bannerbannerbanner
Академия Сна и Грёз

Владарг Дельсат
Академия Сна и Грёз

Полная версия

Глава третья

Милалика

– Сопряжение снов возможно, если вам необходимо спросить совета, – начинает лекцию Майя. – Сегодня мы с вами рассмотрим подобный случай.

Вот это уже интересно. Возможность устроить мозговой штурм в каком-либо случае привлекает, конечно. Особенно когда сон со взаимодействием – попросить кого-то подстраховать или нечто подобное. Мне сразу же рисуются всевозможные варианты, например сошедший с ума человек – он же и во сне псих, так что да. Правда, не в нашем случае, у нас с Сережей после свадьбы все сны совместные. Яга объясняла причины этого, но я поняла только, что это из-за половой близости, завершившей процесс слияния душ. Она долго объясняла, конечно, но резюме от этого не изменилось.

В знакомом нам кубе молодая девушка пытается разговорить мальчика лет восьми, не реагирующего ни на что. Я всматриваюсь в ребенка, уже понимая, в чем может быть дело. Рядом тяжело вздыхает Сережа – он видит то же, что и я. Мальчик просто-напросто потерял всех, и жить ему незачем. Мы с Сережей о таком знаем и даже видели.

– Вы понимаете, что происходит? – слышу я негромкий голос мастера Майи.

– Да, – уверенно киваю я. – Ребенок потерял всех как дитя войны, поэтому…

– Что, по-вашему, нужно сделать? – интересуется она.

– Как минимум обнять, – отвечаю я, хотя объятий, конечно же, недостаточно.

Мальчика надо грамотно выводить из этого состояния, причем не во сне. Не дай Горыныч, он заякорится на человека во сне – проблем не оберемся, вся его жизнь тогда в сон сместится, он просто не захочет жить в своей реальности. Поэтому ему очень нужен свой якорь, о чем я и говорю мастеру, хотя, я так чувствую, она и сама это знает.

В кубе людей становится больше, они общаются с девушкой и с ребенком, постепенно нащупывая выход. Сон за сном мальчик меняется, снова обретая смысл жизни, и вот однажды он называет девушку мамой. Я очень боюсь того, что она отреагирует как-то неправильно, но коллега все делает хорошо.

– Ребенок, как оказалось, в числе многих был захвачен пьющими кровь, – объясняет мастер. – Из детей высасывали кровь, чтобы напоить солдат.

Я оглядываюсь на немца. Под моим взглядом он бледнеет, осознавая, о чем говорит наш преподаватель. А я раздумываю: рассказать или нет? Ведь сейчас мы не враги, он наверняка из более отдаленных времен, но в эту минуту я смотрю на него, а бледный немец плачет, глядя на картины в кубе. Он плачет, понимая, что видит.

– Что случилось, Герхард? – интересуется мастер Майя.

– Ему стыдно за свой народ, – отвечаю я. – Когда-то очень давно на Землю пришли звери. Они очень хотели быть господами, а всех остальных назвали недочеловеками.

Я рассказываю эту историю, понимая, что большинство наших коллег из разных миров даже представить себе не могут подобного, судя по их глазам. Майданек, Треблинка, Дахау, Бухенвальд, Красный Берег и множество других очень страшных названий камнями падают в тишину комнаты.

– Сестра бабушки погибла в Саласпилсе, – говорит немец. – Мы никогда не забудем того, каким зверем может быть человек.

И тут только мастер Майя, видимо, понимает, что речь идет не о вампирах, а о двуногих прямоходящих. Глаза ее становятся больше, увеличиваясь в размерах, и выглядит это немного смешно, если повод бы не был таким грустным. Тут я понимаю, что эта Академия, конечно, обладает знаниями, но какая-то она слишком… наивная, что ли? А как еще назвать существ, так удивляющихся человеческой подлости и мерзости?

