Влад Волков
Мизгирь
И тогда я вспомнил, что мне примерещилось у того мужчине ещё в Верхнем Уте, и затем в волдыре старухи соседней деревни – я буквально видел, как внутри пузыря дёргалось нечто чёрное, но решил, что разум и фантазия решили сыграть со мной злую шутку. Мозг как бы отрицал и прятал от меня настоящую реальность, пока сердце твердило быть сильным и сохранять мужественность. А сейчас уже накрыло озарение, и воспоминания друг за другом хлынули под всё звучащий в голове аккомпанемент этих слов её голоса, сообщая о разгневанной языческой богине, виноватой в охватившей местных жителей болезни.
И вот пузыри лопнули… Сонм мелких паучат во все стороны расползался от распластавшегося и, кажется, в этот самый миг испустившего последний вздох измождённого и иссохшегося деда, чьи соки они пили внутри, пока были крохотными, а теперь созрели до той поры, когда можно пробиться из своего кокона наружу.
Это был не борщевик и даже не бактерии, путешествующие на пауках. Эти твари попросту превращали людей в живые инкубаторы! В корм, который жрут их детишки, пока подрастают, прежде, чем разодрать оболочку несчастной жертвы, заканчивая эту нескончаемую агонию, эхом доносящуюся с самых древних времён, когда мир был совсем иным, когда не было ни динозавров ни даже горгонопсов, когда миром правили членистоногие, в океанах сновали ракоскорпионы, а по земле уже ползали точно такие же пауки. Ничуть не изменившиеся в ходе эволюции, разве что, слегка обмельчавшие в размерах, как казалось современной науке, но я-то воочию видел, какие гиганты на самом деле среди них существуют где-то в дальних уголках нашей собственной страны!
Мои ноги дрожали так, что даже если бы на нас понёсся какой-нибудь крупный мизгирь, я бы не смог сдвинуться с места, лишь тщетно прикрываясь локтями от ужаса. А вот участковый был посмелее, хотя явно тоже был крайне шокирован увиденным зрелищем. Он достал пистолет из кобуры, хвала всем любым богам, похоже, всё-таки, настоящий.
– Знаешь, что Кузминишна и остальные там причитали? – проговорил он мне и даже голос у матёрого стража правопорядка немного подрагивал.
– Матушка что-то там? – как бы переспросил я, не уверенный, о чём конкретно он интересуется.
– Да. Не здесь, но Алтае или в Сибири, точно не помню, также называют свою богиню-паучиху. Атлащ-Наха или Атлах-Наха… Или Атлач-Нача, есть уйма вариантов произношения. «Атлащ» это что-то тоже связанное с прядением. Не «мегзти», как в старославянском, но что-то на ту же тему с другого наречия, от этого слова ещё «атлас» произошёл, который материал – ткань такая очень ценная, красивая и гладкая. А «Наха», думаю, это от того же корня, что и вампирская богиня Нахема. В общем, мать-пряха, богиня-вампирша-паучиха, в том плане, что она прядёт паутину, и пьёт жизненные соки, высасывая своими клыками, – делился он не то где-то вычитанными или услышанными знаниями, не то личными догадками на основе других редких фактов и слухов.
Голос звучал без твёрдой уверенности, но, глядя на такое, я бы и сам не поверил, если б кто рассказал. В первую очередь, потому что, кажется, живыми из такой ситуации выбраться вообще невозможно. А иссушённых, худощавых и голых стариков да старух на улицу «рожать» выползало всё больше, и все вязким немощным хором что-то причитали и бормотали. Словно, их что-то тянуло наружу, будто эти существа внутри не просто пьют кровь и прочие жидкости организма, но ещё и как-то влияют на мозг, на само сознание, что человек их вынашивает и двигается на открытое пространство, дабы те расползались…
Это что же ждёт всё ближайшие деревеньки? То необычайное прямо-таки аномальное нашествие пауков после летней прогнавшей всех птиц жары, о котором рассказывала та рыдавшая в зелёном платке, это было только начало? Надо было дать им расплодиться и занять территорию, а теперь, после убийства десятков, если не сотен восьминогих, некая местная богиня разгневалась? И посылает своих отпрысков, как кару всему человечеству?!
В голове не укладывалось, казалось, что и мой разум уже действительно оплавился и поплыл. К своему стыду я обнаружил под дуновением лёгкого ветерка, что от страха на глаза аж навернулись слёзы. Такого никогда не случалось, ни от просмотра фильмов, ни от чтения книг, разве что от утраты близких и на похоронах, когда можно позволить себе проявить чувства.
