Влад Райбер
Вкус смерти
Личная смерть
Еще в четыре года я понял, что отличаюсь от других людей, когда увидел чужого в своем доме. Моя бабушка сидела на стуле, согнула спину над кастрюлей с водой и чистила картошку. А рядом с ней стоял человек. Это был мужчина в темном костюме. Его лицо ничего не выражало, глаза были полузакрытыми, а руки лежали крестом на груди.
Я застеснялся незнакомого взрослого и вышел из кухни. Обычно гости не задерживались у нас допоздна, а этот молчаливый ходил за старушкой до самой ночи – куда она, туда и он. Даже в ее комнату шастал. Хотя бабушка не любила туда кого-то пускать.
Я устал притворяться скромным. Подозвал бабулю и шепотом спросил:
– А это кто?
– Где? – удивилась женщина.
– Что за дядя за тобой ходит весь день? – я показал пальцем ей за спину.
Бабушка поглядела назад, прямо в лицо того человека, но потом обернулась и сказала:
– Нет никакого дяди! Не пугай меня, детка.
Чужак был в нашем доме и на следующий день. И на следующий! Я уже не боялся говорить о нем громко. Всем рассказывал, что рядом с бабушкой ходит незнакомый человек, но никто его не видит. Поначалу родня считала, что я придумал себе такую игру, но потом это начало всех раздражать. Мне запретили говорить про этого мужчину и наказывали за разговоры о нем.
Молчать было тяжело, ведь с течением дней чужак становился все уродливее! Сначала он посинел, потом у него сморщилась кожа и губы иссохли. Выражение лица походило на злобный оскал. Глаза помутнели. Пальцы лишились ногтей и стали тонкие, словно куриные кости.
Я не выносил его вида, а потому начал избегать бабушку. Она расстраивалась, а я пытался объяснить шепотом: «Бабушка, я боюсь не тебя, а этого человека».
Скоро всем стало не до моих фантазий. Старушка заболела и с трудом поднималась с кровати. Страшный мужчина всегда стоял рядом. Ни на секунду не отлучался. Я вбил себе в голову, что нужно прогнать чужака из дома, чтобы бабуля поправилась. Со слезами упрашивал родителей попросить незваного гостя уйти, но это их только злило.
Однажды утром ко мне в комнату вошел отец и сказал, что его мать умерла. Я смотрел в окно, как ее укрытое тело несут к машине, а следом плетется тот человек. Я почувствовал и скорбь, и облегчение. У меня была надежда, что чужак больше никогда не появится в нашем доме. Но мы опять встретились на похоронах.
Совсем усохший мужчина в темном костюме шел рядом с гробом. И остался на могиле, когда бабушку предали земле.
Я сказал родителям:
– Этот дядя до сих пор тут.
И отец без раздражения шепнул маме слова, которые мне запомнились навсегда:
– А вдруг он видит ее ангела? У детей глаза зорче. Они сами недавно оттуда пришли.
Но я точно знал, что это был не ангел. Светлые силы не явились бы в такой уродливой форме. Мы ушли, когда похороны закончились, а жуткий дядя остался там.
Сорок дней спустя родители снова привели меня на кладбище. Сказали, что этот день особенный – сегодня душа бабушки должна покинуть землю и отправиться на небо.
Мы шли к могилке, а тот человек, худой, как хворостинка, уходил прочь. Я видел, как он ступил за ограду и пропал среди сосен.
Бабулю похоронили рядом с дедушкой. Папа сказал, что его старики еще при жизни выкупили места около друг друга на старом кладбище, чтобы не расставаться даже после смерти. Странно все это. Для чего люди покупают право полежать в земле? Как будто если не приобрести себе место, то тебя оставят в квартире.
На могиле папиной мамы стоял крест с кучей венков. Я посмотрел вокруг. Погребальные плиты других людей были потрескавшиеся от времени, обросшие плющом и сорняками. Но среди них были и ухоженные памятники. Здесь редко кого-то хоронили.
Не очень понимаю, зачем мертвым подземная кровать. Если на этом участке уже нет мест, может ли это означать, что через тысячу лет весь земной шар будет одним большим кладбищем? Где не останется места для живых?
