Влад Райбер
Сброд
Это можно пропустить
Представьте, что вы берёте подшивку городской газеты. Там не будет первого номера и последнего тоже.
Если вы станете их читать, то это не будет похоже на историю, где есть завязка, кульминация, развязка. Это будут отдельные события, какие-то случайные эпизоды городской жизни.
Вот и эта книга то же самое. Здесь нет главного героя, который развивается по ходу сюжета. Да и сюжета как такового нет.
Тут есть истории отдельных горожан, их кровавое прошлое. Всё население Города – это настоящие мерзавцы, маньяки, убийцы, худшие люди Земли. Их истории лично для меня и есть главная часть книги.
Читатели говорили мне, что начало романа напоминает «Град обречённый» братьев Стругацких.
Читал ли я его? Да. И это одна из моих любимых книг Стругацких. Вдохновлялся ли я этим романом, когда писал «Сброд»? Нет. «Сброд» получился бы и без «Града». Хотя откуда мне теперь знать, как бы всё сложилось, если бы я не прочитал, когда я уже прочитал? Может быть, я недооцениваю влияние других произведений на плод своего творчества?
Однако у меня есть аргумент!
Образ мира «Сброда» возник у меня в голове задолго до знакомства с творчеством Стругацких. Когда ночами мне не засыпалось, я представлял себе город, который населяют самые жестокие убийцы. А каждую ночь на улицы выходит Палач и казнит всех, кого встретит.
Жители города боятся Палача, потому что он как читер из компьютерной игры. Никто не может причинить ему вред. Зато у Палача есть всё, чтобы эффективно убивать. Он появляется с автоматом, с дробовиком, с гранатами, а иногда ему помогают маленькие человечки с ножами, пистолетами или взрывчаткой.
Именно таким был первый замысел книги. Тысячи психопатов оказались в замкнутом городе, а Палач их безжалостно казнит.
Но потом я стал думать, каковы мотивы этого Палача? Зачем он это делает? Какое ему дело? Никаких вразумительных ответов на свои же вопросы я не нашёл, и Палач превратился в унылого Бога, которого не интересуют люди. Он занят своими делами.
Есть ли в моей книге религиозный подтекст? Нет. Если вы будете размышлять над «Сбродом», не проводите параллелей с библейскими сюжетами. Я не делал отсылок к Новому или Ветхому заветам. Сколько можно этих религиозных интерпретаций? Их так много во всех видах искусства, что лично меня это уже достало.
В книге должен был быть робот-убийца. Ещё более смертоносная копия Палача. Он бы крушил жителей неустанно, сразу по многу. Я задумывал такую линию: по Городу ходит неизвестный человек в пальто с поднятым воротником и в широкой шляпе. Многие люди его видели, и никто не знал, кто он такой, пока один из психопатов не нарвался. Толкнул неизвестного в грудь, сорвал с него шляпу, а это оказался не человек, а робот из чёрного металла, у которого пальцы, как лезвия. Робот превратил лицо напавшего в фарш, а потом принялся убивать всех подряд. И был в той версии момент, когда люди робота остановили, заманив в ловушку. Залили его бетоном, превратили в памятник, а он потом снова ожил, оторвал кому-то руку…
В настоящей версии книги робота два. Но ни один из них не занят целенаправленным уничтожением людей. Иначе существованию Города было бы простое объяснение – он для казни первостатейных маньяков. А всё это просто, безвкусно и неизвестно кому надо.
С моей стороны было бы неправильно рассказать, почему существует Город. Он уже существовал в моём воображении. Я не знал, почему он возник, и выдумывать причину было бы просто враньём.
Но почему я всё-таки не мог всё сделать более понятным, подробно объяснить, что происходит в этой книге?
Вы вправе со мной не согласиться, но я думаю, что нет ничего тупее, чем предложить единственную версию того, что происходит на самом деле.