Та война, с немцами, нет-нет да и показывает себя в нашей жизни. Вон Вареньку если вспомнить, ведь чуть не уничтожили девочку, если бы не ее Сережа. На самом деле, весело у нас: мой муж – Сережа, ее муж – Сережа, и оба – «летучие мыши». Впрочем, я отвлеклась. Нам в кубе показывают различные ситуации, когда может понадобиться помощь друзей, затем рассказывают, как именно делается подобное объединение технически. Очень интересно, кстати, получается – что-то типа ответа на зов, как в школе учили. То есть выходит, что снохождение в чем-то с ведовством пересекается. Интересно, а колдовство или ведовство в таких снах возможно?

Задав вопрос, я с удивлением узнаю, что никто не пытался. Значит, есть у нас пространство для эксперимента. Сегодня, кстати, у нас еще один предмет добавляется, если коротко – взаимодействие во сне, то есть что можно, что нельзя, что не выйдет, ну и так далее. Читают его так, что очень хочется самим проверить, на провокацию смахивает.

– Простите, мастер, – останавливаю я преподавателя. – Вы намеренно нас провоцируете?

– Что вы имеете в виду? – интересуется преподаватель, имени которого я не запомнила.

– Вы строите предложения таким образом, – объясняю ему я под сдержанное хихиканье мужа, – что заставляете усомниться в своих тезисах, что вызывает желание перепроверить.

– Очень интересное и своевременное замечание, – доносится голос Ригера откуда-то сзади. – Так как, коллега, вы намеренно это делаете? С какой целью?

– Ты все равно ничего не сде… – начинает фразу мастер, но не заканчивает ее, потому что мой Сережа просто прыгает на него, надежно фиксируя. Из руки преподавателя выкатывается прозрачный шар.

– Совсем интересно, – ошарашенно произносит Ригер. – Благодарю вас, царевич, – говорит он Сереже.

– И что он хотел? – интересуюсь я больше для проформы, но ответа ожидаемо нет.

Становится ясно – не с любовью мастер сюда этот шар принес. Судя по очень белому лицу Ригера, так себе сюрприз был, но при этом все произошедшее выглядит как-то показушно, что ли. Как будто театр, спектакль, специально показанный для нас, и вот именно это мне не нравится. Не люблю я третьесортных театров, да и тут фальши ведро… Хочется прямо с ходу задать вопрос, но я пока молчу. Внимательно посмотревший на меня муж тоже закрывает уже открытый рот, но Ригер вмиг становится нормальным, щелкнув пальцами.

– Итак, – нормальным голосом произносит он, – вы сейчас увидели, что далеко не все может быть таким, каким кажется. Но догадались только ваши коллеги.

Все очевидно: очередная проверка на вшивость, непонятно зачем. Или не проверка, а только часть ее, ибо на капсулу Ригер реагировал честным страхом. Интересные вещи творятся в этой Академии, ничего не скажешь. Наверное, нам стоит посетить библиотеку, потому что иначе я решу, что овчинка выделки не стоит.

Ххара ка Лос

Комната в общежитии после моего угла кажется мне огромной, хотя она маленькая, конечно. Стандартная кровать, крохотный столик, стенной шкаф и табурет – все, что в ней есть. Быстро развесив полученное и свое в шкафу, я решаю все-таки последовать совету и душ принимаю, даже со специальным мылом, уничтожающим мои специфические запахи. Затем, взглянув на часы, спешу на инструктаж.

Общежитие находится в соседнем со Службой проходе, идти мне минут пять. Поднявшись на нужный этаж, я стучу в дверь, входя затем в класс, но представиться не успеваю – меня явно здесь ждут, сразу же молча указав на свободный стол. Осмотревшись, я замечаю несколько странных взглядов – как будто кому-то из собравшихся здесь десятка фелис меня жалко.

– Инструктаж у вас будет проводиться на протяжении трех больших циклов, – объявляет фелис с офицерским погоном на кителе. – Затем малый цикл – тесты и допуск. Все понятно?

