Лучше всех путешествует тот, кто путешествует, не сходя с места.
…И бродили они по безвременью странной планеты, останавливаясь там, где застигла их ночь, усталость или случай. Но, даже сидя вкруг остывающего кострища, они продолжали своё путешествие.
Часто, глядя в пламя первородного огня, могли они видеть всех людей странной планеты одновременно. Но разглядеть одного, – где бы, когда бы и кем бы он ни был, – как всегда, было преочень непросто…
– Смотри, – всем как одному, говорит им сейчас огонь: в одно мгновение тысячи людей выдохнули свои души, а из тысяч других, родившихся, возможно взрастут те, кто усвоят искусство «Стать и быть Человеком». Иные, в отчаянной борьбе со смертельными недугами борются за каждый час жизни, чтобы успеть осуществить важные для всего человечества цели. А миллионы этих впрыскивают в свои вены смертельный яд, чтобы не думать ни о чём. Этот готов на всё за кусок еды для своих детей, а этот – ты не поверишь…
Чувствуешь, содрогается земля? Это тысячи тонн льда обрушиваются в ночи в холодные волны океана, или пленённая до рождения рыбка, опрометчиво выскочив из стеклянной банки, отчаянно бьёт хвостиком по пыльной суше подоконника…
Слышишь странное шипение? Это давится ржавчиной водопроводный кран в затхлом подвале, или стадо китов, шумно выдохнув светлый воздух, погружается в тёмные недра планеты…
Видишь странную тень, пробежавшую по пожелтевшим обоям? Это последний в городе дуб, умирающий за окном от смога, махнул сухой рукой, сорвавшейся с небосклона предпоследней обитаемой планете галактики…
А ещё, в эту самую минуту, миллиард людей встал на колени спиною к Храмам. Миллиард готовится убивать. А миллиард – смотреть на это пустыми глазами, глядя в экран, который вскоре, наконец, разрушит эту ставшую последней – циневедолизацию…
А ещё Огонь задавал вопросы, которые как всегда слышал лишь тот, кому они предназначались.
– Чем живёшь? – спросил он путешественника, – и тот ответил Огню:
– Мир полон величайших тайн, непонятых законов, невиданных сообществ, скрывающих иные сферы бытия и ценностей. Разве не достойная цель – найти их, понять и сделать эти знания достоянием достойных? И пока есть земли, на которых я ещё не был, пока есть на этих землях то, что я не видел прежде, пока я могу держаться в седле и легко обходиться без любых костылей, пока жажда познания терзает меня – я в пути! Да, мне придётся быть рыскучим, досужим, нестомчивым и лихим. Но мне давно недосуг…
Верю истово в то, что однажды,
Люди вспомнят, как жизненно важно,
На Пути: от рождения – к Богу,
Отпускать своё сердце в дорогу.
– А как ты учиняешь свои стихи? – спросил Огонь поэта. И тот, как всегда, рифмой ответил огню:
– По профессии я не ПОЭТ, и ПОЭТому толком не знаю, как рождается слово и строчка. Как, вдовея, многоточие становится точкой. Восклицательный знак изгибает прозрение в знак вопросительный. А падеж щедро-дательный, превращается в жалко-просительный.
Развернув извне-вовнутрь глаза и уши, просто опрастываю душу. Отпуская слова на бумагу. Те, что уже через верх. Отныне, отвечая за них за всех.
Схватки у сердца – отдыхай голова! Дух свободен – свободнорожденны и слова. Из Вышнего мира прихожие, абсолютно безкожие. Не спорю с ними. Исправить не пытаюсь, тем более убить!
Ведь учат меня богобуквенно буквы – слова любить. А не их смертное произносилище, очень временное, из мяса и воды (неважно, я это, он или ты).
Любить не созвучие звуков. Не рифмы пунктирную нить. Не крыло-копытные муки прилётоскакавшие вдохновить.
Свободу первенцу-слову, «вначале» рождённому ИМ! Не в полон и рабство лицам третьим (читай всем остальным). Ведь творить – не ума работа, а духа игра. Не потуги, а пухость пера. Не трудорифморадение, со штампом «полёт вдохновения». А заведанное освобождение (вот и словоназванье приспело) – «словорождение».