Мы родились не в начале цивилизации и, скорее всего, не застанем её конец. Мы наблюдаем маленький кусочек истории. О том, что было раньше, нам частично рассказывают, о том, что будет дальше – никто не знает. Зачем всё это происходит – никто не знает. А те, кто говорят, что знают, скорее всего, врут.
Я не выдумывал этот мир, он мне явился. И я не ставил себе целью объяснить зачем.
Я писал эту книгу так, чтобы получать удовольствие от процесса. И я надеялся, что вы будете получать удовольствие от прочтения. Смысл только в этом.
Всё. Читайте.
Начало
Поначалу во всём Городе ни у кого не было денег. Они появились потом, как следствие развития любого общества. Горожане стали печатать бумажные деньги и чеканить монеты из медных листов.
Экономистами горожане, правда, были плохими, поэтому и деньги не работали как надо. А пройдох среди них было очень много, и поддельные купюры уж совсем обесценили городские деньги. Нужна была целая куча нелепо напечатанных бумажек, чтобы расплатиться за обычную стрижку.
Но поначалу денег в Городе не было ни у кого. Зачем они нужны, когда есть автоматы. Кто угодно мог получить сколько угодно еды, мог раздобыть одежду, а самое главное: одному горожанину полагался один боевой пистолет и коробка патронов – их там было двадцать штук.
Может быть, уличные автоматы с оружием Бог задумал как злую шутку, чтобы горожане резвее истреблялись и чтобы табло на центральной площади с каждым днём показывало всё меньшее число. А может и не было у него таких замыслов. Откуда кому знать?
Да, и другие автоматы для Бога были важны. Недаром он проверил каждый вид по одному, перед тем как «запустить Город».
Никто про это не знал. Тогда в Городе не было ни одного человека. Только Бог и редкие лесные существа из любопытства иногда выходили из леса бродить по окраине южной части Города.
Табло на центральной площади горело пятью нулями. Но скоро на нём должно было появиться число 27 000.
И за день до этого Бог проверил свои автоматы. Он прикладывал большой палец к стеклянному квадратику-сканеру. Так они и работали. Никаких экранов на аппаратах не было. Они были похожи на большие чёрные кирпичные блоки. С одним лишь квадратиком-сканером и окошком, куда сваливался предмет.
Отличался продуктовый автомат от оружейного только размером и формой. Те, что выдавали пистолеты, были широкими и низкими, метра полтора высотой, а те, из которых вываливались консервы, галеты и прочая еда, были узкие, как квадратные колонны, высотой два метра.
Так вот, когда Бог приложил большой палец к продуктовому автомату, внутри что-то зажужжало, как мощные разряды электричества, и в окошко грохнулась банка тушёного мяса. Бог прошёл пару кварталов и тыкнулся в автомат с оружием. Он жужжал и щёлкал немного дольше, и в окошко упал длинноствольной револьвер, а за ним две коробки пуль. Ничего этого Бог брать не стал, он лишь убедился, что всё работает, и потопал прочь. Завтра в пустые дома должны были заселиться горожане. Сколько из них будут убиты в первые дни?
Бог не хотел оставаться и смотреть, как устраивается жизнь, он собирался вернуться в Город только три года спустя.
А так ли оно на самом деле было? Это не факты, а голые предположения. Но это звучало намного разумнее, чем другие бредни, которые ежедневно рассказывали в Городе.
Событие 22. Возвращение Бога
Его заметили вечером, когда он шёл по центральной улице. И все, кто видел, запомнили эту встречу.
За три года почти все в Городе узнавали друг друга в лицо, и этот человек был явно нездешний… Только откуда ему в городе было взяться? Из леса пришёл? Да его бы млиты закололи и бросили в кашу. Или он из пустыни притопал? Так там дышать невозможно. Но ведь шёл с севера. Если и пришёл в Город, то из пустыни. Много споров было о том случае.
А может быть, он всегда в Городе был и только сейчас показался? Жил тихо, незаметно. Мало ли таких затворников? А теперь явился.
