватсон, вы правильно подумали, та самая сигара, я хорошо запомнил её. – Холмс, наклонившись, внимательно осмотрел окурок и снова повернулся к портье. – Вспомните хорошенько, любезный, здесь всё действительно так и было?
– Пожалуй, нет. Когда удалилась полиция, а ушла она очень скоро, придя к выводу, что произошло самоубийство, я поднял недокуренную сигару с пола, она была ещё тёплая, и положил на край пепельницы.
– А где вы её нашли?
– Под столом, вот здесь.
– Хорошо, ручка находилась на своём месте у чернильницы, а листки бумаги лежали в стопке, как сейчас?
– Нет, ручка валялась на коврике у двери, а листки разметало сквозняком по всей комнате.
– И никаких записей на листках?
– Совершенно никаких, сэр.
– Вы все листки подобрали?
– Абсолютно все, сэр!
Мой друг осторожно снял плафон с никелированной настольной керосиновой лампы и всмотрелся в фитиль.
– Похоже, что, в самом деле, её давно не зажигали.
– О, да, сэр, я говорил вам, он, вселившись в номер, почему-то не зажигал свет. Полиция, осматривая комнату, зажгла лампу, однако осмотр длился минуту, не больше. Когда полицейские ушли, я кое-что прибрал в комнате, закрыл окно, погасил лампу и вышел, заперев дверь.
Холмс быстро перебрал листки, все они были совершенно чистые, однако его взгляд задержался на одном.
– Этот листок был под тем листком, на котором писали, и если писали карандашом, мы сможем прочитать текст, – сказал он, поворачивая бумагу под косым углом к свету. – Нет, писано пером, а у пера давление на бумагу по сравнению с карандашом гораздо меньше, вряд ли удастся что-либо разобрать, тем не менее, попытаться следует.
Он бережно вложил листок в свою записную книжку.
– Ватсон, где-то здесь в комнате должен быть ещё один такой листок, он густо исписан чернилами.
Мы обследовали каждый квадратный дюйм, в том числе под кроватью и шкафом, портье старательно делал вид, что помогает нам, в действительности толку от него было мало. Выбившись из сил, мы не обнаружили ничего, кроме паутины с засохшими мухами и мелкой как мука пыли.
Холмс подошёл к окну и сделал аккуратный соскоб перочинным ножом, после этого вложил полученные частицы краски в чистый конверт и снова повернулся к портье, который восторженно следил за его манипуляциями, словно ребёнок за действиями фокусника в цирке.
– Покажите смежный номер.
Соседняя комната под номером 1Б была зеркальным отражением комнаты, которую мы только что осмотрели, с той лишь разницей, что платяной шкаф, письменный стол и кровать были накрыты чистыми, однако донельзя застиранными простынями.
– Давно здесь идёт ремонт?
– Три недели, как должен идти, однако плотник, как бы сказать, ещё не приступил.
– Он чувствует себя богом и обожает шотландский виски, а терпите вы его только потому, что он не просит денег и работает за выпивку себе и объедки с кухни для жены и детей.
Портье широко распахнул свои длинные как у девушки ресницы.
– Сэр, откуда вы знаете?
Вместо ответа Холмс сделал изящное движение носком ботинка, и из-под кровати под ноги портье дружной гурьбой выкатились пустые бутылки.
– Значит, плотник не приступал к ремонту, и обстановка здесь точно такая, какой она была три недели назад?
– Совершенно верно, сэр.
Он так же внимательно, как в номере сэра Чарльза, осмотрел дверь, косяк, пол, подоконник и оконную раму, которая настолько заинтересовала его, что он повторно изучил её, на этот раз с помощью лупы.
– Пружина ржавая и слабая, не так давно её отпирали снаружи, просунув в трухлявую щель превосходный стальной нож с изогнутым лезвием или, может быть, серп. Вот, видите, изогнутое серпом лезвие задело верхний слой голубоватой краски, оставило характерный след и оцарапало ржавую защелку. Длина клинка, как мне подсказывает нехитрая формула, составляет шесть дюймов. А ваш плотник не мог вскрыть окно таким лезвием?
– Ума не приложу, зачем это могло ему понадобиться! Ни ножа, ни серпа я у него не видел. Он планировал поменять старую оконную раму, однако, как я говорил…
– Вы говорили, что просили его стереть надпись на оконном стекле соседнего номера. Интересно, а как бы он добрался туда? От оконного слива до земли здесь, если не ошибаюсь, не менее десяти футов.