Назад мы возвращались через район новых захоронений, и я увидел, что на каждой свежей могилке стоят страшные люди! Тети с длинными седыми волосами, дяди с пигментной кожей на лысых головах. Они все были чудовищно уродливы. У женщины один глаз был маленьким, а другой размером с кулак. У мужчины голова в форме наковальни: узкая челюсть и огромный лоб. У еще одного человека вообще не было глазниц, носа и рта, а только твердые вертикальные складки в центре лица.
Эти существа стояли у гробовых холмов. Я уперся ногами в землю и поднял крик, только бы не проходить там. Родители уже поняли: им достался необычный ребенок.
Скоро я начал замечать редких людей на улицах, рядом с которыми ходят страшилища в темных костюмах и платьях в пол. Я знал: этих людей скоро ожидает смерть.
Чаще всего жуткие чудища следовали за стариками или за теми, кто выглядел болезненно. Хотя иногда встречались бодрые, молодые или совсем дети, за которыми шли дряхлые и страшные существа. Незримые для всех, за исключением меня.
Когда-то я думал, что они и есть причина скорой гибели. Но потом догадался: это и есть смерть в разных обличиях! Личная смерть каждого, чье время подходит к концу.
Страшно было встречать юных, к которым прицепилась смерть. Старики уходили тихо – угасали в своих домах или в больничных кроватях. А молодые гибли от несчастных случаев или от рук убийц. Я не мог видеть радостные лица молодых девушек и ребят, когда за их спинами плетутся жуткие люди. Ходят, смеются, не зная, что скоро окажутся в гробу.
Из-за своего дара я вырос угрюмым и замкнутым, слыл чудаком среди своих сверстников и не имел друзей. Да я и сам неохотно привязывался к людям. Но был у меня приятель – Костя Федоров. Однажды он пришел в школу, а рядом с ним по коридору плелся бледный долговязый мужчина в черном пиджаке.
Мы тогда учились в одиннадцатом классе, и я подумал, что другу уже нет смысла готовиться к выпускным экзаменам, ведь ему не суждено окончить школу. Я пытался предупредить его, выдумывал всякое. Говорил, что видел дурной сон, где он умер. Убеждал, будто ему грозит какая-то опасность. А Костя вдруг перестал со мной общаться. Только здоровался, да и то сквозь зубы.
И я просто считал дни. Хотел знать точно, как скоро случится неизбежное. Мой приятель умер на сороковой день. Случайно отравился угарным газом в гараже своего отца.
Теперь мне стали известны правила: личная смерть приходит за кем-то за сорок дней до его кончины и потом еще сорок находится рядом с телом. Поверья оказались не беспочвенны.
Впервые появившись, смерть выглядит как обычный человек. Мужчина или женщина неясного возраста. Им присуща бледность. Все они одеты в черные тона и держат руки скрещенными на груди. Сначала в лицах людей нет ничего отталкивающего, но с каждым днем их внешность портится. Черты искажаются, кости выворачиваются. Эти существа сохнут или, наоборот, увеличиваются в размерах. Их вид становится до отвращения невыносимым. Жуткие метаморфозы продолжаются до последнего дня, пока смерть остается на земле.
Я уже по облику без труда определял, сколько человеку осталось дней.
В соседнем подъезде жил один парень – Игорь Семенишин. Мы с ним были знакомы с детства, но никогда толком не общались.
Однажды я встретил его у продуктового магазина. Рядом с ним шло чудовище в темном кружевном платье. Ростом как ребенок. Ленты болтались в седых волосах. Беззубый черный рот был широко открыт, а глаза выкатились наружу.
Мне нравился Игорь. Этот парень был добрым, всегда улыбался и со всеми здоровался. Он не смотрел на меня, как на дурака, а потому мне захотелось предупредить его.
– Тебе грозит опасность! – сказал я вместо «привет».
– Какая опасность? – озадаченно спросил Игорь.
Я сказал прямо:
– Смерть. Очень скоро. Уже на этой неделе!
Парень так и побледнел:
– Ты экстрасенс?
Мне никогда не нравилось это слово. Так себя называют пройдохи и шарлатаны…
– Я вижу смерть. Она стоит рядом с тобой. Пожалуйста, береги себя.