Но разве обычный это был человек? Совсем не обычный. Только никто не мог объяснить, чем он так выделялся. У него причёска была хорошая – вот что. В Городе так ровно нигде не стригли. А так больше ничего особенного: среднего роста, средней внешности сорокалетний мужик, в серой куртке, в чёрных штанах, ботинки тоже были чёрные, похожие на армейские берцы.
Один парень по прозвищу Тощий говорил, что видел, как он расшвырял кучу консервных банок и что-то злобно пробормотал. Однако, Тощий мог и соврать. Он был треплом.
А вот то, что этот человек расстрелял шайку клубовских – было правдой. Об этом говорил весь Город: всех клубовских поубивали, кроме Палкина. Его этот неизвестный не то пощадил, не то пожалел пулю.
Было в центре Города одно здание. Оно выделялось среди одинаковых трёхэтажных домишек. Большое здание, с колоннами, а внутри холл и просторный зал с каменным полом. Это сооружение горожане называли клубом или ДэКа. И предназначалось оно, наверное, для массовых сборищ.
Только здание это ещё в первый год заняла банда семерых вояк. Гостей они не любили, поэтому к ним мало кто совался. Этих вояк и прозвали клубовскими. Никто и подумать не мог, что всех их положат в один вечер.
У ДэКа была небольшая территория, ограждённая стальным забором. И на территории стоял свой оружейный автомат. Пистолетов он, понятное дело, давно не печатал. Да никакие автоматы в Городе оружия давно не печатали. Все, кто мог, уже своё получили.
А этот мужик взял да пошёл через калитку прямиком к автомату. На улице стоял Палкин, он сразу заметил непрошеного гостя и крикнул остальным.
К тому времени, как незнакомец приложил к автомату палец и дожидался, когда в окошко свалится пистолет, клубовские уже обступили его полукругом.
Они молча стояли на расстоянии и с любопытством наблюдали, как кто-то впервые за свои три года получает оружие. Да ещё так, ни о чём не думая, вторгся на территорию ДэКа. Так нагло, будто и не слышал ничего про клубовских.
Всё это рассказывал горожанам Палкин. Он стоял тогда с краю, а в центре был Шамс, лидер их банды. Палкин говорил, что ясно видел, как этот мужик вынул из автомата длинный револьвер с чёрной рукояткой и с голубым воронением.
– Врёшь! Всё ты врёшь! – кричали ему. И чего горожанам было ему верить? Всем поголовно в Городе оружейные автоматы выдали мелкие самозарядные пистолеты. Одинаковые, целиком чёрные.
Давно ходили слухи, что есть в городе всего один револьвер с голубым воронением, и что одни неприятности от него. Все его обладатели ныне покойники… Но всё это были сказки для дураков.
Палкин от души клялся, что смотрел на блестящую поверхность в упор. И видел в нём своё отражение, когда ОН взвёл курок перед лицом Шамса. ОН. Так Палкин называл того пришельца, пока рассказывал всем. Не мужик, не парень, не человек. ОН.
– ОН сунул револьвер в карман и к нам развернулся. Думали, сейчас перепугается, а ОН только на нас глянул и в сторону, – говорил Палкин. – Мы пошли за ним. Седой остановил его, взяв за плечо, вежливо попросил задержаться.
Все, кто слушал Палкина, представили эти ухмыляющееся рожи. Клубные всегда были самодовольны и уверены в себе.
Мужик обернулся и потребовал убрать от него руки. Он держался очень смело, будто не понимал, что эти семеро могут его как клопа раздавить.
Шамс попросил его отдать оружие и патроны. Он всегда сначала просил. Сколько людей отдавали ему своё имущество ещё до того, как он попал в Город. Шамс на приграничной дороге мог остановить любую машину, которая ему понравится, заявить, что отныне она переходит в собственность оборонительного отряда.
И люди готовы отдать всё, чтобы не стать «случайно убитым в обстреле». Некоторые оказывались и «случайно убитыми». Сколько таких было на руках Шамса? А потом эти руки ему жали, вешали медали на грудь, благодарили за то, что храбро сражался за свободу республики.