Я у этого слова-младенца в долгу. Я ему помогу. Чем смогу. Как смогу…
– Что ты точно знаешь о жизни? – спросил Огонь Сказочника. И тот ответил Огню:
У луны пушистое дыхание.
Вопрос гораздо важнее ответа.
Свет любит темноту.
Главное земное чудо – прикосновение.
Земля очень маленькая, и Бог качает её, как люльку младенца, чтобы волны качали в море корабли.
Звёзды родили ветер, чтобы кроны деревьев могли говорить.
Люди должны мечтать выше неба.
И если ты топнул по жизни как по луже, то твой бумажный корабль сможет переплыть все синие океаны.
И это, пожалуй, всё, что я точно знаю о жизни.
Когда просыпались странники в спящем мире, то встречались они с жителями чужих снов, с героями своих не рассказанных сказок и с образами своих невзошедших стихов. И слушали непроизнесённое, и разглядывали незримое. Вспоминали другими забытое и собой неосуществлённое. И спорили они сердцами, и слушали дыханьем, и запоминали глазами, обращенными внутрь.
А когда догорал огонь, спускались во тьме на землю Боги и выбирали из всего пережитого нашими путниками за день. И перемешивая эту жатву, как замешивает её жизнь, так приговаривали:
То, что осталось, осталось прочесть.
То, что прочтёте, не следует
помнить.
То, что запомните, внуками
вспомните.
Вечно прибудете с тем, чем убудете.
Позже, на обетованных небесах, извлекая то, что добыли из бытия, развешивали Боги на солнечных лучах и так приговаривали:
– Это – не правда, а истина;
– А это – настоящая правда, а не метафора;
– Это – чудесная метафора, а не простая истина;
– А это, в отличие от метафоры, истины и правды, – непознаваемая людьми реальность…
– Так кто по настоящему богат – имеющий или не нуждающийся?
– Ни тот, ни другой! Воистину, богат лишь тот имеющий, кто с радостью делится своим богатством с нуждающимся.
Варвар вправе выжать вдохновенье,
Из тягучей тверди трудных троп:
Азимут
Любовный
Исцеленъя;
Йоту
Словом
Умертвлённых
Нот;
Дерзость, – декламировать аккорды;
Каламбуром колебать канон…
Осознав однажды обречённо
Высшую возможность – выйти вон!
Заговорил Воин. Странное поведал:
– Пал в бою я. И поднесла мне Перуница в ковше резном, писанном, воду живую. И подвела мне коня белого, и отправила к Сварге. Там встречал меня Перунько. Вёл в чертоги благие. За стол саживал. Слово сказывал. Помню слова те, как рукоять меча свого.
– Славно ты жил, Воин. И судьбу, и время для жизни ты верно выбрал. И ко мне вернулся достойно. Но много воды утекло с поры той. Ныне я сам тебе судьбу выберу. Вернёшься, Воин, в жизнь тем же, кем был. Но не сыщешь примет и зарубок жизни прежней. Тех, кого знавал, не встретишь.
Нынче землица людьми болеет. Нравы и устои былые – попраны. Красивое и хорошее – давно не одно и то же. Поменяли люди ясное да ровное, целое да обережное, на путанное да кривое, битое да задорное. В чести не честь, а почести, не служение, а выслуживание. Всё, что не может быть товаром, называют они бесполезным.
Радуясь, не мёды сладкие пьют, а дурманводу, огневицу горькую. Не любиться и петь, не играть и хороводить стали от радостей телесных, а зверя тревожить в себе смердного и блудного…
Словом и делом – всё сам узришь.
Пойдёшь, Воин, по тропе, встретишь троих, что у Огня мною вместе собранные тебя дожидаться будут. Веди их, куда сам пойдёшь, знаки мои читая, как прежде читал. Оберегай их, покуда, от зол, как чад несмышлёных…
– И вот уж я в поле, чистом от людей. Горы то вострые, то покатые покругом. Тропу заприметил, стал на неё и так иду.
И ТАК ПРИШЁЛ К ВАМ.
Иду в небеса налегке,
Влекомый предчувствием встреч.
Акакиа – в правой руке,
А в левой – зазубренный меч.
Послесловие пишется тогда, когда закончились все призванные в рукопись слова.
Засловие почувствуется после осознания, во имя обладания чем ты опирался на слова, бегал по строчкам, перепрыгивал со страницы на страницу, добравшись наконец до смыслового источника их проистекания.