– У нас есть пожарная лестница.
– Где она?
– Там, где обычно, – висит на скобах во дворе под окнами.
Когда мы закончили осмотр и спустились вниз, оказалось, что во двор выходят лишь окна номеров 1А и 1Б, в которых мы только что побывали, а с трёх других сторон миниатюрный двор закрывают глухие стены. Холмс, убедившись, что деревянная пожарная лестница находится на своём месте, с трудом приподнял её. Мы вдвоём сняли её со скоб и приставили к стене. Мой друг взобрался наверх и протянул указательный палец к надписи на стекле. Было очевидно, что из такого положения написать что-то на окне не составило бы труда даже женщине или подростку.
Он посмотрел на меня сверху и грустно улыбнулся.
– Да, Ватсон, забраться сюда не составит труда даже ребёнку.
– А где была пожарная лестница, когда плотник обнаружил тело сэра Чарльза? – сказал я, повернувшись к портье.
– Она была на своём обычном месте, сэр, висела под окнами на скобах.
Холмс спустился вниз.
– Этот двор запирается?
– Нет, сэр, здесь нет ничего ценного, запираются лишь задние двери отеля, поэтому любой при желании может войти сюда через узкую невысокую арку, видите, она там.
– Я могу побеседовать с плотником?
– Боюсь, что нет, сэр, он сейчас дома и очень плохо себя чувствует.
– Ага, как видно, лекарство заканчивается, что ж, ждите, скоро приползёт. Как только появится, отправьте его ко мне, вот вам моя визитная карточка.
– Да, сэр!
– Я заметил, что номер 1Б не запирается.
– Там нет никаких вещей, сэр, а плотник проводит ремонт.
– А в день кончины сэра Чарльза номер 1Б был заперт?
– Нет, сэр.
Мы с Холмсом переставили лестницу к окну номера 1Б, мой друг вновь взобрался по её ступеням и принялся тщательно исследовать оконную раму. Осмотр невооружённым глазом, как видно, опять не удовлетворил его. Взяв в руки лупу, он принялся осматривать каждый дюйм на дереве, особенно в тех местах, где краска облезла.
Вдруг раздался победный возглас, по всей видимости, удалось обнаружить нечто интересное. Достав из кармана пинцет, Холмс один за другим подцепил парочку каких-то микроскопических предметов, бережно вложил их в чистые конверты, аккуратно опустил створку окна и спустился вниз.
– Скажите, уважаемый, а ваш плотник носит чёрную шерстяную накидку и тёмную фетровую шляпу?
– Никогда таких вещей на нём не видел, сэр. Какая там шляпа! Он зимой и летом, в дождь и сушь, подставляет свою багровую лысину небу.
– Могу я вас попросить, если потребуется, мы пришлём бумагу из полиции, чтобы плотник пока ничего не трогал в номере 1Б, в особенности раму и старую защелку на ней?
– Конечно, сэр, я предупрежу плотника, когда он появится, а письменную просьбу полиции направьте хозяину отеля.
Холмс хотел опустить лестницу, однако в этот момент стремительная, как пружина, четвероногая тень сбила его с ног. Чёрная собака, как я машинально уловил, – огромный дог, – жадно урча, застучала лапами по перекладинам, и в следующий миг длинный розовый язык принялся усердно слизывать краску с оконного стекла. Я помог моему другу подняться, мы вместе подняли глаза, и, не сговариваясь, громко расхохотались. Портье просветлел лицом. В первое мгновение после столь бесцеремонного появления пса он, кажется, подумал, что мы возмутимся.
Холмс указал тростью на зверя.
– Чья эта милая собачонка?
– О, сэр, это собака владельца нашего отеля, она невероятно огромная, однако совершенно безобидная, иногда убегает из комнаты хозяина и, как угорелая, носится по двору. Снут, пошёл вон отсюда!
Пёс, поджав уши, послушно сполз задом вниз на несколько перекладин, затем спрыгнул на землю и принялся скакать вокруг нас, норовя лизнуть прямо в лицо.
Обратно мы шли пешком. Холмс выглядел печальным и задумчивым.
– Надпись сделана губной помадой, Ватсон.