Когда Шамс оказался в Городе, он и тут преуспел. Собрал таких же, как он сам, и жил по принципу: хочу – возьму. И револьвер с голубым воронением был ему очень нужен как трофей, как символ власти.
Только человек этот оказался не тем орешком. Монах схватил непрошеного гостя за куртку и бросил от себя, собираясь опрокинуть на землю, но тот устоял. Он только отшатнулся на два шага и грозно посмотрел на клубовских.
Шамс достал свой самодельный нож. Палкин понял, что больше он просить не будет. Шамс никогда не вынимал свой нож просто показать.
И тут произошло невообразимое. Палкин почувствовал, что не может шевельнуться. Он твёрдо стоял на ногах, но тело его окаменело. Даже глазами было трудно водить. Когда Палкин пересказывал это во второй раз, он добавил, что в эту минуту почувствовал бусину в мозгу. Чувствовал, как она жжётся.
И все замерли! Седой, Кира, Монах, Тошка, Кротов, и Шамс замер с перекошенным лицом и с ножом в руке.
А этот человек достал из кармана револьвер, раскрыл его и стал по одной заряжать пули в барабан. Всё это время клубовские смотрели на него. Все, кроме Монаха. В тот момент, когда все остолбенели, Монах опустил голову и больше не смог её поднять.
Палкин стоял сбоку, и ему было хорошо видно и Шамса, и того, что заряжал револьвер. Палкин изо всех сил старался пошевелиться, но ничего не происходило.
Шамс обливался потом, прыскал слюной, и нож дрожал в его руке. Мужик, не выражая никаких эмоций, взвёл курок, направил дуло в лоб Шамсу и снёс ему выстрелом полголовы.
У Палкина от шума зазвенело в ушах, однако он даже не смог моргнуть. А потом мужик снёс башку Седому. Его тело свалилось на брусчатку рядом с Шамсом. Тошке прострелили грудь и Монаху тоже. Бах! Бах! Бах! Бах! Четыре трупа.
Кротов смотрел во все глаза и тихо стонал, когда дуло револьвера коснулось его носа. Бах! Нет Котова. Голова его разлетелась. И Кире в висок последнюю пулю. Бах! Мёртвый Кира.
Нет больше клубовских. Один только Палкин остался, насквозь мокрый от пота. Мужик на него посмотрел, раскрыл револьвер и стряхнул пустые гильзы.
Палкин не думал, что сейчас и его застрелят. Он вообще ничего не думал, он не верил, что всё это на самом деле происходит. Это было похоже на сон. Ведь только во сне человек пытается, но не может шевелиться.
– ОН достал из кармана всего одну пулю, вставил её в барабан, постоял, постоял, потом убрал револьвер в карман и ушёл, – так Палкин всегда заканчивал свой рассказ. – И только когда ОН пропал, я смог пошевелиться. ОН их всех перебил. ОН!
– Что ты всё он, да он! Кто он-то? – слушали его с раздражением и спрашивали грубо, с издёвками. Клубовские много врагов себе нажили и теперь все хотели с Палкиным поквитаться.
– ОН… Этот… – Палкин крепко задумался, а потом сказал. – Бог! Да, Бог!
«Что ты несёшь?», «Какой ещё Бог?», «Совсем сбрендил!», – кричали те, кто его не видел. А те, кто видел, не кричали. Каждый из них почувствовал, что нельзя сказать точнее. Бог. Все, кто видел того мужика, признали его Богом. И никто до Палкина не додумался… не осмелился его так назвать.
– Не тот Бог! Нет! Не из этой… – Палкин пытался вспомнить слово «Библия», но не смог и сказал иначе. – Не из церкви Бог. Другой. Местный Бог.
Палкина допрашивали трижды. После внимательнее осмотрели трупы. Кто-то нашёл гильзы. Совсем другие гильзы, не такие, как в мелких пистолетах. Доктор отковырял в брусчатке пулю. Она была целёхонькая, в медной оболочке. Пулю посмотрели на свет, и все согласились, что это совсем не обычный боеприпас.
