bannerbannerbanner
Голос демона

Владарг Дельсат
Голос демона

Глава вторая

Светка обживается, но она пока просто ошарашена – такого в её жизни не было никогда, а у нас иногда шумно, иногда весело, а сейчас она просто в центре внимания. Младшие у меня очень чувствительные, поэтому Светку обнимают чуть ли не постоянно, я бы на её месте уже думала, куда спрятаться, а она держится, только улыбается иногда очень жалобно. Но грустить мы ей не даём, поэтому она постепенно оттаивает.

– Свет, пошли историю писать? – предлагаю я, потому что мимо опроса по классификации я как-то просквозила, но постоянно везти не может.

– Классификацию? – спрашивает она, скорчив гримасу. – Пошли, куда деваться…

– Историчка злая в последнее время, как демон, – комментирую я, на что Светка только тяжело вздыхает, потерев зад.

Поражаюсь я жестокости отдельных училок. Под Светкиным бельём выделяются рельефные полосы – значит, кто-то отметился, даже не обратив внимания на состояние ученицы. Вот как так можно? Озверели совсем взрослые в последнее время, просто озверели, да и напряжение какое-то чувствуется в воздухе. Может быть, потому что конец года? Но раньше вроде так не зверели. Что же случилось?

Усевшись за стол, мы одновременно открываем тетради, чтобы, включив лазерное перо, начать заполнять графы классификации. Вот что интересно, меня в школе давно уже не наказывали, недели три, наверное, а на Светке, судя по тому, что я вижу, просто злость срывали, потому что очень уж неприятно выглядит то, что я вижу. Но взрослые нас не послушают, поэтому дождусь маму с работы.

Интересно ещё и то, что дома ни меня, ни младших так никогда не наказывали, а мы послушные несмотря ни на что… А вот в школе – как будто желают что-то себе доказать. Хотя логичнее было бы лупить дома, но, насколько я знаю, дома почти никого из знакомых не лупят. Мама как-то сказала, что ей наши слёзы не нужны, ей нужно наше понимание. И многие взрослые со своими детьми так, поэтому школа так и пугает, иногда до дрожи. И тут не обнажение играет роль, потому что мы под юбкой все более-менее одинаковые, а сам факт того, что чужой человек делает больно.

Ладно, долго думать об этом смысла нет, по-моему, нужно делать уроки, а то буду выглядеть, как Светка, а мне это совсем не надо. Это, честно говоря, никому не надо, поэтому я тяжело вздыхаю и занимаюсь делом. Кроме истории ещё математика – ну, это легко, и языки – кому они, интересно, нужны? Вот математику я люблю: интегральные уравнения, пространства Римана, многообразия… А от звучания слова «думать» на разных языках очень болит место сидения. Бр-р-р, аж передёрнуло.

– Ой… – Светка всхлипывает, увидев задание по математике. Понятно всё.

– Не плачем, – я обнимаю её, прижимаю к себе и говорю дальше негромко: – Сестрёнка поможет, да?

– Да… – шепчет она в ответ.

Какая-то Светка неухоженная, что ли, как будто у её мамы не было на неё времени, но это неправильно и очень плохо. Зато теперь у неё есть мы. Ещё она к ласке очень тянется, даже сильнее, чем младшие после школы, что не очень обычно на самом деле. Но мне не жалко, поэтому я её глажу, успокаиваю и помогаю с заданиями.

Затем приходит мама. Дождавшись, пока она переоденется и немного передохнёт, я подхожу к самому близкому взрослому. Мама понимает, что я не просто так поговорить хочу, поэтому откладывает новости, ставя визор на паузу, и поворачивается ко мне. Не у многих, кстати, родители готовы отложить все дела ради детей, поэтому нам и тут повезло.

– Что случилось? – интересуется мама, поняв, что дело касается Светки.

– Мама, Свету сильно наказали, – объясняю я свою позицию. – Совсем недавно. Как так можно-то?