Мне все понятно: большой цикл – это месяц, их за условный год у нас пятнадцать, а малый – неделя, их четыре в большом цикле. В Службе практикуется отсчет времени традиционный – циклами, а не как в школе – месяцами и неделями, но разницы никакой, потому что просто названия разные. Три месяца будут занятия, а потом неделя тестов, по итогам которых меня или возьмут дальше работать, или выпнут в ассенизаторы.

– Сегодня вводное занятие, – объясняет фелис, – затем часть из вас пройдет собеседование на лояльность и психологическую устойчивость.

Почему-то эта фраза отдает чем-то страшным, но выбора все равно нет, потому что собеседование обязательное, а не пройти его я права не имею. Я киваю, приготовившись внимательно слушать. Фелис же, осмотрев класс, начинает рассказывать о мутантах – их опасности, их способности скрываться. Некоторые даже умеют говорить человеческим языком, но это все равно мутанты, которых надо уничтожать.

– Именно способность говорить на нашем языке лучше всего показывает, что загнанный в угол зверь ищет любую возможность остаться в живых, – назидательным тоном произносит офицер. – Более умные особи опаснее, более глупые легко поддаются ликвидации.

– Простите, а мелкие особи – щенки, они как уничтожаются? – интересуется фелис с маркировкой старшего стажера на форме.

– Очень хороший вопрос! – улыбается фелис-офицер. – Только огнем, ибо они крайне живучи. При обнаружении, если огнемета под рукой нет, следует проделать вот что…

На экране изображен маленький голый безухий мутант – смертельно опасное существо. Указываются его уязвимые точки, демонстрируется, как правильно направлять огнемет, как захватывать шею специальными щипцами. Офицер рассказывает нам, что мутанты очень привязаны к щенкам, поэтому ради спасения одного может сдаться вся колония, чем, конечно же, необходимо пользоваться ради экономии сил и средств. Я внимательно слушаю, но при этом чувствую себя немного не в своей тарелке.

Представив ушки на этой голове, я понимаю, что щенки мутантов от наших котят в этом возрасте не отличаются ничем. Именно это осознание почему-то очень для меня болезненно, убивать, по сути, детей мне будет сложно. Хотя я понимаю, что мне устроят, если не буду убивать – о смерти молить стану. Сделать мои последние часы очень мучительными они смогут точно, поэтому выхода у меня нет. Впрочем, подумать об этом можно и позже, а сейчас просто идти на собеседование.

Инструктаж проходит довольно формально и заканчивается как-то очень быстро. Нам рассказывают о том, что во время стажировки мы никто и звать нас никак. Но это для меня не новость, я в таком положении всю свою жизнь, поэтому даже не удивляюсь, а вот некоторые фелис пугаются. Что тут пугаться, надо просто привыкнуть. Я же привыкла? Значит, нет в этом ничего сложного.

 

Пока мы не прошли тесты, прав ни у кого из нас нет. Это значит, например, что меня могут наказать за недостаточное прилежание, как котенка, ну или просто выкинуть на улицу. Это тоже не новость, как и необходимость лизать сапоги каждому офицеру. Надеюсь, только фигурально, хотя, если придется, буду. Зачатки гордости из меня выбили еще пять весен назад, так что если я не хочу боли…

Подойдя к двери, за которой со мной будут беседовать, отмечаю ее толщину и видный даже отсюда – с запертой стороны – слой звукоизоляции. От одного этого мне становится очень страшно. Не зря комната так хорошо звукоизолирована, не зря. Что же со мной будет? Несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и, удостоверившись, что наверху горит знак «свободно», тяну ручку. Внутри темно, но я все равно делаю шаг вперед, потому что темнота для фелис не проблема.