Мой взволнованный тон убедил Игоря, что я говорю правду. И он сказал:
– У меня поездка послезавтра. Если останусь дома, то все обойдется?
Я ответил честно:
– Не знаю. Надеюсь, что да.
Но я оказался неправ. Четыре дня спустя Игорю вызвали скорую. Он умер в больнице из-за проблем с сердцем.
«Может и не стоило ему говорить. Парень прожил свои последние дни в страхе, который, возможно, и стал причиной смерти», – так я отговаривал себя попробовать снова. Но однажды начав, уже не мог остановиться.
Мне так хотелось уберечь людей, предупредить их об опасности. Увидел смерть рядом с молодой продавщицей в магазине – сказал ей. Не помогло. Девушка погибла в автокатастрофе.
Рассказал знакомой женщине, что над ее маленьким сыном нависла беда – его тоже не спасли. Не уследили. Отравился насмерть, наевшись стирального порошка.
От смерти не убежать. Не схитрить и не спрятаться. Она найдет вас даже в самом темном шкафу. Настигнет по дороге в офис или когда вы решите посадить гладиолусы. Когда ляжете в свежую постель или отвлечетесь на сообщение. Если смерть пришла по вашу душу, исход всегда только один. И он печальный.
Поэтому, когда в нашем доме снова появился образ неотвратимости судьбы, я молчал. Личная смерть мамы чем-то напоминала мою бабушку: это невысокая женщина с кудрявыми пепельными волосами. Но день ото дня она дряхлела и превращалась в горбатую старуху с огромным носом.
Моя реакция на чью-то смерть всегда отличалось от того, что чувствовали другие люди. Часто уход человека был для всех внезапным горем, а я-то заранее знал, что это произойдет, и к наступлению рокового часа успевал погрустить и смириться.
Когда мамы не стало, отец спросил:
– Ты знал? Ты же заранее все чувствовал, да?
Я ответил:
– Да.
И он взял с меня обещание:
– Когда придут за мной – не утаивай! Я хочу подготовиться.
Отец был не единственным, кто желал знать о приближении смерти. В городе о моем даре уже давно ходили слухи. И ко мне явился незнакомый человек.
Он приехал на шикарной машине с личным водителем. Был одет в изысканный, хорошо сидящий костюм. Туфли из кожи начищены до блеска. Немолодой, но выглядел ухоженно. Держал спину ровно. Густые серебристые волосы лежали идеально. Возраст отразился в его внешности, придав лицу выразительные угловатые черты.
Меня впечатлили его манеры. Достоинство и уверенность в каждом движении. Люди его статуса обычно не имели дел с бедняками вроде меня.
Этого мужчину звали Дмитрий Анатольевич Тиль. Он привез меня в дорогой ресторан. Я не привык бывать в таких местах. На входе с моих плеч пытались снять пуховик, и было некомфортно от бегающих вокруг официантов. У меня совсем не было аппетита. Да и здешняя еда казалась явно не по карману.
– Я о вас много слышал, – сказал мужчина. – Говорят, вы предсказываете смерть. Это правда?
– Все так, – ответил я.
Дмитрий Анатольевич подался вперед и спросил тихо:
– Сколько мне осталось жить?
– Не знаю, – ответил я. – Рядом с вами нет смерти. Это можно определить только за сорок дней до кончины.
– Интересно, – мужчина не изменился в лице, он хорошо скрывал свои эмоции. – А если я буду заглядывать к вам регулярно? Видите ли, моя работа связана с большими деньгами. И много тех, кто может захотеть моей смерти.
– Приходите раз в неделю, – ответил я.
– Благодарен вам, – мужчина провез по столу конверт с вознаграждением.
Я взял его, не заглядывая внутрь, и ушел. Почти все деньги достались моему отцу. Для меня они никогда не имели большого значения.
Тиль приезжал ко мне каждую субботу в течение полугода. Мы успели стать приятелями и перейти на «ты». Несмотря на серьезную разницу в возрасте.
Настал тот день, когда он заглянул в гости, а вместе с ним пришла бледная стройная женщина. Ее глаза были закрыты, руки лежали крестом на груди.
– По взгляду вижу – что-то не так, – сказал Дмитрий.