Значит и человек, которому автомат его напечатал, тоже не обычный. Горожане забеспокоились. Раз он клубовских расстрелял в одиночку, так он и кого угодно может. Бог – не Бог, но опасный тип явился в Город. Тут и своей мрази хватало…
Палкина допросили ещё несколько раз, а потом сказали, что в ДэКа ему больше делать нечего, и если жизнь дорога, пусть валит куда подальше и на глаза не показывается. Палкин перечить не стал. Какой ему теперь без дружков.
Он попросил толпу горожан забрать кое-чего из ДэКа. Ему позволили. Палкин вышел с мешком через плечо и ушёл. Долго его потом никто не видел, даже стали поговаривать, что Палкина тихонько убили и бросили в дыру на северной окраине. Это были только слухи. Нормально с ним всё было… До поры до времени.
А освобождённый от клубовских ДэКа взволнованные горожане всё-таки решили сделать местом для встреч, чтобы обсуждать всякие необычные случаи. И один такой случай уже надо было обсудить. Дурак-корреспондент радио так его и обозвал: «Возвращение Бога».
Про автоматы
О том, что автоматы печатают пистолеты, горожане узнали ещё до того, как начали сравнивать банки.
Было время в первый год, когда люди дрались и даже убивали друг друга за еду, потому что думали, что однажды еда закончится. Запасались, берегли почём зря. Но продуктовые автоматы они никогда не ломали. Зачем, если каждый работал исправно? А вот то, что оружейный автомат выдает всего по одному пистолету и всего две коробки патронов на руки – было досадно.
Сколько потом не тыкай пальцем, хоть все автоматы в Городе обойди – ничего не получишь. И, конечно, каждому, кто был охоч до оружия, приходила в голову мысль, что пистолетов и патронов в автоматах ещё много, и достать их оттуда можно, если сломать.
Только сделать это было почти невозможно. Автоматы были монолитные, из неизвестного материала – не то металл, не то камень. С места не сдвинешь. Бей их, стреляй – только царапины остаются.
Тогда взял один умелец и сляпал взрывчатку. Его так и звали Взрывником. Десять мужиков целый месяц день и ночь ковыряли и сверлили в автомате дырки. Потом Взрывник залепил туда своего «зелья», поджёг фитиль, и все разбежались. Как жахнуло! Земля затряслась. Автомат треснул пополам. Мужики набежали, разогнали дым, стали смотреть в трещину, а там пусто! Вот не повезло…
Ковыряли месяц ещё один автомат на самой окраине города. Там мало кто оружие получал. Взрывали дважды, треснул только на второй раз. Взрывника даже слегка ранило осколком.
Обшарили сломанный автомат – ничего. Даже пачки патрон не оказалось. Но были там какие-то устройства, подвижные прямоугольные детали, сверкающие, как зеркала. И тут всем стало понятно, что оружие в автоматах берётся из ниоткуда. Печатается, как на 3D-принтерах, и никаких исходных материалов автомату не надо. Таких машин на Земле не было. Да много чего не было на Земле, чего было в Городе.
А потом кто-то стал рассматривать две банки со сгущённым молоком и заметил, что всё полностью совпадает: и цифры, и заводские дефекты. На одной банке была маленькая вмятина и на другой точно такая же в том же месте. И каждая царапина, и маленькая чёрная точка на жестяной крышке – всё совпадало.
Много кто потом увлёкся сравнением консервов, и сделали люди вывод, что, сколько ни возьми сгущённого молока – это будет всё одна и та же банка. Как все в городе ходили с копиями одного единственного пистолета.
Событие 23. Народ взволнован
Да, в Городе никогда не было спокойно. Уж такие там были люди, да и Город не был просто городом. Иногда жители его обзывали, как всякую глухую провинцию, но настоящего названия Городу так и не придумали. Их городам дают, чтобы отличать один от другого, а этот был единственным. Единственным посреди ничего.