– Вот как… – задумчиво произносит наша мамочка. – Я разберусь. Позови-ка её ко мне…

– Света, иди к маме, – прошу я сестрёнку, но увидев, что плечи у неё сразу поникли, обнимаю её. – Ты что! Никто тебя ругать не будет! Не за что же!

– Ну… – она отводит взгляд, но положение её рук говорит само за себя.

Получается, её и дома наказывали. Но это же… непредставимо для меня. Наш дом – это наша крепость, самое надёжное убежище. Да и за что её наказывать? Впрочем, я всё понимаю, потому, обняв сестру, я отвожу Светку к маме. У нашей единственной взрослой в руках тюбик. Хорошо знакомый, кстати.

Мама укладывает Светку к себе на колени, отчего сестрёнка начинает плакать, но я обнимаю её и уговариваю чуть-чуть потерпеть, потому что мазь щиплется. Сестрёнка, наверное, думает, что я жестокая, но не ощутив привычного, плакать перестаёт. Она замирает, поднимает голову, глядя мне в глаза и потихоньку расслабляется, ощущая мягкие мамины руки.

– У нас дома не наказывают, – объясняю ей. – Мама сейчас попу смажет, чтобы не болело, понимаешь?

– Как… А урок? А… – Светка, похоже, лишается дара речи, а я думаю о жестокости взрослых. Хуже демонов, по-моему.

Сестрёнка весь вечер в себя прийти не может, потому что просто этого не ожидала, но мама её обнимает, гладит и объясняет, почему считает битьё попы плохой идеей. Младшие ложатся спать раньше нас, потому что уже сделали все уроки, но и они удивлены тем, что где-то есть мамы, которые могут сделать больно ребёнку просто так. В их понимании нет таких причин, за что дома может влететь, ну а подзатыльник – обычное дело.

Каждый день мы все удивляем Светку, отчего она постепенно всё больше становится нашей. Ну, членом семьи, в смысле. Это, по-моему, правильно, когда сестрёнка становится всё больше сестрёнкой, оттаивая. Теперь она не только пугается и улыбается, а уже может младших поправить, если замечает что. Хотя только словами это делает, потому что совсем не хочет драться.

– А чего ты тогда в лидеры полезла? – интересуюсь я.

– Сначала просто сдачи давала, – объясняет мне Светка. – А потом увидела, что, если не бить самой и первой, бить будут меня, а я не хочу…

Тут она права, среднее положение не займёшь – или ты, или тебя. Правда, можно просто держаться в стороне, но это часто означает изоляцию, а её никто не любит. Поэтому я Светку понимаю, раз начала бить в ответ, остановиться просто не дадут, дети – они часто злые очень, только боли и боятся. Но для моей новой сестры всё плохое закончилось, потому что в нашем классе Эльку, то есть меня, боятся. Знают, если что – не помилую.

***

Слухи какие-то странные циркулируют по школе. Чуть ли не нашествие демонов, кто-то пропал, кто-то неожиданно умер, в общем, странное что-то. Совершенно необыкновенное что-то – в плохом смысле этого слова. Та же историчка выглядит злее обычного раз в пять, отчего хочется по-маленькому просто от страха.

– Перечислите основные категории демонов, – она так зла, что не говорит, а почти шипит. Интересно, почему?

– Вывернутые, рогатые, волосатые, – стараясь не дрожать от иррационального страха, тщательно контролируя свой голос, отвечаю я.

– С-с-сидеть! – приказывает эта мымра. – Ты! Почему демонов называют «вывернутыми»?

Аля отвечает про разницу строения, при этом её голос дрожит, а глаза полны слёз. Мне не трудно представить, что сейчас произойдёт, но историчка не вызывает её к столу, а только очень зло смотрит, сжимая кулаки. Это странно, за неуверенность ответа она обычно наказывает, а тут только злится. Что произошло?

После уроков мы делимся впечатлениями сначала в классе, а потом и между параллелями. Все настолько напуганы учителями, что никто не дерётся. Не до подтверждения социального уровня сейчас. Учительницы стали злее раз в пять, пугают до икоты, но никого не наказывают, просто совсем никого, насколько мне удаётся выяснить. Им запретили доставлять ученицам боль, и они решили компенсировать страхом?