Стоит двери с тихим клацаньем закрыться за спиной, и сильный удар в живот бросает меня на пол. Загорается яркий свет, а между тем я получаю еще один удар, и еще. Я пытаюсь закрыться, перевернуться, но какая-то сила сдергивает с меня юбку, и вдруг перед самыми глазами я вижу огромный… ну, тот орган, которым оплодотворяют. Мне с силой раздвигают ноги, но, увидев, кто это делает, я начинаю сопротивляться изо всех сил – безухий мутант хочет меня заразить. Если у него получится – меня сожгут, чтобы не распространяла инфекцию. Это все знают! Я прижимаю ноги к животу и резко бью его, а потом как-то вскакиваю, хватаю стул и бью еще и по голове, откуда только силы берутся!

– Отлично, – удовлетворенно произносит фелис, которую я пока не вижу. – Уберите падаль! – командует она.

Я уже хочу усесться на пол и расплакаться, но вдруг эта самая фелис оказывается прямо передо мной, без слов сильно ударяя меня ладонью по носу, отчего даже в глазах на мгновение темнеет. Затем достает знакомую мне гибкую палку – но за что? Что я сделала?

– Раздеться! – приказывает она. Я понимаю, что сейчас меня изобьют, но давлю в себе истерику.

Меня привязывают, но не бьют. Вместо этого сыплются вопросы – о традициях, Великой, зачем я пошла в Службу. Вопросы перемежаются угрозами выбить из меня правду, а я уже вся дрожу от происходящего. Я и сама больше не понимаю, что говорю, ожидая удара каждую секунду, отчего мне очень страшно, просто до ужаса. Это собеседование?

Меня чуть не заразил мутант, теперь грозятся избить ни за что, я не представляю, что сейчас происходит – кружится голова, мигающий свет, направленный в глаза, делает больно, но даже потерять сознание я не могу.

– Отлично! – резюмирует фелис. – Будешь приходить сюда каждый малый цикл, а сейчас одеться и пошла вон!

Значит, такой ужас меня ждет каждую неделю?

Глава четвертая

Милалика

Мне не нравится эта Академия, мне не нравится это странное поведение Ригера, мне вообще ничего не нравится, поэтому, проснувшись, я решаю поговорить с Сережей. В конце концов, ночью надо спать, а днем нам есть чем заняться вместо того, чтобы забивать себе голову всякими вопросами.

– Сереж, – обращаюсь я к мужу в процессе одевания. – А может, ну ее, эту Академию? Нам что, больше делать нечего?

– Сам об этом думал, – кивает он, показывая тем самым, что мысли у нас бродят в голове одинаковые. – Предлагаю с Ягой связаться.

– А там пусть Кощей поможет, – соглашаюсь я.

Не жили богато… В конце концов, я отлично обойдусь и без других миров, а вот Академия… мутная она какая-то. Приняв это решение, мы топаем на завтрак, где нашу задумчивость сразу же отмечает мама.

– Рассказывайте, дети, – улыбается она нам.

Переглянувшись с Сережей, я начинаю говорить об Академии, ее мутности, да и нашем нежелании продолжать этот никому не нужный театр. Мамочка внимательно слушает, задает уточняющие вопросы, а затем кивает. Потянувшись к переговорному блюдцу, она запускает яблоко, через некоторое время вызвав Ягу. Мы продолжаем питаться, потому что и Яге нужно какое-то время.

– Кушайте, я проинструктирую нашу легендарную, – мама гладит меня и Сережу, как в детстве, после чего покидает малую трапезную, чтобы встретить Ягу.

Я себя чувствую странно, потому что принятое решение правильным не кажется. Напротив, ощущение возникает, будто я пытаюсь убежать от какой-то проблемы, и именно это ощущение мне не нравится, потому что обычно такие чувства несут какую-то важную информацию. Но вот какую, я сейчас не понимаю. Отложив столовые приборы, задумываюсь.

– Беспокоит что-то? – интересуется муж, повторив мой жест.

– Ощущение, что бегу от проблемы, – отвечаю я ему. – Только проблему не вижу.