– В самом деле? Как вы догадались? Снут подсказал? Он, как видно, обожает сладкое. Милый пёсик!
– По запаху и внешнему виду засохших соскобов я могу определить тридцать семь видов женской губной помады. Эта – французская, и я, кажется, знаю магазин, который продаёт её в Лондоне.
– Хм, наверняка, надпись помадой сделала женщина, и она знает легенду о собаке. Кто она, – друг, враг или просто глупышка, решившая пошутить? Шутка, надо сказать, оказалась весьма неудачной! Нет, каково, а? Она писала буквы зеркально, чтобы он сразу и без проблем прочитал её послание, находясь внутри.
– Прогуляетесь, Ватсон?
– Если я больше ничем не могу вам помочь.
– Напротив, друг мой. Я вижу, у вас закончились сигареты, поэтому, когда навестите «У Брэдли», заодно попросите его отправить мне фунт крепчайшей махорки, хорошо? Благодарю. Будет также здорово, если, конечно, вы найдёте это удобным, не возвращаться домой до самого вечера.
Я знал, что одиночество и уединение были необходимы моему другу в те часы интенсивного умственного напряжения, когда он взвешивал каждую крупицу доказательств, отделяя зёрна от плевел. По этой причине я провёл весь день в своём клубе.
Было около девяти, когда я вновь поднялся в нашу гостиную. Едкие воскурения крепчайшей махорки схватили меня за горло, и я зашёлся в диком кашле. Сквозь туман едва проступали очертания Холмса, одетого в халат. Он склонился над кофейным столиком, на котором были развёрнуты артиллерийские карты очень крупного масштаба.
– Ватсон, откройте окно и подсаживайтесь сюда, будем изучать место наших будущих боевых действий.
– Ого, а что это за внушительный прямоугольник в самом центре?
– Баскервиль-холл.
– А вокруг – роща?
– Совершенно верно. А вот это, я думаю, Тисовая аллея, хотя название не указано, она тянется здесь, а болото, видите, справа от неё. Небольшая группа домов недалеко от станции Кум-Трейси, – селение Гримпен, где расквартирован наш друг доктор Мортимер. Внутри окружности радиусом пять миль имеется, как вы видите, всего несколько отдельно стоящих домовладений. Вот Лафтер-холл, мы о нём, кажется, ничего не слышали, а вот этот дом, скорее всего, резиденция антиквара Степлтона, если я правильно запомнил его имя. Чуть дальше на болотах есть две фермы – Хай Тор и Фулмайер, а в четырнадцати милях от нашей условной окружности расположена большая тюрьма для осуждённых, это окраина Принстауна. Вокруг этих разбросанных точек простирается пустынное безжизненное болото. Итак, вот вам сцена, на которой некто возжелал разыграть трагедию, и нам следует подыграть, чтобы раскрыть замаскированного злодея.
– Это, похоже, дикое место.
– В самом начале нашей захватывающей пьесы возникают два вопроса. Прежде всего, имеется ли здесь вообще преступление? Если имеется, – какое именно, и как совершено. Вы хорошенько обмозговали это дело, верно?
– Да, весь день только о нём и думал.
– Что-нибудь надумали?
– Боюсь, что всё слишком запутано.
– Я бы так не сказал, – имеется несколько вполне осязаемых точек, которые могут легко привести к разгадке.
– Не вижу ничего подобного.
– Например, тяжеленная пожарная лестница, надпись губной помадой на стекле, незажжённая в вечерних сумерках лампа, а?
– Да, в самом деле, портье говорил, что сэр Чарльз не зажигал её.
– Что из этого следует?
– Он сидел за столом, и, несмотря на воцарившийся полумрак, не зажигал свет, видимо, довольствуясь одним лишь угольком зажжённой сигары.
– Ещё он что-то писал. Удобно писать в сумерках?
– Нет.
– А он сидел, писал и всё равно не зажигал лампу. Внезапно появляется нечто, он не успевает дописать текст и погибает. Вывод?
– Совершенно ничего не идёт в голову.
– Представьте, человек закуривает сигару, садится к окну за стол, чтобы что-то написать, свет не зажигает, пожарная лестница подставлена к стене снаружи, надпись губной помадой сделана, а окно открыто…
– Откуда вы знаете, что пожарная лестница была приставлена снаружи?