Младшие с визгом кидаются ко мне и Светке. Они напуганы даже больше нас, отчего просто ревут у нас на руках. Диана повисает на мне, а Маришка – на Светке. Переглянувшись, мы на руках несём их домой, а малышки просто ревут в три ручья. Что происходит при этом, совершенно непонятно, но мне впервые за много лет просто страшно идти в школу.

Дома осматриваю обеих младших. Их точно не наказывали, но трусики мокрые, значит, просто очень сильно напугали моих маленьких. Осознавая это, чувствую желание передушить училок, но понимаю, что ничего не сделаю. Малышки всё не успокаиваются, поэтому мы со Светкой переодеваем их, поим тёплым какао со сладкими палочками, обнимаем и много гладим. Как раз к приходу мамы чуть успокаиваются.

– Что произошло в школе? – строго спрашивает мама, видя, как мы вдвоём успокаиваем младших.

– Училки озверели, – объясняю я. – Никого сегодня не наказали, но напугали так… И нас напугали, и младших. Я не понимаю, что происходят, но от такого страха они же и заболеть могут?

– Так! – негромко, но зло произносит мама. – Света, с Дианой и Маришей справишься?

– Справлюсь, мама, – кивает сестра, но логичный вопрос не задаёт.

– Элька, за мной! – приказывает мама, двигаясь к выходу.

Я буквально впрыгиваю в юбку, натягиваю и пиджак, понимая – мы идём в школу. Мамочка очень не любит, когда нас обижают, поэтому кому-то сейчас будет грустно. Ну, они сами виноваты, зачем нас так сегодня пугали? Лучше бы били, это хоть как-то знакомо, хоть и больно, но не так страшно, а тут…

– Пока идём, рассказывай подробно, – приказывает мамочка. – Как можно подробнее.

– Да, мамочка, – киваю я, шагая рядом. – Сегодня все училки очень злые. Историчка, казалось, хотела вообще убить, мы все как представили… Но никого не наказывали, у младших то же самое.

– При этом все были злые и сильно пугали? – интересуется мама.

– Да, мамочка, – подтверждаю я, вздыхая. – Младших даже переодевать пришлось.

– Вот как… – судя по маминому голосу, учителей сейчас самих накажут.

Стоит нам подойти к школе, и я вижу – мы не одни. Тут, наверное, все мамы собрались, особенно детей младших классов, так их много. Кто-то возмущён, кто-то задумчив, а кто-то, как наша мама – в ярости. Мама подходит к ним поближе, а мне боязно немного, но не оставлять же её одну. И я ловлю краем уха разные разговоры.

 

– Говорят, дальняя станция возмущения засекла…

– Энергия… Повсюду энергия…

– Вот придурки! Думают, что…

– Уважаемые матери! – на пороге появляется директор школы, немного даже испуганная. – Оставьте детей и пойдёмте со мной…

– Так, иди домой, – распоряжается мама. – Я вернусь и всё расскажу, хорошо?

– Хорошо, мамочка, – киваю я, направляясь домой.

Как ни странно, младшие дом не разнесли. Интересно, что такое происходит, что директриса испугалась? Может, боится того, что мамы вполне способны ей самой выдать по первое число? Не знаю, но у меня какое-то странное предчувствие. Очень странное, правда… Но я надеюсь, что всё будет хорошо. Вот вернётся мама и расскажет, что всё хорошо и пугаться не надо. Должно же быть простое объяснение!

– Что там? – интересуется Светка, увидев, что я вернулась одна.

– Большая толпа, – хмыкаю в ответ. – Директриса вывалилась, посмотрим, что расскажет. Мама нас проинформирует, наверное.

– В той части, что нас касается, – цитирует сестрёнка, и мы не очень весело смеёмся.

– Давай младших покормим? – предлагаю я, на что Светка кивает.