– Либо надо подумать, либо отвлечься, – советует он, вставая. – Пошли с Ягой поговорим.

Это правильно. Ягу мы пригласили, чтобы она нам с Кощеем помогла, – Сережа с ним познакомился методом «с ноги», потому и боязно напрямую обращаться. Так вот, Кощей и сможет нас от этой Академии закрыть, чтобы наши сны были просто снами, мы скоро забудем о них, и все. По-моему, очень хороший план, и разбираться не надо будет.

Выходя из малой трапезной, я все еще чувствую какую-то неправильность принятого решения, но углубляться в это не хочу. Ну сколько можно, в самом деле! Мне надо родителям помогать, о царстве заботиться, а не вот это все… Зачем мне копаться в проблемах, к Тридевятому вообще не относящихся? Вот именно.

– Здравствуй, матушка Яга, – традиционно здороваюсь с легендарной нечистью.

– Здравствуй, царевна, – улыбается она мне в ответ. – Сейчас Коша к нам присоединится, и подумаем мы о вашей беде.

– Не сказал бы, что это беда, – замечает Сережа. – Но раздражает неимоверно.

– Значит, тоже беда, раз царевича раздражает, – Яга сегодня улыбчива, как будто знает что-то, нам недоступное.

Мы садимся ожидать. Сережа объясняет, почему «нет», на что Яга кивает, начиная улыбаться все шире. Это подозрительно, честно говоря, но сама она ничего не скажет, так что запасаемся терпением. Кощею нужно некоторое время, чтобы добраться, поэтому ничего удивительного в ожидании нет. Сказка есть сказка, и у нее свои законы.

– А вот и Коша, – говорит Яга, когда до нас доносится железный лязг со двора. – Сейчас и поговорим.

Кощей появляется внезапно, прямо посреди гостиной, только чудом не впилившись в стол. Он явно хочет выругаться, но только вздыхает, а потом оглядывает нас всех. Вздыхает еще раз, затем с лязгом усаживается на стул. Лязгают его доспехи, непонятно зачем нужные, ведь он бессмертный.

– Жалуйтесь, – предлагает нам Кощей.

– Пригласили нас в эту Академию, – начинаю я свой рассказ. – Только мутная она какая-то. И вроде бы знания дает, и красивые картинки, но бесит неимоверно. Проверки еще эти странные… Нам же не десять!

– Любимая не выносит третьесортного театра, – замечает Сережа.

Взяв процесс объяснения в свои руки, муж сжато и четко рассказывает бессмертному о наших затруднениях, заставляя того напрячься. Размышлять мы ему не мешаем, только переглядываемся. Раз Кощей задумался, значит, не все так просто, а это уже симптом, как Варенька говорит. Я жду результатов его размышлений.

– Ну, пошли, – зовет он вдруг, поднимаясь со стула. – Побалакаем с противной стороной.

Учитывая присутствие бессмертного нашего, мне вообще ничто угрожать не может, поэтому я согласно киваю. Кощей просто так предлагать не будет, а раз он предлагает поговорить, значит, его наш рассказ удивляет. Учитывая срок его жизни – еще какая загадка. А загадка будит любопытство.

По мановению руки Кощея перед ним появляется клубящееся облако. Он хватает Сережу за плечо и тащит за собой. Ну и я с мужем, конечно же, как иначе-то. Так вот, шагнув в марево, я обнаруживаю себя во вполне обычном кабинете: зеленые стены, стол, стул, кипы бумаг на полу. На стуле восседает мужчина в черном костюме со странной прической – как будто куст растет на его голове.

– Акаир, это как называется? – с ходу спрашивает мужчину Кощей.

– Здравствуй, Кощей, – улыбается тот ему в ответ. – Что именно называется?

– Царевна с царевичем хотят изолироваться от Академии, – объясняет бессмертный наш. – Вы что себе там придумали? Ну-ка, Высочество, повтори дяде, что мне рассказал.