– Дверь комнаты была заперта изнутри, поэтому, очевидно, что что-то внезапно испугало его со стороны открытого окна в тот момент, когда он писал. Чтобы испугать человека, следует подкрасться к нему совершенно бесшумно, а вы сами видели, что эту проклятую лестницу без шума и ругани приставить к стене невозможно, она слишком тяжёлая. Из этого следует, что тот, кто испугал баронета, тихонько забрался по лестнице, которая была приставлена перед этим.
– Откуда вы знаете, что окно было открыто?
– Если бы оно было закрыто, сэр Чарльз просто не смог бы отпереть его, когда чуть позже, охваченный ужасом, выпрыгнул через него во двор.
– Почему?
– Там очень тугая защелка, я проверил, без инструментов не обойтись, однако у него, кроме чернильницы и ручки, как вы знаете, никаких инструментов под рукой не было. Возможно, что освободить окно от защелки, однако пока полностью не открывать его, а затем приставить к нему лестницу он попросил плотника, который, околачиваясь поблизости, изображал, что делает ремонт, а в действительности искал выпивку. Кроме того, портье, как вы помните, меняя чернила, заметил, что оконная створка была слегка приподнята. Перед тем, как сесть за стол, сэр Чарльз наверняка открыл её полностью и стал ждать. Кого?
– Хм, сэр Чарльз знает, что лестница приставлена в глухом внутреннем дворе к его окну, не зажигает свет, спокойно закуривает сигару и даже что-то пытается писать, несмотря на полумрак. Он спокоен, никаких признаков душевного расстройства…
– Какое там душевное расстройство! Он пребывает в сладостной истоме от предвкушения… чего?
– Свидания!
– Конечно, Ватсон! Он ждал свою пассию, а вместо неё в окно явилось нечто такое, от чего у него глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом, а лицо исказилось до неузнаваемости.
– Она приходила, однако не застала его и сделала условную надпись на стекле первым, что попало под руку – губной помадой?
– Да.
– Почему она его не застала?
– Возможно, он как раз пил кофе с хозяином отеля.
– В чём смысл надписи? Почему он, возвратившись в номер и, конечно, заметив надпись, открыл окно полностью и принялся ждать? Вероятно, надпись подсказала, что она где-то поблизости, скоро придёт, и свидание состоится.
– Вероятнее всего, как раз наоборот. Она понимала, что ему угрожает опасность и знала, что не сможет прийти на свидание, поэтому сделала предостерегающую надпись, однако баронет её не понял.
– В самом деле, трудно понять! Что означает «Держи в отдалении Собаку Баскервилей»?
– Скорее всего, она спешила и допустила ошибку, пропустила слово from, поэтому вместо «берегись» получилось «держи в отдалении», чем ввела баронета в заблуждение вместо того, чтобы предостеречь. Скажу вам больше, человек из плоти и крови, а вовсе не Собака Баскервилей, ожидал прихода сэра Чарльза в соседнем номере, на нём были тёмная шляпа и чёрная накидка, а с собой у него был турецкий нож или серп. Он знал, кого ждёт баронет, и был уверен, что в назначенный час, очевидно, в десять, свидание не состоится, – любовница не придёт.
– Вы, конечно, обнаружили следы, свидетельствующие, что кто-то забирался через окно в соседний номер, и это был не плотник. А как вы поняли, что он был одет именно так?
– Я тщательно осмотрел оконную раму и створку, они старые, облезли от краски и местами занозистые, поэтому он не уберёгся и пару раз зацепился одеждой и головным убором, скорее всего, шляпой. Со створки я снял кусочек свалянного козьего пуха, из него делают фетр – обычный материал для шляп, а на оконной раме я обнаружил практически невидимый невооружённым глазом обрывок крашеной ткани из овечьей шерсти, – обычный материал для изготовления накидок и плащей.
– Он поддел вверх ржавый оконный запор серпом или турецким ножом сквозь щель, поднял створку и влез в номер?
– Да.
– А к окну подобрался по приставленной лестнице?
– Да.
– Когда?
– Сразу после того, как пассия сэра Чарльза вывела предупреждение на стекле и удалилась. Возможно, он следил за ней, или она была с ним заодно, что менее вероятно.
– Однако лестница была приставлена к окну номера сэра Чарльза. Как он сумел подобраться к окну соседней комнаты?