Надо ли завтра в школу, нет ли – неизвестно, а младшим нужно выспаться. Им и так трудно будет заснуть после сегодняшнего. Даже и не знаю, может, их с нами положить? Ну, чтобы ночью не бегать, кошмары же наверняка будут, как у Светки в первые дни. Решаю, что посмотрю, как они себя за ужином поведут, и подумаю. А пока я разогреваю для них кашу, чтобы малышки могли спокойно поесть. Каша мягкая, очень вкусная, я её ещё подслащу, тогда совсем хорошо будет.

Действительно, девочки кушают хорошо. Вот в разгар ужина возвращается очень задумчивая мама. Она садится рядом и обнимает нас всех, а у меня ёкает сердце от нехорошего предчувствия. Мамочка некоторое время молчит, младшие даже есть перестают, замерев и глядя на неё, а потом мама вздыхает.

– Истончается ткань Барьера, – сообщает она наконец. – Кто-то подсчитал, что от детского страдания истончение происходит быстрее, поэтому и запретили наказания в школе. Вы побудете пару дней дома, чтобы успокоиться, а потом посмотрим.

Барьер отделяет мир людей от мира демонов. Поставленный лет двести назад, он не позволяет вывернутым явиться к нам, чтобы вновь поработить людей. Если ткань барьера сильно истончится, то они могут попасть к нам сюда, и тогда наступит конец света. Злые демоны будут убивать и насаживать на свою вывернутость всех. Значит, получается, мы в шаге от конца света? Ой, мамочка, как страшно-то! Просто жутко становится от мысли о том, что Барьер может пасть. Может, пронесёт?

Глава третья

Наказания действительно исчезают, а с ними постепенно сходит на нет и страх, но вот учителки явно чего-то боятся. С каждым днём они боятся всё сильнее, и мы это, конечно, чувствуем. Новости до нас не доходят, но, глядя на то, какой напряжённой возвращается с работы мама, я понимаю – всё непросто. При этом, конечно, стараюсь успокоить и младших, и Светку. А ещё мне начинают сниться кошмары.

Почти каждую ночь мне снится один и тот же сон – страшный демон, выглядящий, как историчка, вывернутая наизнанку, скалясь своими страшными клыками, хватает Диану и Маришку, чтобы впиться в них зубами. Это настолько страшно, что я просто подскакиваю на кровати, не в силах выдержать этот сон. Мне кажется, что Барьер уже пал, и жуткие вывернутые идут к нам.

Мамочка успокаивает меня, давая какое-то лекарство, от которого я сплю спокойнее, конечно, но напряжение растёт, и я его чувствую. Ничего не могу поделать с собой, ощущение беды всё сильнее. Но пока вроде бы всё спокойно. Поэтому утром я собираюсь в школу, уже не опасаясь за свою филейную часть. Только кажется мне, что пара недель не зачеркнёт столетие слёз, но это мнение я держу при себе, потому что – кто знает…

– Слышали? Всех космонавтов отозвали, – слышу я разговор двух наших кумушек. Они собирают слухи, зачастую выдавая их за информацию, поэтому верить им можно только ограниченно.

– Говорят, корабли вышли к Барьеру, – раздаётся другой голос. А вот это серьёзно, Зара языком трепать не любит.

– Демоны прорвутся? – интересуется Светка у меня, как будто я знаю всё на свете.

– Ну что ты! Конечно, нет, – улыбаюсь я ей, держа себя в руках из последних сил.

– Сегодня мы поговорим о том, что нужно делать в случае внезапного нападения, – вместо истории к нам приходит завуч. – Вы запомните всё, что я вам скажу.

Угроза в её голосе такая, что всё и так становится понятно. Попробуем только не запомнить – пожалеем, что на свет родились. Поэтому мы внимательно слушаем лекцию о поселковом убежище, куда и как бежать, какой сигнал служит для общей эвакуации, а какой – только предупреждает. Я слушаю завуча, понимая – всё очень-очень плохо, трудно было бы не понять…

– Тренировки будут проходить три раза в неделю, – говорит она нам на прощанье.