– Ты прав, – ответил я.
Мужчина сделал шарф посвободнее. На его лбу выступили капельки пота:
– И что делать?
– Приводить дела в порядок, – посоветовал я. – Прощаться. Твоя смерть еще «молодая». Ей не больше двух дней. Значит, есть в запасе еще тридцать восемь.
Тиль смотрел назад, будто сам хотел увидеть ту, что стоит за его спиной, но видел только стену.
– Мало! Мне нельзя умирать. Скажи, как все изменить?
– Смириться. Она ждет, чтобы забрать твою душу, – я старался говорить спокойно, понимая, что эмоции только навредят.
Мужчина разволновался не на шутку. Все его манеры исчезли, руки затряслись, лицо покраснело:
– Нет. Мы с тобой что-нибудь придумаем. Пусть уходит! Да! Пусть уходит! Попроси ее уйти!
– Да как же это? – удивился я.
– Попроси! – с гневом настаивал Дмитрий Анатольевич. – Попытка не пытка.
Я был уверен, что из этого ничего не получится, но решил сделать это для человека, которого уважал. Еще никогда я не осмеливался разговаривать со смертью.
– Ты меня слышишь?
Бледная женщина сразу поняла, что обращаются к ней. Она подняла веки и вопросительно посмотрела на меня. Ее глаза были ярко-голубые и холодные. Казалось, что в них звенят льдинки.
Я трясся от страха, но кричал ей в лицо:
– Уходи! Убирайся! Исчезни с глаз моих! Уходи! Слышишь?
Женщина поджала губы, повернулась ко мне плечом и пошла…
Тиль прочитал глубокое удивление на моем лице:
– Получилось?
– Кажется, да, – я рухнул в кресло.
Это было поразительно. Стоило прогнать смерть, и она ушла. Просто ушла, просочившись сквозь закрытую дверь. Уму непостижимо!
Мужчина надеялся услышать ответ: означает ли это, что он не умрет? Я говорил, что никогда не видел ничего подобного, а потому не знаю.
Мы все еще регулярно встречались. Рядом с Дмитрием Анатольевичем никого не было. Близилась роковая дата. Я гадал: случится или нет?
И вот настал тот день, который Тиль не должен был пережить. Вечером на него напали прямо у его дома. Двое с ножами пытались его убить. Он получил удары в живот, в грудь и в спину. Убийцы были уверены, что у них все получилось.
Но Дмитрий не умер. Он попал в реанимацию в критическом состоянии. Потом две недели оставался в коме. Врачи говорили, что шансов мало. А я был уверен, что все обошлось. Рядом с ним уже не маячила смерть. Раны заживали. Мужчина вернулся в сознание и сразу попросил, чтобы меня привели к нему. Я пришел. Весь трепетал от волнения. Думал, что, наконец, узнал зачем мне этот дар!
– Я иногда сомневался: вдруг ты обманщик, – хрипел Дмитрий Анатольевич. – Теперь понял, что не врал… Мне сказали, что я не должен был выжить. Ты меня спас.
Я держал его слабую холодную руку, а он все говорил:
– Я скоро уеду с семьей подальше отсюда. Поехали со мной? Обеспечу тебе достойную жизнь.
– Спасибо, но я никуда не поеду, – сразу ответил я.
Мужчина не стал уговаривать. И сказал с сожалением:
– Тогда давай прощаться. Никогда тебя не забуду. И вознагражу достойно.
После того чудесного спасения я почувствовал в себе безграничную силу. Считал, что это божественный дар – гнать смерть от людей. И мне хотелось делать это – выдворять мрачных чудовищ, избавлять чужие дома от горя.
Шли годы, я спас многих, но не искал славы, делал это без спроса. Люди пугались… да еще бы – встретить человека, что размахивает руками и кричит: «Уйди! Сгинь!». Меня считали сумасшедшим. Зато оставались живы, пусть и не избегали катастроф, несчастных случаев и ранений. Каждая спасенная жизнь была чудом.
Стариков я спасал редко, но хотел сделать исключение для своего отца, когда рядом с ним появился бледный молодой человек в черном костюме.
Я сказал:
– Папа, твою смерть можно прогнать. Теперь я это умею!