– Там, под окнами на стене имеется довольно широкий приступок, вы не заметили? Взобравшись по лестнице к окну сэра Чарльза, он сошёл на приступок, подобрался по нему к соседнему окну, вскрыл его и влез в комнату 1Б. Любой подросток может проделать такой трюк, в этом нет ничего сложного.
– Почему плотник не обнаружил его?
– В комнате идёт ремонт, всё закрыто простынями. Когда он услышал шаги плотника, если они вообще были, то спрятался под простынёю, а вероятнее всего, он следил за плотником, и знал, что он ушёл.
– В окно мог влезть собутыльник плотника.
– Собутыльник не мог знать легенду, а сэра Чарльза смертельно испугала именно Собака Баскервилей, не зря же его пассия хотела вывести на стекле «Берегись Собаку Баскервилей!» Кроме того, когда он добился своей цели, и поражённый ужасом баронет выпрыгнул в окно головой вниз, он спустился по лестнице и вернул её на обычное место. Собутыльнику плотника незачем было так поступать, а злоумышленник таким способом запутал следы. После такого фокуса я сомневаюсь, что плотник признался полиции в том, что по просьбе сэра Чарльза приставлял лестницу к его окну. Зачем ему лишняя головная боль? Его могут заподозрить, а он хочет продолжать спокойно сосать виски и царствовать в отеле.
– А куда делся сам плотник?
– Скорее всего, сэр Чарльз отослал его после того, как он освободил ему окно от защелки и приставил снаружи лестницу.
– Куда отослал, зачем?
– Дал денег и отправил куда-нибудь в пивную, чтобы он не мешал свиданию с женщиной.
– А зачем было солидному человеку таким образом встречаться с женщиной? И какая женщина согласится лазить по окнам?
– Он не желал, чтобы кто-то из служащих отеля видел её, а возможно, что она сама настояла на таком способе, и он согласился.
– Хорошо, допустим, однако если злоумышленник, засевший в соседнем номере, был человек, как он мог превратиться в Собаку Баскервилей?
– Тем не менее, он превратился.
– Оборотень?
– Вот это нам предстоит выяснить, однако, повторяю, Ватсон, я не привык иметь дело с потусторонними силами и не верю сказкам. Нам следует искать материалистическое объяснение, друг мой, это наиболее верный путь.
– Материалистическое? Хм! Оно, в самом деле, есть, неужели дог хозяина отеля не подсказал вам?
– Ха, вы думаете, что женщина сделала надпись на стекле, а пёс, учуяв сладкий запах помады, взобрался по лестнице по её следу и сунулся к баронету в окно своей свирепой мордой, даже не подумаешь, что на самом деле он такой лапочка? Дог так напугал сэра Чарльза своим неожиданным появлением, причём по случайному совпадению как раз в тот момент, когда он закурил сигару, что ему сделалось плохо. Собака, как видно, испугалась его реакции и убежала, а он, шатаясь, подошёл к открытому окну, чтобы глотнуть свежего воздуха, в этот момент сознание помутилось, и он выпал наружу головой вниз, так?
– Блестяще! Вы очень точно выразили то, о чём я подумал.
– Есть одна загвоздка.
– Какая?
– Человек, которого испугало чудовище в окне, скорее всего, выскочил бы из комнаты, а согласно этой версии он, напротив, ринулся к окну.
– Внезапно подступившее удушье, Холмс, могло оказаться страшнее привидения. В конце концов, он мог просто перестать соображать, думая лишь о глотке свежего воздуха!
– Возможно, однако, маловероятно. Тем более, что портье после гибели сэра Чарльза обнаружил дверь его номера распахнутой настежь.
– А что в таком случае представляется вам более вероятным?
– Когда нашего несчастного сэра что-то испугало в окне, причём это был вовсе не наш милый дог, он бросился в коридор. Там сэр увидел нечто такое, что его, как видно, испугало ещё больше, после чего, совершенно обезумев от ужаса, он кинулся обратно в комнату и выпрыгнул в открытое окно головой вниз, словно решил исполнить сальто. Дело обретает форму, Ватсон, это совершенно очевидно. Могу я попросить вас подать мне мою скрипку, давайте пока отложим все мысли о нём, и снова вернёмся к обсуждению лишь после встречи с доктором Мортимером и сэром Генри Баскервилем завтра утром.