Стоит только ей выйти, как в классе поднимается жуткий галдёж – все начинают делиться мнениями по поводу услышанного. Те школьницы, у кого родители во Флоте или Полиции, подтверждают слух об отзыве всех. Значит, можно считать, что Барьер доживает последние дни или даже часы. Вопрос в том, почему его нельзя починить, но нам никто на него не ответит. Сдаётся мне, что Барьер не мы устанавливали, а кто-то другой, которого сейчас уже нет, поэтому и нельзя починить – никто не знает, как именно.

– Что делать будем? – интересуется Светка у меня, как будто я – заместитель мамы.

– Что сказано, – вздыхаю я в ответ. – Главное, чтобы младшие целы были. Кто-то из нас двоих будет их домой провожать, чтобы, если что…

– Чтобы не запаниковали, – кивает сестрёнка, знающая, что я её прикрою перед училками, если что.

Но я думаю, у училок какое-то подобие мозгов всё-таки есть, поэтому логично, что после таких новостей мы будем провожать младших. Переглянувшись, отправляемся на следующий урок, но даже математика в голову не лезет. Ничто не лезет в голову, совершенно. Все мы понимаем: такие инструктажи не к добру. И как ни странно, учителки понимают, что нам совсем не до уроков, не орут и не пугают.

Математичка просто прерывает урок, смотрит, кажется, на каждую из нас долгим взглядом, вздыхает и садится за стол. Она некоторое время смотрит в окно, о чём-то думая, а затем поворачивается к нам. Мы сидим за партами тихо, овоид класса будто наполнен этой тишиной. Так же тихо помаргивают на стенах портреты знаменитостей, формулы-подсказки…

– Мне тоже страшно, – признается учителка. – Даже очень страшно, потому что демоны – это конец всего сущего. Но если у вас есть шанс выжить даже в рабстве, то у меня такого шанса нет, и я знаю это.

– Почему это? – удивляется одна из учениц – Алька, по-моему.

– Потому что я никогда не склонюсь перед демоном, – отвечает она нам. – А вас можно заставить, напугать, пригрозить…

– Как заставить? – не понимаю я.

– Например, болью, – отвечает мне математичка. – Или угрозой твоим младшим… Подумай.

Я задумываюсь и понимаю: она права, за младших я что угодно сделаю. Просто за одну призрачную надежду их спасти. Не хочу оказаться перед таким выбором. Просто не хочу. Но когда я почти впадаю в панику, резко и тревожно гудит сирена. Она набирает силу, отчего я подскакиваю на месте, а потом бегу в сторону корпуса младших. Мне наплевать на все инструкции, я бегу к ним, ещё не сообразив, что тревога вряд ли настоящая.

Я успеваю, потому что Дианка и Маришка тоже наплевали на всё, что им говорили, побежав к нам. Я подхватываю на руки Маришку, рядом Светка делает то же самое с Дианкой, и мы быстро-быстро бежим в убежище, чтобы буквально влететь в него промеж закрывающихся дверей.

В убежище я впервые, но ничего примечательного в нём нет – квадратные ячейки от пола до потолка, серые стены, широкая дверь санитарных удобств, и всё. На двери удобств – пиктограмма с писающим ребёнком, чтобы не перепутали. На середину убежища выходит директриса, смотрит на нас как-то слишком уж предвкушающе, после чего начинает пугать. Она говорит о том, что здесь должна быть полная тишина и покой, потому что здесь такие стены, изолирующие. Ну и ещё рассказывает о том, что тут наказывать можно, что учителки с удовольствием и проделают, если… Я сначала пугаюсь, но потом задумываюсь.

Если бы у них действительно была такая возможность, то они не отменяли бы наказания, а просто водили провинившихся сюда. Значит, или нас пугают, или у них появилась сейчас какая-то новая возможность. Но я всё же думаю, что нас просто запугивают, и всё. Непохоже, чтобы у них была такая возможность. Зачем это нужно, мне вполне понятно, но, конечно, неприятно…

Из убежища нас выпускают часа через три. Младшие уже очень голодные, а я задумываюсь. Мне очень не нравится всё, что происходит, потому что напоминает просто панику, а паниковать я не люблю, особенно толпой. Значит, нужно иметь с собой еду для младших, раз учителки об этом не думают. Ну и ещё игрушки какие-нибудь, чтобы было малышкам чем заняться, и они не боялись. Да, так и сделаю!