А сейчас это было всё и сразу – очнувшаяся и дремавшая внутри души арахнофобия, ужас перед гигантскими созданиями, перед болью и страданиями, которые они могут причинить, перед такой угрозой для своих близких и даже незнакомых обречённых людей, ощущение оттого себя полностью беспомощным, неспособным помочь, защитить себя и их, неспособным что-либо сделать, а также волнами налетавшие мерзкие мысли о возможной собственной жуткой смерти и боязнь за саму свою жизнь от нарастающей опасности стать, если не кормом, то тогда вот таким вот покрытым волдырями-яйцами инкубатором.
Кто не шёл в корм гигантским арахнидам, тот становился вместилищем для их потомства. Здесь ничего не пропадало зря, и это могло быть лишь началом, прежде, чем путина плотным куполом накроет следующий посёлок, а потом соседний… А мелкие паучки так и ползут во все стороны от уже не трепыхавшихся и замолчавших тел.
Их предсмертный вой «Прости нас, матушка! Ио! Атлах-Наха!» – с шипением и стенанием застыл в ушах, повторяясь вновь и вновь, словно уже их призраки, покинувшие исхудавшие замученные тела все ещё молят своего членистоногого идола-покровителя о прощении. Молят за себя и своих соседей, за ближайшие деревни и весь мир, способный пасть под натиском восьмилапых созданий.
Эти, почти лишённые жидкостей, высосанные тела, словно кукольные, как послушные марионетки, приняли свою участь под нитями судьбы жестокого кукловода. Паучья кара была действительно суровой и, быть может, увиденное нами здесь всё ещё не было самым страшным мучением, на которые способна эта самая «матушка».
Вспомнив, что я и сам сегодня убил паука, захотелось раствориться и спрятаться. Погрузиться в такие норы небытия, откуда бы не достала ни одна самая голодная преследующая тварь. Вот только разве ж можно скрыться куда от этих бесчисленных глаз? От этих охотников, чьи морды не способны ни на какие эмоции. Пауки изучают, опасаются и пожирают тебя с абсолютно идентичным взором, словно не ощущают ни любопытства, ни страха, ни удовольствия. Что они такое и зачем вообще на нашей планете? Не были ли членистоногие занесены вообще на Землю какой-то иной расой или на поверхности какого-нибудь упавшего метеорита? Чужеродные и не похожие ни на что иное создания от стрекоз и гусениц до скорпионов и сольпуг. Есть ли что-то ещё столь же далёкое от человека во всей вселенной?
На мгновение, озирая уродливый «купол» из паутины, охвативший в «Волках» каждое здание, мне показалось, что на долю секунды я увидел в тумане нечто ещё более колоссальное, нервно сглотнув и едва не рухнув на колени перед таким мегалитическим величием. Это не деревенька начнёт, вздыматься из захолустья, это местное чудовище вздымается к небесам над деревьями, нависая над обречёнными, словно игрушечными для его размеров, домиками.
Кто оно? Пра-отец всех пауков? Или та самая богиня-мать, опекающая своих детей и мстящая теперь людям за их жестокое убийство? Мелькнул лишь силуэт чудовищных лап, которые не смогли бы передвигаться, туши, которая была бы раздавлена собственным весом, однако нечто настоящее, громоздкое и асимметричное, даже не столь сильное похожее на привычных пауков, а ещё более загадочное, уродливое и тем самым наводящее истерический ужас одним своим фактом существования, скрывалось где-то в вышине среди серой мглы.
И было понятно, почему старики возводили руки к небу. Их богиня не жила на нём, она просто была столь огромной, что её застилали даже тучи. И гнев её они слышали в оскале грозы и содрогающих всё вокруг мощных раскатах, свидетельствующих о её могуществе и силе.
Она ли была занесена на планету, а потом породила всех насекомых, паукообразных и ракообразных, что мы можем сейчас наблюдать в поистине колоссальном многообразии? Или явилась сама, как кочующее божество в поисках нового мира для обитания? Найдя нашу Землю, расплодилась своими детьми, заполнила разные ниши и все уголки земного шара, может, когда-то в лучшие времена обитая даже на Антарктиде, пока та не ушла на южный полюс, замерев ларцом доисторических сокровищ под непролазной коркой льда? Может, этот мир изначально принадлежит паукам, а мы здесь чужие? Побочный вид, выводок сочного скота, изначально годный лишь для пищи и инкубации, но умудрившийся взлететь цивилизационным рассветом лишь потому, что пауки научились сами заботиться о потомстве и защищать паутиной свою кладку ооетку, без необходимости откладывать яйца в млекопитающих. Так, может, богиня-матушка пришла человечеству напомнить о том, для чего людей когда-то создали?