Сережа кивает и начинает свой рассказ. И о некотором отсутствии плана обучения, и о бардаке, и проверках этих, сильно раздражающих. Он пересказывает наши уроки, а названный Акаиром мужчина выглядит все более удивленным – да что там удивленным! Он явно поражен до глубины души.

– Ваш наставник Ригер? – интересуется он, затем поднимает руку ладонью вверх и что-то ею делает.

– Да, Ригер, – кивает муж, хотя Акаиру явно подтверждение не нужно.

В следующий момент в том же кабинете появляется и Ригер. Он выглядит несколько удивленным, при этом смотрит только на позвавшего его Акаира. Насколько я вижу, Ригер несколько отличается от того, каким мы видим его на уроках, что меня озадачивает. Да и удивление Кощея – оно не просто так, значит, что-то тут нечисто.

– Сейчас мы во всем разберемся, – обещает Кощею Акаир. – Несколько минут.

Ххара ка Лос

Не знаю, как добираюсь до общежития, – все в тумане таком. Со мной сегодня чуть не сделали то, чего нельзя, потом напугали избиением, накричали – за что? Что я сделала такого? Я не понимаю, от этого на душе еще горше. Служба очистки очень страшная, оказывается, гораздо страшнее всех слухов вместе взятых, просто ужасная. Я и не представляла себе, что с фелис можно так обойтись, ведь напали на меня внутри Службы!

Я не понимаю, почему сразу подчинилась приказу раздеться, почему не дрожала оттого, что чуть не случилось, а боялась исключительно палки. Только сейчас меня накрывает осознание, потому, сбросив форму, я прячусь под одеяло. Накрываюсь с головой, сворачиваюсь в клубок, дрожу и горько плачу. Я так не плакала с тех пор, как мне сказали, что «мама» вовсе не мама и я не ее котенок, а приблудная, которую хотела убить родная мать.

Мне очень страшно от всего, что случилось сегодня, а еще тошнит и живот болит. Наверное, потому что его побили, больше не от чего. Мутант оказался действительно диким зверем, да еще и самцом! На меня хотел запрыгнуть самец! Да меня сейчас вырвет от отвращения! Но в туалет я не бегу, потому что страшно. Вдруг, стоит мне только подняться, опять начнется все то же самое? Зачем мне приказали приходить каждый малый цикл? Мне страшно…

Пожаловаться некому, да и бессмысленно жаловаться на Службу, только хуже будет. Может быть, лучше было бы в ассенизаторах? Нет, я туда всегда успею, надо попробовать пробиться здесь! Учеба рано или поздно закончится, меня выпустят с группой уничтожения, и вот тогда я отомщу всем мутантам за то, что со мной хотел сделать один из них! Я их буду просто истреблять!

Зачем со мной так поступили, ведь нападение невозможно было бы без санкции? Значит, они хотели узнать, что я буду делать при угрозе заражения? Или причина в чем-то другом? Я не знаю, наверное, я слишком глупая и «мама» была права – мне дорога только в ассенизаторы, там мозги не нужны. Не зря столько слухов ходит, не зря… Но я сама выбрала, надо постараться выстоять.

В эту ночь меня ждет новый удар: мне ничего не снится – только серая муть, как стена, сквозь которую ничто не способно проникнуть, а я бегу вдоль нее и зову маму. Утром подушка опять мокрая, но по другой причине. Мне хочется реветь постоянно, без остановки, но нельзя, потому что нужно идти на Службу. Сначала в столовую общежития, куда я вчера сдала карточки на питание, полученные вместе с ключом. Без таких карточек никто кормить не станет, даже если подыхать от голода будешь. Самый большой мой страх с детства – потерять синие кругляшки, на которых выбито мое имя и месяц.