***

Светка давно уже увела младших домой, а я всё отдуваюсь. Опрос у нас по строению мира, поэтому на отсутствие сестрёнки, конечно, порычали, но не сильно. Мы уже привыкли и к тревогам, и к тому, что все нервничают. Хотя именно нервничать люди почти прекратили, потому что человек привыкает ко всему. Вот и я привыкла, и мама, кажется, тоже.

Новостей в последнее время нет, только отчего-то всё тревожнее спать и мне, и малышам. Они всё чаще спят с нами, потому что сны нехорошие у всех, как предчувствие какое-то. Но пока вроде всё спокойно, нет ни плохих, ни хороших новостей, кроме побледневшего серпа Луны-2. Но мало ли отчего он побледнел? По крайней мере, я себя в этом убеждаю, хоть и готова к сегодняшнему опросу. На небе как раз сверкает его тема.

– Итак? – выразительно смотрит на меня учителка.

– Луна-два есть отражение Луны в зеркале Барьера, – заученно рассказываю я. – Фактически она служит индикатором состоя… – именно в этот момент я бросаю взгляд в окно, где на ясном дневном небе видимый мне серп Луны-2 исчезает прямо на глазах.

– Что же ты замолчала? – едко спрашивает меня учителка, а я пытаюсь осознать увиденное, что мне даже не сразу удаётся.

Но в следующее мгновение меня охватывает паника, я резко срываюсь с места, не слушая окрика, ведь исчезновение Луны-2 означает падение Барьера. Я всей душой чувствую, что мама и сестрёнки в опасности, потому со всех ног бегу домой. Я бегу, а вокруг нарастает звук сирены, но я не слушаю его. Мамочка уже должна быть дома, я успею, я должна!

Именно в этот самый момент раздаётся странный звук: «Вжух!», за ним ещё один такой же, и ещё один. Краем глаза я замечаю, что дома слева и справа просто исчезают, но я искренне надеюсь, что мамочка и сестрёнки успели убежать. Я почти взлетаю на наш холм, но… Нашего дома нет! Даже травы нет вокруг него, просто голая скала.

Не понимая, что произошло, на негнущихся ногах я подхожу к ровному скальному кругу, и тут до меня доходит: раз я не встретила мамочку и сестрёнок, значит, они оставались дома. Они оставались…. А дома нет, только скала… Значит, их тоже больше нет?! Я падаю на колени в самом центре этого круга и просто кричу от боли. Мамочка… Светка… Дианка… Маришка… Их больше нет?!

Не помню, что происходит потом. Отрывочные картины – чьи-то руки, госпиталь, судя по обилию людей в форме – флотский, какие-то уколы… Я бьюсь от боли внутри себя самой, не в силах осознать и пережить свою потерю. Но ведь тел я не видела, может быть, они живы? Именно эта мысль придаёт мне сил. Я медленно беру себя в руки, очень медленно, но, видимо, судьбе угодно меня бить о камни плохих новостей.

– Уцелело не более десятка человек, – слышу я чей-то голос. – Судьба остальных неизвестна.

Это значит, что школу накрыло тоже, не помогло, значит, убежище. Разговор отдаляется, а я пытаюсь понять, как такое стало возможно. Это, наверное, непредставимо, но я попробую. Вывернутые прорвались сквозь Барьер, решив забрать в рабство всех людей. Или даже съесть. Чтобы никого больше не было, а только вывернутые. Наверное, так… Но если в рабство, то они живы? Почему, ну почему я не успела?! Я должна была быть с ними! С ними там!

Это очень страшно – не знать, живы ли самые близкие люди. Очень, просто запредельно страшно, потому что… Это невозможно пережить, невозможно принять, просто невозможно, и всё!

– Ты уже можешь вставать, – говорит мне усталая целительница. – Пойдём, с тобой хотят поговорить.