А он слегка улыбнулся и ответил:
– Не надо, сынок. Меня там ждет твоя мама… А потом мы будем ждать тебя.
Отец умер сорок дней спустя. Теперь мне понятно, что он выбрал правильный путь. Порой я задумывался: а когда придут за мной? Ведь мне уже тоже далеко не двадцать. И какой выбор сделаю я? Пойду по стопам папы или буду убегать до последнего?
Я так и жил с этой тщеславной гордостью, продолжая свое правое дело. Пока за мной не приехали грозные люди на черном автомобиле с тонированными стеклами. Меня встретили у подъезда. Один взял меня под руку, другой открыл передо мной дверь машины.
Мне никто ничего не объяснял. Просто сказали:
– Садитесь.
Я не спорил. Сел и смотрел в окно, пока ехал. Путь был долгий. Не меньше двух часов промучился в тревоге, ожидая самого худшего. Меня увезли далеко от города. И доставили к небольшому кирпичному зданию, где висела табличка с надписью «Крематорий». Велели идти внутрь.
Я терялся в догадках, что все это значит. За дверью тянулся плохо освещенный коридор. Всюду стояли венки из живых цветов. В самом конце мне открылся зал с массивной промышленной печью. На подставке лежал открытый гроб.
Мне на встречу вышел сгорбленный, до крайней степени истощенный старик. Он опирался на костыль. В нем едва теплилась жизнь. Я невольно поискал глазами: где же мрачная фигура в темной одежде, но рядом с ним не было смерти.
Старик поднял лицо, показал слепые глаза и тихо спросил, едва шевеля языком:
– Помнишь меня?
– Нет, не помню, – ответил я с дрожью в голосе.
Бедняга трясущимися пальцами расстегнул две пуговицы белой рубашки. Это стоило ему больших усилий. Вся его худая грудь была в шрамах.
– А теперь? – спросил он.
– Это вы!
Я бы никогда его не узнал. Дмитрий Анатольевич. Тот высокий и статный мужчина. В кого он превратился за эти сорок лет, что мы не виделись! Почему он до сих пор жив?
– Я должен был умереть еще тогда, – сказал старик. – Ты прогнал мою смерть. Теперь я не могу уйти на тот свет. И только мучался все это время. Пытался…
Я посмотрел на пустой гроб и спросил:
– Зачем я здесь?
– Исполнишь мою просьбу, – ответил Тиль повелительным тоном. – Тебе дадут документы. Поставишь подпись. Этот крематорий оформлен на тебя.
– Зачем? – мои мысли рассыпались.
– А многих ты за эти года успел лишить смерти, как меня? – тощий старик застучал костылем по полу, подходя к гробу.
Я заметил глубокий круглый шрам на его виске и подумал, что это от пули. Неужели бедняга и это пережил?
– Смерть – это дар! – Дмитрий бросил костыль, нащупал гроб и стал пытаться туда залезть. – Исправь все, что наделал.
– Как? – не понимал я.
– А вот так… Подсади меня сюда и отправь в печь.
– Нет!
– Делай! Исправляй, что натворил!
– Это вы меня попросили!
– Знаю! Нельзя было этого делать! Нельзя! Я уже понес наказание, устроив себе ад на земле!
– Почему? – недоумевая, спросил я.
– Смерть не забирает меня, чтобы я не делал. Но боль… Посмотри на меня. Мне больше ста! В теле уже не осталось здоровых органов. Я едва дышу, едва хожу и слышу ночами, как перестает биться сердце. А затем запускается вновь. Моя жизнь – постоянная предсмертная агония!
Старик закашлялся от крика и чуть не упал. Я подхватил его и, сам не ведая, что творю, помог лечь в гроб. Дмитрий Анатольевич был совсем легкий и холодный, как покойник.
Я ужаснулся от мысли: сколько подобных живых мертвецов теперь ходят по земле из-за меня! Никогда и подумать не мог, что прогонял от них смерть навсегда.
Теперь я понимал, что так будет правильно. И закрыл старика в гробу. Зеленая кнопка на стене привела в действие механизм. Квадратная заслонка медленно поднялась. Гроб поехал в печь.