Узрев бесформенного членистоногого колосса лишь на мгновение в серой, как вуаль всей этой путины, туманной дымке, я будто бы ловил посылаемые мне откровения – чужие транслируемые мысли, ужас которых современный человеческий разум попросту не выдерживал.
Меня отвлекли выстрелы. Если бы не они, я бы, наверное, уже рухнул и, держась за голову, взорвался от потока немыслимых и изуродованных нашим пониманием жизни, морали и естества картин, будто нарисованных больным воображением остервенелого маньяка, с непередаваемой звериной жестокостью упивающимся мучениями собственной жертвы.
Я огляделся и действительно стоял на земле на коленях. Приходилось приподнимать взгляд на Георгия, который стрелял в крупных приближающихся пауков размером с крупную собаку, если не считать диаметр лапок. Парочка из них, получив всего одну пулю в голову, и вправду переворачивались поджатыми кверху лапками, умирая от повреждений. Всё было не так плохо, как казалось на первый взгляд, и чувство тотальной беспомощности перед силами дикой природы чуть отступило, приведя меня в чувство.
– Надо выбираться отсюда, вызвать взвод, целую армию! Пусть сравняют «Волки» с землёй, пусть выжгут здесь всё дотла! – кричал с металлическим лязгом громогласный участковый.
Я поднялся, как смог, едва не споткнулся, но потом всё же выпрямил трясущиеся колени. Страх умереть здесь и сейчас, а точнее быть лишь парализованным этими челюстями и с неделю гнить-разлагаться изнутри в питательный бульон, находил во мне последние силы бороться, а точнее стремительно отступать. Бежать куда-то вслед за участковым, который куда лучше знал местность и обратную дорогу.
Он всё ещё отстреливался, хотя пара последних патронов, мне казалось, ушли уже наугад от нервов, а их стоило бы приберечь. И то, и другое, но боеприпасы в первую очередь. Я бежал, кажется, даже обгоняя его, потом намерено сбавлял темп, дабы не терять Георгия из вида, не понимая, как я, довольно щуплый мужчина, могу бежать быстрее столь крепкого и спортивного участкового.
Отступала даже пелена вечернего тумана, потому как мы из низины выбирались наверх, где сумеречный морок был не таким густым, да и лесная чаща отступала подальше. Впереди лишь убранные поля и снова окажемся в Лузенине, где, надеюсь, всё немного поуспокоилось после нашего вмешательства.
– Товарищ подполковник, снова Паньков, да, – начал звонить участковый, – Здесь чрезвычайное происшествие. Я даже описать не могу, просто нужны вооружённые отряды. Считайте, что на деревни напал враг, а какой, вам лучше самим увидеть. Нет, без личного присутствия, прилетать сюда не надо, а вот нас бы забрать неплохо было. Даст бог, сейчас до машины у Верхнего Ута доберёмся. Да чёрт его знает, что происходит, товарищ подполковник! Я не представляю, как отчёт писать, а вы меня голосом просите обстановку доложить. Местных убивают, враг непонятный. Огнемётчиков пришлите, тут какой-то мерзостью всё… – морщился он, шагая по липкой оказавшейся на поле паутине.
Как вдруг, менее, чем за секунду, из-под земли, из какой-то прикрытой и замаскированной норы, его выхватил серый паук примерно с лошадь, и затащил к себе, да так, что даже крика Георгия Владимировича я оттуда уже не слышал, замерев на месте и не смея даже дышать от увиденного.
Я видел такое в документальных передачах. Паук оплетает вокруг входа в нору своей сетью пространство, а потом выпрыгивает на того, кто подошёл слишком близко. А мы же бежали вместе, почти рядом. Я тоже протоптался обувью по этой паутине, даже не заметив. Я мог быть вот так на его месте! Видать, его подошва оказалась более липучей что ли, или голос от телефонного разговора привлёк паука сильнее, чем вибрации наших ног… Или я каким-то чудом успел пробежать, а Георгий замедлился… Но его больше не было со мной. Его больше не было вообще! А я даже не мог сам позвонить кому-то и сообщить, что случилось!
Придя в себя, едва не задохнувшись, закашлявшись от нехватки воздуха и подавившись слюной, буквально склонившись вдвое, я стоял на месте, паникуя от издаваемых собой звуков ещё сильнее, ожидая, когда и на меня выскочит эта громадная тварь и утащит в недра заготовленной и раскопанной для меня могилы. Но мизгирь не торопился.
Почему-то в давно потерянном рассудке опять проскочили какие-то логические мысли, мол, корма с одного человека пауку может хватить довольно надолго, они обычно не запасаются несколькими жертвами. Разве что тенетники, к которым попадается в паутину обилие мух и кузнечиков, могут, как на шведском столе, пировать по желанию кем хотят из пришедших к ним на трапезу жертв.