– Хорошо, – внутри загорается робкая надежда, хотя на что я надеюсь?..

Я встаю, натягиваю на себя поданный мне комбинезон и иду, куда сказали. Мне кажется, из меня вынули какой-то стержень и выпустили весь воздух, потому что сил двигаться как-то очень мало. Мы идём по тускло освещённым серым коридорам, навстречу попадаются какие-то люди в форме, но я не смотрю на них, у меня просто нет сил.

 

– Великая, – обращается к кому-то целительница, – вот, последняя. Элькой зовут.

– Элька, подойди ко мне, – слышу я властный голос.

Подняв голову и делая шаг, я осматриваюсь. Вокруг меня – круглый зал с серебристыми стенами, сплошь в каких-то огоньках. Прямо напротив меня стоит та, кого назвали Великой – высокая особь с серебряными волосами и зелёными глазами. Чуть поодаль я замечаю диван, занятый двумя такими же, как я – школьницами на вид, но я их не знаю, возможно, на класс ниже или даже выпускницы… Они просто смотрят перед собой остановившимися глазами и ничего не говорят.

Но эту особь явно не зря называют именно Великой. Она просто с ходу начинает рассказывать нам историю Барьера, и эта история отличается от известной мне. Оказывается, демоны не передохли, всё случилось иначе: люди решили освободиться от демонов и построили отражение мира, в который и убежали, отгородившись Барьером. Но сейчас Барьер пропал, потому миры могут слиться, отчего у нас и нет выбора… Правда, про выбор я не поняла, но, думаю, этого и не надо.

– Мы пошлём вас по реке времени на сто лет назад, – сообщает мне Великая. – Вы донесёте нашу весть, отчего будут приняты меры, и Барьер не будет разрушен, а подлые демоны посрамлены.

– А почему нас? – удивляюсь я, но потом понимаю, почему – у нас больше никого нет, поэтому нас и не жалко.

Нашего согласия никто не спрашивает, нас просто ставят в известность. Спасибо, хоть не отправляют с нуля, а сначала рассказывают и показывают всё, что было сотню лет назад. Нас троих учат, при этом наказания следуют за любую, даже самую малую ошибку, отчего скоро я просто боюсь сделать что-то не так.

Кажется, те, кто должен нас подготовить, хотят сделать это как можно быстрее, поэтому не дают понимания, а просто вбивают в наши головы последовательность действий. Именно вбивают – до автоматизма, хотя я уже визжу от одного вида инструктора – так мне страшно. Просто невероятно жутко мне… Моника и Берта – так зовут других девочек – реагируют похоже, а спим мы втроём, обнявшись, потому что инструктора боимся намного сильнее всех демонов, вместе взятых.

– Вот и закончилось время подготовки, – однажды сообщает нам инструктор. – Сейчас вы получите последние напутствия и отправитесь на планету, чтобы выполнить ваше предназначение! Помните: вы – все, кто у нас есть, и если у вас не выйдет, человечество обречено!

Последними напутствиями ожидаемо оказываются именно настолько болезненные «внушения», что мы ничего от боли не соображаем. Я не понимаю, как оказываюсь в космическом челноке, как он идёт на посадку, а потом… Какой-то очередной зал, полный людей, меня вытряхивают из одежды, буквально срывая её, но мне уже всё равно, затем укладывают в какую-то ванну, но, когда злобно улыбающаяся особь нажимает синюю кнопку на стене, я слышу крик:

– Демоны! Демоны! – в этот момент всё вокруг вспыхивает нестерпимо ярким светом.

Мне становится ещё больнее. Эта боль заполняет всё вокруг, она проникает в каждую клеточку моего тела, я бьюсь, кажется, крича изо всех сил, но меня никто не слышит. Дверь в зал падает, и за ней обнаруживается настоящий демон с железными, отливающими серебром, руками. Он с лязганьем входит в этот самый зал, но в этот момент какая-то сила подхватывает меня и… всё исчезает в бешено вертящемся вихре.

Рейтинг@Mail.ru