Я смотрел и оттягивал воротник свитера. От жара пламени было нечем дышать. Деревянный ящик скрылся под заслонкой и внутри печи раздался крик боли.
Я видел, как на мгновенье у входа в зал появилась и исчезла фигура уродливой женщины в черном платье. Смерть все же пришла за стариком.
Этот крематорий теперь мой. И мне не уйти от своих грехов. Я должен исправить то, что натворил.
Передо мной стоял трудный выбор. Попытаться насильно засунуть в печь спасенных, пока они молоды, а я еще жив. Или прогнать свою личную смерть и иссыхать, мучаясь от боли десятки лет в ожидании их старости.
Некоторых выживших я даже не знал. Они были случайными прохожими. Как и где мне их найти?
Я сел на пол. Утер рукавом слезы. Мои игры в Бога обернулись проклятием. И, похоже, теперь для всех избежавших гибели, я – личная смерть.
Материал для исследований
Я открыл глаза. Все было размыто, словно сквозь запотевшее стекло. В теле чувствовалась жуткая тяжесть, как будто на меня взвалили груз. Я лежал на чем-то твердом и гладком. Все тело пронизывало холодом.
В глаза бил яркий свет. Я сощурился. Зрение стало четче.
У моего лица горела круглая белая лампа. На потолке висели металлические вентиляционные трубы, на стенах – кафель небесно-голубого оттенка. Все вокруг сверкало чистотой.
Надо мной склонились две фигуры в синих комбинезонах и шапочках. На их глазах были защитные очки, нижние части лиц закрывали медицинские респираторы.
– Очнулся, – прозвучал спокойный женский голос, чуть приглушенный маской.
Я сфокусировал взгляд на фигурах, а они внимательно смотрели мне в лицо.
– Вижу, – ответил мужской голос.
– Пульс, дыхание есть, – добавила женщина.
– Сколько прошло с начала процедуры? – поинтересовался мужчина.
– Сорок две минуты.
– Отлично!
Хотелось спросить, где я и что происходит, но язык не слушался. В горле стоял ледяной ком, и все тело сковало холодом. Я попытался пошевелиться, но не смог даже поднять руку.
Я не чувствовал боли, да и другие ощущения были притуплены, словно меня до отказа накачали анестезией. Только страх пронимал до мозга костей. Я не понимал, кто эти люди?
Меня тревожили вопросы: что произошло? Где я? Что означает «процедура»?
Привстать бы и посмотреть, что там с моим телом, но ни одна мышца не шевелится. Меня что, парализовало? Я снова попытался заговорить, но из горла вырвался лишь хрип.
Мое имя? Как меня зовут? Мозг пронзила резкая вспышка памяти. Павел! Павел Братов. Мне двадцать лет.
Последнее воспоминание: я был с друзьями – Лехой и Толей. Мы катались на велосипедах за городом и случайно нашли заброшенную базу отдыха или, может быть, летний лагерь… Мы пристегнули велосипеды к воротам из сетки и влезли на территорию. Просто хотели поглазеть, что там.
Я перемахнул через забор, спрыгнул в густую высокую траву и заглянул в будку охраны. Пыль да куча паутины вместо окошка, в которой жужжали пойманные мухи. Больше ничего в ней не было. Тропы поросли бурьяном, лишь кое-где сохранились старые бетонные дорожки. Мы увидели ветхое деревянное здание и направились к нему.
И все. Дальше пустота. Ничего не помню!
– Что случилось?! – мой голос прорвался сквозь замороженное горло.
Это должен был быть крик, но получился только слабый шепот.
Люди в комбинезонах быстро посмотрели друг на друга.
– Он сейчас что-то сказал? – уточнила женщина.
– Похоже! – ответил мужчина.
– Где это мы? – хрипел я, стараясь пошевелить пальцами.
Они не обращали внимания на мои вопросы, словно меня тут нет. И разговаривали только друг с другом.
– Что нам делать? – спросила женщина.
Ее коллега пожал плечами:
– Может, поговорить с ним, как с обычным человеком?
Я подумал: «Да что это вообще значит? А кто я, если не просто человек?». Мне хотелось спросить об этом, но не хватало сил даже шевелить языком.