В детстве карточки были у родителей… Как и во всех нормальных семьях, только у меня не так – карточки были моей заботой, ведь питалась я в школе, а их могли украсть, испортить, выбросить… Поэтому страх со мной навсегда. Поэтому у меня обязательно есть накопленный хлеб и сухари, которыми он становится через некоторое время – если потеряются карточки, хотя бы не умру от голода. Принадлежала бы я семье – этого страха не было бы, но я ничейная и никому не нужная. Но я сдала карточки на месяц вперед, что позволяется в Службе и не позволялось в школе, поэтому быстро умываюсь и под трели очень голодного желудка почти бегу в столовую.

Я вчера не поужинала же, весь вечер плакала и боялась. Я и сейчас очень боюсь, поэтому надела специальное белье, снять которое не так просто. В школе бывали нападения, а если бы со мной там сделали то, что нельзя, это, получается, ответственность «мамы», то есть ее бы наказали. Вот почему у меня и есть такое специальное белье, а иначе она бы с меня вообще все стянула… Ненавидит меня «мама», не знаю за что.

 

Столовая – это круглая комната с овальными столиками, все серого цвета, и окошком раздачи. У окошка надо идентифицироваться, после этого получаешь питание. Я прикладываю полученный вчера после всех мучений служебный жетон к специальному окошку, и из него выпадает контейнер. Он желтого цвета, что означает ограничение порции, потому что я стажер и есть досыта мне не положено. Правда, как это, когда больше не хочется, я не знаю.

В контейнере обнаруживается кость какого-то животного и немного мяса на ней, затем овощи, два куска хлеба и еще один закрытый контейнер. В нем хлеб и сыр, кажется, судя по надписи. Это «тормозок», потому что обед будет не скоро, а мало ли где я сегодня окажусь? Ну, надеюсь, сначала на инструктажах объяснят, что и как делать, а потом уже с группой выпнут. Поэтому контейнер пойдет к остальным моим сокровищам, но сейчас я кладу его в карман, в мгновение ока уминая завтрак. Как-то он быстро закончился, будто не было его. Я вздыхаю.

Надо подняться и идти – сначала в свою комнату, а потом на инструктаж. Бросаю взгляд на часы. Время еще есть, можно не бегать. Спокойно иду наверх, чтобы надеть китель, проверить, хорошо ли висят молнии и знак стажера Службы. Нужно быть очень аккуратной, потому что за любое нарушение в одежде в лучшем случае будут бить палкой до обморока, а о худшем мне и думать не хочется. Вчера я все о Службе поняла, и выхода у меня нет.

Я иду на инструктаж, думая о том, чему нас будут сегодня учить, и надеюсь, как и каждый день в школе надеялась, что проживу его без боли. Только в прошлом мои надежды были тщетны. Может быть, хоть сейчас будет по-другому? Ну может же мне хоть когда-нибудь повезти?

Вот и знакомый кабинет. Интересно, мне кажется или народа стало действительно меньше? Кто-то не перенес собеседование? Или кого-то насильно оплодотворили, поэтому теперь сожгут… То, что и меня ждало бы, кстати, но мне вчера повезло так, как никогда еще не везло.

Я спокойно усаживаюсь, ожидая преподавателя. Кажется, нас действительно стало меньше, отчего мне становится сильно не по себе, – получается, мы для Службы действительно пока совсем не важны, а это осознавать очень грустно. Тем не менее я никак не выдаю своих мыслей и радостно улыбаюсь офицеру, когда она входит.

– Сегодня мы поговорим о вашем снаряжении, – с ходу начинает фелис, выкладывая на стол какие-то железки. – Начнем с вооружения. Пистолет, – она показывает нам оружие, выглядящее скорей игрушкой. – Он должен быть всегда с вами, куда бы вы ни попали. Разряжается так…

Она очень подробно объясняет, как заряжать, чистить, обслуживать это маленькое, но, как оказывается, такое смертоносное оружие. Значит, пистолет меня сможет защитить?

Рейтинг@Mail.ru