В первые недели, когда жители изучали Город, кто-то сказал, что он похож на коврик для игры. Есть такие детские коврики, где нарисованы дома и дорожки, по которым можно катать машинки. И дороги на этом коврике замкнуты. Так и в Городе были внутридворовые дороги, были центральные. Но ни одна дорога не вела из Города. Да и куда бы она вела? С севера, запада и востока простиралась серая пустыня – может на сотни, а может и на тысячи километров. С юга был непроходимый лес, где обитали существа, враждебно настроенные к человеку. Горожане их называли млитами.
Так люди жили и не знали, что за лесом на юге, что за пустыней с других трёх концов. Они и север с югом обозвали условно. Кому было знать, где что?
Никто за три года не видел на небе ни одной звезды. И солнца никто не видел. Атмосфера была слишком плотная. Днём небо бывало очень светлое, почти белое. Временами голубоватое и зелёное. Но солнцу было не пробиться сквозь сплошные облака. По ночам небо всегда было чёрным. Без уличных фонарей стояла бы непроглядная тьма, как в лесу или далеко в пустыне.
А Город был маленьким, тысяч на тридцать – не больше, но народ в нём только убывал, поэтому бояться переселения было ненужно.
И никто ничего не знал. Все появились тут в один день. Находились те, кто говорили, будто появились тут раньше других, но на поверку они оказывались лжецами и знали они о Городе не больше остальных.
Каждый проснулся однажды ночью в своей квартире. Были в том Городе жилые дома. Были здания, предназначенные для других целей. Поэтому в Городе появился и научный институт, и маленькая больница, где могли вынуть пулю, если ты свой человек.
Когда в Городе объявился Бог, по радио выступил самоназванный мэр. Должности такой в Городе не было. До появления здесь мэр был директором мусорной свалки и тяготел к власти.
Мэр пришёл в редакцию и объявил в эфире, что в связи с появлением неизвестного человека, которого называют Богом, нужно устроить встречу, чтобы собрать все имеющиеся свидетельства об этом Боге.
Устроить собрание додумались и до него, мэр только подхватил, будто это было его решение. Местом проведения собрания он объявил недавно освободившийся ДэКа, а датой – завтрашний вечер. И это всё не было решением мэра, он сам узнал о собрании из слухов, и никто его там не ждал до выступления в эфире.
Были, конечно, те, кто с мэром и его чиновничьей свитой считался просто потому, что не могли себе представить Город без властей. Но кому нужны власти, когда всё работало само по себе?
Кто включает фонари по вечерам? Кто ремонтирует трубы? На чём работает общественный транспорт, роботы-чистильщики, которые сами по себе катались по улице, сметая пыль. Никто этого не знал. Всё само по себе.
Но было принято думать, что Город имеет свой срок годности и люди могут жить в нём ограниченное время. Сколько лет всем отведено никто не говорил. То был просто популярный миф, в который верили. Когда в ДэКа собралась толпа, человек четыреста, не больше, кто-то сказал, что приход Бога знаменует конец всему. Срок годности вышел, и вряд ли всех распустят по домам. Уж скорее скинут в ямы.
Мэр забрался на трибуну и сказал: «Уважаемые коллеги!». Он ко всем так обращался. Толпа не умолкла, но стала тише.
– Уважаемые коллеги, – снова повторил мэр. – Мы проводим первое городское собрание, чтобы обсудить то, что говорят о Боге, и некоторые другие вещи.
У него ещё много было записано на бумажке, но никто его слушал. В ДэКа собрались самые беспокойные горожане, им были нужны ответы, а не личные суждения самоназванного мэра. Им надо было знать, правда ли есть этот Бог, и если есть, означает ли это, что всему конец.
Тогда мэр спросил, кто из собравшихся видел Бога. Человек тридцать в толпе подняли руки. Сам мэр его не видел, а только слышал и не очень-то верил. Хотя и ему были нужны ответы. Он попросил каждого свидетеля «в порядке очереди» встать перед залом и рассказать о том, что знает, а также высказать свои предположения.