– Ладно, я попробую, – сказала женщина и слегка наклонилась ко мне. – Как вы себя чувствуете?
Ее серые глаза за прозрачными очками выражали крайнее любопытство.
Мужчина усмехнулся:
– Нашла, что спросить!
Мне это не понравилось. Как можно смеяться в присутствии человека, которому так плохо? Хотелось высказать все это вслух, но для этого нужны силы, а я был так слаб, что смог проговорить лишь:
– Очень холодно! Дайте мне одеяло!
Женщина посмотрела на своего коллегу и неуверенно произнесла:
– Может, нам и правда укрыть его?
– Зачем?.. – голос мужчины звучал так, будто ему сказали какую-то нелепость. – Ты боишься, что он умрет от переохлаждения?.. Хватит этой самодеятельности! Мы с таким еще не работали. Пошли спросим у руководства, что дальше делать.
Они ушли. Дверь захлопнулась с глухим стуком. Я остался лежать на железном столе под хирургической лампой с множеством ярких глазков.
В голове носились мысли: «Они оставили меня одного в неясном состоянии! Да что они за врачи такие?.. Хотя с чего я взял, что это врачи? Может, меня похитили и разбирают на органы? Почему я здесь один? Где мои друзья?».
Если бы я мог биться в панике, то непременно бы это делал!
Пальцы на правой руке дернулись. Мышцы постепенно начали просыпаться.
Я послал еще один импульс – сжал кулаки. Какие необычные ощущения, словно тело чужое!
Опираясь на локти, я привстал и осмотрел себя. Все на месте. Только я совсем голый и бледный, как мраморная статуя. Жуткий холод в руках, в ногах… Везде! Будто все нутро остыло. Но дрожи нет. Хотя по ощущениям я должен был стучать зубами.
Помещение, выложенное кафелем, железные двери. Окон нет, как в подвале. Странная больница!
Я согнул ноги в коленях – конечности почти не чувствовались, но слушались. Мне удалось спуститься на пол с железного операционного стола.
И что эти люди со мной делали? Рядом не было никаких приборов и инструментов.
«Где я? Что произошло?», – мозг мучительно пытался вспомнить последние события. Но в нем лишь пустота.
Я подошел к двери, дернул на себя, затем толкнул. Закрыто…
– Выпустите меня отсюда! – попытался закричать я, но опять получился слабый шепот, которому не пробиться сквозь толстый металл.
Я бил кулаком в дверь, надеясь, что кто-нибудь услышит.
И вдруг кто-то по ту сторону сказал вежливым тоном:
– Извините, вы не могли бы отойти от двери? Мы собираемся войти.
Я отступил назад. Дверь распахнулась, и в помещение вошел невысокий пожилой мужчина. Он был одет в серый костюм и галстук, а плечи, как плащ, покрывал белый медицинский халат. Его редкие седые волосы были зачесаны набок. При ходьбе он опирался на трость и прихрамывал.
За ним вошел еще один человек, он принес и поставил два стула напротив друг друга, а затем спешно вышел из комнаты.
Пожилой мужчина присел, по-доброму улыбнулся мне и указал на противоположный стул:
– Прошу, садитесь. Я Бурыгин Вячеслав Дмитриевич – директор научного центра имени Громоловьева.
Я сразу подумал, что это название мне знакомо, но не мог вспомнить откуда.
– У вас сохранились какие-нибудь воспоминания о вашей личности? – спокойно спросил мужчина.
Я удивился этому вопросу:
– В смысле? Я помню все, кроме того, как оказался здесь!
Человек, назвавшийся директором, улыбнулся, показав ровные вставные зубы из керамики:
– Это удивительно! Вижу, что вы в порядке. Но нам нужно будет провести один стандартный тест. А потом… я надеюсь… мы продолжим беседу.
Как только он это сказал, в помещение ворвались двое людей в комбинезонах и масках.
Они ввезли железный стол на колесиках и поставили его передо мной. Директор научного центра отодвинулся на стуле подальше.
И эти люди грубо схватили меня, один стоял за моей спиной и держал за плечи, а другой сжимал мою руку.
Человек взял со стола инструмент, похожий на секатор, и мигом отрезал мне указательный палец!