Не другими, а этими же словами объясню иначе: лишь узнав чем всё закончилось, мы понимаем зачем это когда-то началось.
Мы сделаем сразу по честному. У нас по плану, после прочтения всех слов и их осмысления, всё оформление смыслов, вся топософия, только и начнётся.
Поэтому вот краткий пересказ, точнее, краткая переопись сюжета этой книжки. Кстати, другой нет ещё и потому, что сюжета у этой книги, надеюсь, нет тоже.
Это было странное путешествие по странной планете.
Не всегда день здесь заканчивался ночью, а трапеза – насыщением.
Не всегда за вопросом следовал ответ, а ответ нёс ясность.
Но куда бы ни вели наших странников пути и дороги, они шли к себе. Потому что однажды нужно выйти из дома, чтобы, наконец, найти себя заблудшего.
Путешественник рассказывал попутчикам о своих самых странных путешествиях. Сказочник пересказывал им свои самые странные сказки. А Поэт читал свои странные стихи.
Но не всё рассказанное ими друг другу обрело плоть из букв.
По каким соображениям и кто отобрал из сотен путешествий, стихов, сказок и снов – именно эти – им неведомо. Как неведомо теперь нам, кто и кому их поведал.
Доподлинно известно немногое. Например, что Путешественник, предложил назвать эту книгу «Инструкция по эксплуатации одноразовой жизни». Поэт предложил название «Ножны духа». Сказочник обозвал это «Сказками для старых детей». А Воина никогда не интересовали названия.
Теперь мы знаем, как родилась эта странная книга о том, как сказочник стал путешественником, путешественник поэтом, а поэт воином. А воин, с чувством удивления, вызвавшим у него удивление, обнаружил, что и путешественник, и сказочник, и поэт, – это он сам.
Оказывается, все персонажи этой истории одной жизни жили в нём. Выходит, кто-то из них задавал ему вопросы? Кто же тогда на них отвечал? Кто конкретно от лица спрашивающего задавал вопросы и кому конкретно из них предназначались ответы Учителей?
– А в ком же тогда жил сам Воин?
– А как же Боги? Неужели и это не божественная, а обыкновенная людская история? Даже если она про людей, то ведь Боги, это те, кто управляет и людьми, и их судьбами. А их действительно много. Их имена Любовь и Совесть, Правда и Ложь, Корысть и Милосердие, Суета, Вера, Надежда, Опыт, Знание…
– А ОН – тот, кто повелевает этими Богами – кто он и как зовут ЕГО?
– Зовут его ЧЕЛОВЕК. И человек этот – ТЫ.
– Тогда для кого и зачем вообще написана эта книга? Для того, кто её писал или для тех, кто её сейчас читает?
– Теперь-то мы знаем, что эта книга исключительно для тебя. Это ты, читая, пишешь её сейчас. И то и другое – потребности твоей томящейся души. И раз уж ты понял это, нам нет необходимости применять дальше местоимение «ты». Итак:
Это МОИ вопросы и МОИ ответы на них. Это я спорил и соглашался со своими попутчиками и учителями, живущими на соседних страницах книги этой МОЕЙ, мною придуманной жизни.
Просто у каждой жизни, как и у каждой книги, должен быть автор. Ведь это так удобно, знать, кто написал ту или иную книгу-жизнь, воплотив своей управляемой судьбою её сюжет.
Тираж любой жизни покажет, каким спросом она пользуется и кому интересна.
Наверное, важны также обложка и оформление жизни. Нужно только помнить, что не это самое главное. Главное, чтобы у жизни были страницы, которые можно перелистывать в обе стороны. И чтобы на этих страницах жили слова, которые увлажняют глаза, сушат горло или не дают возможности бегло их перелистывать.
Хорошо ли, чтобы у жизни был жанр? Роман это или детектив, стихи или сказки? Ведь интересно, могу ли я определить жанр моей жизни, пересказывая себе её содержание.
А может, это не только не важно, но и лишено смысла?
Какая из страниц моей жизни важнее? Наверное, ещё не прочтённая. Не названная. Не отредактированная. Не пронумерованная. Не вписанная в оглавление.
Но как тогда читать эту книгу? Сначала, с конца или с середины?
Наверное, так, как читаешь её ты.