Первым с трибуны выступал Кравчик. Этот косноязычный баламут рассказывал, что видел Бога только мельком. И ещё минут пять пророчил всем худо, пока его не погнали со сцены.
Потом говорил Чурин. Он встретил Бога в скверике у своего дома. Чурин рассказывал, что пытался расспросить Бога кто он такой и откуда взялся, но Бог велел ему идти куда шёл.
Ничего мистического Чурин от той встречи не испытал, кроме интуитивного ощущения, что перед ним не человек, а кто-то другой, кто-то «превосходящий». Однако на вид он был обычным человеком. Уставшим и невесёлым, глаза пустые, ему словно было неохота нести голову на плечах.
Хотя Чурин и называл незнакомца Богом, в своих теориях он оставался скептиком. Он говорил народу, что считает Бога одним из необъяснимых городских явлений, вроде хлыстов в туннеле на западной улице, вроде пляшущих огоньков на краю пустыни, мгновенных заморозков, где бы они не были, и призрака в сером пальто, если таковой и вправду есть.
Чурин пытался убедить народ, что Бог на самом деле никакой не Бог, а только внушает людям веру в это, заставляет признавать его Богом. Такова природа этого явления. По мнению Чурина, приход Бога ничего не означает и не меняет, хотя он, скорее всего, смертельно опасен, как и большинство этих редких городских явлений. Скептицизм Чурина успокаивал.
После него на сцену запрыгнул какой-то дёрганый малец. Из тех, кто собрался в ДэКа, он был самый молодой. Имени его никто не знал. Этот пацан подтвердил слова Палкина о том, что Богу нельзя причинить вред. Малец видел Бога сидевшим на скамейке и хотел налететь на него, пригрозить пистолетом, но не смог. Как только пацан потянулся за пояс, на него напало оцепенение, и в затылке стало больно.
Кстати, тот пацан был единственным, кого потом убили на собрании. Кто-то тихо вогнал ему нож в грудь и усадил у стены на пол, будто бы он заснул, уронив голову на колени. Заметили это только когда стали расходиться. Кто убил – неизвестно. Кому-то понадобились его патроны – пистолет мальца валялся рядом, и в нём не было магазина.
Ещё со сцены выступили двое, но ничего нового они не добавили. Только говорили, где видели Бога. У всех сложилось впечатление, что этот Бог бесцельно бродит по Городу и кроме банды клубовских пока никого больше не убил.
Последним к трибуне выходил старик Алексеич. Ему было чем поделиться, но он так растерялся перед толпой, что только прохрипел: «Этот Бог всё про нас знает». Многие не придали его словам значения.
А ведь Алексеич знал, о чём говорит. Он Бога встречал за день до собрания в ДэКа. Алексеич шёл к себе домой с полной авоськой всякой еды. Эту авоську он сплёл сам. Старик останавливался то и дело, у него болело колено, когда он таскал тяжести.
Бога он увидел в квартале от своего дома. Этот необыкновенный человек разглядывал стену в том месте, где были старые следы от пуль. В первый год здесь была нескончаемая стрельба.
Когда Алексеич увидел Бога, его наполнило ощущение невозможного, словно перед ним было куда большее, чем видят глаза.
– Эй, это ты что ли Бог? – крикнул ему старик. Он уже был о нём наслышан.
– А ты Пряничный дед, – недобро отозвался Бог. Он ещё постоял у изуродованной стены и ушёл.
Алексеич добрался до своего дома, сел на ступеньку и зарыдал. До жизни в Городе Пряничным дедом его назвали всего один раз. И только в мыслях годами отзывалось это прозвище злобным эхом.
Пряничный дед. Пряничный дед. Пряничный дед. Как проклятие!
Алексеич всегда думал, что это внутренний голос его так обзывал. А вдруг этот внутренний голос всегда принадлежал Богу?