Я наконец, смог закричать. Боли не было – только слабое ощущение, что лишился части своего тела. Но я был напуган тем, что со мной делают.
Безжалостный человек превосходил меня по силе. Он легко справлялся с моими рывками и отрезал мне пальцы один за другим. За указательным – средний, а потом безымянный… Они падали на стол – тук… тук… тук…
Я видел, как темно-синяя кровь, похожая на чернила, капала на металлическую поверхность.
– Достаточно! – скомандовал пожилой мужчина. – Пришивайте!
Человек в маске посмотрел на меня ничего не выражающими глазами, отложил секатор и сказал:
– Тихо! Сейчас пришьем на место!
Я зажмурился и отвернулся. Мне отрезали пальцы! Моя кровь, как чернила! Что вообще происходит?
– Успокойтесь, успокойтесь, – попросил директор. – Мы всего лишь тестируем, как у вас работает регенерация.
Около получаса мне пришивали пальцы на место, а затем перевязали руку эластичным бинтом.
Я и опомниться не успел, как все трое оставили меня одного и закрыли за собой дверь.
Я снова напряг мозг, пытаясь отыскать недостающие фрагменты воспоминаний о том, как попал сюда. В памяти опять всплывала заброшенная база отдыха, а потом…
Вспомнил! Мы с друзьями подошли к заброшенному зданию, рядом стояла железная трансформаторная коробка. Дверца приоткрыта, на ней предупреждающая табличка с молнией и черепом. Я лишь хотел посмотреть, что там внутри. Никогда не видел, и это казалось до жути интересным. Территория должна была быть давно обесточена. И трансформатор не гудел.
Казалось, бояться нечего.
Леха предупредил:
– Лучше не трогай. Мало ли что!
А я потянулся к дверце и вдруг резкая вспышка, ослепительный свет и… темнота…
Меня что, ударило током? Да, скорее всего, я пострадал от электричества. И, должно быть, это как-то повлияло на мое тело.
Поэтому меня привезли в научный центр. Но я же человек! Как они смеют проводить такие жестокие эксперименты? Это незаконно!
– Выпустите меня! – заорал я изо всех сил, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно громче. – Вы не имеете права держать меня здесь!
Я бил кулаком по двери, кричал, но никто не отзывался.
– Выпустите меня! – снова кричал я, чувствуя нарастающую панику внутри. – Я вам не подопытная крыса!
По ощущениям прошло несколько часов. Взаперти я сходил с ума. Наконец дверь снова открылась. Увидев ребят в медицинских комбинезонах, я попятился назад. Они встали у входа, как два охранника. За ними вошел седой мужчина с тростью. Он опять указал мне на стул. Я помотал головой.
– Не бойтесь! Мы только осмотрим вашу руку, – сказал директор.
Я не хотел, чтобы кто-то из них снова ко мне прикасался и снял повязку сам.
Мои пальцы приросли! На них остались лишь шрамы, а из кожи торчали нити, в которых уже не было необходимости. Я сжал руку в кулак. Все в порядке!
– Славно! Регенерация что надо! – восхитился директор.
– Что со мной происходит? – спросил я. – Мне постоянно холодно. Я почти ничего не чувствую. И вообще, почему вы держите меня здесь?
– Но вы сами подписали договор! – сказал мужчина таким голосом, будто его в чем-то несправедливо обвинили. – Вернее, не вы, а тот, кем вы были.
– Я ничего не подписывал!
Ребята у двери занервничали от моего агрессивного тона и собирались приблизиться, но директор сказал им оставаться на месте.
– В марте прошлого года Братов Павел Васильевич составил письменное заявление где добровольно завещал нам свое тело для использования в научных целях, – директор произнес каждое слово четко и уверенно.
И это была правда! Я завещал свое тело научному центру имени Громоловьева! Вот почему название такое знакомое… Мне тогда показалось хорошей идеей: отдать свой хладный труп для пользы дела и получить за это вознаграждение при жизни.
– Вы забыли добавить: «после смерти»! – резко сказал я.
– Вот именно, «после смерти», – вздохнул директор. – Павел умер. Погиб от электротравмы. Несчастный случай… Но мы вернули тело к жизни с помощью специального химического состава.
